***
Дорога от Мизуки прошла в тишине и поникшей атмосфере. Руи держал мою ладонь, без слов говоря: «Всё хорошо». И я верил, поэтому не донимал, просто находясь рядом. Дома он словно перестроился, стряхнул с себя груз тоски и включил пластинку с музыкой, пока я разбирал вещи. Йоко выглядела так недовольно, будто мы вломились к ней в дом, а не пришли в свой собственный. Руи учил меня говорить о своих чувствах. Обо всём, что просится быть сказанным. Но могут ли слова сделать достаточно, чтобы твоя любовь отозвалась в другом человеке? Я живу в его доме, и он заботится обо мне, он никогда не кричал, не бил, никогда не делал больно. Понимая, сколько хлопот на самом деле доставляю учителю, я сильно сомневался в том, что говорить: «Я тебя люблю» как можно чаще, будет достаточной благодарностью. Хотелось поступить как Руи: проявить любовь в поступках. От желания обрадовать его, все остальные мысли ушли на второй план. Я договорился с администрацией школы о выступлении на концерте, но Руи не предупредил. После уроков говорил, что задерживаюсь на дополнительных, а он, спрашивая не перетруждаюсь ли я, получал отрицательный ответ и уходил домой. В это время в небольшом и пыльном актовом зале с тяжёлым красным тюлем по бокам сцены, я сидел в одиночестве и смотрел на фортепиано. А оно на меня. Руки всё ещё не забыли десятков выученных этюдов и сонат, но всё это не подходило. Вдохновение так и светилось вокруг меня аурой, поэтому нажатия на случайную клавишу и глубокого звука, последовавшего за этим, хватило, чтобы нужные ноты сами начали притягивать пальцы. Писать новую музыку не было моей работой, что до встречи с Руи, что после. Однако примерное представление о том, как это происходит, имелось. Нене часто напевала спонтанные мотивы, а потом из этого рождалась целая композиция. Я чувствовал что-то похожее. Музыка лилась сама. От сердца. Я был лишь проводником. Каждый день, оставаясь, играл снова и снова, убирал моменты, что не нравились, подбирал аккорды получше. На получившуюся мелодию просился текст. Жаль, Эму не было рядом, чтобы с этим помочь. Это оказалось так просто: играть. Совсем не страшно и ни больно. Мне это нравилось. Это не возвращало меня в воспоминания о прошлом — это давало услышать какую моя любовь к Руи имеет форму в нотах. Как она звучит. Звучало примерно так же хорошо, как чувствовалось. В день концерта лёгкая нервозность всё же нашла себе место в моём поведении. — Цукаса, — я посмотрел на Руи, застёгивающего пиджак в прихожей. Его волосы так красиво гармонировали с яркими глазами и бледной кожей. Может, он всё-таки был вампиром? Магом? Заколдовал меня, обрёкши на вечные страдания. Кто знает? Иногда родные люди оказываются вовсе не теми, кем мы их считали, и делают неожиданные поступки. Очки в чёрной оправе ещё больше делали учителя, лично на мой взгляд, похожим на бессовестного искусителя, нежели чем на хорошего парня. Он никогда не носил их дома. Только на работе, потому что там много читал, писал, а ещё потому что хотел выглядеть более серьёзным. Если бы мои одноклассники узрели Руи-сана без очков, не в этой официальной одежде и с распущенными волосами, то, не стесняясь, попадали бы на колени. Скорее всего, Руи был в курсе того, насколько молодо и хорошо выглядит. Поэтому и пытался маскироваться, идя на работу. Я подошёл близко-близко, встал на носочки и быстро поцеловал его в щёку. Руи отмер секунды две спустя и не дав смущенном мне шанса на побег, легонько притянул к себе за талию. Внимательно, шутливо