В отсутствие любви и смерти

Не то чтобы Ряным не понимает, что у него нет шансов — он не глуп. Но спустя столько лет он успешно убедил себя, что ему хватает того, что есть. Ли Чанхён любит его, заботится о нём, рискнёт за него жизнью, если понадобится, но он мужчина, созданный для женщин, вот и всё. Ряным — простолюдин, полукровка, бывший раб-подстилка из управы в Ынсане, вытащенный Ли Чанхёном из-под мерзкого извращенца, — для него не более чем любимый братишка. Не более? Нет, не так — это немыслимая удача, что Ли Чанхён человек, который способен увидеть что-то достойное любви даже в таком существе, как Ряным. Красавец Ряным, лучший голос Чосона Ряным, певец тысячелетия, который выступает только в лучших заведениях столицы Ряным... У него предостаточно поклонников и поклонниц, и у некоторых из них чувства выходят за пределы простого восхищения внешностью и голосом. Иногда Ряным отвечает согласием. О, разумеется, только с теми и там, где это безопасно: там, где Ли Чанхён получает повод мягко подшутить над ним из-за красивой любовницы. Ряным сделает для него что угодно. Участие в войне, в которой оба они не были заинтересованы, в защите страны, которая пренебрегла ими обоими, входит в этот список. Пары, состоящие в смешанном браке, как родители Ряныма, в приграничных конфликтах считались законной добычей обеими сторонами. Для чжурчжэней из Хверёна, родного города матери, она была шлюхой, польстившейся на чужака; для чосонцев отец был предателем, наверняка делившимся информацией с чужачкой-женой. Оба они погибли от бесчинств чосонских солдат, а Ряным угодил в Ынсан... Если бы Ли Чанхён не пожалел его, он давно был бы мёртв. И раз Ли Чанхён этого хочет, Ряным пойдёт с ним воевать против чжурчжэней... нет, теперь они называют себя маньчжурами, так что против маньчжуров. Тем лучше: меньше поводов считать их родичами. Ряныма не пугают военные тяготы, он умеет обращаться с оружием и даже — редкость для Чосона — знает, как управляться с ружьём. И когда Ли Чанхён решает ввязаться в придворную возню и шпионить в лагере маньчжуров по приказу наследного принца, Ряным без колебаний соглашается последовать за ним. Он отлично знает язык, а кроме того, для своей задумки Ли Чанхён полагается на его талант. У них всё получается. На второй же вечер Ряным поёт у костра, позаботившись, чтобы это было достаточно близко к шатру, в котором якобы находится великий хан. Тот, который в последнее время называет себя императором Поднебесной, основателем новой династии, пришедшей на смену Мин. Ли Чанхён хочет убедиться, что в Чосон действительно прибыл Хуантайцзи: такие слухи ходят, и для Чосона они тревожные, потому что означают, что эта война много важнее для маньчжуров, чем казалось изначально. Ряным выбирает старую колыбельную на маньчжурском, которой его научила мать. Ничего удивительного, что скоро их зовут в шатёр. Человек внутри полулежит на постели, застеленной мехами. В его позе есть нечто от большой кошки — это первое, что замечает Ряным. Ли Чанхён впивается взглядом в его лицо, но Ряным уже понимает: эта рискованная затея была не зря, человек перед ними — не подделка. Он не молод, но и не стар: в том идеальном возрасте, когда опыт уже переплавился в умения, а сила ещё не покинула тело. Лицо хищное, холодное, в бороде пробивается седина, так же, вероятно, как и в волосах, но голова у него выбрита, как у всех маньчжуров. Только толстая, как канат, перевитая шёлком и золотыми нитями коса спускается от затылка до талии. Ряным поспешно опускает взгляд и, повинуясь приказу, начинает петь. Ли Чанхён отбивает для него ритм на барабанчике. Всё время, пока голос Ряныма наполняет тёмное пространство палатки, хан слушает, опустив веки. Ресницы у него очень длинные и неуместно смотрятся на этом рубленом недобром лице. После выступления их с Ли Чанхёном почти наверняка подвергнут пытке: не то чтобы способ, с помощью которого они подобрались к Хуантайцзи, был особенно тонким. Они вызывают подозрение, так что генерал Ён Голь Дэ — Ингульдай, его зовут Ингульдай, Ён Голь Дэ это чосонское произношение, — который сейчас слушает песню вместе с ханом, наверняка возьмётся за них как следует. Они с Ли Чанхёном успели обсудить, что говорить и как действовать. Когда Ряным умолкает, великий хан поднимается со своего ложа, делает несколько плавных шагов, приседает, поднимает его лицо за подбородок и поворачивает, разглядывая: — Отныне приходи петь ко мне каждый вечер. *** Проходит неделя, прежде чем его зовут в шатёр одного, без Ли Чанхёна. Ряныма пригласили в неурочный час, Ли Чанхён в это время тайно встречается со связным из крепости Намхансан. Когда песня заканчивается, Хуантайцзы не спешит отпускать его и не велит петь ещё. Сидит, как и прежде, развалившись среди мехов и подушек на ложе, и ждёт. Пытки, которым Ингульдай подверг Ли Чанхёна, чтобы вырвать ответы у Ряныма, растревожили память, и ему трудно избавиться от плавающего на поверхности сознания воспоминания: мужчина наваливается на него сверху, Ряным вопит и вырывается, но насильник много крупнее и сильнее... Ему было тогда тринадцать, и для него, мальчишки, тот зверь навсегда остался непобедимо огромным. Он всегда так о нём и думал: не как о