***
А вот и они — «Земли, на которые падает свет». В отличие от Дальноземья, Прайд был населен пёстрым многообразием зверей, которые были, кстати, весьма гостеприимны и тактичны по отношению к чужакам. Но всяким хулиганам, плутам и разбойникам, естественно, всегда доставались крепкие оплеухи от Львиной Гвардии. Как Макуча мыслил, в этих унизительных избиениях не было ни малейшего смысла, так как пищевые цепи никто ещё не отменял. Конечно, были набеги со стороны Чужеземья от лица гиен, шакалов и многих других бедняг, однако они ведь — хищники. Другому укладу жизни их не выучить и за сотни лет! Очень странная отговорка у Его Величества, мол, чужеземцы — враги, чужеземцы — прилежные приспешники Шрама… Хотя… Неужели где-то до сих пор проживает свои последние денёчки некий калека и попрошайка, регулярно поклоняющийся обгрызанным костям того безумца? Погрязнув в размышлениях, леопард и не заметил, как прошло время, и как он, словно на больших скоростях, обогнул Великий Утес — своеобразную границу Земель Прайда. Завидев склон, служивший некой лестницей наверх, Макуча начал взбираться ввысь. Наконец, перепрыгнув последнюю яму, он оказался у входа в небольшую уютную пещерку. Сильно пахло фруктами. Дабы проявить свое терпение, пятнистый скромно постучал передней лапой по каменной стене, надеясь, что хоть кто-то остался здесь проживать. — Кто там? — озадаченный мужской голос при характерных звуках раздался изнутри пещеры. — Это я, Макуча! Ты свободен сегодня? Через полминуты высокая статная фигура льва появилась на виду у леопарда. Коричневая грива и темно-бежевая шерсть были заляпаны фруктовым красителем. — О! Какие звери! Макуча, неужели ты, дружище?! Как возмужал! — Да, да, Мхиту, — сгорая от смущения, леопард отвёл взгляд и посмотрел на кожуру опустошенного плода, — что-то мы давно не виделись, и я решил тебя проведать. — Отлично, приятель! Сейчас накрою ужин, ты пока подожди, хорошо? Макуча кивнул.***
Он прекрасно помнит тот день, когда познакомился с Мхиту. Было это чуть позднее Купата́ны. Тогда пятнистый был ещё мелким отпрыском, чья жизнь сложилась не совсем сладко и беззаботно. В какое-то время он даже страдал от голода, пока остальные как ни в чем не бывало праздновали Новый Год. Дошла вся эта несправедливая голодовка до потери сознания. Макуча дивился безразличию зебр, антилоп, слонов, носорогов… До такой степени зашугаться и не подходить ни на шаг даже к бессильному детёнышу — вот это было заложено всем ещё в материнской утробе. Ни единой капли сострадания, ни чувства малейшей вины за бездействие. Очнулся леопард в чьей-то пещере. Повсюду валялась кожура фруктов и обгорелые щепки. Было темно и прохладно, светили звёзды своим равнодушным свечением. Макуча, полусонный, посмотрел вдаль: там, над самым горизонтом, красовалась сама ночь в зверином обличии. Ее пустые полузакрытые глаза вытаращились холодным взглядом и на пятнистого, и на Саванну, и на видневшуюся вдали Скалу Прайда, — везде, куда только можно было направить взор. Макуча снова пробудился ото сна уже посреди бела дня. Перед ним сидел лев с бурой гривой и что-то калякал на стене. Заметив открытые глаза леопарда, он мигом умчался вглубь помещений и вытащил большую свежую тушу. Голодный взгляд юного леопарда не заставил выжидать вечность. Наконец, утолив жуткий голод, Макуча буквально склонился перед спасителем и сквозь слезы поблагодарил неравнодушного зверя. Лев и леопард обменялись именами. Оказалось, что незнакомец является членом королевской семьи. Точнее, являлся. Будучи братом королевы, Мхиту был изгнан лично Симбой со Скалы Прайда то ли из-за шутки, то ли из-за спора, Макуча не расслышал полностью, так как его голова чуть ли не лопалась от мыслей о недавно произошедшем. «Такое никогда не повторится!» — детёныш леопарда поклялся самому себе, пока его изумрудные глаза нервно дрожали. Далее Макуча редко находил времени поболтать с Мхиту — юный хищник самостоятельно обучался главному ремеслу всей его жизни — охоте. Слава Саванне, на этот раз леопард не упал духом и, сквозь кровь, слезы и старания, развил навыки до, пожалуй, недосягаемого уровня. Теперь он больше не позволит себе голодать, а также давать себя в обиду. Однако творческого одиночку Макуча пару раз навещал. Тот постоянно был занят каким-то странным хобби — рисованием. Ну, вы понимаете, где лев, а где — такой род деятельности! Хотя получалось весьма недурно. Пятнистый с озадаченным лицом смотрел на исписанную фруктовым соком и угольками стену. В этом творческом беспорядке, в этих небрежных каракулях можно было найти что-то своё. Особенно в тех мрачных штрихах из обгорелого дерева, скромно расположившихся в самом углу. Также несложно было отыскать отличаемую композицию: Прайд отделенный от остального «хаоса» солнечно-желтым кругом и тот самый лев, тихо нашедший местечко на самом краю окружности. Видимо, тяжело было одному. Макуча хоть и был молчалив, пока Мхиту рисовал, его порой посещали вполне адекватные вопросы. — А почему ты не вернёшься обратно? — этот удалось даже произнести вслух, но лев в ответ случайно сломал уголь, его лапа задрожала, а объяснения так и не последовало…***
