Расти с контролирующими до крайностей родителями, которые не позволяют и шага ступить самостоятельно — означает, что ты будешь зубами вырывать у них из рук любые кусочки свободы, которые только подвернутся, лишь бы попробовать её на вкус и ощутить запах.
Расти с
богатыми контролирующими и душащими опекой родителями означает ещё и то, что ты не отдельная личность — лишь выдрессированная собачка с родословной и паспортом, купленная за неприлично большие деньги, для того, чтобы лишний раз подчеркнуть статус семьи.
Но от неприлично больших денег на счетах есть один приятный бонус — ты не
ищешь возможности, ты их
создаёшь.
Поэтому Сатору оказался там, где он есть сейчас. В Токио.
Добро пожаловать в город обманов.
~~~
Гето Сугуру — чёрная лиса с флюоритовыми глазами.
Сбежавший из мифов ёкай с этими его
оскалами улыбками, животной грацией, хитрым, будто всё-всё знает про тебя, прищуром, белой полоской шрама на горле через сонную до места чуть выше яремной впадины и этим блядским языком, скользящим по верхнему ряду зубов перед тем, как сказать очередную колкость.
Гето Сугуру — человек, с которым родители точно запретили бы общаться.
— Сато-ор-ру.
— Что?
Сугуру заправляет прядь выбившихся из пучка на затылке волос за ухо и подпирает кулаком щёку. Тянет губы в усмешке и смотрит с искрами веселья в глазах.
Сатору безбожно залипает на его длинные тонкие пальцы в кольцах и татуировку дракона, выползающую из-под футболки и олимпийки на шею по другую сторону от шрама.
— Ну что?
— Ждал, пока отвиснешь, — смеётся хрипло. — Ничего. Смешной ты. На птичку похож.
Годжо дуется и отчаянно пытается спрятать алеющие щёки.
— Ни капли не похож, — и ещё больше краснеет, когда Сугуру задевает языком правый клык.
— Ну, то есть то, что ты залипаешь, не будешь отрицать? — и взъерошивает его волосы.
Чужой запах обдаёт тёплым маревом, когда он подаётся ближе: пряная гвоздика, дым, горечь апельсина, кофейные зёрна и что-то неуловимое, только ему принадлежащее.
Сладкое.
Сатору так хочется уткнуться в его шею и слизать эту смесь с его кожи.
— Ты крашенный?
— А в глазах линзы?
— Один-один, птичка.
Сугуру смеётся.
Сугуру ебанутые двадцать четыре.
Сугуру похуй.
Сатору, до встречи с ним, не знал, что может так отчаянно кого-то хотеть.
Сатору бешеные восемнадцать.
Сатору, к сожалению,
не похуй.
Так неудачно влюбляться надо уметь.
~~~
патлатый, 14:43
эй, птичка
не хочешь свалить отсюда?
у меня есть кое-что интересное
Сатору смотрит на него, болтающего с какой-то девчонкой, закатывает глаза, когда он ловит его взгляд и улыбается.
вы, 14:44
не хочу я ничего «интересного»
вы, 14:45
бля, пошли
Сугуру уводит его дальше в парк, к сцене в самой дальней части, куда заходят если только в праздники.
Ну и побаловаться запрещёнкой, очевидно.
— Да ладно, это всего лишь ганджа, я же тебе не качели предлагаю, в конце концов, — Сугуру дразнится, улыбается вызывающе, глазами сверкая на солнце. — Или боишься?
И Сатору знает, что его просто разводят.
Знает, но
не может отказать ему.
Закатывает глаза и цокает языком деланно-недовольно. Пихает его в плечо, говоря:
— А ты и на таком сидишь плотненько? — язвительно. — Хуй с ним, давай.
Гето улыбается ещё шире и, наклонившись, шепчет хрипло на ушко:
— Тебе понравится,
обещаю, — обдавая горячим дыханием.
Сатору выдыхает тихое «блять», когда он отстраняется, и пинает лежащую на земле рядом банку.
— Ты просто невозможный мудак.
— Даже не представляешь, насколько, птичка, — смотрит через плечо, растянув губы в ублюдской ухмылке, и, оперевшись поясницей о сцену, манит его к себе пальцем. — Давай, резче.
И вытаскивает из внутреннего кармана джинсовки портсигар с самокрутками. Открывает его, вытаскивает один косяк, закладывает за ухо и прячет остальные обратно в куртку.
Сатору мандражит от того, что сейчас нарушит очередное родительское правило, от чего-то нового, ещё неизвестного, от такого
невозможного Сугуру с его блядскими пальцами, на которые он сегодня почему-то решил не надевать кольца, пирсингом в ушах и татуировками на шее и запястьях.
Сугуру с телефона ставит песни в случайном порядке, а пока те прогружаются, кладёт его на сцену рядом с усевшимся туда Сатору, берёт из заднего кармана джинс зажигалку и, щёлкнув колесом, раскуривает косяк, вытащив его из-за уха, потом затягивается с наслаждением, задерживая дым в лёгких на несколько секунду, и медленно выдыхает.
Из динамика, чуть хрипяще, раздаются первые звуки песни.
— О, чейзы, это хорошо, — он смотрит в экран, дважды прикоснувшись к нему, — ещё и про наркоту, как раз в тему, — смеётся, щурясь от солнца. — Так, смотри, сейчас делаешь затяжку, так же, как сигаретную.. ты же куришь?
Сатору неловко ерошит волосы на затылке и качает головой:
— Не-а. Как-то раньше не хотелось, —
хотелось, просто отец, без преувеличений, размазал бы его по стенке, если бы учуял сигаретный дым, а мать раздавила бы морально.
She was always dealing with the devil
— Не парься, я научу, — улыбаясь по-лисьи хитро. — Значит так, ты тянешь сначала дым, а потом ещё вдыхаешь воздух, понял? Вот так, — затягивается снова, но медленнее, показательно. — Только в случае с маришкой тебе нужно чуть задержать дым в лёгких. Секунд на пять-десять, если хочешь конкретики, потом медленно выдохни. Всё, теперь давай сам.
Сатору берёт самокрутку, зажимает указательным и большим, копируя манеру Гето и делает затяжку, как и учили: дым, потом в затяг, но закашливается до слезящихся глаз.
— Горькая она, фе.
— Э-э, птичка, — укоризненно цокает и забирает у него косяк, — сейчас, приоткрой рот для меня, — и улыбается хищно, когда Сатору почти моментально слушается и смотрит в глаза, краснея, когда Гето встаёт между разведённых бёдер, мягко сжимает пальцами его челюсть по бокам и делает затяжку, после выдыхая дым в чужой рот.
