Часть Вторая. «Прошлое»
Глава 6
Похоже, или Егор немного ошибся в координатах? Этот вопрос возник у Романа тогда, когда они с его новым другом оказались на какой-то улице. Мощенный тротуар, впереди набережная. Пустая улица, фонари совсем не такие, как сейчас, всё другое, паника охватила бедного юношу. Он озвучил вопрос вслух, на что Евгений вздохнул, закатил глаза и, отклячив руку, показал ею на здание за их спинами. — Вот мой дом, — сказал Завьялов, заставив Рому повернуться дерганьем за плечо пиджака, — пойдем, а то не комильфо мне в домашнем халате посреди улицы стоять! «Как журавль, входит в залу и всем видом показывает, что ждет оваций» — писал князь Дмитрий Тамичев, имевший с Завьяловым родство через сестру отца. Сущность графа прочувствовалась сразу, Роман даже подозревать не мог как виртуозно аристократия во все времена прикрывалась маской этикета. Савьялов несколько опешил от резких слов Евгения, поэтому ему было сложно сориентироваться в пространстве. Ощущения после перемещения были очень странными. Он ничего не запомнил, ничего не видел, в один миг перед его глазами все потемнело и тут же снова явилось. Единственное, что чуть не снесло Романа с ног, так это пронзительный свист и порыв ветра в ушах. У него до сих пор кружилась голова. Да, вестибулярный аппарат Ромы явно не одобрил изобретения Егора и всяческих инновационных прогрессов, Савьялов даже не сразу сообразил как передвигать ногами и первые десять секунд, по его ощущениям, он чувствовал себя амебой. Рома скоро поднял голову и оглянул голубое небо. Как лента, тянулся солнечный луч, распространяемый на каждый угол, сияли облака медным заревом — дело близилось к двум часам, солнце в зените, шумит река, но совсем по-другому. Роман с трудом поймал себя на мысли о том, что он узнает эти места, но ни интуиция, ни память не дает о себе знать. Все ощущения присутствия разом стерлись. — Как мы оказались здесь? — слегка хрипло и негромко вопрошал Рома, щурясь то ли от солнца, то ли от заложенных ушей, — Для перемещения же нужно зеркало... — Я так полагаю, это оно. — сказал граф и элегантно указал рукой на выставленные возле ближайшей лавки зеркала, одно из которых опаснейшим образом было разбито. Роман, когда взглянул на сотни мелких осколков, усеявших серые камни набережной, резко почувствовал, как его голова начинает беспрестанно болеть, треск стекла резонирует в него в затылке. На лице Завьялова появилась обеспокоенность, но Рома ловко уворачивался от любых попыток помощи. Тогда Евгений счел необходимым как можно скорее пойти к дому. Рома надеялся, что вот-вот придет в себя, очнется от гнетущей боли, сотрясающей его молодое сознание, как вдруг из-за угла выскочил извозчик, лошадь его неслась, как бешеная. Женя даже не успел среагировать до того момента, как косматая толкнула Савьялова в спину, и извозчик начал кричать. Евгений, вздохнув, быстро подошел к месту происшествия и, оглянувшись, посмотрел убийственным взглядом на извозчика. Тот сразу перестал ругаться и затих, снял фуражку и откланялся. — Доброго дня, Евгений Александрович, — улыбнулся по-простому мужчина. — Что происходит здесь? — спросил Завьялов, наблюдая как Роман встает и отряхивается, — Опять давишь тут всех перед моим домом? А лошадь? — Женя активно указывал рукой на глупую морду с сияющими глазами, — Всё та же, Матвей, какая на прошлой неделе тут ипподром устроила, перебудила всю улицу. Матвей, виновато понуря голову, отвечал, употребляя унизительный словоерс: — Другой не дают-с. Роман, к счастью, придя в себя, взглянул на Евгения, а потом с грустью на извозчика, лопатки ныли, а руки все в песке, самое неприятное