Падшие тоже летают

— В связи с этим было принято решение изгнать тебя в мир смертных. Вердикт прозвучал подобию грома среди ясного неба. Собравшиеся ангелы осуждающе смотрели на обвиняемого, перешептываясь. — Вы не можете, — покачал головой Уголек, не веря собственным ушам. — Как Верховный Серафим, — неспешно начал Огнезвезд, — я могу все. И даже больше. — Здесь многие совершили грех и хуже, но их ты не изгнал. — Не тебе оспаривать мое решение. Огнезвезд в пару шагов оказался рядом с растерянным Угольком и ладонью коснулся груди, толкая. Светлый и белоснежный рай, пристанище для ангелов и безгрешных душ, больше не являлся домом. Уголек ощутил, как облака ушли из-под ног, и лишь потерянно смотрел на Огнезвезда и остальных, падая с Небес на землю. Уголек резко распахнул глаза, подрываясь с кровати. Тяжелое дыхание сорвалось с губ, превращаясь в более учащенное. — Это… слезы? — он не смог скрыть собственного удивления, прикасаясь подушечками пальцев к щекам, по которым бесконтрольно скатывались слезы. Каждую ночь Угольку снился один и тот же кошмар, доводя до безумия и отчаяния. Кошмар, в котором неизвестные толкают в бездну темноты и мрака. И каждый раз Уголек просыпался в слезах, не понимая, почему организм выдает такую сильную реакцию на обычный ночной кошмар. Он уже давно не видел сновидений или иного сюжетного поворота в единственном сне, в котором застревает каждую ночь. Уголек подтянул поближе к себе ноги, обнимая руками, и уткнулся носом. Он тихо всхлипывал, все еще не понимая, откуда в груди эта безумная боль предательства и утраты. Это чувство бесконечного одиночества. Оно сдавливало грудную клетку, мешая полноценно дышать и существовать. Иногда Уголек не спал сутками, проводя глубокие ночи в компании Коршуна. Это были самые теплые моменты, которые он хранил в своей душе по сей день. Они позволяли не утонуть во всем происходящем. Однажды он сказал: «Твой полет — всего лишь сон». Достаточно боли было отступить, Уголек поднялся с кровати, ощущая себя помятым, как лист бумаги. Раньше он постоянно задавался вопросом: «Почему я могу не спать сутками? Почему на меня не влияет часовой промежуток?». И он никак не мог найти ответы на свои вопросы из-за потерянной памяти после падения с Небес. Словно Серафимы не только лишили его возможности искупить грех, но и запечатали все воспоминания об ангельской жизни. Из-за этого Уголек даже не знал о существовании собственных крыльев, которыми с тех самых пор больше никогда не пользовался. И вряд ли когда-нибудь смог бы. Ведь падшие не летают. Солнце только-только показалось из-за горизонта, осветляя ночное небо в голубой оттенок. Уголек в свое время безумно полюбил рассветное утро. Оно словно избавляло от остатков кошмара, напоминая, что новый день начался и о ночи стоит позабыть. — Не ожидал встретить тебя так рано, — Уголек тепло улыбнулся, замечая Коршуна на их излюбленной скамье. С нее выходил вид на речку с лебедями с небольшим изогнутым мостом, который вел на остров плачущей ивы. Вид был действительно завораживающим. — Ты постоянно бодрствуешь с первым поднятием солнца, — начал Коршун, одарив его взглядом, полным азарта и интереса. — Захотелось понять, что же ты в этом находишь. — Рассвет напоминает мне, что начался новый день и все осталось в прошлом, — парень присел рядом, устремив взор на лебедей. — Снова кошмар? Но Уголек не ответил, понурив голову. — И сюжет все тот же? — продолжил Коршун. — Иногда мне кажется, что я медленно схожу с ума, — Уголек грустно усмехнулся. — Постоянно снится, будто я ангел и меня изгнали с Небес. Как падаю в неизвестность… — А может и правда ангел? — юноша сменил позу, коснувшись пальцами лопаток собеседника и середину между ними. — Не неси чепухи, Коршун, — Уголек зашевелился, выпрямляясь. — Еще скажи, что ты тоже ангел. — Может и ангел, — он пожал плечами. — Какой-нибудь… падший. Никогда не задумывался, что они могут бродить среди нас? — Опять книжек начитался? Легкое дуновение ветерка приласкало своей утренней прохладой. Уголек тихо