Мхиту, весь радостный от долгожданного прихода гостя, накрыл ужин, то есть еле приплёл аппетитную тушу зебры. «Какой праздник, такое и пиршество», — с данной истиной никак не поспоришь. Макуча скромно откусил мясца и в очередной раз стал рассматривать изрисованные стены. В принципе ничего не поменялось, но вдруг два незнакомых пятна невольно притянули взгляд пятнистого. — А кто это? — леопард жестом лапы указал на свежую работу художника, изредка пожевывая. — Кто? Где? — недоумевая, Мхиту повертел головой и, найдя искомый объект, воскликнул, — ааа! Да это ж мои племянники! Я тебе про них не рассказывал? — Эмм, нет. — Хмм… Странно… Ну ладно! В общем, я только недавно узнал, что у сестры моей родились два сына, да ещё и близнеца, представляешь?! Короче, те оба как-то раздобыли обо мне информацию и пришли меня навестить! Я так был удивлен! Старшего Копой зовут, а младшего… Макуча, проигнорировав, казалось, многочасовые рассказы товарища, ушел в себя. Пятнистый задумался о будущем: «Какое оно? Светлое? Будут у нас с Золой дети? Буду ли я хорошим отцом? Смогу ли я постоять за семью?..» Столь странные вопросы вертелись у парня в голове, пока Мхиту мигом не разогнал их: — Эй, ты меня вообще слушаешь? — Д-да, да. — Так вот, обожаю племяшей моих, особенно Копу — он такой тихий и скромный, прям как и я в детстве… Мхиту казался таким беззаботным, таким счастливым, словно он вновь окунулся в детство, почувствовал себя значимой фигурой в семейном кругу. Макуча продолжительно всматривался в его глаза и чувствовал лишь тепло. Такое уютное и незабываемое. — Как думаешь, тяжело ли это — содержать семью? — внезапный вопрос выскочил из уст леопарда. Лев с удивлённым выражением лица ещё какое-то время глядел на пятнистого. Затем, встрепенувшись от застоявшейся эмоции, он положил лапу Макуче на плечо и, тяжело вздохнув, сказал: — Ещё как! Ты и не представляешь… Я хоть и холост, но понимаю, каково это. Ты б видел мою маму при всех делах… Она… делала абсолютно все, чтоб я с Налой были сыты, здоровы и счастливы. Она была слишком занята, но с каждым днём… становилась все прекраснее… Ох… Мне так ее не хватает… Мхиту грустно опустил голову, поспешно скрыв лицо гривой. Леопард не знал материнской любви. Он и родителей-то своих в глаза не видел! Пока все беззаботно играли на солнышке с полной уверенностью в завтрашнем дне, бедняга дни и ночи пропадал в зелёной и надоедливой траве, искал пропитание. Да уж, какие тут телячьи нежности? Мог ли он тогда быть кем-то любим? Мог ли отыскать смысл своего бытия в этой чёрно-белой жизни, сильно пахнущей эгоизмом, лицемерием, ложью, предательством зверей, тех самых рваных фигур, порою всплывающих на глазах у Макучи на подсознательном уровне? — Мне жаль… — леопард скромно опустил лапу на плечо товарищу, — мне сильно жаль, что твоя жизнь была несладкой. Я тоже выживал в адских условиях в, пожалуй, самом райском месте на свете, хе-хе. Какова ирония. Охота иногда посмеяться над всем этим, прям заржать над моей беспомощностью… Двояко усмехнувшись, пятнистый спрятал натянутую улыбку и тихо промолвил: — Эмм… Извини, я порчу тебе настроение. Просто… У тебя хотя бы есть родные, а я всю жизнь на лапах стою. Мне… действительно жаль. Мхиту, придя в себя, поспешно поправил гриву и сказал: — Ничего, ничего… Я-то ладно, моя судьба уж предрешена до конца дней, а вот у тебя ещё все впереди. Это… Как твою девушку зовут? — Зола. — Зола… Красивое имя. Она, наверное, очень добра. — Да, очень-очень! — Макуча вновь представил свою вторую половинку: ее манящий взгляд, ее крохотные пятнышки, разбросанные по всему телу, ее беспечную жизнерадостность… — Рад за тебя, дружище. Уверен, ты проживёшь ещё долгую жизнь в любви и верности. Будут у тебя дети и целая толпа внуков. Ещё не раз познаешь настоящее счастье… Ты только не падай духом и иди вперёд, не останавливаясь. Если что, посоветую чего-нибудь по-братски, главное — не падать на дно. — Да, конечно, — Макуча с крохотной улыбкой устремил взор ввысь, однако не замечая природной красоты африканского неба. Мелькали только глаза Мхиту, полные уверенности и гордости за своего друга. Особенно сильно запечатался в память квартет, пожалуй, неособых слов — «не падать на дно…»