чувство. Рома, оглянувшись вокруг, был в замешательстве. Насколько же сильна была боль, раз он не услышал стук копыт? От удара она мигом сошла, но что-то прямо сейчас звенело у него в голове. Парень приставил два пальца к виску и попытался прийти в себя, отвлекаясь от посторонних звуков. Настойчивое дребезжание напоминало землятресение в посудной лавке. Выражение лица Матвея сразу изменилось, и Завьялов то заметил. Оправился и дернул Романа за руку. Евгений подключил все каналы своей сообразительности и тут же принял решение увести подопечного, пока недоумевающий извозчик не начал задавать много лишних вопросов. — Если кто что спросит, то ты мой товарищ по гимназии, понял? — сообразил Женя, подталкивая Савьялова в сторону дома, — Что нас даже учителя путали и все в этом роде. — А вы учились в гимназии? — осторожно спросил Рома, щурясь от слепящего августовского солнца, здесь оно было особенно ярко. В ответ на это Женя с грозностью попросил парня не умничать. Затем, отправив Матвея дальше на его невыносимой лошади, юноши вдвоем достаточно быстро задвигались к дверям дома. Рома все еще был, такое чувство, не в своем теле, поэтому замедлил шаг и стал осматриваться. Не торопясь взойдя на крыльцо, Савьялов поднял голову и стал со внезапно нахлынувшим изумлением рассматривать особняк, каждый камень гранита, из которого он состоит. Двухэтажное великолепие центра Петроградской стороны потрясало молодого человека. Рома был убежден, что, все, что представилось ему, ненастоящее. Завьялов впустил Романа в светлый, длинный коридор. Вкусом украшателя помещение обделено не было. Приемная выглядела особенно контрастно на фоне внешнего убранства особняка. Так и не скажешь по этим бледно-белым стенам без изобилия картин, как привыкли представлять дворянское жилище, что здесь жил представитель одной из самых состоятельных семей Петроградки, а может и всего элитарного Петрограда. Присмотревшись, можно было в полной мере разглядеть что здесь действительно изысканно — дубовые скамьи, изразцовая печь с множеством орнаментов, напоминающих о вояжах времен Екатерины Второй, где все блистало и вычищалось. Дорогой палас и длинная люстра, растягивающаяся от парадной двери и до прохода в зал. Евгений искося оглядел зачарованного Рому и выпалил: — Ты поаккуратнее на лошадей бросайся, а то я тебя бояться начну! — и открыл дверь из скромной приемной в такую же скромную главную залу, откуда уже расползались ходы по другим комнатам и на лестницу. — Меня сбили как в одной книге, — сказал задумчиво Рома, оглядывая потолки, Евгений все это время стоял рядом, — «Двенадцать стульев» называется. Женя, понимая, что это опять какие-то замашки человека из будущего, недовольно выдохнул и, нагнувшись к уху Савьялова, сказал: — Полегче со своими познаниями, тут тебе придётся очень тщательно следить за языком, ведь только я знаю, что ты ещё даже не родился. Граф улыбнулся, а Роман принял его слова к сведению. Да, было бы не кстати оказаться объектом внимания в такой обстановке. Рома пообещал себе совладать с собственными мозгами и следить за языком, как посоветовал Завьялов. Хотя, ему это представлялось пустяковым, он всегда был вменяемым, умным парнем, не страдающим всплесками энергии. Евгений прошел чуть вперед, подойдя к тумбе, достал оттуда гребень и решил привести себя в порядок. Глядя в зеркало, он поправлял прическу, укладывая кудри так, как надо. Из любопытства, Рома подошел к месту, где стоял Женя и также заглянул в зеркало. Между ним и его отражением в зеркале вдруг мелькнул странный, внезапный диссонанс, он увидел себя, увидел Завьялова и вдруг потерялся. Мозг на миг перестал