выдохнул, отвернувшись. Коршун был одним из первых, с кем он когда-то познакомился после того, как потерял часть памяти. Они сблизились быстро и неожиданно, проводя все чаще время вместе за глупыми разговорами. И лишь Уголек понимал, что его дружеские чувства уже давно пересекли запретную черту. Коршун был настоящим чертом, в которого влюблялись многие, но никому еще не удалось украсть его сердце в ответ. Обольститель, коих поискать. И Уголек первое время стыдил себя за влюбленность, но после принял и сразу же похоронил. Он не хотел терять друга только из-за собственной слабости. Коршун любил размышлять про ангелов и демонов, о существовании иерархии и жизни после смерти. А Угольку нравилось выступать в роли слушателя, наслаждаясь не только голосом человека, в которого был влюблен, но и интересными мыслями. И по земле ходить научился, как ребёнок. Коршун неожиданно поднялся, поставив руки на бока, и повернулся полубоком. Его улыбка была настолько мягкой, но завораживающей, что Уголек невольно замер, не имея возможности отвести взгляд. «Божественная красота. По истине ангельская.» Первые лучи солнца и вовсе создали иллюзию, словно у Коршуна над головой имеется полуразрушенный нимб, который в тот час же исчез. — Падшие тоже летают, — он довольно усмехнулся, поведя плечом. — Им лишь нужен тот, кому они смогут доверить свой полет и жизнь. Уголек озадаченно приподнял бровь, но Коршун лишь наклонился, заглянув прямо в глаза. Правой рукой он мягко прошелся пальцами по плечу и шее, опускаясь между лопатками, и слегка постучал. — Однажды ты привык и почти не стал летать. Данная фраза настолько впечатлила, что Уголек пару раз моргнул, словно нахождение Коршуна заслепило весь обзор. Он вдруг отпрянул к спинке скамьи, обнаруживая, что парня нигде нет. Воздухе плавно опускались два черных пера. Уголек осторожно сложил ладони «лодочкой», поймав столь необычные перья. — Вороны так рано просыпаются, — он тихо вздохнул, раскрывая ладони, и перья плавно опустились на землю под ноги. — И люди вместе с ними. Рассветная тишина была нарушена голосами молодых пар, маленьких детей и довольным лаем собак. Уголек раздраженно повел бровью, поднимаясь. Прекрасное утро подошло к концу, и больше не осталось причин задерживаться. Но где-то на душе не покидало чувство недосказанности. Он неспешно пошел по тропинке в сторону леса, вновь вспоминая, как по истине ангельски выглядел Коршун в лучах солнца. Возле лопаток неприятно защекотало, и Уголек повел плечами, стараясь унять неприятное ощущение. После прикосновений Коршуна его часто одолевали странные ощущения. И в основном в области спины. Легкий ветер приласкал своей свежестью, унося вдаль. Уголек с грустью поднял голову, пытаясь высмотреть голубое небо средь листвы деревьев. Каждый раз, когда он оставался наедине с собой, постоянно ощущал странную тоску по небу. Словно там был дом, о котором он позабыл. До ушей дошел незнакомый смех. Уголек попытался установить источник, сгораемый неожиданным любопытством: кто же веселится в столь одиноком и пустом месте. Ноги несли средь деревьев, а смех становился лишь громче и более басистым. Диалог был сложно уловим, но теперь Уголек точно был уверен, что людей явно двое. Он резко остановился возле края обрыва, и поднял глаза в высоту, где голоса плывут. В бескрайнем голубом небе, по которому неспешно передвигались пушистые и объемные белые облака, находились двое людей. Дыхание в миг перехватило. Уголек не сводил с них взгляд, ведь в такое никто и никогда не поверит. В летающих людей. В людей с самыми настоящими крыльями. Он тяжело вздохнул, когда узнал в одном из них Коршуна. За спиной парня были шикарные, огромные черные крылья, перья которых периодично опадали в пропасть. А над головой с такой же небольшой периодичностью появлялся и исчезал полуразрушенный нимб с новыми трещинами. Он по маленьким кусочкам крошился, опадая в бездну вслед за перьями. У собеседника напротив были такие же огромные, но белые крылья, в количестве шести штук. От большого к