Освободи меня от кошмаров

Артем просыпается от кошмара. Крики мертвецов и грохот выстрелов преследуют его во сне и наяву, бездна тьмы разверзается перед глазами, руки дрожат, не в силах совладать с отдачей покореженного затяжными боями автомата, однако Артем продолжает идти вперед. Ноги будто окованы свинцом, тяжелые подошвы сапог с трудом отрываются от раскисшей грязи, и грохот вокруг стоит такой, словно ад собирается поглотить всю разрушенную Москву разом. Этот путь не имеет смысла, Артем даже не помнит, зачем выбрался из своей конуры, вылез с мирной уютной станции, где слегка барахлит воздушный генератор и приключений не найти днем с огнем. Вокруг темно, всё в паутине, запах пыли забивает нос, запасные патроны приятно оттягивают карманы. Из глубины обвалившегося тоннеля доносится чей-то рев. Артем зажимает спусковой крючок и просыпается от кошмара. Он снова лежит в своей постели, с трудом хватает воздух ртом, пытается отдышаться после пережитого — увиденное во сне кажется таким реальным. Но бег времени неумолим, рано или поздно любой кошмар заканчивается. Артем отрешенно смотрит в потолок комнатушки, считая трещины на облупившейся краске, а его пальцы дрожат, словно пытаясь продолжить незаконченный бой. Но хватит, хватит этих глупых выходок, бессмысленных вылазок и разговоров ни о чем. Артем почти забыл, что такое отдых, соглашаясь на все опасные авантюры, в которые только отправляют спартанцев. Как будто попытка загнать себя до кровавой пелены перед глазами способна избавить его от чувства вины и непрекращающихся кошмаров. Ульман заходит к нему без стука, прерывая сумбурные размышления. — Проснись и пой, красавица! — Улыбка на лице Ульмана кажется даже шире его внушительных плеч. Чужая жизнерадостность заражает, и Артем, повернув голову в сторону входа, невольно улыбается в ответ. Воспоминания о сне наконец-то перестают терзать разум, давая возможность погрузиться в реальность нового дня. — Я сегодня не в голосе, — говорит Артем, отвечая подколкой на подколку. Поднимается на кровати, откидывает прохудившееся одеяло, ощупывает руки и ноги, пытаясь понять, отчего после ужасного сна тело кажется почти невесомым. Разве что мысли в голове усталые и неповоротливые, они с трудом сменяют друг друга, как заржавевший магазин — выплевывает патроны. Ульман щелкает выключателем, зажигая в комнатушке свет, и Артем щурится от неожиданной яркой вспышки. — Зачем ты так… — бормочет он, прикрыв глаза рукой, и вдруг чувствует влагу на лице. Какой позор, он действительно расплакался во сне. — Выключи, выключи, Ульман, — просит Артем, пытаясь осторожно стереть соленые капли. Обычно говорливый Ульман молчит — неужели заметил? — и Артем, всё же убрав руку, поднимает взгляд, чтобы взглянуть на друга. Ладонь окрашена красным, но испуг не успевает охватить его, мгновенно сменившись чем-то липким и тяжелым, расплывающимся внутри. Ульман смотрит на Артема с улыбкой, смотрит так, будто всё в порядке, а из глаз у него текут кровавые слезы. Артем вздрагивает — и просыпается от кошмара.