Для тебя, в тебя, с тобой

С тех пор, как я впервые увидел нового начальника, я едва держусь от того, чтобы откровенно не жрать его глазами. Ваня говорил, он тот ещё сноб, но то, что я вижу – не поддается ёмкому объяснению в одном слове. Это не снобизм, это что-то другое, оно глубже, и всё время от меня ускользает. Когда я смотрю не на него, но о нём думаю, то проваливаюсь в привычное терпкое море фантазий: о том, как я расстёгиваю его чистую выглаженную рубашку, толкаю на его стол и... Время в офисе течет медленно-медленно. И за последний месяц я успеваю возненавидеть все эти рубашки, галстуки и костюм. Гораздо проще было работать в разъездах и в свободной одежде, но долги сами себя не заплатят, и я кручусь в этой бетонной коробке под пристальным взглядом начальника в чужом городе, в чужом офисе. Иногда, когда бывает дикое желание попроёбываться, я долго-долго хожу по офису и поливаю фикусы, ещё реже – заказываю Комус и езжу его забирать. Так отрабатывается ещё один день. Романов, как непосредственный руководитель, принимает в моей работе очень косвенное участие. Лишь раз или два я бывал у него на ковре, да и то, не лично. Но я всегда чувствую на себе его взгляд из-за стёкол очков. Это забавляет. Я не берусь расспрашивать о нём соседей по отделу: болтливая Кама с обилием колец на пальцах точно спросит, зачем мне эта информация, а менеджер Вовочка, подозреваю, и вовсе промышляет порно-рассказиками, видел у него мельком на перерыве тгк на косарь человек. Не хотелось бы стать прототипом для какого-нибудь его творения и потом вчитываться, чтобы понять, моя ли жопа описывается. Я и без них неплохо собираю о нем информацию. Постепенно, по крупицам, узнаю, что он не пьёт кофе вместе со всеми, поэтому оставляю для него на столе чай одним запарным утром. И ради этого уже несколько дней прихожу раньше всех, завёл новую привычку. Но однажды всё летит по пизде. Я прихожу, когда в отделе нет даже уборщицы, снова приношу ему чай. И не успеваю поставить на стол, как за спиной открывается дверь. – Так это ты, Валера, – хмыкает Романов, а я стою и внезапно не могу даже сдвинуться с места. Он подходит ближе, и я спиной чувствую его дыхание. Разворачиваюсь и замираю. Дыхание сбивается, по спине ползёт липкий пот, но мне не страшно, это что-то другое. Он смотрит, медленно обливая меня своим тяжёлым взглядом с ног до головы. Вроде бы строго, но в то же время и мягко, и я чувствую, что плыву. Я итак не славлюсь многословностью, но сейчас теряюсь окончательно, ни одной попытки в речь. Зато в голове каруселью: мысли, мысли, мысли. А вместо старых фантазий – одно стыдное, горячее желание. – Валера? – он устало опускается в своё кресло и закидывает ногу на ногу. Снимает очки и трёт за ними глаза. Надевает снова. – Я заметил, что ты хочешь чего-то, но вот понять не могу, чего? Расскажешь? А я не могу сдвинуться. Руки деревенеют. В окне уже солнце пляшет на стекляшках Москва-Сити. – Ну так? – Романов, Саша, вскидывает бровь в ожидании, пока я сделаю хоть что-нибудь, и я сглатываю. Ставлю остывший чай на стол и закрываю дверь на ключ. Остальные придут не раньше, чем через час, а если и раньше, то мне совершенно до пизды. Он смотрит всё так же строго, и под его взглядом я, ковырнув ногтём ладонь, сдаюсь. Нечто вырывается из меня огненным шаром, и я понимаю, что озвучиваю то, чего я действительно хочу. До помутнения, до тяжести в паху. – Я хочу раздеться для тебя. Он сразу подбирается весь, и я, не сдерживая вздоха от восхищения, вижу, как блестит его взгляд. И столько в нем хищного, голодного желания, что меня всего перетряхивает так, что член даёт о себе знать. – Раздевайся, – я знаю, что это приказ, хлёсткий и твёрдый. И я подчиняюсь, чувствуя, как предвкушение разливается по всему телу и покалывает пальцы. Медленно тяну с плеч пиджак, кидаю ему под ноги. Ослабляю