щурясь, заглянул в лицо. — Какой-то особенный день сегодня? — Ну… — я хотел опустить взгляд, но Руи бережно поднял моё лицо за подбородок. Я помотал головой и крепко обнял его за торс, утыкаясь лбом в плечо, чтобы избежать зрительного контакта. Посмеявшись, меня потрепали по светлым волосам. — Сегодня концерт, — несмело напомнил, идя рядом со своим учителем по узкой дороге в школу. Шарф на мне смешно свисал с шеи, а вот пальто Руи выглядело очень статно. — Да? Уже? — будто искренне не помня и не придавая этому значение, сказал он. — Значит, я задержусь там. Меня попросил присутствовать директор. Ты, кстати, тоже приходи. Если хочешь. Вход свободный, пусть и не выступаешь, но ты можешь посмотреть. — Я подумаю, — я пожал плечами, следом слегка закусив губу. Руки зудели от желания скорее сыграть Руи песню, написанную мной. Специально для него. Все занятия прошли в напряжении. В уме повторял мелодию раз за разом, было чувство, что вот-вот сойду с ума. Как же это было не похоже на меня. В жизни «до» я вылетал на сцену в парке и меня оттуда было не согнать. Представление за представлением. Что такое волнение и скромность я не знал. В толпе других школьников я ждал своей очереди за кулисами. Опять этот тюль. Я уже видел его раньше, каждую репетицию. Только сейчас этот обычный занавес показался таким величественным и важным, что стало не по себе. Сделал шаг назад, наступил кому-то на ногу. Тихое скомканное ругательство позади обрывками долетело до слуха — я слышал лишь фортепиано на сцене перед собой и видел несколько людей, сидящих в зале с края. Шло выступление. Чужое. До моего ещё долго. А я стоял и не мог вдохнуть. Мне просто стало страшно. В горле пересохло, руки затряслись. Каждая чёртова нота вылетела из ума. Руи сидит где-то в зале, он будет смотреть на меня и слышать, что я играю и конечно он поймёт, что это для него. А я просто опозорюсь. Потому что ничего не помню. Переволновался. Я бежал по опустевшим коридорам школы с намокшими глазами, еле сдерживая истерику. Вот и подарок Руи, что я так готовил. Даже не смог выйти на сцену и сыграть. Делал же так сотни раз. А сейчас, для любимого человека не смог. Унижение и ненависть к самому себе начали бить в колокола, оповещая о своём появлении. Из актового зала доносилась музыка фортепиано. Играет кто-то другой. Танцует, поёт, рассказывает стихи, показывает сценки. Мне всю жизнь говорили, что я очень талантлив. Очевидно, не так уж и талантлив, раз не справился, а все они, выступающие сейчас, справляются на ура. Мне было очень обидно, что так получилось. И очень стыдно. Руи нашёл меня заплаканного в кабинете, собирающего вещи, чтобы пойти домой. В тишине подошёл и, подняв моё красное от слёз лицо за подбородок, посмотрел в глаза. Сколько же я читал в этих глазах. Беспокойство, заботу и любовь. Любовь, любовь, любовь — никто не смотрел на меня так. Никто так не любил. — Концерт окончен? — спросил я тихо-тихо и устало. — Почти, — он большим пальцем провёл по моей щеке, второй рукой переняв сумку с учебниками, за лямку которой я так отчаянно держался. — Досмотри до конца… — Я не хочу. — Почему? Они же стараются. — Потому что я шёл ради одного человека, — мягко произнёс Руи. — Который сейчас уходит домой. Значит, я тоже ухожу. Я поднял на него взгляд. — …Ты знал, что я буду играть… — Возможно. — Откуда? — Цукаса, — его губы тронула снисходительная улыбка. — нет вещей в школе, о которых я могу не знать. Я ведь учитель, а их здесь не так много. Новости об учениках быстро разлетаются. — Я