***
Выбор трусливого когтевранца пал на растрепанную гриффиндорку — Крессиду Блюм. Дункан Хобхаус после уроков сидел в библиотеке и бросал смущенные взгляды на девушку. Он чувствовал в ней родственную душу — ведь у нее тоже были они — ОЧКИ! А еще его восхищала ее любовь к знаниям и постоянной практике, и Дункан мог часами наблюдать, как девушка оттачивала свое магическое мастерство в библиотеке. Оглянувшись, Хобхаус удовлетворенно отметил про себя, что Гонт с компанией уже ушел, и никто не будет мерзко хихикать и называть его «Пушишка Хобхаус». Глубоко вздохнув, пригладив потной ладошкой и без того сальные волосы, Дункан, чеканя каждый шаг, направился в другой конец читального зала с твердым намерением заговорить с Крессидой. Блюм не замечала надвигающегося на нее несуразного когтевранца, и, после неудачного заклинания, случайно сшибла парня струей вязкой субстанции, залив часть стеллажей неподалеку. Дункан распластался на полу. Слизь была у него на очках, в носу, во рту, на одежде — везде. Встав на колени и упершись руками в пол, он мерзко откашливал и выплевывал все, что было у него в глотке, и мысленно проклинал все знакомства. К нему подбежала Крессида, рухнула на колени рядом и стала вытирать парня рукавом своей мантии. — Ох, прости, прости, я не хотела! Агуаменти никак не поддается мне! Я хотела налить себе стакан воды, а получился кошмар! — гриффиндорка не замечала, как очки съехали ей на кончик носа, волосы растрепались, а мантия также была испачкалась в вязкой жидкости. Дункан, последний раз смачно харкнув, наконец смог полноценно вздохнуть и уставился на девушку. В целом она была… ничего так. Россыпь забавных веснушек, озабоченный взгляд и растрепанные локоны. Хобхаусу даже было приятно, что кто-то о нем переживает. — Ничего страшного. У всех бывает, — и он попытался очаровательно улыбнуться, но почувствовав щекотку в носу, оглушительно чихнул в лицо девушки. Теперь уже была его очередь извиняться и суетиться вокруг гриффиндорки. Вовремя вспомнив про очищающее заклинание, парень привел обоих в подобающий вид, слегка взбодрился и осмелел. После инцидента ребята смущенно стояли рядом, не зная, что делать дальше. — Ты… ну это, — Дункан неуклюже почесал затылок. Казалось, его волосы стали немного чище. — Ты бы не хотела прогуляться как-нибудь в Хогсмид? Со мной, — на всякий случай уточнил когтевранец. Крессида в раздумьях закусила губу. С одной стороны, Дункан не то чтобы парень мечты, и идти с ним не особо хотелось, а с другой — Крессида тоже не самая популярная девушка в Хогвартсе, и до 5 курса еще никто так и не позвал ее на свидание. Как такового выбора и не было. - Хорошо, давай, я согласна. Как насчет завтра? Как раз выходной будет, — и гриффиндорка смущенно стала накручивать прядь на палец. — Хм… — Дункан сделал вид, что задумался, хотя внутри он ликовал. — Я свободен. Тогда в одиннадцать у главного входа? — Хорошо, — Крессида очаровательно улыбнулась, и Хобхаус, плохо видя сквозь запотевшие от волнения очки, спотыкаясь, направился к выходу.***
На следующий день парочка встретилась, как и договаривались. Вместе прогуливаясь до деревеньки, ребята обсудили учебу, профессоров, ненавистных Сэллоу и Гонта (к последнему Крессида была сильно неравнодушна, но не признавалась в этом никому). Время до Хогсмида пролетело незаметно. Пройдясь по магазинам и пополнив запас перьев и пергамента, зельев и компонентов для них, ребята решили побаловать себя кружкой сливочного пива в «Трех Метлах». Но, зайдя туда и увидев компанию из слизеринцев с МС, спешно ретировались. Ни Дункан, ни Крессида не горели особым желанием встречаться со слизеринцами. У Блюм была обида на новенькую — та сначала шантажировала ее тем, что нашла личный дневник и требовала награду за молчание, но через какое-то время все равно всем рассказала про «таинственного возлюбленного этой растрепанной девчонки». Благо, Крессида не писала имя Гонта ни разу, ограничившись