галстук, чуть было не срываю пуговицы на рубашке, но сдерживаюсь, ещё работать. Хотя как после такого работать, не ебу. Без задней мысли раздеваюсь до конца, и сила его взгляда тянет меня вниз. Не отводя глаз, опускаюсь перед ним на колени, пряча руки за спиной. Член уже позорно стоит, и я не знаю от чего: то ли от этой всей ситуации, то ли от его взгляда, то ли от того, как он выглядит, когда смотришь на него снизу вверх. Его нога в чёрной туфле покачивается и упирается мне носком в грудь, я вздрагиваю. Он задевает сосок, и ведёт дальше по груди, а у меня перед глазами плывёт. Я знаю, что он смотрит вниз, но прикрываться себе не позволяю. Оба желания борются во мне, раздирая на части, и если бы я умел краснеть, то, наверное, бы покраснел. Но в этом болезненном возбуждении от унизительной позиции я чувствую себя как рыба в воде. Я знаю, что говорить, когда-то это говорили и мне, поэтому, сглотнув вязкую слюну, хрипло шепчу: – Я хочу быть только твоим, партнёром, сабом, слугой ли, как захочешь, так и называй меня. Я хочу делать всё для твоего удовольствия, хочу раздеваться только для тебя, ложиться в постель только с тобой. Я буду стоять на коленях только перед тобой и у меня не будет другого партнёра, кроме тебя. Всё, что я делаю сейчас, я делаю только для твоего удовольствия и по собственному желанию. Принимаешь ли ты меня? Последний вопрос срывается с языка, и солнце повисает на сашином лице вместе с тишиной. Я тяжело дышу, и смотрю прямо в него, волосы лезут на глаза. Видит бог, я ещё никогда так не ждал ответа. Давай же, прикажи одеться или прими, я жду! Он медленно встаёт с кресла и наклоняется ко мне, ладонь ложится на щёку и я прикрываю глаза, подаваясь к его удивительно тёплой руке. Саша гладит меня, а я переминаюсь с коленки на коленку и прикладываюсь губами к его запястью. Он вздрагивает, и я сквозь ресницы вижу, как он возбуждён, как машинально оправляет брюки и тяжело дышит. Это сводит с ума. Что-то внутри меня орёт дурниной, но я стою и покорно смотрю. Он ещё не разрешал мне прикасаться, хотя этого хочется невыносимо. Пригладить непослушные кудряшки, он не уложил их сегодня, провести ладонью по груди, спине и ниже, ниже, почувствовать его твёрдость. – Я принимаю тебя, – горячо шепчет он и я облегчённо выдыхаю. Он хватает меня за подбородок и медленно целует, скользя по губам языком. Я послушно приоткрываю рот, и он смыкает пальцы на моих волосах, стянутых в хвост. Будь они длиннее, он мог бы намотать их на кулак. – Позволь, – шепчу горячо в губы. – Или прикажи. Пожалуйста. Хочется его, всего, целиком, и член уже ноет, прижавшись к бедру. Что угодно – отдаться, или взять, потому что оба этих желания давно переплелись между собой, стоило только посмотреть ему в лицо. Я вижу в его глазах сомнение, но лишь на миг. Саша коротко целует и выпрямляется, ослабляя галстук. – На диван, быстро. Я повинуюсь. Совсем недавно Кама предложила оборудовать в отделе зону для отдыха, и теперь я мысленно её благодарю, потому что именно она догадалась поставить здесь диван, иначе мы бы сейчас трахались прямо на полу. Коричневый кожзам холодит бёдра и спину, я держу руки на коленях, примерный мальчик, хах, пока Саша проверяет дверь. А когда возвращается ко мне, я уже больше не могу сдерживаться. – Совсем заждался, – Саша хрипло усмехается и обхватывает рукой мой член, но не двигает ею, я дрожу и подаюсь бёдрами навстречу. Руки всё ещё лежат, как лежали, он не разрешал. – Прикасаться пока нельзя. Сиди тихо, – хмыкает он, будто прочтя мои мысли. Я глубоко вдыхаю. Он так близко, что я могу разглядеть родинки над ключицей в разлёте расстёгнутой рубашки. Тянет руки к одежде. Но нарочно не раздевается полностью, оставляя на себе рубашку, галстук и туфли с носками. От этого башню рвёт ещё сильнее, и я уже не выдерживаю и снова прошу: – Сделай же