маленькому. А в области шеи, ближе к ушам, находились два маленьких неподвижных крыла. Необычной формы нимб, напоминающий больше круг с острыми длинными углами, находился возле затылка, не соприкасаясь с головой. Достаточно им было заметить Уголька, тот мгновенно спрятался за дерево, прижимаясь спиной к стволу. Он тяжело задышал, не веря собственным глазам. Теперь все разговоры с Коршуном обрели свой смысл и вся недосказанность мгновенно испарилась. Уголек осторожно выглянул из-за дерева, желая убедиться, что это не происки больной фантазии и ночных кошмаров. В ответ он встретился взглядом с незнакомым парнем, за спиной которого в воздухе парил Коршун. — Уголек? — он пару раз моргнул, сложив два нижних крыла, тем самым обняв собственные ноги. — Не могу поверить… Ты жив, Уголек. — Я умер? — сорвался самый идиотский вопрос с губ Уголька. — Или мне снова снится этот кошмар? — Ежевика, ты напугал его, — Коршун подлетел чуть ближе, положив ладонь на плечо Ежевики. — Уголек совершенно ничего не помнит. Верховный Серафим хорошо постарался, когда изгнал его с Небес. Ежевика молча сбросил руку младшего брата, устремляясь ввысь. Вид у него был решительным, а во взгляде промелькнуло сильное недовольство. Уголек нервно вздохнул, неуверенно подходя к краю обрыва. Коршун все также парил в воздухе, а черные перья падали в пропасть. — Ты ангел. — выдохнул Уголек. — Не ангел, — покачал головой Коршун. — Демон. — Но твои крылья… — Похожи на ангельские? — он тихо фыркнул. — Мой отец — падший ангел. А это, — Коршун кивнул в небо, где недавно скрылся Ежевика, — мой старший брат. Серафим, наследник Огнезвезда по служебному посту. Мы с ним разные, но это не мешает нарушать запреты. — Все твои истории… Я считал их вымыслом, — Уголек осторожно протянул руку, но резко одернул, не желая прикасаться к крыльям. Только сейчас он осознал, как далек от Коршуна. Человек и демон. Разве суждено им быть вместе? Сердце неприятно защемило. «Правильно говорят: любопытство кошку сгубило.» — Падшие тоже летают, Уголек, — нарушил тишину Коршун, не позволяя ему утонуть в мыслях. — Расправь же свои крылья. — Но я обычный человек, — растерянно произнес он, невольно пошевелив лопатками. Коршун неспешно стал отдаляться. — Потому что тебя заставили в это верить, — и протянул руки. — И лететь по белому свету, став одним движением ветра. — И не думать, как приземлиться… Все еще было сложно поверить в происходящее, поэтому Уголек заметно медлил. Коршун буквально предлагает вверить в свои руки чужую жизнь, крылья и возможность летать, если все действительно взаправду. Нужно иметь огромное доверие, чтобы спрыгнуть с обрыва, не боясь, что в итоге окажешься брошенным. Уголек в глубине души знал, что, если понадобится, он подарит Коршуну всего себя. Всю свою нелепую жизнь. «Насколько я действительно готов довериться ему?» Уголек на мгновение зажмурился, развернулся, и пошел прочь. Шаг за шагом отдаляясь, а расстояние лишь становилось больше. Коршун опустил руки, вздохнув. На его лице играла легкая улыбка, а над головой осыпался нимб. Теперь Уголек знал, что Небеса не пустые рассказы старших. И в Небесах был тот, который звал за собой. Он принял решение для себя: сделал глубокий вздох, развернулся, и сорвался с места на бег. Расстояние стремительно уменьшалось, а сердце быстрее забилось от волнения. В области спины неприятно защекотало. Как только обрыв стал совсем близок, Уголек резко подпрыгнул, расправляя руки, а вместе с ними и свои крылья. Страх сковал тело, сорвав с уст крик, а из легких словно выбили весь воздух. Удары сердца, казалось, отдавались в самом горле, а пальцы пронзила дрожь. Неприятные чувства в области спины мгновенно исчезли, принося сплошь легкости и облегчения. Крылья Уголька сильно выделялись: им словно недоставало множество перьев, были заметно облезлыми и не столь привлекательными, но даже так способные удержать в невесомости. Коршун протянул свои руки, и Уголек оказался в его крепких, заботливых объятиях, тяжело задышав. Страх никуда не желал