Быть вместе

Звонок лифта, оповещающий о прибытии на нужный этаж. Скрежет колёсиков чемодана по бетонному полу коридора. Писк разблокированного электронного замка. Стук входной двери за спиной. Горячие слёзы, которые даже не могут скатиться по щекам, а впитываются в ткань чёрной маски на лице. Нет сил продвинуться дальше, в глубь своей новой квартиры. Джисон рухнул прямо здесь, на пороге их общего мира. Дом, который должен был наполниться запахом их нежной любви, свежего утреннего кофе и сладкой выпечки. Чувством трепета и непрекращающегося счастья, только от одного взгляда на вторую половинку. Но Джисон оглядывается по сторонам, смаргивая жгучие слезы, и чувствует лишь запах одинокой и безжизненной квартиры, которой не суждено впитать их голоса и прикосновения. Хотелось бы, чтобы мозг Джисона так же выбросил эти воспоминания. Закрасить бы его той же светлой краской, которую они выбрали вместе для стен. Забыть его голос и сильные руки. Тёплый хриплый утренний голос и, наоборот, звонкий и весёлый, но не менее родной, в остаток дня. Забыть всю любовь, что они дарили друг другу. Выкинуть в мусорку. Туда, где уже покоятся бессмысленные обещания и, сказанные на эмоциях, многозначащие слова. Становится слишком трудно дышать от намокшей маски на лице и Джисон срывает её, оставляя на полу. А сам переползает на мягкий ковёр в гостиной. Сердце болезненно сжимается, от ощущения длинных ворсинок под ладонями. Джисон не видел этого ковра, ведь был занят в студии и не смог поехать в магазин, чтобы выбрать его вместе с Минхо. Старший сделал это сам, сказав что Джисон точно оценит. Не прогадал. Они знали друг друга слишком хорошо, чтобы понять чужие предпочтения. Ковёр пахнет моющим средством, ведь Минхо не мог позволить себе оставить в их доме грязную вещь. Здесь всё пахнет чистотой. И Джисон, не боясь заработать аллергию, зарывается носом в ворсинки, оставляя свои слёзы там. Глубоко внутри. Точно так же глубоко, как ощущается боль внутри его тела. На трясущихся ногах он исследует следующую комнату. Кухня встречает тёплыми переливами закатного солнца, которое пробивается сквозь незакрытые жалюзи и отражается от блестящего кафельного покрытия кухонного гарнитура. Джисон следует прямо к окну, жмурясь от ярких лучей. Слизистая глаз раздражена от пролитых слёз и солнце заставляет слезиться лишь сильнее. Джисон грубо тянет механизм и кухня погружается в сумрак. Глубокий вдох срывается с его губ, когда он падает на пол, прижимаясь спиной к стене. Чан давно говорил, что необязательно жить в общежитии компании, если кому-то так хочется. Кому-то хотелось. Например Сынмину, который слишком уважал своё личное пространство и съехал первым. Мальчики давно перестали быть мальчиками и было совершенно неважно где они проживают после десятилетнего существования группы. Джисон вытирает остатки подсохших слёз с лица. Часы на запястье раздражающе выбрируют, советуя отдохнуть, ведь пульс зашкаливает. Он глубоко дышит, стараясь прийти в себя. Телефон неприятно давит на бедро и Джисон достаёт его из кармана. Уведомления от непрочитанных сообщений всплывают на экране. Он читает каждое, пытаясь выравнить дыхание, но получается с трудом, ведь все буквы пропитанны присутвием Минхо в его жизни. В каждом сообщении друзья волнуются о его самочувствии. Спрашивают нужна ли помощь ему или Минхо. Поздравляют с переездом и началом новой совместной жизни. Никто не знает, что Минхо не появится в этой квартире. Они больше не созвонятся и не получат сообщение друг от друга, ведь номер Минхо удалён и висит в чёрном списке телефонной книги. Джисон сжимает телефон в руках и оборачивается, ловя своё искажённое отражение в дверце кухонного шкафчика. Слезы возобновляют свой поток, стекая по щекам и шее, щекоча нежную кожу. Жалок. Поэтому Минхо здесь нет. Нет смысла существовать со столь жалким созданием, которое не может существовать в гармонии даже с самим собой. Делить одну жилую площадь. Спать в одной кровати. Обедать за одним столом. Джисон бы не хотел быть в отношениях с самим собой. Желудок скручивает от собственной немощности. Он чувствует желчь, что подступает по пищеводу и бежит в ванную комнату. Чистый кафель, обработанный специальными средствами, чтобы тот блестал и светился. Джисон бы восхитился продуманостью Минхо. Сказал бы какой тот взрослый и внимательный к деталям. Если бы было кому это говорить. Но здесь он один. Как тому и суждено быть. В одиночестве марает новый унитаз еле переварившимся обедом. Страшные звуки вырываются из него, когда горло сводит спазмом. Он перебирается на коленях, переваливается через бортик ванной и включает воду. Тропический верхний душ, о котором он так мечтал, после того, как увидел такой в одном из отелей Австралии. И Минхо сделал это для него. Горячая вода мочит одежду, делая её такой тяжёлой, что Джисон прилипает ко дну ванной. Вода затекает в нос и рот, обжигая слизистую, но Джисон терпит, не закрываясь руками. Здесь он хочет позволить себе выпустить всю боль. Кричать, стонать и выть от ощущения жестокой пустоты внутри. Голос срывается, получается лишь