Гаррота

У Джонатана теплые руки, значит, в Лондоне он успел хорошо поесть. Теплые руки и злой взгляд, ледяной, как каменные стены старинного поместья Кэрфакс. Этот взгляд теплеет только при виде Элизабет. Самому Дракуле вот уже который век достаются злость и презрительный холод. Джонатан все еще не простил того, кто дал ему вечную жизнь и такую же вечную жажду крови. Кто бросил его на съедение, как кусок мяса. Дракула усмехается уголками губ, почти без усилия перехватывая Джонатана за шею. Под ладонью судорожно дергается кадык. Длинные белые клыки угрожающе скалятся. Джонатан шипит, пытается ударить под дых, вывернуться из рук, как змея. Но не может. Сколько бы лет ни прошло – он по-прежнему будет намного слабее того, кто его обратил. −Подумать только. – с усмешкой шепчет Дракула, крепче вжимая Джонатана в неровную каменную кладку. – Как тебе идет этот век. Джонатану и правда очень к лицу XXI век. И эта тонкая черная рубашка на пуговицах, которую так удобно рвать. И узкие черные джинсы, модно обтрепанные на коленях. И аккуратно уложенные обрезанные по плечи кудри. И стальная цепочка на шее, так похожая на серебро. Вампир, носящий серебро. Почти так же забавно, как пляшущий на пылающих углях человек. −Ступай к дьяволу. – шипит в ответ Джонатан, пытаясь пнуть тяжелым ботинком в колено. – Поучись у него манерам. −Любопытно, чем тебя не устраивают мои манеры? – вкрадчиво интересуется Дракула, сильнее стискивая прохладными пальцами по-человечески теплое горло. – Элизабет почему-то всем довольна. При звуке имени Элизабет красивое лицо Джонатана искажается и становится похожим на волчий оскал. −Ее зовут Мина. – рычит он, напрягаясь всем телом и пытаясь хотя бы оттолкнуть графа от себя. – Ты слышишь? Ми-на! Дракула только легко качает головой. Элизабет с поразительной легкостью удается совмещать воспоминания безвременно погибшей румынской княгини и благовоспитанной английской леди, словно две этих сущности гармонично уживаются в одном теле. Или почти гармонично. Через полвека после обращения она неожиданно полюбила долгие одинокие поездки, и теперь раз в несколько лет на год покидает Лондон, обрывая всякую связь с Кэрфаксом. Дракула не протестовал, безоговорочно понимая и принимая – ей важно побыть одной, чтобы снова помирить внутри себя Элизабет и Мину. Вот только без нее совершенно некому мирить их с Джонатаном. −Ох, Джонатан. – насмешливо сетует Дракула. – Однажды ты все-таки поймешь, что я никогда ни о чем не забываю. К слову, временами мне очень хочется напомнить тебе об этом. Джонатан почти стонет, когда его тянут за шею, разворачивая лицом к холодной шершавой стене, вжимая в нее щекой. Дракула без усилий перехватывает его правую руку, заламывая за спину и одновременно с треском разрывая воротник рубашки. Ткань, такая же непрочная, как и все в этом фальшивом веке, поддается легко. Намного легче, чем сам Джонатан, изо всех сил бьющийся в стальной хватке, как угодивший в капкан зверь. Затихает он только, когда клыки Дракулы глубоко погружаются в плоть, там, где красивая шея переходит в плечо. Джонатан запрокидывает голову и все-таки тихо стонет, прижимаясь к стене, пытаясь хоть так отстраниться, но Дракула только сильнее заламывает ему руку и касается губами кожи, смакуя теплую пряную, как вино, кровь. −Ненавижу… − едва слышно цедит сквозь зубы Джонатан. Дракула отрывается ненадолго от его шеи, облизывает губы и улыбается почти радостно. −Молодец, Джонатан. Ненависть – это хорошее чувство, сильное. Кровь от него так и кипит. А чем горячее кровь, тем вкуснее. И снова склоняется над ним, широко облизывая место вокруг укуса, собирая драгоценные алые капли. Джонатан шарит свободной рукой по стене, сдирая кожу о неровную кладку, изгибается так, словно у него вовсе нет позвоночника, и неожиданно вытаскивает кинжал из ножен на поясе у Дракулы. Ударить он почти успевает. Почти. Дракула перехватывает узкое, но крепкое запястье, сжимает до хруста, заставляя Джонатана охнуть и разжать пальцы, а потом припечатывает его руку к стене. −Сколько веков ты еще будешь со мной сражаться? – шепчет Дракула, убирая клыки и скользя короткими поцелуями по вздрагивающей шее. – Поверь мне, Джонатан. – продолжает он, касаясь губами уха зашипевшего англичанина. – Это бесполезно. Ты – мое творение, и наша связь нерушима. Поводок от твоего ошейника все равно будет в моих руках. −Это не ошейник... – задыхаясь, выговаривает Джонатан. – Это гаррота! Он снова дергается, пытаясь вырваться, но несильный толчок в спину заставляет его проехаться щекой по камням и сдавленно застонать. −Ненавижу… − шепчет Джонатан, когда