Взлететь в одну высь дважды

Просыпаюсь ранним вечером от странного ощущения, будто за мной кто-то пристально наблюдает. И пахнет почему-то не любимым диффузором с цитрусовыми нотками, а сырым мясом и дыханием не первой свежести, которое теплыми раскатами касается лица. Открываю глаза и сердце делает кульбит в груди от неожиданности — нет, не показалось. Кэйя, почти что видимая, лежит рядом со мной на кровати и, довольно сощурившись, дожевывает нечто, напоминающее ошметок сырого стейка, который в качестве лакомства припас для своего духа Нейт. — Ах ты… воришка! Как ты открыла холодильник? — вслух задаюсь вопросом, невольно растягивая губы в улыбке. Приподнявшись на локте, тяну руку и осторожно дотрагиваюсь до ее головы. Уши Кэйи быстро забавно вздрагивают, она глотает последний кусок мяса и, вытянув шею, жмурится и тычется лбом мне в ладонь. С ума сойти. Все еще полупрозрачная, но я могу коснуться ее, погладить и почесать за ободранным ухом. Некогда лоснившаяся и густая серо-бурая шерсть Кэйи стала реже и свалялась колтунами, но ее физическое воплощение живо — и по какой-то причине рвется с изнанки, даже пока ее хозяин находится за несколько километров отсюда. Кэйя переворачивается на спину, подставляя мне худые бока. Черт. Перед ночной сменой я собирался заняться своим барельефом, но… как теперь бросить незваную гостью? — Пойдем, — предлагаю я Кэйе, откидывая одеяло. — Посмотрим, есть ли у Нейта еще немного мяса… Перед походом на кухню я все-таки затаскиваю Кэйю в душ. — Прости, Кики, но от тебя воняет, — бормочу, ловя немой укор в глазах Кэйи, когда она послушно переступает через бортик и, съежившись под теплыми струями воды из душевой насадки, делает вид, что она самый несчастный в мире койот. Сердце тревожно сжимается. Не думаю, что это далеко от правды. — Перестань… не делай так… Я просто приведу тебя в порядок, окей? Почему, кстати, этого не делает Гейб? Он вообще видел, в каком ты состоянии?.. Кэйя опускает голову. Что же… она такой же любитель секретов, как ее хозяин. Приходится хорошенько вычесать и помыть Кэйю своим шампунем, потому что старый флакон ее личного в нижнем ящике под раковиной с давно истекшим сроком годности. Духу ничего не будет от человеческих средств гигиены, хотя Кэйе, судя по оскалу и фырканью, не очень улыбается пахнуть фиалками. К счастью, нераспечатанный тюбик собачьей зубной пасты из того же ящика утверждает, что может прослужить еще два года, и у меня остались две неиспользованные щетки. Кэйя издает протяжный вой и забивается в дальний угол душевой кабины, увидев в моих руках орудия пытки. — Нет, — говорю безапелляционно, выдавливая пасту на щетку. — Это обязательно. На кухню Кэйя спускается чистая, источая благоухание луговой свежести. Хорошо вычесанный мех пушится и скрывает ее страшную худобу, а еще она с каждой минутой все больше теряет в прозрачности и бодро помахивает хвостом. — Так, что тут у нас… — бормочу, открывая дверцы холодильника. — Не лезь, я сам… — отпихиваю морду Кэйи и копаюсь на полках. — Есть сосиски… — я вытряхиваю из пачки последние три штуки и передаю вниз не глядя. Кэйя очень деликатно и бережно выхватывает их из моих пальцев, хотя я поклясться готов, что слышу, как ее слюна капает на кафельный пол. Если это ее первое появление во внешнем мире за довольно долгий срок… она зверски голодна. — Отлично, Нейт закупился костями. В выдвижных ящиках лежат три объемных пакета. На обратном пути куплю, сколько взял, и положу на место. Нир, дух-волчица Нейта, все равно не будет есть до следующего утра. Я достаю один, надрываю и, по очереди захлопывая плечом дверцы холодильника, уже собираюсь как следует накормить Кэйю, как замечаю ее вздыбленную шерсть, слышу утробный рык — и вижу, проследив за ее настороженным взглядом, Нир, которая стоит в дверном проеме, ведущем в один из боковых коридоров. На фоне слабой Кэйи Нир кажется просто огромной. Она грозно бьет лапой об пол и отвечает Кэйе угрожающим рыком. Они же не собираются драться за пакет костей? — Нет! — раздается крик Нейта, он влетает на кухню следом и кричит: — Глейпнир! — Амо! — выкрикиваю одновременно с ним, уронив под ноги пакет и вытянув руку в сторону Кэйи. Кэйя и Нир послушно отступают на шаг, подчиненные нашим командам-заклятиям, а после осторожно, как настоящие