Когда не получается так, как хотелось бы

С шерстяным шарфом на шее и пряча уже слегка онемевшие и покрасневшие руки в больших карманах зимней куртки, Ловино шагал по улице, проклиная себя за то, что не додумался надеть перчатки и вторую пару носков, ведь его ноги уже тоже начали превращаться в куски льда. Но этот день действительно был необычно холодным для 14 февраля. Так чертовски холодным, будто они находились в середине зимы, а не перед самым началом весны. Но несмотря на то, что руки и ноги Ловино аж горели от холода, он ощущал раскаленное предвкушение радости, как пламя, которое дико плясало внутри него, но одновременно приятно грело как уютный камин. Это была радость вскоре снова увидеть своего испанского парня Антонио, к чьему дому он сейчас направлялся. Или вернее говоря, их дому, поскольку они жили вместе. Радость эта была еле видна у него на лице, поскольку итальянец не был человеком, который открыто показывает свои самые глубокие эмоции. Но Антонио все равно мог читать его словно книгу, находить любовь и нежность, спрятанные под грубостью и ругательствами Ловино, под его вечно нахмуренным лбом. Антонио был единственный способный на это. Единственный, кроме брата Ловино, Феличиано. Эти двое были для него самые важные люди на свете. Но итальянец, естественно, никогда не посмеет выговорить это вслух. Вместо этого он просто в очередной раз нахмурился и покраснел, как светофор. Или в его случае: как помидор. Он рассеянно потянул указательным пальцем за шарф, открывая рот и наблюдая за маленькими облаками, покидавшими того при каждом выдохе. А после некоторого времени снова прикрыл его, думая о красивых зеленых глазах Антонио, которые вскоре увидит снова… его глаза и улыбку, которая всегда была искренней, когда была посвещена ему… Они пару дней почти не видели друг друга из-за работы, но взяли оба несколько дней отпуска, чтобы отпраздновать День святого Валентина, а после этого пойти вместе на разные свидания. Как делали каждый год. Да, всего лишь пару дней, даже не неделю, что было пустяком, поскольку они жили вместе и все еще спали в одной кровати, но поскольку у них в последнее время были совершенно разные рабочие смены, один всегда уже спал, когда другой возвращался домой (хотя Антонио каждый раз пытался не засыпать и дождаться любимого). А итальянцу казалось, что без их взаимодействий чего-нибудь не хватало в его жизни. Как будто эти последние дни без болтовни и смеха Антонио создали глубокую дыру в его груди, несмотря на то, что Ловино обычно постоянно жаловался, насколько ему этот испанский придурок действовал на нервы. Они уже так давно были парой, но Ловино все равно не мог иначе, чем немного нервничать, когда был рядом с любимым. Ему до сих пор было трудно поверить, что на самом деле существовал человек в этом мире, который любил его таким, какой он есть. Он боялся, что это все однажды окажется простым сном, что он проснется из длительной комы и снова вернется в свое удущающее одиночество. Хотя он не подозревал, что Антонио знал даже такую глубоко спрятанную деталь о нем и поэтому всегда старался дарить ему столько любви, сколько мог. Чтобы доказать ему, что он был настоящим. Словно чтобы прогнать эту неприятную мысль, Ловино положил руку на коробку, находившуюся в сумке, которую нес на плече, вместе с некоторыми другими личными принадлежностями, поскольку провел последнюю ночь у брата. Внутри этой коробки лежало шоколадное… нет, не сердце, а помидор! Что ж, Ловино считал себя довольно хорошим поваром и гордился своими кулинарными способностями, но был вынужден признать, что у него не было много опыта с изготовлением сладостей. Поэтому он не был уверен, насколько нормально получилось его творение, которое, естественно, не выглядело так потрясающе как шоколад, сделанный Феличиано для собственного партнера. Но он все равно надеялся, что оно понравится его любимому придурку, ведь он вложил все свои чувства в этот круглый кусок шоколада. Но с другой стороны он мог бы подарить Антонио буквальный кусок мусора, и тот все равно будет прыгать от радости… он будет счастлив получить что угодно, лишь бы оно было от Ловино. — Дурак, — пробормотал Ловино, снова краснея и ускоряя шаг, чтобы побыстрее спастись от холода. *** Спустя около десять минут итальянец наконец приближался к их дому, узнавая знакомую улицу даже не поднимая взгляд с земли. И чуть не заорал, когда на него внезапно напали и он чуть не повалился на асфальт, но смог удержаться на ногах в последнюю секунду. Что следовало после его первоначального испуга, была весьма подходящая реакция в форме очень, гм, детальных итальянских ругательных слов. Хотя эти слова так и не достигли ушей соседей и людей, гуляющих на улице, поскольку были приглушены грудными мышцами Антонио, который прибежал, как только увидел Ловино, бросился на него и так обнял, будто его жизнь зависела от этого, чуть ли не ломая ему ребра. — ЛОВИ-И-И! Наконец ты пришел! — Проклятый придурок! — прохрипел Ловино, пытаясь освободиться, поскольку ему было трудно дышать. — Какого черта?! Но Антонио продолжал светло