Сатору теряется на секунду, а потом, сообразив, вдыхает и думает, что Сугуру сейчас отстранится, но тот вместо этого прижимается к его губам, кусает, а после лижет нижнюю.
Ровно, сука, в припев.
She's high
She lives in the sky
Tonight, she's satisfied
Rolling back her eyes
Сатору стонет едва слышно, выдыхая дым в поцелуй, впускает чужой язык в рот, слегка посасывает, после немного неловко лижет в ответ, мягко прижимается к его губам, а потом резко отстраняется, краснея густо, ярко.
She just went to heaven and back
— Блять,
Сугуру, — в милейшей манере отводит глаза и откидывается чуть назад на руках, пытаясь отвоевать себе больше пространства.
— Прости, я не удержался, — и смеётся бархатно, отпуская, делает затяжку тлеющего косяка, другой рукой гладит чужое колено, пролезая в прорезь на джинсах пальцами. — Ты такой очаровательный. Это что, я украл твой первый поцелуй? — приподнимая бровь выразительно.
Сатору краснеет ещё ярче и отвечает недовольно, снова смотря в глаза:
— На хуй пошёл.
— Не-е, птичка, если кто и пойдёт на хуй, то это ты,
на мой, — скалясь. Сугуру зажимает самокрутку зубами, после резко подтягивая его за бёдра ближе к себе, вынимает и фильтром подставляет к чужим губам, — на, сделай сам, расслабься.
Сатору слушается и чувствует, как разум туманится, зрение чуть тлеет по краям, ловя единственный фокус — губы блядского Гето.
Сугуру ухмыляется, гладит вверх по ляжке с нажимом до талии, пуская мурашки и добиваясь тихих стонов, смотрит, как червоточина зрачка медленно сжирает синеву.
—
Умничка. Ещё?
Годжо кивает медленно, хватает его за запястье и делает глубокую затяжку, чуть втягивает щёки, смотря глаза в глаза, и прикасается губами к его пальцам.
Сугуру ведёт от этого зрелища и он чуть сильнее сжимает другой рукой его талию, забирает у него остатки травы и добивает косяк в одну длинную затяжку, щелчком выкидывая фильтр.
— Хочешь ещё? — в сантиметрах от чужого лица.
— Хочу, — облизывает пересохшие губы.
Годжо Сатору — белоснежные волосы, небесные глазки, бледная тонкая кожа и пухлые розовые губы.
Годжо Сатору — безупречно чистый, невинный и заласканный мальчик со скверным характером и хороводом чертей лимба за внешним лоском, не знающий, что такое настоящая жизнь, но отчаянно её желающий.
Ангельски-красивый.
Такими, как Годжо Сатору, принято любоваться издалека. Таких, как он, принято скрывать от чужих глаз, как самое ценное сокровище.
Сугуру хочется его испачкать, испортить, извратить и показать ему все пороки, вытащить всю гниль и грязь наружу.
Сугуру хочется его присвоить, привязать к себе намертво, чтобы никому больше, полностью, без остатка принадлежал только ему, чтобы смотрел только на него.
Сугуру хочется быть рядом, когда его крыша начнёт отчаливать.
Сугуру хочется его сломать и увидеть того, кто на руинах родится.
Гето снова целует его, лезет руками под тонкую ткань футболки, гладит талию, поясницу, прижимает к себе требовательно, когда Сатору стонет ему в рот и запускает одну руку в распущенные волосы, а другой судорожно хватается за его плечо, целует, кусает губы в ответ, мажет языком по чужому и это так сладко, горячо и истомой отзывается в низу живота.
У Сатору в голове белый шум, ни единой связной мысли, лишь бит поставленной случайно на повтор песни и яркой бегущей строкой слово «ещё» и он жмётся ближе, сжимает чужие волосы крепче, когда Сугуру спускается к его шее и кусает-лижет-целует бархатную кожу, пахнущую миндалём и какао.
Такой сладкий, отзывчивый. Гето расстёгивает ему пуговицу с ширинкой на джинсах и лезет рукой под бельё, облизав ладонь, касается чужого возбуждения, слушая задушенные стоны и ощущая, как с него самого стягивают ниже джинсовку, чтобы ногтями оцарапать плечи.
Двигать рукой под таким углом неудобно, кисть сводит, но Сугуру игнорирует это, чуть сжимает член, обводит большим пальцем головку, трёт под ней, слегка оттягивая крайнюю плоть, и одновременно ставит Сатору засос под челюстью, чувствуя, как он дрожит и ёрзает в попытке податься ещё ближе, получить
больше.
Сугуру хихикает, уперевшись лбом ему плечо, а потом мажет губами по ключице:
— А говорил, что асексуал, — и двигает рукой на его члене чуть резче, жёстче, выбивая ещё один стон, смотрит уже в глаза и видит как, словно в замедленной съёмке, зрачки нефтью растекаются по радужкам. — На деле же так жмёшься ко мне, завёлся с пары поцелуев. Ты хочешь наебать остальных или себя самого?
— Бля-ять, просто заткнись, — и, за шею притянув к себе, целует почти агрессивно, едва не трахает языком его рот, заставляя застонать, другой рукой лезет под майку, кончиками пальцев скользит по прессу, потом чуть царапает и за пояс штанов резко тянет на себя, дёргается, когда Сугуру до боли кусает за нижнюю, задевает ногтем головку его члена, а после и вовсе отстраняет от себя, сжав шею под челюстью до лёгкого удушья.
— Тебе не кажется, что ты слишком многое себе позволяешь, м-м, птичка?
Сатору мажет с тона его голоса куда больше, чем от охуенного стаффа в раскуренном косяке.
Он прижимается ближе к душащей руке, заглядывает в глаза и шепчет чуть сипло:
—
Пожалуйста.
У Гето мурашки по коже от его взгляда с бензиновой плёнкой прихода и интонации, вынуждающих тут же исполнить любую просьбу, и он выполняет: стягивает с него трусы так, чтобы оголить член и, двигая рукой на грани грубости, доводит до закатывающихся в кайфе глаз, судорожно сжимающихся на чужой одежде пальцев, восхитительных стонов. Он сжимает одну руку на его горле чуть крепче и большим пальцем другой слегка царапает уретру, размазывая выступившую смазку, целует в мокрый висок.
Сатору выгибается в пояснице, дрожит всем телом и кончает в его руку через несколько движений.
Сугуру улыбается, продолжая немного двигать рукой, размазывая сперму по стволу, говорит тихо:
— Продолжим у меня?
