Я по уши в тебя влюблён

— А-Чэн, ну что ты там копаешься? Голос старшего был столь же возмущённым, сколь и весёлым: он только что закончил жевать яичный рулет, чем вызывал у Ваньиня желание закатить глаза. Он и закатил. Балбес вечно жевал на ходу, болтал с набитым ртом, умудрялся подмигивать стайкам щебечущих девушек, и тут же о них забывал, совершенно невежественно тыча пальцем в вывеску какого-нибудь кафе. — Смотри, булочки с корицей! — Чудовище, мы же только что из кафе. Мы обедали, помнишь? — А там разве были булочки с корицей? — притворно удивился брат и потянул за руку, чтобы сначала поглазеть через витражное стекло на стеллажи с выпечкой, а затем и затащить внутрь, аргументируя это чем-то как обычно бессмысленным, но очень ёмким. — Но, Чэн-Чэн, это же... булочки в форме панд! Это чудовище могло съесть десяток углеводных бомб: хоть в форме панд, хоть с маршмеллоу, хоть пропитанных шоколадом в восемь слоёв, и всё равно оставался неприлично тощим и жилистым. Ваньинь и сам был в хорошей форме, однако он для этого высчитывал белки, жиры и углеводы. Последних — не больше ста грамм в день. Вот и сейчас он остановился перед витриной с разнообразной выпечкой, скептически её оглядывая. Ничего подходящего, как он и думал. Цзян Чэн бы мог ничего и не брать, но рядом настойчиво зудел его персональный монстр, светящийся от радости и увещевал чем-то полакомиться, иначе он тоже не будет. Ваньинь сомневался. Но мысленно благодарил: он ничего не делал спонтанного, глупого или вредного. Жил по распорядку, выбирал для себя только полезное. А его толкали плечом в девять вечера перед работой с уговорами поиграть немного в приставку, выпить по пиву и лечь спать. Тащили на выходных в глухую деревеньку, где уже цвели персиковые деревья, пахло весной и булочками с корицей. Где на улице прямо около гостевых домиков с панорамными окнами стояли шалаши по типу тех, что дети мастерили из простыней, чтобы почитать там о драконах и принцессах, или включить проектор звёздного неба. У них с Вэй Ином тоже был такой, и они провели под этим навесом непозволительно много времени, запоминая расположение созвездий. — Ещё слишком холодно для них, — с сожалением протянул брат, когда они съели по булочке (Ваньинь съел булочку, а его чудовище — три) и выпили кофе. Вэй Ин держал его под руку, а мимо проходящие девчонки смущённо хихикали. Старший достал из кармана фотоаппарат мгновенной печати и улыбнулся в камеру, легонько задев Цзян Чэна плечом, чтобы тот тоже посмотрел в объектив. — Перестань, они думают, что мы пара. — И что? — беспечно спросил Вэй Ин. — Я такая уж плохая для тебя партия? Расслабься, не будь такой букой. Какая разница, кто там что думает. «Точно», — думал Цзян Чэн, незаметно через три слоя одежды поглаживая чужое плечо. «Какая разница, кто там что думает». Из фотоаппарата вылезла слегка засвеченная, глупая карточка: в копилку к тем миллионам снимков, что у них уже висели на холодильнике и были рассортированы в альбомах. Вся территория была высажена деревьями: плодовыми и дикорастущими, и только-только начавшая проклёвываться ярко-зеленая листва негромко шелестела от каждого порыва ветра. Солнце слепило так ярко, будто пыталось наверстать за зимние непогожие дни. Именно под этим благовидным предлогом младший надел солнцезащитные очки. На самом деле, так он чувствовал себя увереннее: зная, что никто, включая Вэй Ина, не увидит, как на него смотрели. Вот бы и дома их можно было носить. Дома приходилось хмуриться и ворчать. В итоге они заселились в гостевой домик, потому что против щенячьих глаз и искренней улыбки брата Цзян Чэн никогда не мог устоять, даже если они собирались всего лишь побродить в округе и