звери, приближаются и тщательно обнюхивают друг друга. Хвост Нир потихоньку начинает вилять, уши Кэйи любопытно дергаются. Нир, издав тяжелый, почти человеческий вздох, пинает лапой пакет с костями, и Кэйя, получив разрешение, набрасывается на еду. — Где Кэсси? — спрашиваю, вымучивая улыбку, тщетно надеясь отвлечь Нейта от того, что творится на кухне. Блядь. То, что мы делали с Гейбом еще три года назад, должно было остаться тайной — охотники не позволяют себе подобного. Это против традиций и правил нашего общества. Но гребаный Лестер не следит за своим духом, а что мне оставалось еще? Не давать ей команд, позволив нарваться на драку, когда она так слаба? — У него джетлаг, еще спит, — отвечает Нейт глухо, не спуская с меня потрясенного взгляда черных глаз. — Дуг… — Что? — отзываюсь обреченно. Мне не отвязаться от этого разговора. — Какого?.. — Нейт смотрит, как Кэйя хрустит костями. — Чей это дух? Через десять минут мы уже сидим с Нейтом на шезлонгах у бассейна, пока Нир и кое-где просвечивающая в солнечных лучах Кэйя носятся по лужайке, гоняясь за шустрой бабочкой. — Выходит, — повторяет Нейт, хмуро дергая шнурок дурацких пляжных шортов с акулами, от покупки которых Кэсси почти наверняка его отговаривал, — вы с Габриэлем Лестером… пользовались духами друг друга? — Иногда, — отвечаю неохотно, — так случалось. Он звал и кормил Пакса, летал с ним, когда я уставал и валился с ног от подготовки к экзаменам, а ведь я еще не был уверен, что оставлю алхимию и стану охотником — и учился некоторое время на обоих направлениях сразу, нагрузка была двойная… Я тоже заботился о Кэйе, когда Гейб спал как попало, доделывая свои проекты. Мы просто… Делили с ним все. Жизнь, кровать, часть себя — наших духов. Не могу вспоминать об этом без боли под ребрами и комка, туго встающего поперек горла и мешающего ровно дышать. Я не могу отпустить ту жизнь. В ней я был абсолютно счастлив. — Вы, — напоминаю хрипло, вдоволь наслушавшись задумчивого молчания Нейта, — с Кэсси тоже так делали. Нейт слегка краснеет, уголок его губ дергается в напряженной улыбке. Кэсси призвал Нир в решающий момент, чтобы спасти его. Для них с Нейтом использование чужой духовной энергии — исключительный случай, а для нас с Гейбом когда-то было обыденностью. — Это… — Нейт явно чувствует себя смущенным, касаясь в разговоре чего-то настолько личного, — это разве не… не больно?.. — Поначалу, — не хотел говорить ему этого. Как старший, я не должен подталкивать Нейта и Кэсси к экспериментам с духовной материей. К тому, что охотники в большинстве своем до сих пор, спустя века нашей истории, не понимают и считают запретным. Прикосновение к чужой душе не шутки, как и игры с изнанкой, у которой мы черпаем силы взаймы. Но оставлять Нейта без объяснений несправедливо, раз уж я попался с поличным и уже озвучил часть правды. Тем более я знаю из его горького опыта: Нейт из тех, кто умеет хранить тайны. — Поначалу организм хреново реагирует на непривычный уровень нагрузки. Идет носом кровь, кружится голова. — Я грустно усмехаюсь, поймав ошарашенный взгляд Нейта. Наверняка он думает, как это не остановило кого-то вроде меня? Любителя соблюдать правила, подчиняться простой логике. «Больно? Прекрати». Но эта логика работает со всем, кроме Гейба Лестера. — Должно было нас остановить, ага. Но день ото дня это давалось все легче… И в итоге наши души привыкли. Самое необычное ощущение на свете. Когда он призывает твоего духа, а ты — его. В этот момент… Я осекаюсь. Нейт не знает, куда спрятать взгляд, и уже полностью красный: пятна идут даже по его шее и плечам. Черт. Он ведь понимает, что это не вписывается в понятия обычной дружбы, верно?.. — Амо, — произношу, когда через отодвинутые секции окон из гостиной до нас доносится звук чьих-то приближающихся шагов. Кэйя на лужайке оборачивается на меня в последний раз и прыжком, растворяясь в солнечных лучах, ныряет на изнанку, скрываясь из вида. Я предупреждаю Нейта вполголоса: — Я никому этого не говорил, даже Энджи, и… — Хорошо, — серьезно кивает Нейт. — Я тоже никому не скажу. На площадку перед бассейном выходит, широко зевая и потирая глаза, растрепанный Кэсси в одних плавках. Он подходит к шезлонгу Нейта и, выдавив из него резкий выдох, со страдальческим стоном падает на него, устраивается удобнее у него на груди