Годжо смотрит на него влажными, потемневшими до сапфирового глазами, улыбается довольно и вжимается в его губы, сходу толкаясь языком, стонет от гиперчувствительности:
— Давай.
Дальше Сатору осознаёт всё по-кадрово.
Вспышка: Сугуру зажимает его в лифте, подхватив под бёдра, почти собственнически сжимая, целует жадно, вылизывает шею с ключицами и смотрит потемневшими глазами с озёрами зрачков голодно.
Вспышка: Сугуру нависает сверху, прижимая к матрасу и его пальцы ощущаются внутри так крышесносно, так восхитительно, так правильно, он говорит на полтона ниже насмешливое «боже, птичка, это всего лишь мои пальцы», и Годжо стонет не переставая, отвечая между сдавленное «ах, сугуру, заткнись», подаётся навстречу бёдрами и член от этого шлёпает по животу, оставляя влажный след.
Вспышка: Сугуру раздвигает его ягодицы, пока он сам слюнявит простыню под собой, шепчет горячее «ты так охуенно выглядишь с моим членом в заднице» и большим пальцем трёт растянутую дырку, толкаясь глубоко, плавно, Сатору выгибается, стонет ответное «мне так блядски хорошо с тобой, жёстче,
пожалуйста» и Гето тянет его за волосы к себе ближе.
Вспышка: Сугуру целует его плечи сзади «хочу кончить в тебя, можно?» и Сатору, кончив уже дважды, простанывает заполошное «да», он так хочет чувствовать его внутри, ощущать, как семя вперемешку со смазкой течёт по бёдрам, просит «трахнешь меня по сперме пальцами? хочу
ещё».
Гето, кончив внутри него с протяжным стоном, отстраняется, смотрит удовлетворённо на потёки спермы из покрасневшего отверстия, вытекающие, когда Годжо сжимается рефлекторно, оставленные следы от пальцев и ладоней на ягодицах, талии, бёдрах, мажет губами по загривку мягко, почти нежно.
Сатору ложится на спину, раздвигает ноги пошире, притягивает за шею ближе, заглядывает в глаза голодно и целует кусаче, чувствуя, как легко три пальца проникают внутрь, давят на простату до ощущения тока по позвоночнику, и шепчет ему в губы:
— Придуши меня.
Сугуру сжимает его горло в восхитительно-крепкой хватке, прикусывает губы в поцелуе, ловит кайф от хлюпающих звуков, с которыми двигаются пальцы во влажной, горячей дырке, говорит:
— Давай, птичка.
Кончай.
и сильнее прижимает подушечки пальцев к чувствительной точке, доводя до абсолютно эйфоричного состояния: дрожащих ног, сорванного скулежа и слёз удовольствия, текущих по горящим щекам.
Сатору кончает, так и не прикоснувшись к себе.
—
Умница. Ты, блять, просто потрясающий.
Сугуру утыкается носом в его взмокшие волосы, отнимая руку от горла и вынимая пальцы, шепчет угашенно-медленно:
— Пахнешь ежевикой, так вкусно, — целует смазано в висок, горячими пальцами гладит выпирающие рёбра, ниже, цепляя подвздошные кости. — Можно я тебя пофоткаю? Ты такой красивый.
Сатору чуть выгибается, подставляясь, ощущает, как остаточное возбуждение тепло сворачивается в низу живота, пока совсем ещё лениво, нежно. Путает пальцы в смоляных волосах, массирует кожу, и мажет губами по немного колющей щетиной щеке:
— Можно.
Сугуру целует его, лижет нижнюю нежно, а потом просто чмокает в губы, молочную шею и сахарные ключицы.
Снимает телефон с зарядки, включает камеру и делает сотни снимков:
как Сатору залезает на него сверху и улыбка у него объёбанная, шальная.
как откидывает голову назад, когда Гето пальцами свободной руки с нажимом проводит по его соску.
как приоткрывает рот в стоне, когда Сугуру сжимает его шею под челюстью.
как он выгибается уже на кровати, когда Гето меняет их местами и вжимается в него возбуждением.
как он жмурится и кусает губы, когда в него одним слитным, но медленным толчком входит член.
как он облизывает его пальцы с горящими лихорадочно щеками.
как он вжимается левой стороной лица в подушку, когда Гето вставляет в него ещё пару пальцев, чтобы стонал громче.
Забрав телефон, Сатору делает ещё одну фотку: как его обнаженные бёдра со следами от пальцев и зубов, закинутые на чужие плечи, гладит-сжимает Сугуру.
Гето, пересматривая фотографии, говорит:
— Детка-голливуд, — и тихо смеётся, сгребая Годжо в объятия.
После Гето предлагает ему химку вместо чистяка, а сам раскладывает дорожку амфетоса у него во впадинке ключицы, снюхивая через мелкую купюру, и Сатору видит, как по его лицу расползается сумасшедше-довольная улыбка, а сиреневую радужку сжирает кромешная чернота.
Через призму прихода всё казалось каким-то кривым, звенящим, но плавным и текучим.
Неправильным.
И это всё тянется, тянется и Сатору уже не видит между сутками разницы.
Ему и не нужно, когда Гето рядом, такой красивый, демонически горячий и восхитительно нанюханный.
Когда он нависает сверху, вжимая в матрас. Когда целует в шею, лишая воли. Когда его руки скользят по коже приятно до мурашек, заставляя выгибаться. Когда он толкается в него глубоко, фиксируя на месте крепкой до синяков хваткой на талии, до слёз и сучьего визжания. Когда он одними глазами, радужки которых превратились в последние кольца Сатурна, вытесненные чёрными дырами зрачков, ставит на колени и Годжо может только покорно открыть ротик и подставить язык под бархатистую головку члена в вязких солоноватых каплях смазки.
блятьсугуружёстче
ещёещёещёещёещёещё
удушименя
Сатору шепчет бездумно:
— Пожалуйста, не отпускай.
Потому что когда отпустит — всё закончится.
Тушит окурок в банке, пересаживается с ковра, который пушистый и мягкий, просто охуительный для фиксации на тактильном, но колени всё равно об него стёрты безбожно блядски, на кресло и смотрит на Сугуру.
Впервые Сатору увидел его в баре, куда его самого притащили одногруппники, возле стойки, разговаривающим, как потом оказалось, с басистом своей группы.
Не сказать, что прошило его прямо сразу, нет, только спустя час, когда его, накидавшегося текилы, из толпы на танцполе со сцены выцепили кажущиеся матово-чёрными издалека глаза.
Вот тогда —
да.
Тогда — прошило.
Ещё как.