вернуться домой последним поездом. Поезда никуда не денутся, а вот они сами когда-нибудь – ещё как. В домике был настоящий камин, не декоративный: Вэй Ин повторил это раз десять, и младший не удержался: — А камин-то настоящий? Он был так рад возможности украсть своего брата у остального мира. Где им приходилось ходить на работу каждый день, и сталкиваться либо рано утром, что случалось очень редко, потому что старший до одури любил поспать; либо поздно вечером, когда Цзян Чэн был способен только на междометия вместо полноценных ответов. К тому же Вэй Ин, в отличие от младшего, считался душой компании, и в пятницу вечером не прочь был потусоваться с бывшими одногруппниками в клубе. Тащил туда и Ваньиня, и иногда тот соглашался, и тогда не видел брата весь вечер: тот пропадал на танцполе или на баре; либо отказывался под предлогом того, что хочет посидеть дома и посмотреть какой-нибудь детектив, и Усянь, как ни странно, оставался тоже, заказывал лапшу и вытягивал ноги на колени брату, с оживлением комментируя сюжет, цепляя палочками кусочки свинины в неимоверно остром соусе и паясничал, предлагая себя поцеловать, чтобы убедиться, насколько эта лапша огненная. — Да ладно тебе, Чэн-Чэн, это настоящий поцелуй дракона! — Нет уж, — фыркал младший, — не хочу изжогу заработать. Сегодня же они бродили весь день по маленькому туристическому поселению, отделанному под какой-то глэмпинг. Разве что выполнено было с душой, не просто безликий беж и коворкинги. И хотя Ваньинь не особенно любил розовые цветки персикового дерева, предпочитая им плоды в конце лета, ему приятно было выбраться из суеты города. В компании человека, умевшего эту самую суету наводить. Вэй Ин отлучился за продуктами, доверив брату развести в камине огонь, и Цзян Чэн давно уже закончил, а старшего так и не было. Тогда он, внезапно охваченный достаточно странной идеей, решил дойти до ресепшена, надеясь успеть до возвращения брата. Девушка на стойке регистрации посмотрела на него с сомнением. Вот бы ему обаяние Вэй Ина! Он-то был хмурой грозовой тучкой, пусть старший и поправлял эти слова на «сексуальная фиолетовая молния». Была не была: придется попробовать, он ведь вроде не уродлив, и может очаровать? Наверное? Он заговорил с улыбкой, немного смущаясь. Цветок на подоконнике рядом с администратором начал увядать от такого зрелища. Но девушка всё же улыбнулась в ответ и согласилась ему помочь. Её согласие Цзян Чэн оценил в ещё одну улыбку, сердечное «благодарю за понимание» и двести юаней. Вернувшись, Вэй Ин с грохотом устроил пакеты на крохотной кухне, и стало понятно, почему он пропадал так долго. Потому что заходил в каждую лавку еды, и взял оттуда по блюду. Ещё два кофе, бутылку виски, и какая-то девушка подарила ему венок из цветков персикового дерева, что теперь красовался на голове. — Мне идёт? — игривым тоном спросил брат, кружась по комнате, и вызывая у Цзян Чэна смешок. А затем желание подойти ближе и снять с его челки выпавший лепесток. И только приблизившись, Ваньинь понял, что именно это сейчас и сделал. Да так медленно. Как сцена из романтической дорамы, где герои целуются только спустя тридцать серий. А им и вовсе такие опции ни к чему. Но Вэй Ин не шутил и не фыркал, а просто прижал ладонь младшего к своей щеке и прикрыл глаза. И прямо сейчас Ваньинь точно знал, от чего в итоге умрёт, пусть и странно было думать о таком в этот момент. Когда-нибудь его сердце просто разорвётся на части от нежности к старшему. Вэй Ин радостно хлопал в ладоши, увидев потрескивающий в камине огонь, и глаза его горели ярче этого пламени, таким восторженным он казался. И тогда Цзян Чэн развернул его к себе спиной, показывая то, ради чего