уходить, но притуплялся чувствами, которые он испытывал по отношению к этому падшему ангелу. Он слишком любил, что без раздумий доверился. — И у птиц свободе учиться, — совсем тихо прошептал Коршун. — Оставив всё то, что жаль. — также тихо ответил Уголек, сжимая его пальцами, и прижимаясь как можно плотней, словно боясь упасть в эту пропасть, куда осыпались черные перья. — Мой славный падший ангел, — достаточно ласково прошелестел Коршун прямо над ухом, мягко прижимая к себе. — Мой ангел… Сколько же боли тебе пришлось пережить. — Не отпускай, — попросил Уголек, поднимая взгляд. Он еще плохо понимал, как обращаться с крыльями, которые подавали признаки, что способны держать тело в воздухе. — И не собирался. Их взгляды пересеклись и Уголек не смог скрыть собственного удивления. Он впервые смог прочесть эмоции Коршуна. До тех пор этот парень казался закрытой книгой, которую с каждым днем хотелось изучить все сильней. В этих голубых глазах отражалась непривычная мягкость и совсем легкая нежность, а с лица не сходила довольная улыбка. Уголек попытался пошевелить крыльями, ощутив, как заметно стало легче, и чуть ослабил хватку. Подобное действие позволило Коршуну поднять его еще ближе, и теперь их взгляды находились на едином уровне. Они смотрели друг на друга, не желая нарушать и как-то прерывать этот зрительный момент. Не нужно было слов, чтобы понимать. Неожиданно Коршун коснулся подушечками пальцев щеки Уголька, неуверенно опустив взгляд на губы, и вновь посмотрел в глаза. — Можно… — Не спрашивай, — мгновенно перебил Уголек, затаив дыхание. В глазах Коршуна мелькнул огонек озорства. Он мягко провел пальцем по губам Уголька, со странной неуверенностью прикасаясь следом губами. Так чувственно и нежно, от чего Уголек невольно зашевелил крыльями. Коршун заметно улыбнулся, но не отстранился, проведя второй рукой по спине между крыльями, словно желая успокоить и вернуть в ясность сознания. В груди все разом перевернулось, не имея возможности скрыть чувства, что так долго таились. Уголек тяжело выдохнул, вновь завлекая Коршуна в поцелуй, и прикоснулся ладонями к лицу. В сознание еще не до конца пришло, что все происходит наяву, а не во сне. И, если он откроет глаза, Коршун никуда не раствориться, оставив после себя сладкое послевкусие сновидения. Сердце волнительно билось в груди, срывая очередной вздох волнения, а подушечки пальцев отдавали дрожью. Коршун мягко касался чужих губ, не кусая и не причиняя неудобств. Казалось, они никак не могут насладиться этим мгновением, не желая отстраняться друг от друга. — Глупый, глупый ангел, — прошептал Коршун в самые губы. — Пока легкого пинка не дашь, будешь умалчивать. — Так ты… — только и смог произнести Уголек, неловко потупив взгляд. — Люди читаются, как книги, — он тихо засмеялся. — Но ты не человек, хоть и после падения пытался жить, как они. Прочесть тебя не составило труда. И как же тяжело людям открыто сознаваться в своих чувствах. Живут один раз, а бояться сделать шаг, чтобы не мучаться и не сожалеть. — Если знал… почему не сказал? — Хотел дать тебе шанс самому сделать этот шаг. Щеки вспыхнули ярким румянцем от неловкости и осознания, что Коршун все это время видел эти нелепые попытки все сокрыть внутри себя. Уголек резко отпрянул, зашевелив крыльями, и попытался самостоятельно удержаться в воздухе. Но это далось с огромным усилием и трудом, поэтому вновь оказался в объятиях Коршуна. — Падшие не летают, — горестно вздохнул Уголек. — Еще как летают, — усмехнулся хитро Коршун. — Твои крылья подлежат восстановлению, если примешь мою сторону. — Есть ли смысл выбирать? — он уткнулся головой в грудь парня. — Если Небеса сотворили с моей памятью такое и сослали на землю, то они сделали свой выбор. Отказались от своего же. А значит… мне нет смысла пытаться вернуться к ним. — Я научу тебя летать. По новому. По настоящему, — Коршун прошелся пальцами по чужим крыльям. — Прыгнув с этого обрыва, ты доверил мне свою жизнь. Уголек лишь согласно кивнул, тихо прошептав: — Ведь падшие тоже любят.