обрабатывать изображение, перед Ромой его отражение и граф слились в одно. Савьялова это не на шутку напугало. — Зеркало впервые видишь? — посмеялся Завьялов, убирая расческу обратно, Роман посмотрел на Евгения, улыбнулся слегка ошалело и, опустив голову, отошел к лестнице. — Потрясающий дом, Евгений Александрович! — сказал Савьялов, создавалось впечатление, что он сейчас расплавится от любопытства оглядеть особняк целиком. — Все, что создала наша династия, вот оно, здесь, живет, и как будто отдает шумом проводившихся еще много лет назад вечеров. — говорил Женя, не сколько торжественно, сколько искренне, встряхивая руками, — Теперь и ты часть этого пространства. — граф отрешенно усмехнулся и пошел в гостиную, огражденную арками и стеклянными дверьми. Картин на белых, перламутровых стенах уже было порядочно, и все пестрили тем или иным видом абстракции или натюрморта. Большой ковер из самого мягкого велюра, большой диван с резными ножками, рассчитанный на сбор большого количества людей, пылал жаром своей историчности, но к Евгению редко ходили гости, и жил он один, поэтому оценить дороговизны мебели никто не мог. Посреди комнаты, у дивана был стол, чуть дальше красовался камин, рядом с ним, по бокам тянулись книжные полки. Переплеты могли показывать, что книги принадлежат состоятельному человеку, здесь были издания, которые сейчас считаются огромной ценностью. Роме гостиная очень понравилась, особенно сочетание высоких окон, выходящих в сад, завешанных плотными шторами на шнурках. Завьялов сразу сел на диван, вытягиваясь, а Роман все бросил и изучал местность. Он не мог всем своим словарным запасом выразить эмоций, производимых на него. То ли он их не понимал, то ли мысли деревенели. — После таких эмоциональных потрясений стоит передохнуть! — лениво сказал граф, опираясь руками по бокам, — Садись, тебе особенно советую. Савьялов, поправив пушистые кудри, поглядел на бездействующий камин, собранный из насыщенно-красного камня, с чугунной оградкой, рядом стояла пустая поленница. Юноша, осмотрев незнакомую, будто нереальную комнату ещё раз, присел недалеко от Евгения. Дышать становилось полегче, в воздухе дома витал отдаленно знакомый запах, отчего Рома явно млел, расслабляясь в тишине. Совсем растечься он не мог, поэтому наслаждался скромно. Из коридора доносился треск часов, как по заказу, и совсем скоро тишину общества молодых людей нарушил внезапно явившийся в комнату Сергей. Он, без задней мысли, что у барина гости, воскликнул: — Евгений Александрович, где же Вы были? Женя, обернувшись на домоуправителя, усмехнулся, будто дразня, и сказал: — Надо было прогуляться, чтобы жужжание наконец исчезло! Кто ж знал цену таким прогулкам... Сергей, поклонившись, прошел из дверей ближе к дивану и, увидев гостя, выдал на лице неистовый восторг, отнюдь не в положительном ключе, глядя на улыбающегося Завьялова и бледного Романа. Услышав голос за спиной, он пришелся, как удар в колокол, парень вздрогнул и не сразу понял откуда идет звук. Рома, взглянув в ответ на мужчину, старался не подавать виду, не показывать своего смятения и неудобства, но у него очень плохо получалось. Граф осмотрел сначала домоуправителя, затем Рому и негромко посмеялся. — Мне страшно предположить о чем ты, Сережа, думаешь. — произнес Евгений ласковым голосом, уперевшись локтем в спинку, — Не задавай лишних вопросов, привыкнешь. А теперь иди, дел у тебя и так много, дорогой. Женя встал с дивана, поднял со стола газету, пощурился, выглядывая бледный текст, и выдал: — Вчерашний номер, где же ещё один, сегодняшний? Этот вопрос остановил уходящего Сергея, он, сняв шляпу, выдал: — Вы