он так просил на стойке регистрации. Шалаш с улицы. Он был лёгким, и его разрешили пронести в дом, хотя это и было против правил. Старший тут же опустился на колени, потянув брата за собой и с любопытством ребёнка заглядывая внутрь. — В тесноте, да не в обиде, — прокомментировал он. — Погоди, я за едой схожу. Внутри действительно было тесно, ведь им давно уже не по шесть лет, и пакеты с едой оказались на Ваньине, как и рука брата; как и половина, наверное, брата в принципе: в какой-то момент Вэй Ин и вовсе практически лёг на него. Оставалось лишь поворчать для вида и запустить пальцы в длинные, немного спутавшиеся волосы, то и дело задевая вплетённую в них бордовую ленту. — Помнишь, ты с ума сходил по фэнтези? Читал мне вечерами, — Вэй Ин больше мурлыкал, чем говорил; расслабившись под прикосновениями и едва не заехав локтем в круассан. — А я старался слушать как можно дольше, но всё равно засыпал в итоге. И дядя Цзян относил меня в кровать. Конечно, Ваньинь помнил. Он рисовал в тетради драконов и водных черепах, отважных рыцарей с мечами, подсовывал брату записки на уроках, и поторапливал старшего, чтобы скорее прийти домой и почитать ещё. А когда Вэй Ин уходил после уроков поиграть к кому-нибудь в «Денди», младший читал один, понимая, что брат не обязан проводить с ним всё время, но никак не мог утихомирить свою обиду и ревность. Приходилось читать дважды: сначала про себя, затем – вслух, когда Усянь приходил домой, кидал рюкзак в комнате и подползал к брату, устроив голову у него на плече. Ваньинь попросил на двенадцатый день рождения «Денди», чтобы брат чаще бывал дома, и в итоге они нашли новое увлечение, а госпожа Юй едва ли не за уши их оттаскивала от «танчиков» и «охоты на уток», когда время переваливало за десять. — Хочешь, почитаю тебе что-нибудь? — Конечно, хочу! — от этих слов Вэй Ин воодушевился. — Особенно, если это будут «Хроники Мастера Ли и Десятого Быка». Цзян Чэн закатил глаза. Старший обожал этот трёхтомник и слышал его, страница за страницей, от брата уже раз десять, наверное. В тринадцать, восемнадцать, двадцать три – он готов был слушать снова и снова. Ваньиню даже малодушно показалось, что Усянь мог и специально его умаслить поездкой, выпечкой и этим отдыхом для того, чтобы уговорить на прочтение. Конечно, младший не мог отказать, и быстро отыскал в приложении первую часть книги, начав чужое повествование. Вэй Ин растянулся на коленях брата, тихонько шурша пакетом жареных кальмаров. — О, Сын Небес, — заскрежетал подкупленный, — я испросил совета у Книги Перемен, и по причинам, известным только Нефритовому государю, этот странный кусок стены — один из самых важных оборонительных рубежей нашей страны! — О, Сын Небес, триграммы недвусмысленно утверждают, что в стене должен быть заживо похоронен Ван. Как известно, это обозначение числа «десять тысяч», но также это и обыкновенное имя! — воскликнул Вэй Ин, продолжая, совершенно не нуждаясь в подсказке. Он действительно знал этот текст наизусть. — Ты собираешься меня слушать или нет? — Цзян Чэн попытался звучать недовольно, и отчасти так и было – не особенно-то он любил, когда его перебивали, но ведь это был брат, и к тому же, сейчас старший выглядел искренне счастливым и расслабленным. Вэй Ин подтвердил догадку: честно приложив руку к сердцу, сказал, что собирается, и подобного более не повторится: Ваньинь может спокойно читать дальше, не боясь, что его перебьют, но в итоге всё равно вышло, что они читали по ролям. Через тонкий брезент просвечивался рыжеватый свет камина; старший шутил, что взял ещё выпечки, а также жареную рыбью кожу, если у кого-то есть проблемы с ночной жизнью. Они просидели почти до утра, то смотря