хотел, чтобы это был сюрприз. — Это и был сюрприз для меня. Я поник. — Никакого сюрприза не получилось, знай ты или не знай, я не смог сыграть. — Не переживай, — он коротко поцеловал меня в лоб. — Р-руи-сан! Мы же в школе… — выглядывая за его плечом закрытую дверь кабинета, боялся, что кто-то может нас застукать. — Все на концерте, — отставив мою сумку на соседний стол, Руи подошёл ближе, а я сделал шаг назад, прижимаясь к парте и восхищённо глядя в его глаза. Сердце стучало быстрее. Вдруг, приподняв, Руи усадил меня на деревянную поверхность, а сам стал между моих раздвинутых ног и упёрся руками в стол. Слёзы резко закончились. Я даже начал забывать, почему расстроился. Внизу живота зародилось тепло, что грозилось усилиться от близости Руи. — Ты такой плакса, Цукаса. Ну чего ты? — убрал с моего лба прядь волос, спадающую к глазам. — Убежал, расплакался. Ничего плохого ведь не произошло. — Но я хотел сыграть для тебя, — откровенное признание вылетело само собой. Рвано набрав воздух, продолжил: — И…я испугался… Руи мягко меня поцеловал. Устроил руки на талии, медленно провёл ладонями к бёдрам. Я неосознанно попытался сжать ноги, но он стоял прямо напротив и сделать это было невозможно. Его губы умело сминали мои. Рвано выдыхая, я чувствовал, как Руи гладит мне колени, бёдра, живот и в голове сумасшедше кричала сирена, оповещающая о чём-то очень важном. — Р-руи…— еле способный вязать мысли от нарастающего возбуждения, перебивающегося с адреналином от страха быть замеченными, я пытался заставить его одуматься и прекратить делать такие смущающие вещи. Потому что сам остановиться наслаждаться не мог, и шумные вздохи так и норовили перерасти в обрывистые пошлые стоны. — Да? — произнёс мне в шею, опаляя дыханием и оставляя поцелуй. — Если хочешь, чтобы я остановился, то- — Нет, — прошептал, не подумав, полностью растворяясь в тех ощущениях, что Руи мне давал. Вдруг он перестал меня целовать. Открыв глаза, я встретился с хитрым взглядом бледного лица напротив. — То есть, как со своим учителем в школе такое вытворять — ты не боишься, — я вспыхнул краской. — А как выступить на сцене, что делал уже не один раз — страшно? — с лукавой улыбкой произнёс он, смотря прямо на меня. Со сбитым дыханием и кашей в голове было тяжело оправдываться. — Но… Это другое! З-знаешь, Руи-сан… — Не знаю, — он шутливо склонил голову. — Расскажи мне. — Я, вообще-то, и такое вытворять боюсь. — Боишься, но делаешь? — Да. — Почему продолжаешь? — Потому что люблю тебя… — я перевёл взгляд на дешёвый линолеум, уложенный на пол в каждом кабинете. — М-м… — Руи провёл костяшками пальцев по моему лицу, — А музыку не любишь? — …Люблю. — Ну вот, — он выровнял спину, больше не находясь с моим лицом на одном уровне, сделал шаг назад и взял мои руки в свои. — Цукаса, я очень хочу послушать, как ты играешь. — Я не смогу. — Только для меня, — вкрадчиво попросил, поглаживая костяшки пальцев. — Я буду один в зале, хорошо? — Концерт, он… — Я думаю, они уже почти закончили, — Руи несильно потянул меня на себя, и я спрыгнул с парты. — Тогда буду ждать, — с улыбкой произнёс и вышел из кабинета, оставив меня наедине с бешено бьющемся сердцем. Люди толпой выходили из зала, оставляли за собой шум смеха и разговоров в коридорах. Я вновь стоял за кулисами, но в этот раз красный тюль показался торжественным. Выдохнув, сделал шаг на сцену. И, конечно, сразу посмотрел в опустевший зрительный зал. В самом центре, на первом ряду, сидел в одиночестве Руи. Он тепло улыбался, и я чувствовал, что