лишь словами «он», «мой любимый», «свет очей моих». Девушка в разговоре туманно описала Дункану конфликт, а тот в ответ поведал ей про жестокое поведение и насмешки "МС", а также Гонта. Ведь благодаря Оминису Дункана прозвали «Пушишка Хобхаус». Итак, теперь имея общего врага, Крессида и Дункан чувствовали друг к другу симпатию и расположение. Вернувшись в замок под вечер, ребята стали неловко прощаться. Хобхаус думал, что Блюм сразу же направится в башню Гриффиндора, а он — в свою, но девушка упорно стояла на месте и загадочно смотрела ему в глаза. А потом, неожиданно вздохнув, потянулась к нему и поцеловала в щеку. После такого смелого поступка, красная как рак Крессида развернулась на каблуках и убежала в сторону своей гостиной. Дункан, неосознанно потерев место поцелуя, машинально направился в башню Когтеврана, чувствуя, как в животе порхают мотыльки.***
Так прошла неделя. Когтевранец и гриффиндорка начали проводить время вместе в библиотеке, смущенно улыбаться друг другу, а случайные прикосновения вызывали румянец на щеках обоих. А как-то раз, когда в читальном было пусто, Дункан даже осмелел и подержал руку Крессиды. Правда, у него моментально встал член, и пришлось еще полчаса сидеть и пялиться в учебник по зельеварению, представляя Оминиса Гонта в розовых стрингах, чтобы избавиться от стояка. (Что было ошибкой, так как в дальнейшем у Дункана почему-то при мысли об Оминисе член принимал боевую стойку). И вот, обильно потея, Хобхаус решился и назначил второе свидание своей растрепанной зазнобе. Крессида, неуклюже подергав себя за рукав и похихикав, согласилась. Парень выбрал самое избитое место для встречи — Астрономическую башню. Условившись вновь увидеться с гриффиндоркой в семь часов, когтевранец поспешил к себе в гостиную в надежде застать там (по мнению Хобхауса, конечно) главного гуру по свиданиям — своего соседа Эндрю Ларсона.***
На счастье очкастого, сосед оказался в комнате на принадлежащей ему кровати. Вальяжно закинув ноги на столбик для полога, Ларсон внимательно читал какую-то маленькую книжечку с женщиной и мужчиной на обложке. Но, заметив Дункана в дверном проеме, тут же оторвался от чтива, поспешно пряча книгу под подушку. — Кхээкхэ… — Дункан не знал, как приступить к разговору. — Эндрю… привет. — Привет, Дункан! Ты что-то хотел? — Ларсон слегка нахмурился. Обычно его однокурсник трепался только про учебу да про погоду. А тут явно назревал какой-то серьезный разговор. — В общем, я… ну… мненуженсоветподевочке, — выпалил Хобхаус неразборчиво и вперил взгляд в потолок. — Совет по какому поводу? Прости, плохо тебя расслышал, — Эндрю растерялся. Глубоко вздохнув, очкарик повторил просьбу помедленнее: — Мне нужен совет, как вести себя с девочкой на свидании, — и стал красным как рак. Ларсон выпятил грудь вперед, надувшись от важности. Значит, тщательно выстраиваемый образ ловеласа получается, раз к нему уже обращаются за советом. Но, по правде говоря, весь «опыт» парня был исключительно из женских романов, которыми увлекалась его мать, а он их таскал у нее и зачитывал до дыр. Но Эндрю не мог ударить в грязь лицом, поэтому важно спросил: — А что именно тебя интересует, друг мой? — и кинул снисходительный взгляд на Хобхауса. — Все, — выпалил когтевранец. — Тогда записывай! — пошутил Ларсон, но, увидев как Дункан достает блокнот и перо, потер переносицу, стараясь не заржать. — Значит, сначала вы с ней трепетесь о том о сем, ты ей делаешь комплименты, обязательно скажи, что у нее красивые руки. Девчонки нынче балованные пошли, их не проймешь комплиментами «у тебя красивые глаза, или улыбка…», приходится придумывать что-то новое… — … руки или еще что… — спешно делал пометки очкарик. — Потом, когда она будет постоянно тебе улыбаться, придвинься ближе и положи руку на плечо, приобними ее. У вас где свидание, кстати? — как бы невзначай поинтересовался Ларсон. — На Астрономической башне, — покосился на соседа Хобхаус. — Отлично! Предложишь