на пламя в камине, то забираясь обратно в «форт» – читали книгу, смеялись, и Цзян Чэн чувствовал, как в грудной клетке разливается приятное тепло, не имеющее никакого отношения к выпитому алкоголю. Брат заснул раньше, раскинувшись на своей односпальной кровати, как морская звезда; сопел и пускал слюни на подушку, так и не сходил в душ и даже не разделся, и футболка задралась, обнажая живот, а обе штанины перекрутились до лодыжек. При виде этой идиллической картины Ваньинь лишь усмехнулся, и, прекрасно зная, что старший не проснётся ещё часов пять, продлил номер до вечера – вернуться ещё успеют, а сам отправился прогуляться и взять кофе на обратном пути. Ещё не было и десяти, но для воскресенья – последнего дня перед тяжёлой трудовой неделей, народу было даже чересчур. Всем хотелось насладиться солнечным светом, цветением деревьев, вкусной едой и ощущением, будто тебе никуда не нужно, словно эти виды могли бы стать для тебя почти вечными, а обязанности и дела – это что-то очень далёкое, оставшееся где-то за тысячи ли отсюда. Было много пар с детьми, стариков и компаний студентов: все они выглядели радостными, но по-своему. Пожилой мужчина в деловом костюме уже несколько минут фотографировал свою сухонькую жену на фоне деревьев, сделав уже, наверное, сотню кадров, не меньше. Мудрый человек – вдруг ей не понравится девяносто девять вариантов. Стайки студентов восторженно галдели, собирая покемонов в игре – до слуха Ваньиня долетел разговор о том, кто кого уже поймал, и как сложно было «выбить» Чаризарда. Пухлощёкая девочка, едва освоившая навык ходьбы, упорно пыталась бежать, спотыкаясь – да так, что её серьёзный отец еле за ней поспевал, едва не расплескав кофе. Словом, атмосфера совершенно не походила на городскую, где тебя могут и с ног сбить, и в лучшем случае торопливо извиниться, спеша на автобус до работы. Он почти дошёл до конца деревушки, где со склона горы виднелась безлюдная опушка, линия горизонта которой оканчивалась расцветшими в полную силу клёнами. На краю поселения расположилась вафельная, волнующие запахи от которой настигали даже на расстоянии двадцати чжанов. Заведение имело достаточно сдержанный экстерьер – стильный серый и чёрный, спокойные вывески. Зато по соседству располагалось нечто настолько пёстрое, что Цзян Чэн сначала подумал, будто это какие-то фейерверки или магазин фокусов, однако это была лавка канцтоваров, на углу вывески которой махала лапой неуклюжая пухлая панда. Он почти собирался пройти мимо – книг у них с братом дома было предостаточно, приходилось тщательно выбирать, что купить в печатном варианте – на полки попадало лишь то, что производило наибольшее впечатление. Они даже вывели правило – если ты помнишь книгу спустя месяц, и в таком же от неё восторге – можно брать. Но у него было много времени, а прошедшая ночь, наполненная искренним смехом и строками из любимого детского трёхтомника, словно просила какого-то ассоциативного закрепления. Материального. И Ваньинь решительно дёрнул ручку двери. Внутри, как и в любом книжном магазине, пахло свежей типографской краской, бумагой. Посетителей, помимо него, было всего трое, и одна девушка сидела за низким столиком в центре зала – у ярко-красного стенда с большой вывеской, и что-то сосредоточенно писала. «Я — медленный почтовый ящик. Напишите письмо вместе с пандой Мэй из магазина книг и канцтоваров Zhong Shu Ge, и получите его вместе с книгой в канун нового года. Стоимость участия — триста пятьдесят юаней, включая саму книгу, открытку и доставку. Поздравьте дорогого человека с праздником, или напишите самому себе». Он покружил над выкладкой лучших продаж, где на обложках толстенных «кирпичей» красовались