Помада

— Ты не глупа, Нова, нисколько. Просто молода. Женщина сидела посредине тёмного, освещённого лишь пробивающимся сквозь окна светом фар, вывесок или фонарей с улицы, кабинета. Тихий, мягкий полумрак окутывал их с Новой, словно одеялом, прятал настоящие эмоции, не выдавал всей той боли, что отражалась на их лицах. Между бровей Веспер засела глубокая морщина. Конечно же, она всё знала. Вычислить шпионку, особенно обладающую столь редким даром, догадаться, что Ватикан знал о Нове и не упустил бы возможность прибрать к себе этот лакомый кусочек, было не такой уж трудной задачей. Всё, что ей оставалось делать, это показать Нове правду и надеяться, что ловчая сумеет сделать верные выводы. Однако надежда пошатнулась ещё тем вечером, когда, желая поговорить с девушкой о случившемся недавно поцелуе, их первом и до боли желанном, она застала её в комнате, сидевшей на коленях и с особо стервозной отдачей молившейся. В следующий раз Веспер наблюдала, как Нова крадёт с её рабочего стола несколько бумаг с выписанными зацепками и составленными схемами, и следующие часы бродила подальше от своего кабинета, дабы дать ловчей возможность «незаметно» и беспроблемно вернуть забранное на место. А ведь Веспер сама же подсказала Нове, как останавливать видеонаблюдение в кабинете, надеясь воспользоваться этим в тот раз, когда не будет желательным взгляд кого-то лишнего. И они воспользовались. Воспоминания о том дне, когда обнажённая, разгорячённая от страстного желания кожа почувствовала объятия другого человека, столь нужного, за короткий срок засевшего глубоко в сознании и сердце, были словно ледяная вода. Только вот к холоду Веспер была приспособлена, а к чувствам, оказывается, нет. Нова, как же она нужна была ей! Янтарного цвета глаза ловчей, бликами сияющие в темноте, безотрывно смотрели туда, где, предположительно, сидела горячо полюбившаяся ей женщина. Ну зачем Веспер всё это начала? Почему не сдержала свои глупые, обречённые на провал амбиции? О чём вообще думала? Нове было очевидным преимущество церкви над Союзом Сожжения. Неужели эти глупцы решили, что своей мелкой шайкой смогут идти против давно уже монополизировавшей веру организации? И, что самое главное, пойти против воли Божьей. Но точно Нова знала одно – она не даст чувствам, в одночасье загоревшимся в её сердце, сбить себя с дороги искупления греха своей природы. И она будет молиться за свою душу и души остальных, а особенно страстно оплакивать примется Веспер. И Нова верила и знала, что станет им всем новым Иисусом, станет пророком, самопровозглашённым посланником Божьим в мире грешных, и она с гордостью сгорит в адском огне, когда должна будет ответить перед Всевышним за то, что родилась. А пока жива – бороться, бороться, бороться за Господа без передышки, и не дать дьяволу найти её душу. — Моя глупость – мой грех, Веспер, и не считай за оскорбление, но такая взрослая, как ты, так и не смогла увидеть, кто сильнейший, — безэмоционально ответила девушка, стремясь специально зацепить, заставить пожалеть и передумать. Но старшей ведьме стало забавно от её слов: — Я никогда не говорила о преимуществе. Главным козырем в наших руках служит лишь правда, ведьма. — Правда у каждого своя, а истина едина, и имя ей – Бог. Веспер тяжело вздохнула, откинула голову назад и уставилась взглядом в потолок. — Ты так и не поняла... — едва слышно сказала она. — Мне нечего больше понимать, я знаю всё, что мне должно. Всё, что Господь хочет, дабы я знала. — Опять Господь. Господь, Господь, Господь! Послушай же себя, ведьма! Сколько слепоты в твоих словах, безрассудная, дурная... — Веспер разъярённо вскочила с кресла. Несколько свечей, стоявших в стороне, сами собой зажглись, давая разглядеть место. Кабинет, где Веспер с присущей ей педантичностью следила за чистотой и опрятностью, теперь напоминал гостиную Гнезда, в которой некоторые жильцы не брезговали разбрасывать свои вещи или непомытую посуду, за что часто получали от женщины нагоняй. На столе были навалены кипы бумаг, стаканчик с канцелярией перевернулся и ручки рассыпались, некоторые попадали на пол. На ковре виднелось засохшее пятно, рядом валялись осколки разбитого стакана. Но не это встревожило Нову. Веспер, она была потрёпанной. Не как в те разы, когда они вместе просыпались после бессонных ночей, её слегка вьющиеся волосы волнами спадали на обнажённые плечи, кожа блестела от высохшего пота, на щеке, к шее и дальше, к груди, тянулись следы размазанной Новой помады. О да, ловчая обожала рисовать помадой на теле Веспер, казалось, будто она расписывает икону, и подобной изящности и величественности, подобного мастерства ни одному иконописцу никогда и ни за что не дано будет достичь. Нова глядела на свою Мадонну, преклоняла колено, целовала её пальцы и мысленно вбивала гвозди в нежные ладони на кресте, наблюдая, как вместе с кровью её любимой по запястьям и ниже протаптывает свой путь Сатана, зовёт, влечёт, соблазняет. — Ты сам дьявол воплоти, Веспер. Женщина ошарашено глянула на Нову. Что теперь осталось от той Лилит, дьяволицы, грешницы, что одурманила праведную рабу Божью? Пьяный взгляд, потёкшая туш. Спутанные пряди выбившихся из некогда опрятной причёски волос. Это была не та Веспер, не та Мадонна, которую так любила ловчая. Эта заблудшая душа теперь была ей только милее. — Воплоти, значит. Что ж, хорошо, пускай. Пускай для тебя я буду дьяволом воплоти, Нова. Веспер в несколько шагов преодолела расстояние между ними и жадно впилась поцелуем в холодные губы девушки. Сколько злости, сколько отчаяния было в движениях женщины, сколь вольной она была, такой, какой знала её только она, Нова. И сладостная нега, что растеклась по их венам и заставила сердце вырываться из груди, разгневала ловчую. — Не касайся ко мне больше! — воскликнула девушка, грубо отталкивая от себя Веспер. — Что, не нравится демона целовать? — захохотала женщина. — Не нравится, что во мне демона будишь. — А это не я, ха-ха! Это Господь твой, подумай же! Не способен тебя полюбить и принять, вот Сатана и бесится с радости, с власти над тобой. Веспер отошла. Взгляд, до того дикий и насмешливы, пропитанный болью и, казалось, даже скорбью, в секунду стал ледяным и непроницаемым. Женщина смотрела на Нову разочарованно, с укором, как никогда не взглянула бы на ту любимую её ведьму, и от этой мысли что-то внутри девушки с болью сжималось. Отныне и навсегда они враги. — Ловчая времени, — звонким, как метал, голосом произнесла старшая ведьма, — ты отрекаешься от миссии Союза Сожжения и становишься на сторону врага? По коже Новы пробежала дрожь, но она заставила себя выдавить ответ: — Нет, не враг тебе. Я всегда была на стороне истины, и ты это поймёшь в конце. А я умру с лёгким сердцем. Веспер с не прикрываемой насмешкой прошипела: — И останешься ты совсем одна. Твой кардинал даже не удосужится тебя отпеть, подохнешь наравне с убийцами и насильниками. — Я никогда не остаюсь одна, — благоговейно выдохнула Нова, рождённая ловчей времени, ведьмой, исчадьем ада, правой рукой Сатаны. — Со мной всегда будет Бог.