Ветви ощутимо упираются в лёгкое, а пока небольшие бутоны тянутся к трахее, провоцируя кашель.
***
— Ты солгал ему, что чем-то траванулся, — юноша по ту сторону экрана накрывает своё лицо ладонью, проводит ею вниз до подбородка и тяжело выдыхает. — Это просто худшее оправдание из всех возможных, дурак. — А что ещё мне нужно было ответить? — нервно вскрикивает смущённый парень. Надутые губы младшего, его взъерошенные волосы, пылающее от стыда лицо забавляют Тэхёна. Он практически готов рассмеяться, видя друга таким. Останавливает лишь очевидное взаимопонимание. — Что угодно, но точно не это, Гук-а. Мысленно парень полностью соглашается. Говорить нечто столь неприятное, лишь бы объяснить свой внезапный приступ, определённо не стоило. Теперь он чувствует бесконечный, необъятный, давящий на него всё сильнее стыд. Чонгук дёргается, измученно стонет. Мысли мечутся, провоцируют лёгкую головную боль, сожаления разъедают изнутри, подобно яду. Сердце сжимается от одного только образа нахмурившегося брюнета. Даже разрастающиеся, рвущие лёгкие и почти заполнившие их бутоны не могут вызвать столько эмоций, как он. Гук готов стать кем угодно, пусть и подобием будущей клумбы, лишь бы снова и снова иметь возможность просто прокручивать в памяти каждое выражение лица старшего. Схватившись за голову, специально до боли оттягивая пальцами пряди, Чонгук сдавленно улыбается. Тэхён внимательно наблюдает за ним, ловит взглядом все эмоции. Если до этого хотелось посмеяться или подшутить над другом, то сейчас есть только желание молчаливо понять. — Всё ещё считаешь дни? Голос, которым Ким это произнёс, отдаёт еле заметной дрожью. Блондин не обращает на неё внимание. — Разумеется, — вновь смотрит в экран ноутбука. — Девяносто девять, если с сегодняшним. Достаточно, чтобы сойти с ума, Тэ. Где-то между кончиком языка и горлом задерживается вымученное из-за него не так уж плохо. Тэхён чувствует, осознаёт, понимает буквально всё в Чонгуке, поэтому отвечает слабым кивком.***
Утренний ветер скользит под одежду, вызывает мурашки. Юнги закрывает глаза и одними лишь губами нашёптывает себе слова навязчивой песни, услышанной им на днях по радио. Ладонь с подожжённой сигаретой между пальцев слегка раскачивается в такт музыке, звучащей в голове. Потускневшие звёзды, рассыпанные по разноцветной кляксе неба, бледно мерцают, моментами вновь концентрируя на себе внимание. Мин внутри кричит, ругается матом, а разум, чуть опьянённый прохладой, разносит это эхом в каждый уголок сознания. Близстоящие деревья перекликаются громким шелестом листвы так же, как и поднимающееся к груди негодование, раздражая парня. Юнги злится на старую гитару, на Чонгука, что так дорожит ею, на лучшее в мире чувство, раздирающее сердце и оставляющее на нём уродливые шрамы. Шагая по пустым тротуарам таких же безлюдных улиц, брюнет вглядывается в алое солнце меж облаков, словно написанное акварелью, расползающейся по светлому полотну. Воображение прорисовывает ему неряшливо лежащие блондинистые волосы и самодовольную ухмылку. Восхитительно красивое лицо Чонгука порой бывает таким же красным, как это солнце, явившееся из-за невидимой линии горизонта. Юн смеётся над своим же сравнением. Ему с Чонгуком легче, чем с кем-либо другим. Мягкий голос парня записан памятью, будто на диктофон, который ни на мгновение не прекращает проигрывать его. Откинув сигарету, к которой так и не притронулся, Мин останавливается, смотрит на свою ладонь, проводит подушечкой большого пальца по безымянному, от него к указательному. Губы сами собой искривляются в озлобленную ухмылку. — Я ничего из этого не хотел, — произносит Мин шёпотом, переходящим в крик. — Друг? Да, конечно. Скорее недосягаемый симпатичный дурак, которого я… Голос вдруг вздрагивает, вызывая ещё большее болезненное раздражение. Закончить собственную мысль кажется невыполнимым испытанием, в конце которого он обязательно бы умер. Юнги, в попытке отвлечься, быстро пробегает по ступеням к квартире, запирает дверь, будто это поможет. Звук работающего телевизора, шум закипающей воды в чайнике ненадолго переключают парня, напоминая