сплошь нарисованные мужчины модельной внешности в расписанных разнообразными узорами ханьфу; немного постоял у полки с фэнтэзи восьмидесятых и девяностых, и наткнулся на ещё одну нежно любимую ими с братом книгу. Кажется, этот томик они отдали кому-то почитать, и так и не получили обратно – за обилием других книг и редкой возможностью что-то перечитать, Ваньинь этого и не замечал, а сейчас, не раздумывая, взял с полки «Дочь короля Эльфландии» и двинулся в сторону кассы. Столик, за которым предлагалось написать письмо в будущее, оказался свободным. Цзян Чэн представил болтовню брата о капсулах времени, разных версия себя самого в разные периоды жизни, представил его горящие идеей глаза и взял со стола ручку, конверт и сначала заполнил адрес получателя – для себя самого. Он подумал и о том, как это глупо – может, лучше написать Вэй Ину? Ещё глупее. Они вместе живут, что можно ему сказать в письме? И тогда он понял, что кое-что самому себе всё-таки может пожелать – на следующий Новый год, или просто на «однажды». Ваньинь вывел ровным убористым почерком на пустом листе «от тебя тебе же, дурачина», и когда закончил, не позволив себе особенно задумываться над словами в процессе письма, то понял, что все, кто был в магазине, когда он туда зашёл, уже ушли. Он оплатил триста пятьдесят юаней на кассе. Девушка с пирсингом в носу и розовой футболке с пандой, замершей в неуклюжей позе, вежливо ему улыбнулась, поблагодарила за участие в акции, и пожелала хорошего дня. Её пожелание сбылось – Цзян Чэн давно не чувствовал себя так легко, словно сбросив все печали. Голова была восхитительно пуста, последней его мыслью был наказ самому себе – не забыть взять вафли. Он принёс четыре вида, пару стаканов кофе – в один попросил насыпать перца, и Вэй Ин за это звонко и слюняво чмокнул младшего в щёку; всю дорогу обратно гудел, что достиг абсолютного мастерства, способный теперь в одиночку выпить бутылку виски и совершенно не захмелеть. — Буду звать тебя не иначе как «магистр распития алкогольных напитков», — хмыкнул Цзян Чэн, когда они уже сидели в поезде, а напротив них через одну станцию зашла женщина с чёрным пуделем на руках. Собака была миниатюрной, и выглядела безобидно – чего стоили одни только большие глаза-бусины, но старший вздрогнул, и Ваньинь сел так, чтобы немного его закрывать. Усянь положил голову на плечо брату и закрыл глаза. — Хочешь, пересядем? — Не хочу. С тобой не так страшно. Цзян Чэн стянул солнцезащитные очки, доселе покоящиеся на лбу и коротко сжал руку брата, стараясь приободрить. Выходные получились славными. *** Телефон вибрировал уже пару минут практически непрерывно, но не звонил – иначе вибрация была бы сплошной. Просто кто-то слал ему миллион сообщений, и Вэй Ин догадывался, кто. Если Цзян Чэн оставался один посреди супермаркета, когда в исходных данных было скорое прибытие гостей, запланированная генеральная уборка и некоторая нехватка времени, он совершенно точно сходил с ума. «Горошка нет Ну, есть, но не тотТы же обычно берёшь Heinz Тут полно всяких, но такого нет Какой взять? А-Ли не звонила? Ты протёр потолки шваброй? Ну, то есть… я не имею в виду, что нужно мыть весь потолок Но я недавно видел паутину где-то в углу» Старший вздохнул и ответил на всё по порядку: всё хорошо, он стёр паутину, поставил в духовку рыбу, почистил картошку, разобрал сушилку для белья и абсолютно точно готов к возвращению Ваньиня из супермаркета, а также к приходу гостей по случаю Нового года. Он как никто другой знал, как для Цзян Чэна сегодня важен порядок: хотя старший назвал бы это «стерильность», но его тут не спрашивали; и он просто делал то, что нужно, чтобы брата не затрясло в припадке. Приедет