Герой

Мальчишке (по-другому смотреть на Брута не выходит) нужен герой. Тот, кто направит его, заполнит собой душу и мысли, станет примером для подражания и недостижимым идеалом. Героев в Полисе, кроме его Правителя, нет. Тесей покровительственно улыбается и кладёт Бруту руку на плечо, чувствуя, как тот подаётся чуть ближе, чтобы Тесей якобы случайно коснулся обнажённой шеи. Приласкал под прицелом жадных до сенсаций объективов камер, выделил из всей толпы, восторгающейся Икаром и его достижениями. Тесей не отказывает, проводит ногтями по загривку, одновременно кивая распинающемуся о поиске формулы счастья Икару. Брут с присвистом выдыхает. И появляется в кабинете Тесея ровно через полчаса после церемонии награждения, как они и договаривались. Брут послушный. Покорный. Отзывчивый. Чувственный. Красивый. Такой, каких не было (и не могло быть) среди сверстников Тесея, которым пришлось буквально отрывать небо от земли и водружать на прежнее место. Таких — Тесей уверен — не было и до падения Неба. Брут — идеальное создание, порождённое Полисом, предназначенное Правителю. — Тесей! — зовёт Брут, вцепляясь в его плечи и дрожа от накатывающего оргазма. — Я здесь, — отзывается тот и вжимает Брута в себя ещё сильнее. Заполняет собой. Полис, оказывается, позабыл о том, кто его создал, о том, кто пережил ради этого смерть и боль. Полис возжелал нового героя. Бродяга — называть это Персеем или своим сыном Тесей не собирается — горит своей победой, своей революцией, своей свободой, затопившей Полис, словно ядовитый газ. И зажигает других: кого громкими словами, кого шальной улыбкой, кого братским хлопком по плечу. Бруту — хватает одного взгляда, Тесей видит это даже через систему наблюдения. Тот застывает и не отрывает глаз от Бродяги, будто ведёт немой диалог, к которому разглагольствования Барда не имеют ни малейшего отношения. Поднимаются с обломков, на которых они устроились, Брут и Бродяга одновременно. Синхронно идут навстречу друг другу, словно чувствуют себя одним разделённым когда-то целым. Тесей шумно выдыхает и запускает протокол повышения агрессии. У меди, серебра, золота. Отдаёт вшитый в программу приказ «В бой!». И смотрит за тем, как центральная площадь Полиса обагряется кровью впервые за двадцать с лишним лет. То, что необходимой жертвой оказался Бард — ожидаемо. Но сердце всё равно протыкает раскалённой иголкой: тот был достойным соперником и достойным соратником. Тесей откатывает браслеты к нормальному состоянию, позволяет толпе по-человечески ужаснуться сотворённому и возвращает в Полис порядок. — Я бы хотел попросить тебя выполнить одну мою деликатную просьбу, — произносит он часом позже, прижимая к себе постепенно приходящего в себя после пережитого Брута. — Да, Тесей? — спрашивает Брут. Вопрос относится только к самой просьбе, а не к её исполнению. — На Бродягу необходимо надеть браслет, думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь. Как и то, что просто так он не дастся. Я хочу, чтобы ты и твои лаборанты помогли ему успокоиться, — говорит Тесей и внимательно следит за реакцией. Брут жмурится и закусывает нижнюю губу, будто не давая себе сказать лишнего. — Хорошо, Правитель, — наконец выдыхает он. Тесей довольно ухмыляется. Идеи «свободы, равенства, братства» распространяются словно чума. Следующим в лихорадке начинает сгорать Икар. Зовёт людей за собой, чтобы взлететь и разбиться. Те, предсказуемо, следуют за ним, словно стадо. Икар — не герой, но натягивает на себя эту маску, то ли чтобы подарить надежду Музе, то ли чтобы заглушить собственную вину. Тесей смотрит на растерянного из-за выступления Икара Брута, пытающегося по привычке выгораживать очередную его выходку, и видит призрачные крылья за его спиной. Не ради свободы — она Брута пугает до удушья — ради друга. — Герой может быть и мёртвым, ты понял, Брут? — давит Тесей и наслаждается чужим надрывным, сжигающим все живое криком. Плакать Брут никогда не умел. Как и отказываться от того, что сделать необходимо. От приказов Тесея. Икар и новые Изгои улетают. Купол занимает своё законное место. Система становится прочнее, жёстче и безопаснее. Полис живёт. Брут так же, как и раньше, делит с ним постель. Правда, теперь чаще остаётся на ночь. Будто ищет защиты и утешения. Тесей прижимает его к себе и снисходительно хмыкает: слабый, нежный мальчик, который не выдержал бы веса неба. Грудь обжигает болью. Брут, вопреки своему имени, смотрит в глаза и всаживает нож глубже. По щекам сбегают слёзы, а губы дрожат то ли в улыбке, то ли в гримасе плача. — Значит, теперь ты решил стать героем? — спрашивает Тесей; рвущийся изнутри смех превращается в хрипы. — Герои не слушают никого, кроме себя, никогда, — Брут всё-таки улыбается, криво и сломано. — Я стану правителем: тем, кто слышит других. Их нужды и мечты. Тесей замолкает. И впервые смотрит на Брута, как на равного себе мужчину, перед тем, как мир погружается во тьму.