Потому что Гето Сугуру с его хриплым чарующим голосом, чёрным пиджаком, под которым только голая кожа, гипнотичным взглядом в упор — выглядел так, будто он станет лучшей ошибкой в жизни Годжо Сатору.
На то, чтобы осознать своё влечение и перестать всеми правдами и неправдами его избегать, гоняя по черепной коробке «да я же не из
этих» и «не может, блять, это произойти именно
со мной» и «мне же никто никогда не нравился: ни девушки, ни, господиблять,
парни» почему-то звучащее мерзкими отцовскими интонациями, понадобилось три муторных месяца пяти стадий принятия и наблюдения за объектом своих страданий, но на шестую его сдвинул пространный монолог самого Гето, который, очевидно, видел его метания также ясно, как видел текст песни для предстоящего выступления группы.
«
Сугуру сидит на капоте тачки, подтянув одно колено к груди, курит с наслаждением, ведёт рукой с сигаретой в воздухе неопределённо, говорит:
— Мы с тобой не похожи на тех сахарных мальчиков, что нежнейше держатся за руки. Мы не похожи на этих мальчиков, у которых в каждой чёрточке лица застыла их.. как её, говоришь? Гейскость, да. Так вот, мы на людей-то с тобой не всегда похожи. Забей».
Сатору смотрит на него сейчас: лежащего на матрасе, свесив голову с него, и волосы достают до пола в пыли и амфетосных крошках: голубых, розовых, белых кусочков кайфа, выдыхающего сигаретный дым в потолок, неаккуратно роняющего пепел мимо жестяной банки для окурков. Красивого до невозможного в голубоватом холодном свете рассветных лучей. Сатору
больно на него смотреть.
Он трёт виски пальцами, жмурясь, и обращает внимание на болезненные ощущения в каждом сантиметре тела: искусанных губах, челюсти, шее, пояснице, стёсанных коленях, бёдрах и заднице. Физическая удовлетворённость и тотальная эмоциональная опустошённость.
Блядство. Ёбаный «суицидальный вторник».
Моргает с силой, потом снова прилипает взглядом к его телу: обнажённой тёплой коже, крепким мышцам, росчеркам татуировок, собственным следам на нём и почти ненавидит себя за то, что как какая нимфоманка хочет
ещё.
Хотя бы ещё раз.
Залезть на него сверху, вылизать голову дракона на его шее, стянув перед этим боксеры до бёдер, и сразу резко насадиться на член, потому что подготовка не нужна, он хорошо растянут, из него всё ещё течёт залитая с прошлого раза внутрь смазка, и двигатьсядвигатьсядвигаться, пока ноги судорогой не сведёт, чтобы ощущать его в себе, чтобы чувствовать восхитительные растяжение мышц и наполненность, чтобы глубоко и до ярких мушек перед глазами..
— Сатору.
Годжо моргает и осознаёт, что раскинул ноги на подлокотниках кресла и начал трахать себя тремя пальцами, даже не коснувшись вставшего члена, смотря в упор на Сугуру, сползшего на пол и также рассматривающего его в ответ голодными, потемневшими глазами.
Сатору стонет протяжно, не переставая двигать пальцами внутри:
— Сугуру-у, — хнычет, — пожалуйста.
— Так сильно хочешь меня? — усмехается, поднимаясь с пола, встаёт на колени между его разведённых ног, гладит внутреннюю сторону бёдер с нажимом, обхватив, тянет на себя резко, вжимаясь пахом, и целует приоткрытые в стоне губы, проникая внутрь языком, трогает им кромку зубов, прикусывает чужой язык, а после шлёпает с оттяжкой по левой ягодице, заставляя дёрнуться и застонать громче. — Даже сейчас не перестал трахать себя, — снова шлёпает, и Сатору взвизгивает, потому что на контрасте слишком хорошо: пальцы внутри, то и дело попадающие по простате, и огнём горящая кожа. — Всегда мало того, что уже получил. Просто маленькая жадная шлюшка, — смеётся бархатно, когда Годжо в ответ стонет только громче. — Давай, открой рот, — и подставляет два пальца к его губам.
Сатору смотрит ему в глаза, открывает рот и высовывает язык, лижет кончики пальцев, а после насаживается на них, не прекращая движений в своей заднице, пропускает глубже, лаская языком.
Сугуру стонет, смотря на него в ответ, гладит шершавость чужого языка, цепляет зубы и нёбо, загоняет глубоко до слёз из глаз, задерживая в этой точке, после наклоняется к нему и слизывает дорожку слюны с уголка губ, слушая ответный стон, и вытаскивает пальцы.
— Высунь язык, — говорит с хрипцой, от которой у Годжо мурашки по телу, и стискивает влажными пальцами его подбородок. Сатору слушается, смотрит расфокусированно на него, дышит загнанно. — Умничка, — шепчет, приподнимая его голову, и сплёвывает на подставленный язык, —
глотай.
Годжо сглатывает, прикрывая глаза, и в этот же момент Сугуру прижимается к его губам своими, прикусывает нижнюю, отпускает саторов подбородок и вставляет один палец в его задницу к уже движущимся трём.
Сатору скулит в его рот жалобно, двигает бёдрами навстречу, чтобы получилось глубже, чувственнее,
ярче, кусает его губы и язык в ответ, чувствуя, как Сугуру дразнит растянутую дырку костяшкой указательного:
— Хочешь ещё один? — отстранившись, улыбается, гладит его бок другой рукой контрастно нежно резким движениями внутри, вынуждая теряться в мареве ощущений.
— Д-да.
Сугуру снова целует его, вылизывая чужой рот почти что нежно, сбивает дыхание к чертям, а после и вовсе лишает кислорода, вставляя ещё один палец внутрь и обхватывая ладонь Сатору, чтобы движение стало синхронным и начинает трахать его грубее, давит на простату восхитительно сильно, до эмоционального скулежа, и Годжо чувствует себя потрясающе наполненным, настолько, что ещё немного — будет больно, но
это — чувство острого удовольствия, растяжения мышц,
близости — то, что заставляет его за считанные минуты простонать жалобное:
—
Бля-я-ять, С-сугуру-у.
— Давай, птичка, — он наклоняется к его груди, облизывает и кусает соски, ощущая, как Сатору цепляется за его волосы рукой, прижимая ближе и выгибаясь, Гето обхватывает его член, двигая резко и жёстко, прокручивая запястье у головки и Сатору дрожит, стискивая его ногами, запрокидывая голову в кайфе, и кончает ему в кулак. — Твои глаза как битое стекло, когда ты плачешь. Такой красивый, — приподнявшись, шепчет хрипло прямо в чужие губы и целует ласково, вынимает и свои, и саторовы пальцы из него, успокаивающе гладит бёдра, подтягивая ближе. — Хочешь продолжить?