даже сделав тысячу ошибок в мелодии, получу от этого слушателя только похвалу. Пройдя по сцене, сел за фортепиано, и подняв над ним руки — начал играть. Музыка шла сама. Улетая в разные края зала, отражалась от стен, лилась, взлетала, падала, дышала и она говорила — говорила о моих чувствах. О любви. Я ни о чём не волновался, думал только о нотах и том, как же это всё-таки хорошо звучит. А закончив играть, даже удивился, что так быстро. Несколько секунд понадобилось, чтобы обернуться на Руи, понять, почему он не хлопает: Руи выглядел растерянным, озадаченным. — Цукаса… Кто тебя научил играть эту музыку? Я и сам растерялся. Что не так? — Никто. Я сам. Я написал её сам. — Цукаса, — удивлённые глаза и приоткрытые губы не сообщали мне о том, понравилось Руи или нет, от чего хотелось занервничать. Но не успел. Руи неспеша встал и поднялся на сцену, всё ещё недоумевающе глядя то на меня, то на рояль. — Тебе не понравилось? — сложив руки на коленях, спросил я быстро и волнуясь. — Мне понравилось, — сказал Руи, останавливаясь за моей спиной. — Мне…очень понравилось, Цукаса. Ты сам написал это, сам сыграл…? Мне даже…тяжело поверить, что можно так играть на этом…подобии рояля. Я поднялся со своего места и обернулся к Руи. — Я написал это для тебя. Это мой подарок, — с трепетом проговорил я. Спустя паузу Руи ответил: — Спасибо. Спасибо, правда. Мне очень приятно, что ты написал для меня музыку, — он выглядел задумчивым. — Я давно не практиковался, можешь, пожалуйста, не делать вид, что так поражён этой игрой, — усмехнулся, пряча руки за спиной. — Я не делаю вид. Я ведь говорил, что в свои школьные годы тоже был в музыкальной группе, или, скорее, кружке. Я разбираюсь в музыке. И это…просто немыслимо. Я знал, что ты хорош, но…— он покачал головой. — Цукаса, тебя ждёт просто потрясающее будущее. Искренние слова от любимого человека — моя слабость. В прицнипе, такая похвала. Об этом узнал будучи с Руи и много раз подтверждал в будущем. Уверенный в себе, гордый ребёнок, куда-то пропавший после лета перед выпускным классом, часто давал о себе знать в будущем, проявляясь в поступках и словах. Это всё Руи: именно он напомнил мне о том, что я должен ценить себя. Если бы не он, я никогда не стал бы заниматься музыкой на профессиональном уровне, и не знаю, кем бы сейчас был. «Цукаса, тебя ждёт просто потрясающее будущее.» — он не совсем угадал. Хотя, объективно, да. Меня здорово потрясло. Мы шли домой по тёмной холодной улице, но мне было так жарко, что хотелось раздеться. Если Руи думал, что может облапать меня и забыть — он ошибался. Я был подростком в переходном возрасте, с шалящими гормонами и отчаянно влюблённый. После душа устроился под одеялом, рядом с полусидящим Руи, облокотившемся на спинку кровати. На тумбочке с его стороны горел светильник — Руи читал какие-то записи. Одну руку запустил мне в волосы и приятно перебирал пряди. Отвлекать, конечно, не хотелось, но… — Руи… — я позвал шёпотом и притаился, как заяц. — М? — на автомате ответил он, продолжая играть с моими волосами. — Можно мне…тоже кое-какой подарок? — Конечно, Цукаса. Какой именно? Я приподнялся со своего места и неуверенно сел, глядя на Руи. Он вопросительно посмотрел в ответ. — Можешь… — было стыдно такое говорить, однако, — можешь потрогать меня, как ты делал сегодня? Собственное дыхание уже сбивалось и щёки покрывались румянцем. А на лице Руи ничего не изменилось в ту секунду, как я это сказал. И в следующую, и в следующую. — Ты хочешь, чтобы я потрогал тебя? — переспросил он, и после моего кивка медленно отложил документы в руках на тумбочку. — Иди сюда, — пригласительно похлопал по своим коленям.***