госпожа Юй и дядя Цзян, А-Ли с Цзысюанем и маленьким племянником – Цзинь Лину исполнилось недавно полгода. Их квартиру будут сканировать на предмет асимметрично лежащих канцелярских принадлежностей, пыли: нет, не так – пылинок, будут смотреть на этикет. Госпожа Юй была женщиной из стали, и в её доме даже тараканы в холодильнике вешались чётко в шеренгу. Интересно, как не доставалось при этом А-Ли, когда она принимала матушку в гостях? Сестра была аккуратной, но не до маниакальности. К тому же, у неё недавно появился ребёнок, и приоритеты несколько сдвинулись. Может, к Цзян Чэну просто требования были выше? Да ещё и Вэй Усянь раздражал за компанию. Так или иначе, перед встречей со своими опекунами Вэй Ин побрился, принял душ – за два часа до их прихода, хотя с утра тоже принимал, и теперь то и дело лавировал между младшим братом, разобравшим только что гору пакетов из магазина и недостаточно идеальным праздничным столом. – Как я выгляжу? – заметно нервничая, спросил Ваньинь и поправил воротник рубашки, хотя он и так был идеально поставлен. – Как любовь всей моей жизни, – не особенно задумываясь над ответом, ляпнул старший. Он давно уже не опасался быть раскрытым, и потому позволял себе говорить всякую чепуху – всё списывали на его беспечность, харизму, на отсутствие девушки; на что там ещё принято списывать такие шутки. Иногда Усянь думал, неужели Цзян Чэн и впрямь ничего не замечает? Ответ был неоднозначен, на его взгляд. Конечно, младший замечал и ценил внимание в свою сторону: отшучивался и смущался, но любил эти искренние, неуместные, полуправдивые признания. Но наверняка подумать не мог, что это всерьёз; что Вэй Ин не просто донимал его и подкалывал, что мог чувствовать что-то помимо того, что им позволено по отношению друг к другу испытывать. Вот и сейчас – Ваньинь лишь фыркнул, скрывая смущение, поворчал немного для вида, но хотя бы перестал так нервничать – особенно, когда брат взял его за руку, чтобы закрепить запонку на рубашке и погладил по разжатой ладони. В дверь позвонили, и они оба вздрогнули. Неужели мадам Юй приехала на два часа раньше, чтобы застать их врасплох? – Спокойно, – тоном, далёким от спокойствия, произнёс старший, – Всё не так плохо. Я открою. Вряд ли это их спасло бы, но, может, сейчас Цзян Чэну хватит и полминуты передышки? – Доставка для Вэй Усяня, – улыбчивый мужчина лет пятидесяти в форме почтовой службы держал на вытянутой руке прямоугольный бумажный свёрток, исписанный знакомым убористым почерком. – Это вы будете? – Это я буду, – улыбнулся Вэй Ин, долгие годы не слышавший, чтобы выражались подобными фразами. Стало как-то тепло. Или это от того, что он знал отправителя подарка? Ему отдали транспортную накладную на подпись, а он ссыпал мужчине мандаринов и конфет в карман куртки, пожелал скорее пойти отмечать праздник домой, и аккуратно надорвал бумагу по шву. На упаковке была только информация для доставки, а вот внутри обнаружилась одна из любимых его книг в новой обложке – какое-то переиздание, и, когда он раскрыл её, оттуда выпал конверт. «От тебя тебе же, дурачина Достаточно глупо писать письмо самому себе, пусть и самому себе версии через семь месяцев, ещё глупее начинать его с приветствия, поэтому вот. Ну ты понял. Сегодня отличный день, у тебя нет похмелья, хотя и у чудовища тоже не будет, несмотря на то, что он выдул 0.55 виски, а ты – 0.15. Он ещё дрыхнет в номере и заливает слюнями подушку – оставь при выезде пару купюр на кровати для горничной: она повидала всякого, но лишним не будет. Пока он рядом с тобой, ты будто умеешь любить жизнь во стократ сильнее. Помнишь, как он уехал по работе в Шанхай на два месяца? И ты притворялся во время