Сатору кивает.
Сатору хочет его:
только лишь для себя, но
знает, что Сугуру на него фантастически поебать.
Сатору хочет: его гладкую кожу в нитях татуировок; его выпирающие позвонки средь сильных мышц спины; его шёлковые волосы намотать на кулак; его горячее дыхание на своих губах; его запах шлейфом на своей коже; его зубы у себя в плечах; его руку на горле, как контроллер зашкаливающего пульса.
Сатору хочет его:
уничтожить, потому что чувствам слишком тесно в грудной клетке по соседству с гулко бьющим о рёбра сердцем.
Сатору хочет его: насовсем.
И Сатору, обнимая его за шею, шепчет надрывное:
— Выеби меня так, будто
я принадлежу только
тебе, — когда Гето толкается в него сразу глубоко, резко, так, как нравится им обоим.
— А разве есть сомнения? — абсолютно издевательски, сжимая его шею крепко до закатывающихся глаз.
Ощущается кувалдой по вывернутым внутренностям и слеза скатывается по щеке.
Годжо скулит задушено, когда Сугуру за бёдра стаскивает его ниже по креслу, загоняет глубже и закидывает его ноги себе на плечи, трахает размашисто, и все ощущения сужаются до той точки, где кожа шлёпается о кожу.
Сугуру гладит его талию, бёдра, ощущая электрическое удовольствие от простых прикосновений к гладкой, белой как лунный свет коже, от хриплых просящих стонов, которые хочется записать и поставить на репит, от того, как он нуждается в нём, как тонет в этой близости, своей влюблённости, как даже не пытается сопротивляться желанию.
Гето смеётся, целует выступающую кость на лодыжке, тут же захлёбывается в стоне, когда Сатору сжимает его член в себе, и шлёпает его по ягодице не щадя, оставляя отпечаток своей ладони, наслаждаясь громким ответным стоном.
— Снова хочешь внутрь, да?
— Х-хочу, — выгибается, и Сугуру залипает на том, как сквозь кожу выступают рёбра и контрастно выделяются ареолы сосков.
— Попроси.
— Пожа-
ах-луйста, С-сугуру-у, — молящий шёпот, бездонная синева глаз и красные в мак щёки. — Я о-очень хоч-чу-у. Кончишь в меня? Мне
нужно. Пожалуйста, хочу чувствовать тебя в себе так.
Пожалуйста-а.
— Хороший мальчик, — он наклоняется к нему ближе, снова сжимает его шею крепко, толкается жёстче, вслушиваясь в задушенные, сладкие и нуждающиеся стоны, ставшие громче от изменившегося угла проникновения. — Блять, в тебе так хорошо, — свободной рукой шлёпает по бедру, гладит, после снова шлёпает, стонет сам сквозь зубы, жмурясь в кайфе. — Кончишь без рук для меня?
Годжо хнычет и пытается податься ещё ближе, чтобы получить ещё больше, ярче, но Сугуру удерживает его на месте своим телом, и Сатору остаётся только принимать всё то, что получает.
Перед глазами чуть темнеет и плывёт от недостатка кислорода, сердце бешено, гулко стучит в висках, кожа почти плавится от их общего жара. Сатору
так хочет остаться в этом моменте, чтобы всё замерло почти на пике, но жёсткие, точные толчки прямо в чувствительную точку, ощущение наполненности, растянутости, жжение после шлепков по ягодицам и поглощающий кайф осознания,
кто с ним и
что делает — и он кончает за несколько движений, пачкая их обоих, дрожит и выгибается бесконтрольно, скулит имя Сугуру протяжно и царапает его плечи конвульсивно.
Сатору хочет: разрыдаться.
Гето не притормаживает, продолжает трахать его через оргазм, усиливая ощущения, убирает руку с его горла и начинает толкаться в него быстрее, чувствуя себя на грани, догоняет свой. Сатору судорожно хватает ртом воздух, но смотрит через слёзы на глазах только на него: пристально, требовательно, так жадно.
Сугуру чувствует, как он сжимается на его члене, чуть подаётся бёдрами навстречу, чтобы принять поглубже и шепчет дрожащим голосом:
— Сугуру,
пожалуйста.
Гето стонет, толкается в него несколько раз чуть медленнее, жёстче, прижимает его колени к груди плотнее, сгибая почти пополам, чтобы скулил громче, входит до упора и кончает, продолжая немного двигать бёдрами по инерции под тихие постанывания Сатору, снимает почти что нежно его ноги со своих плечей, и Годжо снова опускает их на подлокотники кресла, тянет его к себе поближе и целует: выходит ласково, томно и устало. Сугуру гладит его талию, мажет языком по его нижней, чуть прикусывает её, чмокает игриво в губы и отстраняется, хочет выйти из него, но Сатору зажимает его бёдрами:
— Подожди, — почти хнычет, — побудем так немного, можно?
— Такая жадина, — улыбается чуть насмешливо, гладит по щеке, и Годжо льнёт к его ладони, целует коротко в основание. — Ты на учёбу должен идти, разве нет? Три дня уже пропустил, а примерным мальчикам нельзя столько прогуливать, — смеётся бархатно, когда Сатору вскидывает на него обиженный взгляд, и толкается в него, выбивая стон, после снова прижимается к его губам ласково, обнимает за талию и стягивает его с кресла, устраивая на своих коленях. — Только не ёрзай, иначе ты не пойдёшь ни к первой, — целует в щёку, — ни ко второй, — в челюсть, — ни к третьей паре, — в яремную вену. — Я бы снова выебал тебя до того состояния, что только скулить и визжать на члене смог бы как сука, — Сатору стонет, неосознанно двигает бёдрами, хочет ответить ему, но Гето зажимает ему рот ладонью и за талию фиксирует на месте. — Я
знаю, что хочешь, птичка, такая жадная шлюшка, как ты, просто не может отказаться от подобного, да? — Сатору хнычет в его ладонь, начиная возбуждаться по-новой, чувствует, как Сугуру проводит пальцами от грудины до низа живота в каплях спермы, жмурится и сжимается на его члене, добиваясь ответного стона. — Так нравится, когда я называю тебя так? Нравится чувствовать себя грязным? Даже сидя на мне с моим членом и спермой в заднице, ты просто не можешь перестать хотеть больше, да? — Годжо кивает и почти что скулит от невозможности начать двигаться, когда он ощущает его так глубоко, так
близко. — Ты просто чудо, Сатору, самая идеальная сучка, но у меня сегодня тоже есть дела, на которые я не могу забить, — он убирает руку с его рта, отклоняется назад немного и тянется к нижнему ящику тумбочки, ища что-то в нём, — однако я могу сделать для тебя кое-что другое.