Пока я ёрзал на его паху, почти что извиваясь от ощущения рук на своём теле и долгих ленивых поцелуев, в попытках глотать все неприличные звуки, Руи поддразнивал меня, как мог. — Не сдерживайся, — прошептал, пробираясь ладонями под мою пижамную кофту, оглаживая живот и грудь. Он продолжал ставить засосы на шее и ключицах. А затем коснулся моего паха. И очередной стон сдержать не получилось. Руи перевернул меня на спину, нависнув сверху, упёрся коленями в матрас и принялся стягивать мою кофту. Пульс стучащий в висках, грохот сердца, мой вставший член, которого Руи «случайно» касался — всё это сводило с ума. Мокрой дорожкой поцелуев он спустился до линии моих штанов, находящейся чуть выше паха. Я смотрел на Руи из-под прикрытых век, глотая воздух и отчаянно сжимая руками простыни. Было очень стыдно. И очень хорошо. Руи положил ладонь на мой член, поглаживая сквозь ткань штанов, и вновь потянулся к лицу, чтобы поцеловать. Я стонал прямо в его губы, чувствуя как чужая рука нагло дразнит. Устровшись между моих ног, и одной рукой удерживая мои запястья прижатыми к кровати, над головой, Руи второй рукой быстро стянул мои штаны вниз. — Р-руи! — взволнованно позвал я дрожащим голосом. Он тут же остановился, смотря на меня. — Хочешь остановиться? — Н-нет… — задыхаясь, кое-как отвечал. — С… Свет… — Что с ним не так? —… В-Выключи… пожалуйста… Он легко, коротко посмеялся, потянувшись к тумбочке, чтобы щёлкнуть кнопку на светильнике. — Цукаса, кого ты стесняешься? — спокойно спросил и вернулся к делу: положив ладонь на мой член, стал медленно водить сверху-вниз. Под разными углами, то набирая, то сбавляя темп. Я весь был влажным от возбуждения, и смазка не понадобилась. Но если без смазки мы обошлись, то вот кляп был бы очень кстати. От ощущений, что разливались по всему телу, взрывались и отдавали импульсом, я не мог быть тихим никак. Кусая губы, ворочал головой, изгибал спину, но моя чувствительность играла злую шутку. После каждого сдавленного стона, хныка, я смущался от шума, еще и сопровождающегося хлюпающими звуками, что создавала рука Руи, скользя по моему члену. Нависая сверху, Руи не отрывал взгляд от моего лица, следя за тем, как я плавлюсь от возбуждения. Он запоминал реакцию моего тела на определенные прикосновения, а мне на самом деле просто сносило крышу от всего, что бы он ни делал. Его уверенные движения руками и ощущение, что Руи знает, что делает, загоняли в ещё большую краску. Должен ли я получать удовольствие от таких простых вещей? Со сколькими людьми Руи делал подобное? Знает ли он, что первый у меня? Я кончил без предупреждения, зажмурившись, и давя очередной стон внутри. Оргазм пронесся по всему телу. Руи отпустил мои руки, а я лежал в попытках отдышаться. И я видел, что Руи возбуждён. — Ты устал? — спросил он, натягивая мои штаны обратно. — Отдыхай. Завтра примешь душ. — А…ты? — моя грудь часто поднималась, мозг не до конца соображал. — Ты не… Мы не будем делать это… по-нормальному? — «По-нормальному?» — Руи посмеялся, поцеловав меня в переносицу. — Но ты ведь хочешь… —Нет, не будем. —Почему? — мой голос подрагивал. — Цукаса, ты ещё несовершеннолетний. — И-и что? Руи поднялся с кровати, собираясь направиться в ванную. — Ничего. Засыпай. Я скоро вернусь. Он вышел из комнаты, и я слышал щелчёк выключателя света дальше по коридору. В сон склонило прежде, чем Руи вернулся.