Демон

– Инсин! Мальчик вздрагивает. Неровная белоснежная прядь как назло лезет в глаза и застилает заплаканный взор. – Или как мне тебя называть, ублюдок? Грубый пинок попадает прямо под ломкие детские рёбра. – Жалкий уродец! – на лице торговца нет ничего, кроме презрения к тщедушному мальчику. Мужчина презрительно сплёвывает под ноги и напоследок вновь пинает скорчившегося на грязной земле Инсина. Исхудалое тело в бедных одеждах отлетает на обочину в размытую лужу. Мальчик приподнимается на хрупких локтях, и ненавистные белёсые волосы мажут по мутной воде. Они пачкаются в дорожной пыли, словно ангельские крылья в безбожных людских грехах. Но даже мутная вода, почти чёрная, не могла скрыть в своём кривом отражении ярко алого взора. Ему было пять, когда Инсин понял, что его судьба – это проклятая звезда, рухнувшая с небосклона. Ему было шесть, когда соседский мальчишка впервые испуганно заверещал при виде белоснежных прядей и пронизывающих алокровных радужек. Тогда в Инсина первый раз бросили камень. Ему было семь, когда он в страхе бежал из города, в котором родился, и от матери, которая его не любила и навзрыд выла ночами, проклиная собственное дитя. Его боялись. Старики причитали и обходили стороной. Взрослые яростно ругали и пинали. Дети без жалости били. Лишь корчась на земле и прикрывая голову от тяжёлых ударов, Инсин не понимал: "Почему?" Почему он не похож на остальных. Почему он другой. Почему в его глазах, цвета мёртвых ликорисов, все видят лишь кромешный ад. И тогда сальные бинты на его голове питала свежая кровь. Инсин был обычным ребёнком. Он был мальчиком, у которого не было чарующего детства. Инсина, чумного и проклятого, боялись лишь за то, что он дышал с другими одним воздухом. Так есть ли смысл жить, когда ты просто существуешь? Не живёшь. Когда ты словно тень, которую даже ветер стремиться сбросить с высоты? Инсин упал. Солнечный блик впился лезвием ножа в единственно целый глаз, и мальчик не заметил, как оступился и рухнул вниз. Он падал, а под ним, на земле, громко шумел праздник в честь богов войны, которые не защитили бедное дитя. Инсин летел вниз, пока его маленькое тело, наполненное ужасом, не подхватили и не прижали к себе. Инсин вознёсся к небесам, весь мир хороводом закружился вокруг. Звуки чарующей мелодии и его спаситель взметнулись вновь, а золотая маска бога войны неожиданно слетела, являя чужой лик. Удивлённому Инсину предстали лёгкой полуулыбка и аквамариновый взор, источающий покой. Его высочество наследный принц напоминал морские волны, несущие мальчика в прекрасную страну без боли и печали. Руки его величества продолжали поддерживать мальчика до тех пор, пока тот не оказался на твёрдой земле. Тогда на белоснежную растрёпанную макушку легла прохладная ладонь: – Если не знаешь, зачем жить, то живи хотя бы ради меня. А после он ушёл, оставив за собой шлейф холодных озёр. Наследный принц, чьё имя Инсин подслушал на шумных праздничных улицах, растворился среди толпы. Дань Хэн пропал на многие года, был низвергнут, жестоко убит и без жалости сброшен с небес. Благородный и чистый, он был проклят и забыт всеми. Однако имя прекрасного принца продолжало жить на бледных устах ребёнка, который прятал свои белоснежные пряди под капюшоном одежд. Он долго лелеял призрачный образ Дань Хэна в своих сновидениях, мечтая хотя бы раз встретиться с ним вновь. Минует восемь веков прежде, чем на всю поднебесную успеет прогреметь имя великого бедствия – горделивого Инсина. Минует ещё восемь столетий прежде, чем округу оглушит хрустальный перезвон, а ворох серебряных бабочек и кровавых дождей омоет ненавистный Лофу Сяньчжоу. Затем прохладные пальцы неловко коснутся давно знакомого наруча, крепче сжимая чужое запястье. – Осторожнее, – посоветует Дань Хэн, когда простая повозка вновь затрясётся. Кленовый лист опустится на давно забытое им плечо. – Как мне тебя называть? Тогда Инсин непременно улыбнётся, прядь вороных волос покачнётся, пряча истинный облик проклятья, чумы, богомерзкого создания. И на выдохе у чужих искусанных прохладой губ мужчина хрипло произнесёт: – Блэйд.