Сатору наклоняется к нему, лижет широко его шрам на шее, обнимает за плечи, чувствуя острую необходимость в самом близком контакте,
хотя бы так, поэтому ластится, трётся, подставляется как только возможно, и Сугуру тихо мычит от удовольствия, колкими мурашками ползущего по спине, прикрывая глаза, и вытаскивает из ящика сине-белую небольшую коробку.
— Что это? — искоса глядя на неё, но не отрываясь от его кожи, шепчет Сатору.
— То, чем ты поиграешь с собой для меня, птичка, — ухмыляется и целует тонкую кожу за ухом. — Тебе понравится, обещаю.
И Годжо знает, что
да, обязательно понравится и тает от последующего мягкого поцелуя в искусанную шею, мокрого языка, мазнувшего по контуру отпечатка зубов, жаркого дыхания на коже.
Потому что для Сугуру это всегда «
да» и «
ещё» и «
пожалуйста».
Потому что с Гето ему крышесносно
хорошо, даже когда охуительно
больно.
Потому что Сатору просто
не может ответить ему «
нет».
чтотебеблятьотменянужно?
Он дышит шумно, чуть двигает бёдрами, приподнимаясь и опускаясь, рефлекторно сжимает в себе член, и Сугуру шлёпает его по заднице резко, заставляя заскулить, говорит:
— Я вроде сказал тебе не ёрзать, птичка, — чуть хмурится и за подбородок, сжимая крепко, поворачивает к себе. — Сказал?
— Д-да, — сглатывает, — прости.
— Хороший мальчик, — отпускает. — Смотри.
Сатору, с горящими от возбуждения пополам со смущением щеками, переводит взгляд с его глаз на руки, коротко вздыхая, смотрит на силиконовую чёрную пробку, состоящую из двух расширяющихся частей у основания на манер анальных шариков и утончающуюся к изогнутому концу для большего кайфа.
— Ты хочешь посмотреть, как я трахаю ей себя?
— Это было бы слишком скучно, не думаешь? — берёт с матраса тюбик смазки и кладёт её вместе с пробкой на ковёр рядом с собой. — Для начала я хочу, чтобы ты слез с меня.
Сатору чуть медлит и не спеша приподнимается, не желая расставаться с ощущением горячего члена внутри, и Сугуру улыбается чуть издевательски, схватившись за его бёдра, снова насаживает на себя резко, выбивая из него протяжный стон, и целует контрастно ласково, поглаживает ягодицы, после снова быстро приподнимает, снимая с себя до конца со смущающе-чавкающим звуком, и отстраняется.
— Давай, птичка, повернись ко мне спиной и обопрись о кресло.
Годжо послушно слезает с его колен, перекидывая одну ногу через него, разворачивается и упирается локтями в кресло, прогибаясь в пояснице и раздвигая ноги перед ним, ощущая, как сперма вперемешку со смазкой медленно вытекает из него, оборачивается на Сугуру через плечо. Гето подаётся чуть ближе, наклоняется и языком мажет широко по розоватой коже ягодицы, одной рукой ведёт вниз по бедру, заканчивает поцелуем, и Сатору дрожит, едва слышно застонав, утыкаясь заалевшим лицом в изгиб локтя стыдливо:
— Не прячься, — низким и тягучим, как патока, голосом в его кожу, — посмотри на меня, птичка. — Сатору хнычет, когда он шлёпает его по бедру и одновременно ставит, кусая, засос на ягодице. — Ну же, чего стесняешься?
Годжо чуть сильнее давит лбом на свою руку и, вздохнув дрожаще, приподнимается на локти и через плечо смотрит на Сугуру.
— Умничка, — тянется к нему и целует в румяную щёку, — тебе будет хорошо.
Сатору кивает, впиваясь ногтями в ладони до побелевших костяшек и кровавых лунок на коже, глядя, как Гето, отстранившись и подхватив с пола пробку и тюбик, размазывает, не жалея количества, смазку по игрушке и покрывается сладкими предвкушающими мурашками от предположений, что такого придумал Сугуру, что просто трахнуть его ей это скучное зрелище.
— Что ты хочешь?
Сугуру задумчиво промычал, проводя кончиком пробки по его рефлекторно сжавшемуся от ощущения входу и погладил по внутренней стороне бедра, заставляя задрожать и чуть сильнее прогнуться в пояснице.
— Хочу, чтобы ты отсосал мне, — и, собрав потёки собственной спермы, чуть резковато вводит игрушку внутрь до упора, немного прокручивает основание, чтобы изогнутый кончик давил точно на простату, наблюдая за реакцией застонавшего Сатору, после вытаскивает её на один шарик и снова загоняет до конца. — Давай, иди ко мне.
Он отстраняется и садится на край кровати, чуть раздвинув ноги, призывно похлопав по колену и растянув губы в истинно-блядской усмешке.
Сатору смотрит на него и думает, что Сугуру – не суккуб даже, не этот низший, со всеми своими клыкастыми усмешками и взглядом флюоритовых глаз, в котором бушевало пламя после взрыва силой в сотни Хиросим, он был самим Люцифером, таким, каким его изображал Гийом Гейфс и который уводит его истлевающую душу всё дальше от Бога.
— Быстрее, птичка.
И Сатору больше не мешкает, устраиваясь меж его колен, и Сугуру просовывает одну ногу под него, большим пальцем давя на основание пробки, наслаждаясь прерывистым стоном, пока Годжо пытается потереться об него собственным возбуждением. Гето хватает его за волосы, крепко стискивая в кулаке, заставляя заглянуть в глаза:
— Не смей кончать и, давай, оближи его.
Он разжимает хватку, и Сатору, взяв его член в руку, широко лижет от основания до кончика, после вылизывает головку, собирая капли выделившийся от возбуждения смазки и двигая рукой по длине, спускается к поджавшимся яйцам, втягивает одно в рот, слегка посасывая, а после с громким чмоканьем выпускает и переходит к другому, ёрзая на месте, чтобы кончик пробки ощутимее давил на чувствительное место и вибрацией от собственных постанываний добивается просто восхитительных, бархатных и сладких стонов от Сугуру, который чуть щурится от удовольствия, наблюдая за ним и слегка царапая затылок Годжо короткими ногтями в одобрении, после шепчет хриплое:
— Умница, так стараешься для меня, теперь возьми в рот поглубже, хорошо?