его читали утром, оставили на столе в столовой. Если его, конечно, по ошибке неграмотный слуга не пустил на растопку печи. — Я ему пущу! Сам на растопку пойдет. — граф всплеснул по обыкновению своему руками и, развернувшись, удивленно глянул на домоуправителя. Тот кивнул, откланялся, и вышел прочь из комнаты. Евгений положил газету на стол, обошёл его и посмотрел на Рому. — А можно ознакомиться? — спросил тихо Роман, показав пальцами на брошенный Завьяловым интересный человеку будущего экземпляр. — Да ради Бога, — Женя вольно махнул рукой и пошёл в столовую, поскольку оставил там трубку и колонку новостей за утро. Савьялов остался один. Он неуверенно держал в руках газету «Известий», а их хрустящая бумага хранила в себе много интересного. Сама история сейчас в его руке, еще и право какое имеет Рома дрожать? Вот, статейка о событиях с мест сражений — в наступлении шел третий год Первой мировой войны, вести о мелких кражах, разбоях, и всё написано непривычным языком, слова с согласными оканчивались твердым знаком, дергались другие нереформированные знаки, что очень резало современному человеку глаз. Тем не менее, Рома с огромным удовольствием изучал содержимое газеты и проникался идеей Егора о том, что он — как первый в космосе, только первый, кто видел прошлое новым взглядом. И помышлял он невольно о том, что сможет на что-то влиять. Как странно коробила его эта мысль, и заставляла по-настоящему сомневаться в своей искренности. Роман оказался опутан сотнями сомнений, отчего игры разума казались ему детской шалостью. Завьялов вернулся в комнату спустя десять минут. Трубка уже была в между пальцами, белый дым распространился вокруг графа скромным облачком, он, не отвлекаясь, читал «Известия». У Евгения была вредная привычка — читать газеты, параллельно пить кофе или курить, и обязательно это делать нужно было стоя. Тем не менее, выглядел он статно, и Рома не постеснялся обратить к высокой, стройной фигуре графа свое внимание. — Ну как, интересно? — спросил Женя, вдохнув еще немного и отпустив дым, — А в будущем есть газеты? — Есть, — ответил Рома, оторвавшись от изучения столбцов, — правда их почти никто не читает, кроме старшего поколения. Новое поколение читает новости в электронном виде. — В каком? — усмехнувшись, уточнил с любопытством Завьялов и снова прислонил трубку к нежно-розовым губам, Роман затряс рукой, понимая, что объяснить это он не сможет, даже если очень захочет, — Если хочешь, можешь прогуляться, дом осмотреть, сад. Роме эта идея понравилась, он встал с дивана, осторожно положив газету на прежнее место, и посмеялся: — Главное не потеряться. Женя, оторвавшись от своего чтива, умиротворенным взглядом осмотрел Романа, кивнул, но добавил: — Для этого нужно постараться. — согласившись с графом, Рома ушел, ну а Евгений явился к прежнему покою и остался один. Правда, ненадолго. Через несколько минут дверь в зал отворилась. Склонив голову, в комнату вошел Сергей. Завьялов обернулся на домоуправителя, но затем продолжил прерванное его визитом дело. — Евгений Александрович, — медленно заговорил Сергей, — а кто этот молодой человек? Немного подумав и сопроводив размышление томным выдохом бледного дыма, граф плавно сказал: — Сам не знаю. Но ты не бойся, на тебя не покусится. — Шуточки Вам, Евгений Александрович, — возмутился обиженно домоуправитель, — может он агент, или ещё хуже — самовольщик, а Вы тут радушничаете. — Кто? Какие слова мы знаем! — посмеялся недовольно Завьялов, — Иди с Богом, не трепи мне нервы. Ты многого не знаешь. И не узнаешь! Иди, дорогой. Дверь закрылась и Женя смог выдохнуть. Вряд ли долго удастся таить секрет