ей как раз согреться! А потом придвигаешься еще ближе, шепчешь на ухо милые глупости, что она сразу запала тебе в сердце, что ты думаешь о ней день и ночь… И не забывай поглаживать по коленке! — Ларсон спешно вспоминал последнюю прочитанную им романтическую сцену. — Левую или правую? — заволновался Дункан. — Любую, — закатил глаза Эндрю. — Потом уже легонько целуешь её, можно в щеку, можно в шею, и не забывай поглаживать! — … ПОГЛАЖИВАТЬ, — написал крупно Хобхаус и подчеркнул двумя линиями. — А дальше будь посмелее, девчонки любят наглых, не зря Сэллоу так популярен… — и Ларсона перекосило. Он втайне завидовал популярности парня со Слизерина. И если Себастьяну доставались шикарные красотки, то Эндрю довольствовался Зенобией Ноук. — А дальше можешь расстегивать кофточку и трогать за грудь. — А если она не разрешит? — Дункан нервозно поправил очки. — Тогда «даешь заднюю», и просто сидите и обнимаетесь, — и Эндрю потер щеку, вспомнив, как ему прилетела пощечина от Зенобии на первом свидании. Однако на следующем они уже вовсю целовались. Но дальше засосов дело до сих пор не дошло. — Потом ласково гладишь ее грудь, и не забудь про соски! Они у них чувствительнее наших. Хобхаус сильно сомневался, что он сегодня зайдет так далеко с Крессидой, но другой возможности получить консультацию у «Казановы» всея Когтеврана может не оказаться, поэтому очкастый внимал каждому слову, надеясь применить новые знания в ближайшем будущем. Задумавшись, Дункан пропустил начало предложения и опомнился к середине. — …и крути соски по часовой стрелке. — Ларсон надулся от важности. — …часовой… А если против? — спохватился Хобхаус. — Против не надо, а то девчонка тоже будет против! — сосед решил поиздеваться над очкариком. — А они у девчонок такие же, как у нас? — от усердия Дункан прикусил кончик языка, старательно все записывая в блокнот. — Нууу… — «Казанова» задумался. — Они больше похожи на…. (и тут он вспомнил описание из женского романа, который стащил у мамы) горошины! — Горошины? — недоуменно переспросил Дункан. — Ага, на них, — кивнул Ларсон. Хобхаус сделал пометку в голове стащить горох с ужина и потренироваться на нем. — А еще перед свиданием обязательно «сбрось напряжение», — и Эндрю подмигнул сокурснику. — Это как? — удивленно поднял взгляд Дункан. — Ну, погоняй лысого, придуши змею (тут у Хобхауса в голове так некстати всплыл образ Гонта в виде змеи в розовых стрингах), ружье перезаряди, блять, понял? — и Эндрю сделал соответствующие движения рукой в области паха. У очкарика перехватило дыхание. — А я это… не умею так, — и он смущенно затеребил край блокнотика. — Ну ты никогда что-ли не… ну… — Ларсон замялся и, понизив голос, спросил: — Не дрочил? — Ты имеешь ввиду, трогать себя там… внизу… за «краник»? — Хобхаус покраснел так, что казался сгоревшим на солнце. — Какой «краник»? — захохотал сосед. — Я про член! — Было дело… — замялся Дункан, но решил все-таки поделиться своим позором с Ларсоном. — Понимаешь, прошлой весной на каникулах я как бы попробовал в душе потрогать себя, и даже было приятно… Но в этот момент вошла бабушка, принесла мне полотенце, и застукала меня… Ох, как она ругала меня, била по рукам… — Эндрю прыснул от смеха, а очкарик перевел дыхание. — С тех пор, когда я дома, она всегда рядом сидит со мной, пока я моюсь. И по ночам проверяет, что мои руки на одеяле, а не под ним… — закончил Дункан уже под дикий хохот согнувшегося пополам Ларсона. — Ну а я больше не пробовал, знаешь ли, желания больше нет… — Говорить про то, что он до сих пор боится даже подумать о самоудовлетворении, не стал. И даже в душ он ходит поздно вечером, убедившись, что он один, так как боится застать за дрочкой кого-то из ребят. Хобхаус терпеливо ждал, пока его сосед бился в истерике, еле вытирая слезы рукавом. — Оххх, Хобхаус, не ожидал я… — через некоторое время пришел в себя Ларсон. — Ладно, тогда эту часть можешь пропустить. — Выдохнув, «Казанова» судорожно