Вместо ответа Сатору сам насаживается на его член ртом и медленно пропускает глубже в глотку, простонав от приятного скольжения головки по языку и нёбу, горячей тяжести внутри, лёгкой асфиксии, когда Сугуру за затылок удерживает его одной рукой, не давая отстраниться, а другую устраивает на горле, чтобы чувствовать, как двигается его кадык, когда он сглатывает вокруг ствола. Сатору чуть дёргается, когда Сугуру, чуть приподняв его голову, снова насаживает до основания и Гето говорит низкое:
— Что, давишься? Поаккуратнее, птичка, — он отстраняет его от себя и после любуется заплаканными глазами, горящими щеками и припухшими губами, стирает с подбородка слюну большим пальцем и вставляет в приоткрытый рот, поглаживая язык, и вынимает, снова заставляя наклониться к своему члену и взять его. — Расслабь челюсть, хочу трахнуть твой ротик.
Он упирается одной рукой в матрас, другой всё также сжимая в кулаке волосы Сатору, и начинает быстро, глубоко толкаться в его рот, чувствуя, как он сжимает руками его колени для равновесия, а языком елозит по стволу, стараясь доставить как можно больше удовольствия, и Сугуру усмехается, входит ещё несколько раз, но уже медленнее, задерживаясь внутри, а после снова отстраняет его от себя.
— Умничка, — он гладит его щёки, целуя в натёртый уголок губ преувеличенно-ласково, лижет нижнюю, а после легко чмокает, отклоняясь назад.
Сатору ластится, подставляется под прикосновения и потирается о подставленную ногу, дрожит от похвалы и возбуждения, сжимает его колени, слегка оцарапав, и шепчет почти жалобно:
—
С-сугуру, я могу..?
— Что, кончить? Нет, птичка, не сейчас, — он за волосы снова опускает его к своему члену, толкаясь меж приоткрытых губ. — Постарайся для меня ещё немного, хорошо?
Сатору насаживается на его член жадно, помогает себе рукой, чтобы дать отдохнуть саднящему горлу, ласкает языком, специально чуть задевает головку зубами, добавляя остроту к ощущению его горячего рта, и спустя несколько минут Сугуру оттягивает его от себя, простонав на выдохе:
— Хочу кончить тебе на лицо.
Годжо отстраняется, и Сугуру заменяет его руку своей, быстро двигая ей, и в несколько движений кончает, заливая спермой щёку и попадая на высунутый язык. Сатору облизывается, тяжело дыша, и глядит на удовлетворённо вздохнувшего Гето, запрокинувшего голову.
— Сугуру..
Выходит до того просяще и жалко, что Сатору чувствует, как стыд снова поднимает свою уродливую голову.
— Сугуру,
пожалуйста, я больше не могу, — шепчет сипло, пытаясь быть ближе, почти вжимаясь в него.
Сугуру бархатно смеётся, и Сатору опускает глаза, ощущая, как жаркая волна стыда окрашивает щёки.
— Такая маленькая миленькая шлюшка, как ты, сделает что угодно, стоит лишь приласкать твою дырку и позволить поскакать на члене до тех пор, пока задницу не наполнит сперма, — ведёт указательным пальцем от угла его челюсти до подбородка, приподнимая и заставляя смотреть в глаза. — Тебе
нравится, когда
я тобой пользуюсь. Тебе
нравится ощущать, что ты принадлежишь кому-то одному и если выбрал хозяина, то уже никогда не позволишь прикоснуться к себе кому-то другому. Ты только
моя сучка, верно? — Сатору, со слезящимися глазами, комом в горле и томатно-красными щеками, кивает. — Не слышу, — стискивает его подбородок пальцами и большим пальцем ноги нажимает на пробку круговыми движениями.
— Д-да, — почти что скуля выдыхает Годжо.
— Скажи целиком или твой рот может только стонать и принимать мой член, а, птичка?
— Я только твоя сучка, личная шлюшка, кто угодно для тебя, Сугуру, ничей больше.
— Умница. Мой самый лучший, самый послушный мальчик, — он наклоняется к нему. — Открой ротик и высунь язык, — Сатору слушается и жмурится, сжимаясь на пробке, когда Сугуру широко мажет языком по испачканной щеке, слизывая собственную сперму, а после сплёвывает ему в рот, — глотай, — Годжо послушно сглатывает и облизывает влажные губы, к которым тут же прижимается Сугуру. — Хороший мальчик. Теперь в душ.
Сатору стонет разочарованно и жалобно, цепляя Гето за руку:
— Но, Сугуру..
—
Тихо, — он проводит пальцем по его губам, — я хочу, чтобы ты сейчас вымылся, а после пошёл на пары, такой взвинченный, очаровательный, с моей спермой внутри и поиграл с собой в туалете, но ты же послушный мальчик, верно? Верно. А это значит, что ты не должен опоздать ни на одну пару и будешь заниматься собой на перерывах, хорошо? Пришлёшь мне три видео с тем, как удовлетворяешь себя и только попробуй задержаться. Всё понял? Вот и умничка. Иди в душ и не смей даже подумать о том, чтобы сейчас кончить.
Сатору не помнит, ни как мылся
(только тёплые руки Сугуру в своих волосах и на коже, дразняще прикасающиеся к паху, после к ягодицам и основанию пробки, не давая ни успокоиться, ни удовлетворения желания), ни как собирался
(только то, как кончик пробки смещался при каждой смене положения, заставляя тормозить и сжиматься на ней, и усмешку Гето, наблюдавшего за ним), ни как добирался до универа
(только то, как тело горело огнём от случайных прикосновений чужих людей в метро, оставляющих ощущение грязи на коже).
Но чётко помнит, как на первой паре, которую едва терпел, ёрзая на твёрдом стуле, пришло смс от Сугуру:
патлатый, 08:56
пара заканчивается через четыре минуты?
вы, 08:56
да
патлатый, 08:56
со звонком идёшь в туалет, оттуда жду видео с тем, как ты ласкаешь себя рукой и ёрзаешь с пробкой внутри
видео должно быть не меньше десяти минут, кончаешь только в конце, понятно?
