***
Рюджин всегда придерживалась мнения, что секс, по своей сущности, весьма переоценен. И на протяжении жизни лишь убеждалась в этом. До встречи с Хван Йеджи. Был у этой девушки в отношении Рюджин один секрет, и Шин, к счастью, разгадала его в первую же ночь, проведённую вместе. Тогда всё и началось. У них с Йеджи ни разу не было секса — они всегда занимались любовью. Не важно, как это было: медленно и нежно или страстно и нетерпеливо. Йеджи любила её с такой разрушающей силой, что не поддаться ей было просто невозможно. Йеджи целовала её с такой пылкостью и трепетом, даже если это было мимолётное касание губ или наоборот — беспорядочное вылизывание рта. Она проходилась своими мягкими губами по каждому доступному участку кожи Рюджин, вырисовывая на ней обжигающие узоры. Ласкала губами, руками, этими длинными изящными пальцами, созданными творить искусство, и взглядом. О, этот взгляд Хван Йеджи. Она смотрела на Рюджин всегда и везде, и каждый раз так пристально и любовно, что Шин чувствовала, как по телу проходят разряды тока, и не могла сдержать мелкую дрожь, исходящую от самого сердца. Йеджи любила её, и Рюджин это знала — чувствовала, потому что тоже любила. Целовала в ответ с особым рвением и тут же перенимала инициативу, углубляя сладкий поцелуй и погружая Хван в пучину плещущихся чувств. Гладила подушечками пальцев чужие пунцовые щеки, выступающие ключицы, контур аккуратной груди, узкую талию и мягкие бёдра, всегда призывно раздвинутые перед ней. Водила губами по бархатной медовой коже, оставляя влажные дорожки поцелуев и собственнические укусы в самых неожиданных местах. Рюджин чувствовала, что сгорала. Если за пределами постели Рюджин испытывала к Хван искренне нежное тепло, разливающееся по венам, когда та улыбалась своей солнечной улыбкой, то распластанная на кровати Йеджи заставляла любовь внутри Шин бурлить под высоким градусом, превращаясь в самую настоящую страсть. Каждый раз, стоило лишней одежде слететь с хрупких девичьих тел, Рюджин окутывал будоражащий жар, избавится от которого не представлялось возможным. Он был везде: на кончиках пальцев, на щеках и шее, внизу живота, оседая тянущим грузом, и в самом сердце. От осознания безграничности её любви к Йеджи, Рюджин становилось тяжело дышать. Но было что-то, что помогало Рюджин окончательно не сойти с ума от разрывающих изнутри невысказанных чувств. Знание того, что Йеджи сгорает так же, открытая для чужой и собственной пылкой любви. Они обе плавились в постели, с каждым умелым движением, с каждым словом, слетающим с губ, и с каждым жадным взглядом повышая градус своих тел. — Люблю, — шептала словно вне себя Рюджин, — чëрт, как же я люблю тебя, — но этих слов всегда было недостаточно, чтобы достоверно передать значимость застывшего в груди чувства. А Йеджи понимала и без слов, притягивая к себе для поцелуя, в который вкладывала всю свою душу, также пытаясь докричаться до Шин. В этом было их превосходство. Они обе знали, что любят и любимы в ответ. Это всегда было понятно по их реакции друг на друга. — Рюджин, — хриплым от громких стонов голосом зовёт Йеджи, — Рюджин, так хорошо. — Знаю, милая, — шепчет ей в губы Шин, завороженно всматриваясь в потемневшие радужки чужих глаз и утопая в их бескрайней глубине. У Рюджин такой принцип. Если Йеджи говорит о том, как ей сейчас хорошо, надо сделать ещё лучше. Ещё чувственнее вжаться поцелуем в раскрытые алые губы, ещё крепче сжать мягкую кожу бедра, оставляя на ней следы от ладони, и ещё глубже проникнуть пальцами в горячее нутро Хван. — Рюджин! — в который раз зовёт Йеджи, и Шин старается оказаться ещё ближе к ней, хотя ближе только — раствориться в старшей. Йеджи шепчет имя Рюджин, когда опасно приближается к краю; ошеломленно выкрикивает его, когда Шин не позволяет ей в полной мере ощутить силу подступающего оргазма; и мелодично и протяжно стонет сладостное и такое родное «Рюджин», когда наконец получает желаемое, содрогаясь всем телом. Йеджи, кажется, уже давно прознала, что произнесённое ею имя Шин по-особенному действует на младшую, и теперь бессовестно пользуется чужой слабостью. Рюджин определённо слаба. Слаба перед Хван Йеджи. Слаба перед её мягкими губами, одаряющими короткими поцелуями лицо Рюджин, слаба перед тёплыми руками, скользящими по бокам младшей, и совершенно точно слаба перед умением Хван доставлять ей удовольствие. Йеджи слишком хорошо знает Рюджин, слишком. Она знает, какой заварить чай своей девушке на работу, знает, какого цвета подарить ей комлект нижнего белья, знает, какого мнения Шин о той или иной ситуации, знает, как успокоить ту и подарить ей тепло и заботу. Но она также знает и о том, где Рюджин особенно чувствительна, знает, куда лучше надавить, чтобы услышать тихий низкий стон из её уст, и знает, как быстрее всего довести девушку до пика. Йеджи знает, как сильно любит её Рюджин, а потому без всяких сомнений позволяет ей запутаться дрожащими пальцами в своих волосах, бережно собирая их в пучок и слегка притягивая к себе, чтобы Хван проскользнула юрким языком глубже внутрь, заставляя Рюджин с криками метаться по простыням. Если бы Рюджин попросили с чем-то сравнить их с Йеджи любовь, она бы первым делом подумала о воске. Потому что их всепоглощающая любовь точно была похожа на пчелиный воск. Такая же сладкая, мягкая и обжигающая. Каждый раз они со своими чувствами плавились в постели и обе отдавали всю себя, сгорая от пламени внутри. Рюджин находила в этом особенное искусство. Уметь безвозмездно отдать всю себя, но в ответ получить гораздо больше. Сгореть до тла от своей любви к Йеджи, но возродиться от любви Йеджи к ней. Прижаться лбом к чужому, просто чтобы быть ближе к Хван, но поймать от неё чарующий поцелуй в губы и оказаться критически близко. Всё это они умели и каждый раз использовали сполна. И если раньше Рюджин сексом преследовала исключительно удовлетворяющий результат, то Йеджи научила её наслаждаться самим процессом. Научила ценить каждое мгновение рядом с любимым человеком, каждый его взгляд, каждое слово и действие. И научила делать ценным свои поступки. Йеджи просила Рюджин не только отдавать любовь, но и получать её в ответ. Ей было важно, чтобы Шин принимала всю её любовь в различных проявлениях и купалась в заботе с её стороны. Потому что точно знала, что сама могла бы утонуть в тёплых чувствах Рюджин к ней. С Йеджи всё это вдруг приобрело довольно весомый смысл, отступиться от которго Рюджин не была готова. Наоборот, она была готова отстаивать всё имеющееся между ней и Хван, как собственное достоинство. Рюджин, подобно лебедю, не смогла бы выжить, лишившись Хван. По тому простому объяснению, что сгорела бы от своих чувств, дарить которые было бы некому без Йеджи. Но пока Хван Йеджи, эта яркая искорка, отколовшаяся от звезды, была с ней, так рядом, как только можно, Рюджин собиралась беречь её всеми силами. Потому что она сама тает от бережных жестов со стороны Йеджи. Потому что Йеджи заслуживает абсолютно всю любовь в этой вселенной. Потому что Йеджи на самом деле достаточно лишь любви Рюджин.***