появления Романа в этом доме, для этого нужна сноровка, у графа её не было. Роман, пользуясь моментом нагрянувшего спокойствия, прошаривал очередную дверь. Он старался ко всему прикоснуться и принюхаться. В доме пахло цветущим под окном шиповником, от запаха которого во рту появлялась приторная сладость, и ужином, который готовился на кухне. Приятный аромат птицы с травами Рома точно ни с чем не спутает. Парень добрался до конца коридора — здесь уже было значительно темнее, здесь находилась только одна неизученная дверь. Савьялов, недолго думая, открыл её. Его глазам открылось что-то нечто, похожее на подсобку. Стояли какие-то корзины по столам, вешалки, по комодам валялись булавки, в лежащую на тумбе из белого дерева ткань были воткнуты блестящие иголки. Половина комнаты была скрыта за шторой, оттуда доносился женский шепот. Через несколько секунд из-за шторки вышла девушка. Её волосы были собраны в длинную тёмно-коричневую косу, подвязанную красной тесьмой. Серое платье с зеленым кружевом на юбке было под белым фартуком с бахромой. Лицо незнакомки было, как с обложки, если говорить со стороны современного человека. Тогда сказали бы, что она точно сбежала с портрета. Он бы назывался «Девушка с бледными веснушками и лисьим прищуром». А звали её София. Именно София, но все почему-то норовили звать ее Софа. Она обратила внимание на юношу, стоящего в дверях, вздрогнула и нахмурилась, осматривая его. — Евгений Александрович, Боже, что вы надели? — спросила с укоризной София, поправив завязки фартука. Роман смутился, примял рукой волосы и схватил себя за шею. Из его губ вылетали только какие-то еле различимые звуки, пока он подбирал слова. Подобрав, Рома сказал: — Меня Роман зовут, я… Савьялов не успел даже продолжить, как София его бесцеремонно перебила: — Хватит, я уже устала от Ваших шуток, Евгений Александрович! — Нет, я правда не он. Проверьте — граф в гостиной, — выдал Роман, скромно хлопая ресницами. Девушка осторожно подошла к Роме, откинув выправленные локоны назад, и заглянула в его черные, как ночь, глаза. Они никогда не обманывали, в отличии от самого человека. Именно глаза, как всегда считал Рома, — зеркало внутреннего мира человека, по ним и выражению взгляда можно узнать о человеке больше, чем за десять лет совместной жизни, избегая утомительные знакомства и допросы. — Боже мой, — восхитилась София, схватившись за сердце, — Вы же вылитый Завьялов! Уму непостижимо! — девушка еле стояла на ногах, наблюдая за несколько волнующимся Романом. Ее восторг был неподдельно чуток. — Меня зовут Роман, я… — юноша задумался, вспоминая уговор с графом некоторое время назад, отвел глаза, и снова посмотрел на любопытную девушку, — я друг Евгения Александровича, учился с ним вместе в гимназии. София игриво улыбнулась, осматривая молодого человека, её глаза блестели от безумного интереса к персоне Савьялова. Он показался ей галантным, увлекательным человеком, но что-то её отталкивало. И это наверняка было связано с тем, что Рома своим видом вызывал некоторый диссонанс. Роман сразу мог делать вывод, что эту девушку и графа что-то непременно связывает, раз в начале она заговорила так потребительски. — А Вы..? — спросил Савьялов и решил окончательно очаровать Софию, — Наверное, граф с его потрясающим вкусом намеревается взять Вас в жены? Девушка взглянула на Романа с неким недоверием и, неоднозначно усмехнувшись, сказала: — Я просто слуга! В одном Вы, конечно правы, он намеревался взять меня в жены, но интерес быстро пропал. Имейте в виду. Рома задумался. Завьялов совсем не похож на повесу, он скорее сошел бы за заядлого игрока, нежели дамского угодника. С