созвонов в вичате, что хорошо ешь, много спишь и совсем не скучаешь, потому что никто не сопит над ухом, не дойдя накануне ночью до своей постели лишние двадцать метров и падая в твою. Не говорил, что будни совсем посерели; что слушаешь музыку в двух наушниках, не пытаясь по привычке отдать второй кому-то ещё; что пьёшь его любимый кофе с перцем и корицей, чтобы просто почувствовать аромат. Я хотел сказать, что пока он рядом с тобой, не забывай это ценить: как бы вас ни упрекали, что вы уже давно не студенты, чтобы делить жильё; что пора задуматься о семье. Он должен знать, что ты чувствуешь. Может, когда-то ты решишься дать себе шанс и признаться? Будь счастлив в следующем году; и не упусти того, кто делает тебя счастливее всего, называя горячей фиолетовой молнией, пока остальные считают хмурой грозовой тучкой». Вэй Ин почувствовал некоторую слабость в коленях и нужду в опоре прямо сейчас, и ухватился ладонью за угол тумбочки в коридоре. Из зеркала на него смотрел взволнованный человек, у которого вся жизнь изменилась за две минуты. – Чего завис? – в коридор вышел Цзян Чэн, вполне добродушно улыбаясь – вероятно, расслабился, поняв, что их родня не нагрянула так сильно заранее. И тут же замер, глядя на бумагу и книгу в руках старшего. Как… разве он не себе это отправлял? Нет, это… но ошибки быть не могло. Кто ещё, кроме него самого, мог написать в графе получателя не себя, а брата? А что он там вообще написал? Он помнил только в общих чертах – советовал себе признаться. Впрочем, тут и подробностей не нужно, чтобы понять… увидеть, как шокировал один лишь факт. – Мы ездили смотреть на цветение персикового дерева. Ты спал, а я вышел прогуляться и увидел акцию в маленьком книжном магазинчике – напиши письмо самому себе. Это письмо для меня, но, видимо, я слишком много о тебе упоминал, и на конверте указал твоё имя, сам того не заметив. Ваньинь хотел сказать что-то вроде «я всё могу объяснить», и первым его желанием было сделать именно так – оправдаться, чтобы брат не выглядел настолько испуганным. Но это было бы трусливо: за свои слова нужно уметь отвечать. Даже если ничего более пугающего, чем бледное обескровленное лицо Вэй Ина, ему прежде не доводилось видеть. – Ты… ты останешься хотя бы на ужин? – побледнев так же, как и старший, спросил Ваньинь. – Или тебе так неприятно, что хочешь уйти прямо сейчас? И хоть он спрашивал это, не желая ворочаться ночью без сна из-за недомолвок, смотрел всё равно куда-то чуть выше плеча Усяня, боясь его взгляда. – Останусь, если ты уберешь наконец эту огромную плюшевую акулу, с которой мы никогда не можем нормально уместиться в твоей кровати. Ослышался? Показалось? Вэй Ин думал, что его брат так и посчитал, потому что выглядел сейчас ещё более растерянным, чем минуту назад. Как будто его могли только оставить, никак не что-то другое. Поэтому старший сам решительно подошёл ближе и обнял Цзян Чэна, устраивая голову у него на плече. – Тебе понадобилось всего… лет шесть, чтобы понять, да? А ты не очень быстрый, – беззлобно поддел старший. А Цзян Чэн смущённо прятал лицо, зарываясь носом в бордовую ленту в чужих волосах. – Не исчезай, – из последних сил выдавил он. Дальше только умереть от собственной сентиментальности. – Я без тебя дышать не могу. Вэй Ин вместо ответа только притиснул его крепче к себе, явно не собираясь никуда исчезать. Их лениво рассматривал сидящий на люстре паук; в духовке ждала своего часа самая красивая рыбина из магазина с самым правильным горошком; гости уже собирались выехать, чтобы не попасть в пробку, а они всё стояли, обнявшись, и Цзян Чэн даже не сказал брату положить книгу, чтобы не мешала. Она и не мешала – наоборот, могла