человеке. Даже когда рассказывал генералу про знакомство с Ли Чанхёном, сказал: он спас меня, убил набросившегося на меня дикого зверя. Ряным никогда не забудет лицо шестнадцатилетнего Ли Чанхёна, сжимающего в руках окровавленный камень. На груди у Ряныма до сих пор остались шрамы от ножа: зверь резал его раскалённым клинком, пока насиловал. Голос тогда Ряным не сорвал просто чудом. Повезло. Но сейчас впору задуматься, насколько это на самом деле удача: и голос, и стройный стан, и белая-белая кожа, и красиво вылепленное лицо, которое зверь тогда не тронул. Хан, конечно, бесконечно не похож на мелкого офицера из приграничной управы, но взгляд, которым он обводит Ряныма сверху донизу, задержавшись на девичьи аккуратных губах, он узнаёт. Всё равно отказать — немыслимо. Не простолюдину-полукровке отказывать владыке всех чжурчжэней, что объединились под знамёнами Поздней Цзинь. Не шпиону отказывать человеку, близость с которым может оказаться бесценной... Так что Ряным безропотно ползёт на коленях, повинуясь властному взмаху руки, покорно открывает рот и закрывает глаза. *** Ряным знает, что мог бы добиться большего. Это опасная игра, но все шпионы испокон веков играли в неё, и раз уж они с Ли Чанхёном теперь шпионы, было бы естественно принять правила. То есть это было бы ужасно, и Ли Чанхён бы всё понял, и он мог предпринять что-то безрассудное, чтобы спасти Ряныма, и, ох, вероятно, им обоим сложно было бы смотреть после этого друг другу в глаза, но... По какой-то причине великий хан воздерживается. Тот раз так и остаётся единственным. Ряным убеждает себя, что испытывает по этому поводу только облегчение, без тени разочарования. *** Проходит почти год, прежде чем Ряным поёт колыбельную снова — в саду императорских покоев в Шэньяне. Пробраться сюда стоило ему небольшого состояния, но если этот план не сработает, Ли Чанхёну конец. Его, мелкого переводчика, казнят за компанию с тем несчастным неудачником из свиты принца-заложника, которого генерал Ингульдай выбрал для показательной порки: продемонстрировать наследному принцу Чосона, чего стоят его жалобы и возмущение здесь, в сердце Поднебесной. Ещё Ли Чанхён не нравится Ингульдаю, а теперь тот и вовсе уверился, что тогда, в военном лагере, они с Рянымом шпионили (что чистая правда). Единственный шанс — рискнуть и обратить на казнь внимание самого великого хана... то есть императора. Император выходит в сад одновременно с багровым от гнева генералом, вбегающим в ворота с противоположной стороны. — Это ты, — говорит Хуантайцзи, владыка мира, великий хан маньчжуров, объединитель земель, первый император золотой династии Айсиньгёро на троне империи Цин. Ряным падает ниц. Император уводит его с собой во внутренние покои. Этот раз отличается от предыдущего. Это не военный лагерь и не шатёр, стены которого пропускают каждый звук. Ряным больше не одет как маньчжурский солдат и не прячет волосы под шапкой, чтобы скрыть происхождение. И самое главное... там, в лагере, Ряным ещё не подозревал, почему Ли Чанхён ввязался в войну, которая его не интересовала, на стороне наследного принца, который ему даже не нравился. Почему позже отправился на остров Канхвадо, безрассудно отбросив своё прикрытие и разоблачив себя перед маньчжурами. Почему вдруг сорвался из Чосона в Поднебесную... А следовало бы догадаться, что дело в женщине. Всякий раз, как мужчины ударяются в безумства, следует первым дело подозревать вмешательство женщин. Но сам он настолько далёк от этой идеи, а Ли Чанхён за годы столько раз демонстрировал свою неуязвимость к обольщению, что Ряным оказался позорно слеп к истине. Ли Чанхён влюблён в Ю Гильчэ, влюблён так, как поют в песнях: любовью, что разрушает царства. Возможно, по какой-то из этих причин всё иначе. Ряным охотно встаёт на колени, с готовностью поднимает лицо. На сей раз он не просто хочет — он хочет осознанно. Император входит в его рот, запускает пальцы ему в волосы, покачивая бёдрами. В прошлый раз Ряным просто позволил делать с собой что угодно, сейчас ему хочется проявить себя. Он толкает языком, забирает твёрдый ствол за щёку, плотнее сжимает губы и пытается сосать. Судя по низкому одобрительному стону, его усилия оценены. Когда император кончает, у Ряныма вдоль хребта скатывается колкая жаркая волна: член натягивает одежду, голова кружится. Он вздрагивает от изумления: одно дело изнывать от безнадёжной любви или притворяться ради успешного шпионажа, но это... Ряным привык думать, что Ли Чанхён его сердце, исключение из всех правил, однако императора он не любит — и всё же возбуждён до предела. — Почему ваше величество отпустили меня тогда, в лагере? — вырывается у него прежде, чем он успевает подумать. Тот не удивляется вопросу и не гневается. — Ты боялся, — просто говорит он. Ряным стискивает кулаки. Это правда. Боялся — физическим, животным страхом боли, унижения, беспомощности. Даже его фантазии о Ли Чанхёне никогда не заходили дальше осторожных ласк. Но Ли Чанхён любит Ю Гильчэ и не думает ни о ком другом... — Не бойся, — мягко говорит император. Его взгляд бродит по лицу Ряныма. — Я рассужу дело твоего друга по справедливости. И велит слугам снаружи призвать к себе генерала Ингульдая и опального переводчика.