виду он домашний, со своими странностями, но с ними можно смириться, они есть у каждого. Этот вопрос требовал некоторых разъяснений. — Рассказываю, только потому что Вы вряд ли это будете воспринимать всерьёз. — сказала София, подтянув завязку фартука, — Два года назад Евгений души во мне не чаял, даже подарил серебряный браслет, дорогой. Но все очень скоро закончилось, я не питала к нему особенных чувств, но всё-таки было приятно внимание молодого графа. А он ветреный, ему очень скоро стало со мной неинтересно, стал холоден, груб... — вдруг, разошедшаяся в чувственных воспоминаниях девушка опомнилась, — А в какой гимназии Вы с ним учились? Его семья два поколения воспитывает детей на домашнем образовании, Евгений сам мне рассказывал. Роман, смутившись, кашлянул и решил перевести тему: — Разве он и сейчас такой? — Нет, сейчас он изменился, он вообще никого к себе не подпускает. Занимается обычными делами помещика, как хозяин он действительно неплох, капризен, не сдержан, высокомерен, вспыльчив. Обычный дворянин, как и все. — сказала София и посмеялась. Ей понравилась компания Ромы, он слушает, улыбается, подхватывает на определённых моментах, и душа девушки, требующая мужского внимания, уже тянется к Савьялову, пусть и знаком он ей не так долго. Роме же понравилось хоть с кем-то поговорить о личности графа. В голове юноши самим собой формировался набросок странного коварного плана, но таковым Роман его не считал. Он в принципе не задумывался о подобном, это происходило само собой. Молодые люди завели разговор чуть дальше темы о персоне Евгения, и как назло в коридоре оказался сам Завьялов. Легок на помине! Он уловил своим чутким слухом голоса из подсобки, нахмурился и, подойдя к стене, стал прислушиваться. Роман разговаривает с его бывшей пассией! Это немного ввело Женю в ступор. Она же столько может выболтать, сказать лишнего, и авторитет графа будет подорван. Сколько бы не была чиста его репутация, но этой девушке в порыве неземного восторга выболтал все, половину из чего он не помнил напрочь. Завьялов, сжав кулаки, всем своим видом показывал, что это общение нужно ограничивать любым способом. — А чем Вы занимаетесь? — спросила София, кокетничая с Романом во всю, она оперлась на тумбочку и изогнулась, как кошка на солнце. — Я пишу стихи и живу сочинительством. — сообразил Савьялов, растягивая слова, чтобы точно напомнить девушке образ вознесенного до облаков мечтателя. — Неблагодарное занятие. — горько усмехнулась София, махнув маленькой ручкой и закатывая глазки, — Вот дипломатия, это вещь, коллегии, министерство, чин, вот что ценится, на внутренний мир сейчас никто не смотрит. Рома мог поспорить с девушкой, но не хотел, он качнул плечами, издав непонятный звук сквозь нос, и заметил в дверях ещё одну девушку с короткой, почти черной косой, ловкими, серьезными глазами и прибалтийскими чертами лица. Она была одета также как София и обращалась к ней по-простому. Увидев Романа, незнакомка сделала книксен. Можно было подумать, что она тоже приняла Савьялова за графа, но, увидя прежде Евгения в коридоре, а до этого обоих юношей в гостиной, девушка для приличия удивилась, но быстро занялась своими делами. — Не смотрите на неё, Алиса неприступна и самостоятельна, в чужом внимании не нуждается... они в этом с Женей два сапога пара, но она вовсю не хочет принимать его ухаживаний. — издевательски язвила София шепотом, наклонившись к Роману, пока девушка за её спиной перебирала корзину с вещами. — В отличие от некоторых, мне пустые взгляды не нужны, и улыбки тоже. — отрезала названная Алисой девушка строгим тоном, встряхнула корзиной и ушла в соседнюю