называться самым ценным подарком, что Вэй Ину когда-то преподнесли. К тому времени, как приехали родители, у них всё было готово: вилки для устриц лежали под углом; на каждого человека на столе стояло по три бокала – белое вино, красное вино, вода; а скатерть была накрахмалена так, что аж скрипела. Становится очень уютно и шумно – благодаря самому младшему члену их большой семьи, и даже мадам Юй стала как будто менее строгой. А может, её родной сын и приёмный просто перестали придавать такое значение мелочам: Ваньинь даже пропустил пару замечаний мимо ушей, вместо этого взяв на руки племянника, когда тот раскапризничался, и пошёл показывать ему салют из окна. Яньли хвалила рыбу и закуски, сочувственно поглядывала на порезы от ножа на руках Вэй Ина – с холодным оружием, даже кухонным, у него были сложные отношения. Её муж показывал фотографии из поездки в Токио; объяснял, почему обязательно нужно там побывать, и Усянь жадно слушал – уже думал, как будет уговаривать Цзян Чэна. Его Цзян Чэна. Госпожа Юй и дядя Цзян наслаждались трапезой по всем правилам этикета – правда, иногда дядя поглядывал на жену, надеясь, что она не замечает, как он подлил себе ещё немного вина. Она милостиво делала вид, что ничего не видит. Вэй Ин ощутил что-то настолько сильное… такое тёплое, настоящее. Он словно прежде не бывал так счастлив, как сейчас. За годы в этой семье бывало всякое – хорошее и не очень, как у большинства людей, наверное. Но даже госпожа Юй, которую, в отличие от дяди Цзяна, он никогда не мог назвать родственным словом – «тётушка» мигом всыпала бы ему по первое число, была по-своему ему дорога. Как и он ей, пусть в ней и боролись противоречивые чувства. Она не была в восторге от практически единоличного решения своего мужа взять под опеку чужого ребёнка, и частенько это показывала, но когда Вэй Ин вырос, то перестал держать на неё обиду. Да и она почти прекратила на него ворчать – не более, чем на кого-то другого. Почувствовав острое желание спрятаться от четырёх пар глаз, Усянь поднялся из-за стола, извинился и ушёл в комнату Цзян Чэна, где они с племянником смотрели на салюты. Цзинь Лин смеялся и хлопал в ладоши, восторженно лепеча что-то на своём детском, и с недоумением глядел на дядюшку, когда залпы стихали. Мол, «а где ещё?» – Привёл сюда – значит, развлекай, – старший усмехнулся, подойдя ближе. – Хоть сам фейерверки показывай. Цзян Чэн улыбнулся и, глянув на А-Лина: словно гадая, поймёт он их разговор или нет, чуть склонился к брату и заговорщически прошептал ему на ухо: – Это я тебе обеспечу, когда все уйдут. Вэй Ина тут же сдуло обратно в гостиную, откуда затем донёсся его звонкий возглас: – Неужели мы уже три часа сидим? Как быстро летит время! Конечно, его никто не послушал: разошлись они глубоко за полночь, договорившись завтра сходить на карнавал – к этому времени Вэй Ин согласился бы хоть драконом нарядиться, лишь бы их оставили уже вдвоём. Ни на какой карнавал они не пошли: старший отыгрался по полной программе, пользуясь новообретённым статусом возлюбленного и заставил Ваньиня прочесть вслух несколько глав «Дочери короля Эльфландии», целоваться после кофе с перцем и острой лапши, потереть ему спину в душе, убрать акулу на другую кровать и напоследок сделать фото на память – обычное селфи, ничего неподобающего, и Цзян Чэн теперь рассматривал карточку с лёгким недоумением. – Как ты вспомнишь потом, что это именно она – фотография, когда у нас всё началось? – Я вспомню, – заверил Вэй Ин, широко улыбаясь. – Никогда прежде не видел, чтобы у тебя так светились глаза. Ваньинь улыбнулся, написал дату на обратной стороне фотографии и вложил в конверт со вчерашним письмом. Так было надёжнее.