улыбаться, так светло как само солнце. Он обхватил талию Ловино, поднял его и начал крутить, смеясь от радости. — О, mi tomatito, я так скучал по тебе! Мы не виделись целую вечность! — Только несколько дней, черт побери, и даже не это, потому что все равно жили в одном доме! Не драматизируй! И опусти меня наконец! — Авв, но несколько дней без моего Лови для меня и есть целая вечность! Конечно, итальянец даже не думал признаваться, что тоже скучал по нему. Но его румянец уже итак показывал его искренние чувства. Наконец Антонио послушался и поставил его обратно на ноги, держа его теперь за плечи. Что оказалось хорошей идеей, поскольку у Ловино все еще слегка кружилась голова и ему понадобилось немного времени, чтобы устойчиво стоять. Испанец тут же воспользовался этим фактом, поцеловав его в губы. — Прости, Лови, я просто не мог иначе, хе-хе… — извинился Антонио, хихикая и почесывая затылок. Ловино фыркнул и быстро проверил коробку с ценным шоколадом у себя в сумке. К счастью, тот не пострадал от всех тех порывистых движений. Ну, а если бы пострадал, то испанец получил бы на День святого Валентина очень страстный удар в лицо вместо шоколада. Снова успокоившись, Ловино уже собирался назвать его идиотом, но внезапно застыл, когда заметил такую тревожную деталь, что даже забыл о своем раздражении: Антонио, который до сих пор широко улыбался ему, несмотря на холод не носил никакой куртки… и дрожал как осиновый лист! — Что за черт! — закричал итальянец и схватил его за руки, только сейчас замечая, насколько холодным было тело испанца. — Как долго ты так находился на улице?! Совсем сдурел, что ли?! Антонио лишь пожал плечами, будто все было в полном порядке, и принялся тереть немного руки, пытаясь согреться. — Гм, даже не знаю, час, может. Я с таким нетерпением ждал тебя, что больше не выдержал и решил сесть у входа. Но не волнуйся, это для меня пустяки! Меня грела моя горячая любовь к тебе! — заявил Антонио уверенным тоном и упер руки в бока, а затем снова обнял Ловино. Тот лишь закатил глаза, не веря, что испанец на самом деле был в состоянии выговаривать такие вещи вслух и не умереть от стыда. Ловино на самом деле не понимал такой уровень глупости, хотя вообще-то должен бы был давно уже привыкнуть. Но все-таки. Несмотря на то, что Антонио сам решил так поступить, Ловино не мог иначе чем ощутить острое чувство вины в сердце. Если бы он знал, то шел бы быстрее… или вернее говоря, должен был знать, что Антонио наверняка будет вот так с нетерпением ждать его… — Придурок! Как можно быть таким тупым?! Ты еще простудишься! Или подхватишь пневмонию! — В его голосе звучала тревога, пока он снова вырвался из объятий Антонио и снял с себя шарф, надевая его на шею испанца. — Вот, бери хоть это! И пошли наконец внутрь, у меня скоро отмерзнет задница от этого проклятого холода! — Последняя фраза была сказана в основном, чтобы, как всегда, спрятать его неловкость, но и также, чтобы наконец загнать Антонио обратно в теплый дом. Ведь Ловино был на самом деле очень заботливым человеком, но просто не умел это открыто показывать. Хотя и прекрасно знал, что вообще-то не был вынужден притворяться в таких случаях, поскольку Антонио знал его чуть ли не лучше самого себя и его никак нельзя было обмануть этими грубыми словами. Итак, итальянец тут же получил награду за свою внимательность в форме еще одного поцелуя. — Спасибо тебе большое, Лови! Ты самый лучший! Да, пошли, у меня для тебя есть цветы и вино и шоколад и… И пока испанец радостно щебетал, Ловино просто молча взял его за руку и повел в теплый дом, слушая его лишь краем уха. Прежде всего он посадит Антонио на диван, накроет его одеялом, и пойдет готовить горячий шоколад. Подарки смогут подождать. Да, это так сильно он волновался. *** Настало следующее утро. Ловино в одних лишь трусах сидел на кровати и отвечал на текстовые сообщения брата, который интересовался, как прошел их День святого Валентина. А после этого со вздохом положил телефон обратно на ночной столик и обернулся к испанцу, лежавшему рядом с ним, который держал его за бедра и тихо стонал. Ловино протянул руку и нежно погладил его по волосам, поправляя влажную тряпку, которая грозила соскользить с горячего лба Антонио. У него до сих пор была высокая температура. — Я так и знал, черт побери, — процедил итальянец сквозь зубы. — Так и знал… Продожая утешать Антонио и наблюдая, как тот засыпает, он почувствовал, как начинало гореть его собственное лицо, когда он вспомнил реацию испанца на его самодельный подарок. Слезы радости, которые тот пролил, держа его в руках и обещая беречь его навсегда как сокровище. — Это всего лишь шоколад. Съел бы его и все, — сказал Ловино тихо, но все равно надел маленькую улыбку. Он поднял одеяло и лег рядом с лихорадовшим и теперь спящим Антонио, крепко прижимая его к себе. Он не был разочарован, что пришлось отменить все планы на следующие дни благодаря безрассудному поведению Антонио. Когда-нибудь попозже найдется время для всего этого. А пока единственной задачей этого придурка было лечиться и выздоравливать. С помощью Ловино.