осколки звёзд

звёзды разбивают крыши. ночь кутает грустный город холодом, а на улице совсем тихо, только свежий ветер скользит меж пустых дворов. дорогой район оправдывает свой статус: никто не включает музыку, никто не ссорится под блядскими окнами. и собакину жутко непривычно. пусто и страшно, словно его закинули туда, где он навечно совершенно один. он не должен находиться здесь. саша вообще не должен где-либо находиться. голову разъедает белый шум. на периферии сознания с каждой минутой разрастается что-то всеобъемлющее и совершенно тревожное. он в который раз тянется к тусклому экрану и проверяет время сквозь бесконечные трещины. 04:40. время течёт — засыпать в чужой квартире легче не становится. наркотическая зависимость вытекает ломотой в конечностях и кровоподтёками по всему телу. под глазами залегают фиолетовые круги — собакин всё ещё похож скорее на трупа, нежели человека. и это, блять убивает. он устало приподнимается на локтях. руки, кажется, онемели, а неожиданная боль в лопатках заставляет скривиться. спускаясь с кровати лишь с третьей попытки, он думает о единственном человеке, которому не похуй. саша мнётся с ноги на ногу и тихонько выглядывает из-за двери: — спишь? — украдкой звучит из темноты дверного проёма. так тихо. рома сидит на краю кровати, уткнувшись в экран ноутбука — сосредоточенно печатает что-то, кусая губы и поправляя шёлковые ленты волос. саша откровенно залипает. на руки, татуировки, пряди, небрежно спадающие на лицо, на серьёзный взгляд из-под длинных ресниц. он стоял бы так целую вечность, совсем затих и слился с пространством, позволяя себе наблюдать за ромой — чем-то недоступным, холодным, величественным. — не сплю, — отвечает парень, поднимая глаза на собакина и откладывая ноутбук в сторону. — иди сюда. собакин чуть ли не прыгает от счастья, тихонько садится рядом с ромой на край кровати и устраивает голову на его плече. рома почти не дышит. боится спугнуть. собакин, если честно, тоже. — уснуть не можешь? — слишком хорошо, — искренне шепчет саша, глаза как-то потерянно устремляются в пол. — я не привык. рома вздыхает, наклоняясь к бледному лицу и заглядывая в хрустальные, потухшие глаза с отраженным лунным светом. на него в ответ смотрят печально и мягко, так, что рома теряется. — саш? — м? — оставайся. собакин непонимающе хлопает ресницами, всматриваясь в чёрные омуты напротив. он хочет сказать «я не могу», но слова застревают в горле. рома не ждёт ответа. он вообще ничего не ждёт. он знает, что просто не отпустит. в нём что-то трескается с первой минуты их встречи. это что-то безнадёжное, трепетное, живое. и если собакин позволит, он навсегда защитит его от прошлого. и саша молча утыкается куда-то ему в ключицу, инстинктивно прижимается ближе и сжимает ткань домашней футболки. от смоляных волос едва ощутимо тянет мятным шампунем и сигаретным дымом. руки гитариста нежно поглаживают выступающие позвонки, скользят по хрупким плечам и перебирают белоснежные волосы. в звенящей тишине растворяются шорохи простыни и слабое дыхание. время, кажется, останавливается. доносится неуверенное: — ром? саша смотрит долго-долго и виновато, но всё же тянется к чужим губам. трепетно, едва касаясь, задевает холодным металлом и отстраняется с опаской. собакин почти прозрачный, податливый, потерянный, отчаянно пытающийся получить хоть немного тепла. тепла, любви и внимания, которых у него никогда не было. рома невольно улыбается. гладит сашку по щеке, притягивает обратно и целует уже смелее. неспеша проводит языком по кольцу, с нежностью сминает губы, чувствуя тяжёлое дыхание и приглушенные вздохи парня. собакин отвечает энергичнее, жмётся ближе, цепляется за футболку и чуть ли не перетягивает рому на себя. когда дыхание окончательно сбивается, рома лениво остраняется, напоследок целуя подростка в нос. — сможешь заснуть со мной? — смогу, — довольно тянет сашка, ехидно улыбаясь. он скручивается в комочек у ромы под боком, устраивает голову на груди и вслушивается в ритмичное биение сердца. где-то в доме тихонько гуляет дынька. собакину больше не так страшно и холодно. сквозь сон доносится робкое, скрытое под слоем одеял: — ...я останусь.