что-нибудь, пожалуйста. Саша хмурится и пережимает мой член у основания, пальцами другой руки щёлкая прямо по головке. Она уже блестящая и влажная, и настолько чувствительная, что у меня распахиваются глаза от такого действа. – Разве я разрешал тебе что-то делать? Кажется, я приказал тебе сидеть тихо, – ругает меня Саша, и я стыдливо опускаю глаза, кусая губы. Мотаю головой и тихо шепчу: – Даже смотреть нельзя? – Смотреть можно, – улыбается Саша. Когда он достаёт презервативы и лубрикант, я тяжело сглатываю. Желание накатывает с новой силой. Неужели мне будет можно оказаться в нём? Правда можно? Я словно забываю о той прежней жизни, от которой и сбежал сюда, в душный офис с видом на Москва-Сити, полный гигантских фикусов. Потому что Саша выливает на ладонь лубрикант и заводит руку за спину. От мысли, что он не меняется в лице даже когда растягивает себя одним, двумя, тремя пальцами, у меня перехватывает дыхание. Он шумно дышит, но взгляд остаётся таким же строгим, и я всё равно чувствую каждой клеточкой своего тела его власть над собой. Он готовит себя так долго, что у меня пересыхает в горле. Его бёдра почти полностью закрывает рубашка, но я всё равно замечаю, как у него стоит. Саша отводит руку и цепляется за мои плечи, а я послушно сижу, смотря через его плечо. Чувствую, как его ягодицы трутся о мой член. – Позволь, презерватив, – шепчу я. И он цокает языком, молча кивая, разрешая. Когда я наконец натягиваю резинку, он прижимает меня к спинке дивана, опираясь ладонью на плечо. Второй рукой берёт мой член и направляет его в себя. Волной меня прибивает к дивану, и я рвано выдыхаю. В нём с непривычки узко и горячо, и я стискиваю зубы, чтобы не издавать звуков, помня про наставление. Но Саша, качнувшись, насаживается до конца одним движением, и я, чувствуя, как сильно он сжимает меня внутри, не могу подавить в себе глухой, почти звериный стон. Его галстук болтается на шее бесполезной узкой тряпкой, рубашка расстёгнута почти до конца и ничего не скрывает, а лицо такое безмятежно спокойное, будто это он меня трахает моим же членом, а не наоборот. Лишь очки немного съехали на нос. Я выбираю взглядом всё, за что могу уцепиться: завитки волос, родинки, тёмные соски, то и дело мелькающие под рубашкой. Падаю в эти пронзительные серые глаза и жду, жду, жду. Уже и сам не знаю, чего: приказа или разрешения. Мне, кажется, теперь всё равно, чего ему больше захочется. Саша смотрит в глаза, похлопывает меня пальцем по губам, который я обхватываю и обвожу во рту языком, и вдруг тихо приказывает: – А теперь двигайся, сделай мне приятно. И кто я такой, чтобы не повиноваться? Кладу ладони на его бёдра и сжимаю, ловя на губы спонтанный выдох, немного выхожу и задвигаю ему обратно, толкаясь до самого конца. Двигаюсь размашисто, помогая себе руками и насаживая его на себя. Саша роняет голову лбом на моё плечо и хватается за свой член, дрочит себе быстро, так и не попадая в ритм, а я, увлеченный наблюдением за этим, и сам не понимаю, как подстраиваюсь под него. В глаза не смотрю, хватает видеть и шею, и стиснутые на члене тонкие пальцы, чтобы перестать думать башкой окончательно. Я скатываюсь в болезненную эйфорию, трахая его так же рвано, как он дрочит себе. Не могу удержаться, и кусаю за плечо, небольно, незаметно. Я знаю, что мне за это попадёт, я хочу, чтобы мне за это попало. Он отнимает вторую руку от моего плеча, упираясь локтём в грудь и чуть было не заваливаясь, сжимает меня внутри и ведёт большим пальцем по кадыку. Я запрокидываю голову, но не перестаю двигаться по инерции. – Надо будет купить тебе ошейник, – чертит линию поперёк кадыка Саша, заглядывая в мои глаза, а я улетаю, успевая только попросить, прежде чем выплеснуться в презерватив, хотя такое ощущение, что в него. – Можно я кончу? Пожалуйста... – Кончай, – шепчут его губы приказ, и меня захлёстывает.