хрипеть. Хочется остаться здесь, захлебнуться и заснуть навсегда. Чтобы его тело нашли разложившимся уже через пару дней из-за нескончаемого потока воды. Но он встаёт, чтобы перебраться в последнюю непроверенную комнату. Насквозь вымокшая одежда сковывает движение и оставляет мокрые дорожки на свежем паркете. Дверь в спальню прикрыта, но в коридор попадает дорожка серебристого лунного света. Джисон следует по ней, как по путеводителю, будто только луна может помочь найти выход из нескончаемого потока страданий. Просторная спальня встречает ароматом цветов из-за диффузора, что Минхо установил для большего комфорта. Прохлада сквовывает тело Джисона и он замирает на пороге, не имея сил войти в комнату, что причинит максимум боли. Он видит лишь часть большой кровати у стены и не может сдержать всхлипа. Кровать, что должна принадлежать двоим, но теперь ждёт в свои тёплые объятия только одного Джисона. Длинный компьютерный стол у противоположной стены, со стопкой бумаги и несколькими остро наточенными карандашами манит к себе. Джисон не находит в себе сил присесть на удобный мягкий стул и стаскивает со стола письменные принадлежности, чтобы упасть на пол рядом. Он слышит стук капель о пол, но они действуют как метроном, задавая ритм мыслям в голове. Ему всегда было легче выплеснуть свои эмоции в стихи, заполняя чистые листы бумаги словами боли. Буквы собираются в стройные столбцы, образуя воображаемый мост к спокойствию. Джисон не плачет когда пишет, запирая все эмоции внутри бумаги, вешая замок в виде изящных рифм. Он заштриховывает непонравившиеся слова, заменяя новыми. Кивает в ритм мелодии, что слетает с его губ при мычании в такт написанным строкам. Не становится лучше и менее болезненно внутри. Пустота не заполняется. Но очищается разум, заменяя панические мысли спокойствием. В голове так же пусто как и внутри, когда последняя рифма украшает лист, а точка в конце строки отмечает завершение дня. Клонит в сон, но Джисон не может позволить себе лечь на эту кровать. Нет сил перейти в гостиную, чтобы занять диван. Он отключается прямо здесь, пододвинув под голову стопку пострадавшей бумаги, с неудавшимися стихами. Этот сон не будет спокойным. Боль в голове и неприятное ощущение от окаменевшей одежды напоминают о продолжительной истерике. Поверхностный сон заставляет видеть до боли неприятные картинки, которые сопровождаются его рыданиями. Криками Минхо. Осуждающими взглядами друзей. Сквозь сон Джисон слышит писк электронного звонка на двери. Скрежет заезжающего чемодана внутрь квартиры. Стук входной двери за спиной вошедшего человека. Он слышит тихие шаги, что следуют по коридору прямо к спальне. Знакомый звук шагов. По спине ползут мурашки от предвкушения встречи. — Ханн-и, — шепчет Минхо и усаживается на пол рядом. — Хён? — наивно спрашивает Джисон, будто не веря в собственный слух. — Давай уложим тебя на кровать. Минхо действует мягко, стаскивая одежду со своего парня. Медленно, чтобы не потревожить его полусонное состояние. Быстро накрывает тёплым одеялом и залезает к нему, прижимая к своей груди. Крепко. Передавая всю любовь и спокойствие, что он должен был отдать ему за недельное отсутствие. — Я сделал это, — тихо мычит Джисон, глуша слова в любимом теле. — Мы поговорим завтра, — заключает Минхо и проваливается в сон после того, как тело в его руках полностью расслабляется. Утреннее солнце слепит глаза и Джисон морщится, ругая себя за то, что не зашторил окно перед сном. Он потягивается в тёплой постели, откидываясь на кучу мягких подушек. Сквозь неплотно прикрытую дверь просачивается сладкий запах и приглушенная музыка. Постель не выпускает из своих объятий, но Джисон должен бороться, чтобы прийти на запах утреннего кофе и сладкой выпечки. Он перешагивает через кучу вчерашней грязной одежды и укутывается в плед, ведь остальная одежда так и осталась в чемодане на пороге квартиры. — Доброе утро, — приветствует Минхо, одаривая самой доброй улыбкой. Вместо приветствия Джисон кидается в родные объятия, припечатывая своего парня к стене за его спиной. Чужие руки также обвивают его тело, заставляя примкнуть ещё ближе. — Ханн-и? — привлекает внимание Минхо. — Да? — Джисон задирает голову и, под стать голосу своего парня, серьёзно смотрит ему в глаза. — Я больше не позволю тебе сделать этого, — утверждает Минхо и Джисон обречённо вздыхает, зарываясь носом в его шею. — Я не шучу, такие «расставания» слишком сильно бьют по тебе. Мне больно смотреть на такого тебя, я больше не хочу этого. Джисон молчит несколько секунд, собираясь с мыслями. Фальшивые расставания, но такие настоящие для Джисона, помогают писать. — Как Япония, хён? — улыбаясь спрашивает Джисон. — Я серьёзно, дорогой, — шепчет Минхо, приподнимая лицо Джисона за подбородок и оставляет нежный поцелуй на губах, — не мучай себя так больше никогда. — Я понял, — соглашается Джисон, дополнительно кивая для убедительности. — Спасибо тебе за терпение. — Ханн-и, я люблю тебя и мне не нужно терпеть тебя поэтому, — улыбается Минхо и покрывает лицо Джисона тысячей поцелуев, что щекотят кожу. — И я люблю тебя.