и бубнит ему в плечо: — Умоляю, сделай мне кофе… Нейт целует Кэсси в макушку и уточняет ворчливо: — Если ты не встанешь с меня, это будет проблематично… — Одну минуту… — откликается Кэсси и тянется к его губам. — Пташка! — Нейт беспомощно косится в мою сторону, но уступает под напором Кэсси. Эти двое и десяти минут прожить не могут без поцелуев. — Пойду подниму остальных, — сообщаю с улыбкой и встаю с шезлонга, на что Нейт, не отрываясь от губ Кэсси, показывает мне поднятый вверх большой палец. Тео и Рейчел в четыре руки расталкивают Огастаса. Чейз уже спускается, собранный и в приподнятом настроении, делать нам поздний завтрак. А Энджи устраивает истерику на мою попытку отнять у него одеяло. Так что за стол мы садимся с приличным опозданием, а когда наступает момент мне выезжать из дома раньше всех, чтобы успеть на планерку, я на чем свет проклинаю Энджи и его «Не будь занудой, давай поваляемся». Не возобладай надо мной чувство вины за то, что скрыл от него визит Кэйи, я бы в жизни не поддался на бесхитростную манипуляцию. В итоге в двери академии я влетаю, на бегу пытаясь заново застегнуть рубашку, несвоевременно заметив, что пропустил пуговицу, и одна пола болтается ниже второй. Знакомый отца, в которого чуть не врезаюсь на лестнице, перескакивая по две ступени за раз, провожает меня веселой усмешкой и качает головой. От второго столкновения, в коридоре третьего этажа, меня уже никак не уберегают инстинкты, потому что остается всего одна минута, а я скорее берц свой сожру, чем ворвусь в переговорную позже остальных. Бам! Я врезаюсь в его жесткую грудь на полном ходу. И разумеется — разумеется, блядь! — это Гейб Лестер, который рефлекторно обнимает меня своими лапищами. А после мучительно неловкой паузы, пока я пытаюсь отдышаться и сказать ему, чтобы отошел, Гейб сам настойчиво отстраняет меня, окидывает притязательным взглядом с головы до ног — и вдруг решительно тащит в соседнюю дверь. — Какого хуя? — возмущаюсь сдавленно, когда Гейб заталкивает меня в туалет. — Я опаздываю! Лестер! Гейб молча припирает меня к стене. Кидает такой взгляд исподлобья, будто чертовски зол, хотя злиться здесь должен я, и… что он делает? У меня дыхание перехватывает, я вытягиваюсь по стене и вплавляюсь в нее лопатками. Потому что Гейб тянет руки к моей ширинке… …чтобы просто ее застегнуть. Я чуть не умираю от стыда пополам с разочарованием. На мгновение мне показалось, что он сделает нечто совершенно другое. Не то чтобы я ждал этого. И не то чтобы ему позволил. Наши взгляды пересекаются, и я надеюсь, что на моем лице не написано то, о чем я только что думал. — Вашу планерку, — говорит Гейб невозмутимо, — перенесли на двадцать минут. Карл Беньи еще не вернулся с Коачеллы. А у аналитиков какие-то новости для нас всех. «Для нас всех» означает и охотников, и алхимиков. Это слегка приводит меня в чувство, потому что аналитики никогда не балуют нас приятными сообщениями. Но напряжение, повисшее в воздухе между нами с Гейбом, все еще можно пощупать пальцами. Сегодня на нем футболка с лого Aerosmith и обычные, без подранных коленей, черные джинсы. Но главное, что под широким воротником я наконец вижу цепочку кулона на его загорелой шее и в точности узнаю ее по одному сплющенному звену. Когда Гейб сделал ее для меня, он только начинал работать с небесными металлами и допускал ошибки при охлаждении. У него даже остался белый тонкий рубец на основании большого пальца: на теле охотника все заживает быстро и почти без видимых следов, кроме ран, нанесенных небесным металлом. Гейб носит на шее кулон, который подарил мне. — Уже можно идти? — цежу я сквозь зубы, потому что он цепляет большими пальцами карманы джинсов и молча хмуро пялится на меня, будто бы ожидая, что я заговорю первым. — Куда-то спешишь? — хмыкает он, намекая на перенос собрания. И тут же, не дав и слова вставить, уточняет: — Что это было утром? — Соскучился, — буркаю саркастически и дергаюсь в сторону двери, но Гейб молниеносным выпадом зеркалит мой шаг, оказываясь на пути. Я глубоко дышу, сжимая и разжимая кулак. Ладно, Дуг. Просто скажи ему как есть. Кто-то из вас двоих должен, верно? — Ко мне утром приходила Кэйя. И после… уже вечером. — Что? — Гейб вздрагивает. Встречая его взгляд, я вижу в его темно-серых глазах столько ребяческого восторга, что