комнатку, откуда пахло мылом и прочей банной ерундой. София быстро переключилась на Романа, который был удивлен и рад одновременно умом Алисы, которая ловко отвечала на чужой поклёп. Разговор привычно затянулся, Роме всегда приходилось озираться, покуда не наступил вечер. Солнце Российской империи село за имперский горизонт, роняя последние лучи на имперские облака. Тем временем разговор Софии и Романа продолжался, и они снова вернулись к графу: — Распорядок дня его прост, как все дворянское: встает иногда ни свет ни заря, не завтракает, потому такая шпилька двухметровая, в два часа обед, потом работает (добавила София с резким, наигранным восклицанием), вечерами раньше еще куда-то выходил, а сейчас все какие-то отмазки находит и снова работает! Рома, выслушав рассказ Софы, оперся локтем на тумбочку и, поразмыслив несколько секунд, прибавил: — А Вам не кажется, что говорить в таком тоне о вашем попечителе, мягко говоря, неуважительно? — Ой, — промычала София с пренебрежением, — он сам что, лучше? А почему тогда я должна его уважать? Подметив проблеск логики в словах девушки, Рома все-таки смутился и позволил себе переспросить: — А... что насчет уважения всеми и всех? Она же, в ответ на это, свела брови, замотав головой и, тихо усмехаясь, отвечала: — Ну понятно, Завьялов с той же пластинкой. Уважение к каждому, вне зависимости от... и так далее. Я же не вижу смысла. — Кого же, по вашему мнению, надо уважать, если не всех? — спрашивал Савьялов подозрительно. — Ну а к чему уважение к человеку, если это не красивая женщина или не богатый мужчина? — ответила София, и по виду ее можно было сказать, что девушка была абсолютно серьезна, — Уважать надо за полезные качества. У женщины это красота, у мужчины — богатство. А чего стоят те, у кого этого нет? Рома завис еще на пару секунд. Такие резкие ответы и перепады его смутили. Он закивал, но лишь в знак того, что понял о чем девушка говорит. В другом же Роман отстранялся полностью. Да, красотой София уж точно не была обделена, но чтобы настолько кичиться этим? Хотя, Савьялов был в уязвимом положении, в нем нельзя пытаться показать своих истинных мнений. Пока он молчал, в коридоре хлопнула дверь. Юноша выглянул из-за косяка и увидел перед дверью прихожей молодого человека небольшого роста, с дипломатом, и несло от него за километр колумбийским парфюмом. К господину, снимающему свою фетровую шляпу, подошел Сергей, слегка склонился и предложил пройти в зал, дождаться Евгения из сада, но пришедший изъявил желание присоединиться к единению с природой. — А кто это? — негромко спросил Рома, прячась от взгляда посетителя. — Кто? — переспросила София, выглянула в коридор и, с легкостью ухмыльнувшись, сказала: — Это Кирилл Максимович Державин, друг Евгения Александровича. Почтенный человек, хотя ему только двадцать пять. Погодя, Роман посмеялся: — А Евгению двадцать три, он не почтенный? — Женя еще пока приличный, — посетовала София и уселась на плетеный стул возле окна, — у нас же все делится на четыре категории: приличный, уважаемый, почтенный и достопочтенный. Выше только царские особы, но мы их не трогаем. Роме понравилась эта градация, он бы хотел ее запомнить, но больше ему отпечаталась мысль об уважении за качества...***