стал припоминать описание секса из последней книги. — Значит, если она дает тебе пощупать грудь, то можешь смело лезть ей под юбку. Но не торопись! Медленно поднимай одежду Моники, пока не дотронешься до трусов… — Моники? Но я иду с Кр… эээ… другой девушкой! — озадачился Дункан. Ларсон, осознав, что сболтнул имя героини из новеллы, решил обернуть это себе на пользу. — Ну я же из своего опыта рассказываю… А их сколько было… Моника, Анжелика, Зенобия… Путаю их, грешен, — напустил тумана сосед, заметив восхищенный взгляд Хобхауса. "Это я правильно к нему обратился," — уважительно подумал очкарик, но вслух ничего не сказал. — А потом залезай рукой к ней в трусы! Смелее будь! Повторюсь, девчонки любят наглых, — и Эндрю сжал челюсть, вновь вспомнив о Сэллоу. — … в трусы… А дальше что делать? — Дункан растерялся. Как там все устроено у девушек он не знал, поэтому немного побаивался их таинственного «затрусишья». — Погладишь ее, посжимаешь немного… И делай так, пока не почувствуешь влагу. — Тут познания Эндрю уже немного давали сбой, так как чаще всего в книгах было написано «… И он вошел в ее истекающее влагой лоно». — Какую влагу? Она должна описаться от восторга? — Хобхауса явно несло не в ту степь. Эндрю занервничал. — Да нет же, особая такая влага… Сам поймешь, — и отмахнулся рукой от соседа. — Ну а дальше дело техники… Но тут в комнату ввалились остальные проживающие когтевранцы, и ребятам пришлось оборвать разговор на самом интересном месте.***
Дункану повезло. На ужин приготовили картофельное пюре с говядиной, а к нему прилагался молодой горошек. Парень, тихонько выловив пару горошин из тарелки, принялся перекатывать их между пальцами, прокручивая по часовой стрелке так усердно, что не заметил надвигающегося Гонта и компанию. Оминис, проходя мимо места когтевранца, намеренно пихнул его плечом, отчего тот выронил горошины прямо под ноги слизеринцу. — Играешься с едой, Пушишка Дункан? — заржал Гонт и, раздавив горошины, проследовал по своим делам. (Тут у очкарика привстал член) Хобхаус обернулся к столу, но домовики уже убрали основную еду, и на блюдах красовался десерт. Теребить вишни из пирога у когтевранца не было никакого желания, и он, вздохнув, поплелся в туалет. Времени до свидания оставалось очень мало. В туалете Дункан заперся в кабинке и вынул поникшего младшего Хобхауса. Несмотря на половое созревание, на лобке у него не росли волосы, и небольшой член с ассиметрично висящими яйцами выглядел довольно сиротливо. Закрыв глаза, Дункан трясущейся рукой провел по стволу, приговаривая: «Тут нет бабушки, она дома, тут нет никого…». Но ничего не получалось. Парень пытался настроить себя, представляя Крессиду с развязанным галстуком, и голую (только на груди у нее вместо сосков были зеленые горошины, что немного сбивало настрой). Член ни в какую не хотел твердеть и дрочиться. Хобхаус разозлился на него. То у него эрекция, когда не надо, то даже вялого стоячка нет! Бросив взгляд на часы, парень убрал хозяйство и застегнул штаны — пора было идти в Астрономическую башню. Читая на ходу блокнот, Дункан направился на свидание.***
Крессида Блюм, в волнительном предвкушении, неспешно торопилась на рандеву. Соседки по комнате строго-настрого запретили ей приходить вовремя. «Девушка должна опаздывать, чтобы парень томился в ожидании!», — как попугай повторяла Онай. На сколько свиданий опоздала сама Натсай, девушка предпочла не говорить. Крессида была в школьной юбке и рубашке, но без галстука. Этот предмет одежды и так ей мешал в течении дня, а уж на свидании он точно не нужен. Теплую кофту ей также не дали надеть девчонки. «Пусть сам тебя греет!», — коварно улыбалась Огспайр, не вдаваясь в подробности, как именно. Чем выше забиралась Блюм, тем сильнее жалела о своем послушании. Поздней осенью на Астрономической башне не то, что кофта нужна — целый плед! И девушка твердо намеревалась отобрать все теплые вещи кавалера дабы не