вопросов в моей голове становится на порядок больше. — Ты призывал ее? — Нет. — Я мотаю головой. О чем он только думает? — Я не звал ее. Она сама. Гейб, — его имя все еще ложится на язык самым приятным, что я когда-либо говорил, — она… такая прозрачная. Худая, облезлая. Что с ней стало? Восторг гаснет в глубине его глаз. Гейб кривится, как от острой зубной боли. — Ты вообще ее кормил? — спрашиваю резко. — Мыл ее? Потому что ощущение, что я сделал это сегодня в первый раз за три года. — Она… — Гейб отворачивается и пялится на туалетные перегородки. Под его кожей гуляют желваки, он варится в кипятке собственных мыслей, с трудом собираясь для ответа, и наконец озвучивает безжизненно: — Она не приходит ко мне. Не откликается на зов. Я пытался. Без толку. — Как такое возможно? — спрашиваю тихо. По спине и рукам пробегает осязаемый холодок. — Кэйя твой дух! Она… обязана. — Она ничем мне не обязана! — вскидывается Гейб, тяжело, надсадно дыша. Мне становится больно от одного его тона, от выражения отчаяния на его лице. — Не теперь… после того, что я сделал. — И что же ты сделал? — спрашиваю, ступая в бездну вместе с этим вопросом. Мне надо знать хоть что-то. Ну же, дай шанс зацепиться. Дай понять себя. — Три года назад я побывал с ней в Долине Смерти, — говорит Гейб и давит жуткую ухмылку, от которой становится невыносимо тошно. Мне плохо от понимания, что за откровение за этим последует. Для охотников Долина Смерти — приговор. Это единственное место во всей Калифорнии, во всех Штатах, и не удивлюсь, если на всей планете, где охотник может прервать уникальную энергетическую связь со своим духом. Отделиться от него, отказаться от части себя. — Она не хочет иметь со мной ничего общего, — сознается Гейб, — и я ее прекрасно понимаю. — Зачем? — я не могу поверить, что он сделал это добровольно. — Таким было гребаное условие. — Глаза у него абсолютно стеклянные. Гейб будто говорит с самим собой. — Дар в ответ на жертву. — Как ты остался жив?.. — произношу сдавленным шепотом, делая шаткий, как в бреду, шаг ему навстречу. Сейчас, пока я смотрю, как его ломает, мне почему-то не до причин. Без понятия, что хочу сделать. Оказаться ближе? Почувствовать, как больно и гулко бьется его сердце в груди — и его успокоить? — Не уверен, что жив, Дуглас, — роняет Гейб тихо, не отрывая взгляда от частящей жилки на моей шее. Он не двигается с места, но напрягается так, словно разрывается между желанием броситься мне навстречу, вжав обратно в стену, и попятиться, отказавшись… от искушения. — Не подходи. — Он неровно выдыхает и на секунду прикрывает глаза. — Пожалуйста. В его шепоте бесконечное море мольбы. На грани с безумной схваткой говорящего голосом разума языка и того, что я чувствую сейчас сам — и что чувствует он. Наши души так много касались друг друга, что мне не надо других доказательств. Достаточно дышать с ним одним воздухом на расстоянии мимолетной ошибки. Случайного шага. — Гейб, — прошу еле слышно. — Не надо. — Его взгляд медленно поднимается обратно к моим глазам. Какого хрена, Лестер? Ты так и будешь игнорировать это? — Спасибо, что позаботился о Кэйе. Но… Я не дам тебе того, что ты хочешь. Жар приливает к щекам, сердце дубасит в груди с силой падающего на раскаленный металл молота. Он на полном серьезе говорит, что не даст мне ответов? Не собирается объясниться за эти три года? Рассказать мне про Кэйю? — Почему? — спрашиваю резко. Я не собираюсь сдаваться так просто. Ты должен мне. Ты должен памяти обо всем хорошем, что у нас было. — Потому что я не могу, детка. — Гейб срывается, делает шаг навстречу и обхватывает мое лицо ладонями. Его большие пальцы бережно гладят меня по щекам, взгляд блуждает по моему лицу, будто он… делает нечто запретное. — Блядь. Мои объяснения ничего не стоят. Ничего. Не такой правды ты заслуживаешь. Этот уебок забрал у меня все, утащив в могилу. Даже возможность, — проговаривает Гейб, сглатывая, — просить у тебя прощения. Потому что за это — нельзя прощать, понимаешь? — За что? — усмехаюсь криво, дрожа от озноба. Почему у меня такое ощущение, что каждым новым словом я всаживаю нож глубже ему под ребра? — За предательство? За то, что сердце мне, нахуй, разбил? Гейб отстраняется за секунду — дверь туалета открывается, и заходит кто-то из дежурных сегодняшней смены.