вы, 08:57
да
патлатый, 08:57
умница, напиши, как зайдёшь в кабинку
вы, 08:57
хорошо
Сатору чувствует, как горят щёки и подрагивают в предвкушении руки, когда он спешно закидывает вещи в сумку, а со звонком почти бежит в туалет, захлопывая дверь кабинки и убедившись, что никого больше нет в уборной, набирает смс, едва не уронив телефон, а после, поставив его на мусорное ведро и опустив крышку унитаза, запускает видео, показывая:
как он расстёгивает брюки дрожащими пальцами;
как спускает их вместе с трусами почти резко, от чего стоящий член шлёпает по животу;
как разворачивается, опираясь коленкой на крышку, и раздвигает руками ягодицы, демонстрируя пробку внутри, сжимаясь и расслабляясь;
как после садится на унитаз, уперев одну ногу в дверь, и двигает рукой по члену, смотря на время записи видео;
как постанывает сладко, затыкая себе рот, и ёрзает, чтобы игрушка смещалась внутри;
как кончает себе в руку, выгибаясь в пояснице и приподнимая задницу над крышкой;
как слизывает сперму с собственных пальцев, смотря в камеру.
Отдышавшись, он останавливает видео и тут же отсылает Сугуру, после одевается и моет руки, чтобы потом бегом отправится в другую аудиторию. И уже там получает ответное смс.
патлатый, 09:14
моя умница. ты сейчас в аудитории?
вы, 09:14
прикреплённый файл, (1)
патлатый, 09:15
хороший мальчик
вы, 09:15
прекрати меня хвалить, я и так с красной рожей сижу, а ты сверху накидываешь
патлатый, 09:15
какая ты прелесть хахаха
мне просто твоя реакция доставляет, а тебе нравится, когда я тебя хвалю, значит, буду продолжать
вы, 09:16
ты скотина
патлатый, 09:16
ой, бука какая, скажи то, чего я о себе не знаю, птичка
у тебя ведь после этой пары перерыв тридцать минут, так?
вы, 09:16
так. а ты откуда знаешь расписание? я как-то забыл спросить на прошлом перерыве
патлатый, 09:17
учился там, но не об этом сейчас, мой хороший
я хочу, чтобы ты приласкал себя и трахнул пробкой на этом перерыве
видео не меньше двадцати минут, кончаешь также только один раз и без опозданий на пару, ясно?
Сатору выдыхает сквозь зубы, чувствуя заново разгоревшееся внизу живота возбуждение, косится на препода, что-то уныло вещающего об углублённом изучении физике ядерных частиц, а после снова смотрит в телефон, быстро набирая ответ.
вы, 09:18
хорошо
сейчас что-нибудь хочешь?
патлатый, 09:18
сейчас что-то хочешь
ты, как я погляжу хахаха
ладно
где ты сейчас сидишь?
вы, 09:18
на задних рядах, рядом никого
патлатый, 09:18
специально туда забрался? умничка
хочу фотку члена в твоей руке
ты же уже возбуждён, да?
вы, 09:19
ты не представляешь, насколько
прикреплённый файл, (1)
патлатый, 09:19
прикреплённый файл, (1)
представляю
Сатору пялится на фотку, на которой Сугуру сидит за водительским в своей машине, сжимая полностью вставший член в руке, почти что капая слюной на экран, словно он собака Павлова, которой дали условный сигнал.
вы, 09:20
вот и как мне, блять, досидеть до конца пары?
патлатый, 09:20
слушать препода, писать конспекты, птичка
только попробуй выйти раньше звонка
вы, 09:20
а что будет? отшлёпаешь?
патлатый, 09:20
нет, тебе бы это понравилось
я бы придумал для тебя то, что тебе не захотелось бы сделать
никогда и
ни с кем, но не заставляй меня об этом размышлять и просто будь
послушным мальчиком
ты меня понял?
вы, 09:21
да, сугуру
патлатый, 09:21
вот и умница, напишешь
Сатору сглатывает вязкий ком в горле, отчего-то чувствуя тревогу, но возбуждение, что горячим комом обжигало живот, не давало на ней сосредоточиться, и он заёрзал на стуле, чтобы ощутить ток удовольствия от давления на простату и едва в голос не застонал, когда пробка изменила положение, слишком тесно прижавшись к чувствительной точке.
Едва высидев оставшийся час от пары, снова почти бегом срываясь с места сразу со звонком, чтобы было больше времени, и направляется сразу в служебный туалет, потому что студенческий на больших перерывах оккупировали учащиеся и там не то, что подрочить на камеру – просто в туалет сходить было нереально.
Закрываясь в кабинке, Сатору снова использовал мусорное ведро как подставку, отписав Сугуру, что он на месте, снял брюки, оставив их болтаться на одной ноге, и поставил видео на таймер, садясь на крышку, показывая:
как задрал вверх согнутые в коленях раздвинутые ножки;
как взялся за основание пробки, застонав тихо, протяжно, вытащив её оставив только самый кончик внутри, а после загнал её обратно резко, почти завизжав от ощущения;
как обхватил дрожащими пальцами стоящий член в смазке, отодвинул крайнюю плоть, потёр головку, растирая капли;
как ускорил движения пробки, с звучным чавканьем смазки входящей и выходящей, растягивая податливые стенки;
как кусал губы, чтобы стонать не слишком громко на чересчур точных движениях;
как оттягивал оргазм, заставляя себя едва слышно скулить от разочарования, когда время видео показывало только одиннадцать минут;
как под конец уже трясся в предчувствии скорой эякуляции и шептал тихое «пожалуйста» речитативом в пустоту помещения и заглядывал в камеру умоляюще;
как сладко выгибался, едва не сползая с унитаза, кончая себе в кулак, когда, наконец, длительность видео перевалило за двадцать минут и слёзы облегчения текли по щекам;
как снова слизывал сперму с пальцев, приблизившись к камере вплотную и тяжело дыша.
Остановив видео и отправив его Сугуру, он ещё несколько минут сидел посторгазменной неге с подрагивающими, безвольно раздвинутыми ногами, а после спохватился и, быстро собравшись, вымыв руки и умывшись, зашагал в следующую аудиторию, предвкушая, что ещё захочет увидеть Гето.
патлатый, 11:02
самый лучший мальчик
будешь себя также хорошо вести – получишь вознаграждение, когда увидимся в следующий раз
вы, 11:02
буду ждать ;)
что хочешь на следующем видео?
На это сообщение Сугуру ответил лишь через час, под конец пары, когда Сатору, нервничая, почти сгрыз карандаш.
патлатый, 12:06
я хорчу, чтбы ты кончл беззрук только на пробкке
видео по длне таке жее как перве
вы, 12:07
ты вмазался?
вы, 12:14
сугуру
патлатый, 12:37
нн здавайй тупых впроссв птичка
вы, 12:37
хорошо
патлатый, 12:50
посл паар ед ко мне
хоччу теебя траахнть
И вопреки логике, здравому смыслу, что слабо трепыхался на задворках сознания, Сатору обожгло вожделением до пелены перед глазами.
вы, 12:51
я приеду
ты всё ещё хочешь видео?
патлатый, 12:57
да.