слечь с простудой. Наконец, достигнув верхней площадки Астрономической башни, Крессида увидела одиноко стоящего парня. Хвала богам, Хобхаус додумался надеть шарф и теплую мантию! Гриффиндорка поспешила к парню, а он, заслышав за спиной шаги, обернулся и смущенно улыбнулся, что-то спрятав в карман. — П-п-п-привет! — От холода у Крессиды зуб на зуб не попадал. — Привет! О, да ты замерзла! — Дункан выглядел очень обрадованно. Ведь он мог сразу приступить к первому пункту инструкции Ларсона. — Иди сюда, обниму, согрею! Крессида, не колеблясь, резво юркнула под мантию к Хобхаусу, прижимаясь продрогшим телом к теплому торсу парня. Когтевранец изловчился и достал блокнот, который стал трепыхаться на сильном ветру. Пришлось крепко держать записи за головой девушки, чтобы она не увидела конспект. «Так, прижать есть… Гладить, ага, по руке! Черт, комплимент забыл!» — и Дункан неуклюже начал гладить Крессиду за кисть, придумывая комплимент. — У тебя очень красивые очки! — брякнул Хобхаус. — Спасибо, они сделаны на заказ! — Крессида удивленно подняла взгляд на Дункана. Парень был выше нее, поэтому девушке приходилось любоваться его абсолютно гладким подбородком. Хобхаус с трудом перелистнул блокнот. Но шалун-ветер затрепыхал страницы так, что следующим пунктом парень увидел «руку в трусы». "Как-то рановато," — засомневался когтевранец и попытался вспомнить, что же там было дальше. Но его размышления прервал голос снизу: — А ты мне сегодня приснился, Дункан, — смущенно посмотрела на него Крессида. — М-м-м?.. — неопределенно промычал парень, потряхивая рукой за головой девушки, в надежде обуздать блокнот. — Ты был рыцарем на коне, — с придыханием продолжила Крессида, — весь в сверкающих латах… Только громыхал сильно, когда вез меня в замок. Тут порыв ветра все-таки вырвал записи Дункана и, немного покрутив их в воздухе для приличия, швырнул за перила башни. Печально вздохнув, Хобхаус посмотрел на Блюм. Та, явно в ожидании, уставилась на него снизу вверх. «Поцелуй, наверное, ждет», — решил когтевранец и неуклюже клюнул девушку в щеку. Но гриффиндорка не зря попала на этот факультет. Крессида развернулась к Дункану и сама впилась ему в губы поцелуем, не менее неуклюжим, но более страстным. Когтевранец растерялся и, не зная куда деть руки, случайно схватил девушку за грудь. — О, Дункан! — воскликнула Крессида вместо того, чтобы смутиться, и сама толкнула парня к стене. — Я знала, что ты все-таки решишься! — и вжала его своим телом в каменную кладку. — Н-на что? — Хобхаус, было, запаниковал, но второй поцелуй Блюм вышиб из него все волнения. Не то, чтобы Крессида сама умела целоваться, но она облизывала и обсасывала губы Дункана с такой страстью, что очкарик даже стал получать какое-то подобие удовольствия. Прижимая парня своим телом к стене, девушка потерлась о его пах лобком. Дункан расценил это по-своему и решился перейти к последнему пункту. Проведя рукой вверх по ноге Крессиды, покрытой мурашками (скорее от холода, а может и от возбуждения…), он нащупал край ее нижнего белья. Расценив как согласие то, что девушка не отодвинулась от него, Хобхаус осторожно протиснул руку ей между ног и вдруг понял, что в руке у него страх всей его жизни. Пушишка! Весь белый от ужаса, Дункан с диким воплем выдернул ладонь из трусов, словно ее ошпарило кипятком. Со всей силы оттолкнул Крессиду, что бедная, ничего не понимающая девушка упала на пол и проехалась на спине до стены, и бросился вниз по лестнице, вереща как резаный свин. Гадкая Блюм! Гадкий Ларсон и его советы! Небось они сговорились, чтобы поиздеваться над таким наивным и беззащитным Дунканом! Не видя перед собой ничего, парень несся только вперед, не разбирая дороги, пока не оказался в настолько отдаленном месте замка, что не мог сказать, где именно он находится. Устав от потрясений и долгого бега, Хобхаус, всхлипывая, забился в какую-то нишу, проклиная и девушек, и свидания, и все, что связано с сексом…