Дракула кусает его снова, жадно и шумно глотая кровь. −Ненавижу… − повторяет он, когда его бесцеремонно разворачивают спиной к стене, едва не вырвав из сустава правую руку. Пальцы Дракулы скользят по впалой щеке, с которой уже сходят ссадины от удара о грубо обтесанные камни. Обводят послушно размыкающиеся губы. По-волчьи горящие в полутьме глаза валашского князя почти лишают воли к сопротивлению. А широкая сияющая улыбка добивает окончательно. Под рукой графа сдается и так уже ни на что не годная, перепачканная кровью рубашка. Дракула со звериным урчанием припадает к шее, но уже не укусом, а долгими сводящими с ума поцелуями. Спускается ниже, находя губами местечко, где отчетливее всего ощущается слабое биение пульса. Прихватывает зубами кожу под ключицей. −Будь ты проклят. – выдыхает Джонатан, обхватывая широкие плечи графа и мстительно впиваясь в них пока еще короткими, как у котенка, когтями. Дракула в ответ взрыкивает, прижимается ближе, давая почувствовать, что выпитая кровь явно пошла ему на пользу. Джонатан болезненно выдыхает, проезжаясь спиной по шершавой стенке. От рубашки точно останутся одни лоскуты. От штанов, впрочем, тоже, потому что стальные пальцы Дракулы уже расправляются с ремнем, с треском выдирают железный болт, разрывают молнию. Стаскивают вниз, оставляя быстро набухающие кровью царапины на бедрах. −Лучше бы твои девицы меня сожрали. – хрипло говорит Джонатан, откидывая голову на стену. Одежда кучей лоскутов валяется у его ног. Нетронутой остается только цепочка на шее. Дракула улыбается так обаятельно и беззаботно, словно они ужинают в хорошей компании в одном из респектабельных ресторанов того, другого Лондона. −Ты ведь мог им это позволить. – отвечает Дракула, легко наматывая цепочку на палец и заставляя Джонатана податься ближе к себе. Звенья впиваются в загривок, и Джонатан скалит зубы прямо в открытое улыбчивое лицо румынского князя. −Но нет. – низким бархатным голосом продолжает Дракула. – Ты выбрал бороться. Как и я когда-то. −Влад Колосажатель. – выплевывает Джонатан, когда цепь вокруг его шеи сжимается туже, а потеплевшая ладонь, огладив мимоходом бедро, цепляет под коленом. −Не без того. – усмехается над ухом Дракула. Джонатан кривит губы и ничего не говорит. Он все еще его ненавидит. Ненавидит, когда крупная напряженная плоть насухую преодолевает сопротивление тугих мышц. Ненавидит, когда глубже вгоняет когти графу в мускулистые плечи и даже почти любуется расцветающими на белой рубашке алыми пятнами. Ненавидит, когда на шее отзывается горячей пульсацией так и не сошедший до конца след от того, самого первого укуса. От этого шрама по всему телу разливается тепло, почти жар. Пережимает горло, растекается в груди, расплавленным серебром заливает низ живота. Джонатан стонет и сам проезжается спиной по каменной кладке, пытаясь хотя бы этой болью заглушить ту, другую. Он все еще в состоянии чувствовать боль, а вот Дракула, кажется, уже нет. Граф двигается ритмично, сильно, не сбиваясь и не давая прийти в себя и опомниться, без усилий удерживая Джонатана одной рукой, а второй туго натянув цепочку вокруг шеи. Джонатан чувствует, как стальные звенья потихоньку рассекают кожу. Как проступает под ними кровь. От этого тугой узел внутри затягивается еще сильнее. Каменно-твердый член неприятно проезжается по ткани рубашки Дракулы. −Однажды… − шепчет Джонатан, до крови кусая губы, чтобы не стонать. – Я убью тебя. И буду… Буду свободен. −Будешь. – легко отзывается Дракула, ловко меняя угол и все-таки заставляя Джонатана взвыть от выламывающей все тело болезненно-сладкой судороги. – Конечно, будешь. Только обрадуется ли моей смерти Элизабет? Твоя Мина… Джонатан не отвечает, мстительно уворачиваясь от мазнувших по щеке перепачканных кровью губ. Дракула кусает его за ухо и вдруг легко приподнимает. А потом насаживает до упора, как на кол, заставляя хрипло закричать. Джонатан закрывает глаза, но слезы все равно текут из-под опущенных век. −Ох, Джонатан… − сдавленно выговаривает Дракула, увеличивая темп. – Однажды ты поймешь, что я дал тебе больше, чем ты мог получить в своей жалкой смертной жизни. Элизабет уже поняла это. −Я все равно… Убью. Тебя. – шепчет Джонатан, жмурясь так отчаянно, что слезы текут еще сильнее. Соленые. Горячие. Прямо как кровь. Дракула хрипло стонет, изливаясь и вцепляясь зубами Джонатану в шею, там, где горит и пульсирует самый первый укус. И Джонатан, подавившись собственным криком, сжимается вокруг по-прежнему твердой плоти, выгибаясь и кончая с долгим облегченным стоном. Следы от укусов и цепочки на шее горят, как туго затянутая гаррота.