Она

Вино льется рекой, пачкает парчовые платья, оставляет кляксы на лакированном полу и окрашивает накрахмаленные скатерти в бордово-красный под громкий смех юных девушек и почти снисходительные улыбки юношей. Не улыбался только он. Взгляд изумрудных глаз метался от одной женской фигуры к другой, мимолётно скользя по тонким, обтянутым шелком и атласом, талиям, но тут же впиваясь в следующую вошедшую в зал девушку. И так по кругу. Голова разболелась от обилия красок, в глазах рябило от разнообразия звуков, всё вокруг смешалось в неистовую карусель и кружилось, смеялось, визжало, проливало алое, похожее на кровь, вино. Похожее на её глаза. Она возникла словно из его тени, скользнув мимо и как будто бы случайно задев его предплечье своей узкой белой ладонью. Позвала. Куда? Не имеет значения. Джеку всё равно, куда она зовёт его, ему всё равно, в какую тьму может завести этот путеводный свет. И он идёт. Плетется следом, словно слепой котенок, словно несчастная рыбёшка, завидевшая фонарик смертоносного удильщика. Плетётся, едва переставляя ноги, а потом срывается на бег, страшась потерять из виду ее черную юбку, ее кроваво-красные глаза. Лейси останавливается под окном большого зала, молча протягивая к нему руки. Над головой все так же звучит вальс, на фигуру, сотканную словно из самой тьмы, неровно падает свет хрустальных люстр и кажется, что она вот вот исчезнет. Джек боится. Боится, что она рассыпется в его руках, растает, словно сон, а потому держит крепко, но осторожно, трепетно прижимая к себе и надеясь, что не навредит ее тонкому, словно крыло бабочки, естеству. Она смеётся. Щурит глаза цвета бузины, растягивает в мягкой улыбке алые губы и сама ведёт в танце, словно нормы морали и этикета ей чужды. И Джек позволяет ей вести. Как и всегда.