— Ваше сиятельство, что ж Вы вечерами на холоде сидите? — подшутил Державин, поднявшись на ступеньки высокой беседки, где Завьялов уж полчаса сидел и что-то читал, — Сил никаких с тобой. Одни говорят, что ты сегодня в отделении, а ты дома, ни слуху ни духу! На шутку приятеля Женя отреагировал броским смешком, в то же самое время утягивая на талии халат и откладывая книгу в сторону, а на упоминание дел недовольно вздохнул и выдал: — А у меня сил нет с вашим отделением. Когда вы уже от меня отвяжетесь? — Если ты просишь меня сделать одолжение, то это во многое встанет. — отвечал Кирилл и наклонял к Завьялову раскрытую ладонь. Он же снова незаметно закатил глаза. — Ты мне про финансовую политику не рассказывай, вашему уставу льгот нет, а я не заключал передовых сделок, только внешние, все в рамках общепринятых правил оборота средств. — как на духу проговорил Женя, глядя куда-то вдаль, пока Державин пытался зацепиться хоть за одно слово. — Красиво стелишь официальной терминологией, — с наигранной завистью произнес Кирилл, — что ж ты в банк не идешь работать с твоими-то талантами? Молча посмотрев на приятеля несколько секунд Евгений заговорил: — Бюрократия одна, мне и с моими производствами дел хватает, папирусов этих — хоть обмотайся. Мне еще вдобавок не надо. Пойду я в ваш банк, а производству загнивать? — Продай. — протянул Кирилл, вырисовывая пальцем на столе замысловатые узоры. Такой тон Завьялову не понравился. — Ага, сейчас, мишень на лбу нарисую и побегу. — бросился афоризмом Женя, но тут же затих, — Чего хотел-то? — Да так, — выдал Державин с загадочным видом, — ты же знаешь, у меня жена с дочерью Щукиных вместе росла, она им тоже, как дочь. Сегодня сказали, краем уха услышал, что ты истерику им сегодня устроил. В ответ на такое предъявление Завьялову оставалось только удивленно хмыкнуть и сказать: — Да ну, другого эпитета я и не ожидал. Достала вся эта кутерьма с женитьбой, не хочу я сейчас. — Ты думаешь, я хотел? Надо, Женечка, надо. — флегматично посетовал Кирилл, — Да и чем тебе не нравится Аннушка? Все при ней, всего достает. Граф услышал в речи Державина подозрительные интонации, а потому насторожился, злобно посмотрел на него и переспросил: — Что при ней? — Приданое неплохое, да и... сам понимаешь. — на лице Кирилла появилась улыбка, какую можно назвать не иначе, как до жути неприятным словом "похотливая", что вызвало у Жени моментальное отвращение. — У тебя только одно на уме. — буркнул граф, отворачиваясь и ерзая от неуютности положения. — Ну правда! — воскликнул Кирилл, — Будет у тебя жена, и что, ты с ней свою экономику или философию собрался обсуждать? — А может и так! — повысил тон в ответ Завьялов, хлопнув книгой по столу, — Мне с этим человеком всю жизнь жить, и мы будем пятьдесят лет в молчанку играть? Я вынужденно, а она, потому что ее так воспитали. Система идиотская, двадцатый век на дворе! По Державину было заметно, что он не поддерживал взглядов Жени, но кто же знал, что они такие прогрессивные? Интегрировать их в общество Евгений уже давно не пытался, ему самому это не шло никогда на пользу. В конце концов, на случай острой необходимости выговориться были близкие друзья. И то им он не досказывал многого. — Тогда ты никогда не женишься. Как по мне, система нормальная. Мужчина — глава семьи. — разударившийся в экспрессии Кирилл вскочил с места, — Так всегда было и будет. — Для тебя нормальная, потому что тебе биологически повезло родиться с другим набором качеств, но если тебе необходима пассивная в поведении женщина, чтобы самоутвердиться, то у меня для тебя плохие новости. — разъяснил Завьялов и снова раскрыл книгу. Кирилл оказался вне себя от возмущения, но больше ничего не сказал. Он молча развернулся и поспешил к дому, откуда, наспех вырывая у Сергея свою шляпу, ушел через входную дверь. Как крепко ударил шпингалет — услышал весь дом. — О, похоже Женя снова завел пластинку со своими взглядами. — самодовольно усмехнулась София, поглаживая Романа по плечу, — Вам надо пообщаться на этот счет.