о присутствии сожителя. Сокджин с самого начала не был тихим, он вечно чем-то занимался. Будь то разговоры с возлюбленным по видео, длиной в половину дня, или обычные бытовые ситуации — Ким не снижает голос ни на один децибел. Сейчас Юнги как никогда благодарен ему за это. Минуя небольшой коридор, он почти падает на диван, упираясь лицом в мягкую подушку, пропахшую домашней едой и противным сигаретным дымом. Брюнет улавливает только часть очередного диалога старшего с парнем по ту сторону монитора и улыбается, услышав Тэхёна. — Ты уверен, что стоит? Это не такой уж повод, чтобы бросать работу, Джин-а, — взволнованно и даже как-то смущённо лепечет шатен. — Лично я против. Сокджин раздосадованно роняет чайный пакетик на пол, услышав предсказуемые протесты. Он хмурится, стучит пальцем по столешнице, но сдерживается от наваждения повысить голос. — Да плевать я хотел на эти проекты, когда у моего парня намечается пятый день рождения, который могу снова пропустить. Больше парень их не подслушивает, решает уйти в свою комнату, чтобы эти двое могли вдоволь насладиться друг другом. Голова ужасно болит. С Чонгуком ему сложнее, чем с кем-либо ещё. Играть роль друга, делать вид, что любой намёк на флирт между ними — лишь шутка. Пусть и глупая. Всё это уже изводит до отчаяния. Юнги представляет губы Чона, как они шепчут пошлости возле уха, и ноги начинают дрожать, а внизу живота тянет невыносимо. Он уже не просто влюблён в забавного парня, Мин желает его в самых извращённых трактовках этого термина. Сдавленно простонав, Юн садится на кровать, запускает ладонь под джинсы и бельё, проводит ею по эрегированному члену. Картинка перед глазами плывёт, образ блондина размывается, чётко выделяя только самые потрясающие, сексуальные его стороны. Вторая рука проскальзывает следом, пальцы, перепачканные в сперме, толкаются внутрь, чуть грубо оглаживают мягкие горячие стенки. Юнги до искр прикусывает губы, запрокидывает голову назад, кончает и обессиленно падает на постель, чувствуя себя ещё более паршиво. Стены комнаты напоминают разукрашенный ящик. В воздухе стоит запах краски и грифельной пыли. Где-то в углу продолжает лежать разломанный пополам холст с незавершённым на нём портретом, выбросить который руки всё так и не доходят. Мин находит на полу рядом с кроватью пачку салфеток, вытирает руки, после чего, не снимая одежды, проваливается в сон.***
Чонгук смеётся почти без остановки около двадцати минут, чуть кашляет и пытается что-то невнятно отвечать сквозь хохот. Сидящий рядом с ним брюнет фыркает, но незаметно тоже улыбается. — И что дальше? — пищит Чон, вытирая слёзы. — Он начал оправдываться редактору, что делал это перед Сокджином, а не мангой, над которой работает. Шутки, смех, одна банка холодного кофе на двоих. Тёплый вечерний воздух разносит запах морской воды и цветения вишнёвого дерева, стоящего прямо рядом с ними. Шум города затих, стал похож на приятный шёпот ветра, прерываемый редкими автомобилями, проезжающими где-то вдалеке. Юнги пересказывает сегодняшнюю историю с Тэхёном, свидетелем которой он стал совершенно случайно, зайдя на кухню и застав красное лицо смущённого парня на экране ноутбука старшего. Ему самому она кажется глупой, но Чонгук так сильно хохочет, что остановиться брюнет уже не может. — Хах, да, они оба забавные, — успокоившись, отвечает Чон и тянется за кофе, нерешительно поднимая глаза на Юнги. — Странно прозвучит, но порой хочется оказаться на месте одного их них. Собственные слова заставляют смутиться. Сердце снова заходится, больно бьётся в груди, а юноша горько ухмыляется. Пальцы Мина, случайно соприкоснувшиеся с его ладонью, ощущаются холодными. Чонгук делает очередной глоток и проводит ладонью по своему лицу. Прямо сейчас парень напротив выглядит подобно самой яркой, но пугающе далёкой звезде. Мягкий лунный свет падает на тёмные волосы, ложится на аккуратный нос, обрамляет мужественные скулы и отражается в серых глазах. Никогда ещё блондин не завидовал так кому-то или же, при данных обстоятельствах, чему-то. Наивно мечтает оказаться хотя бы бликами на чуть искусанных губах. Новый бутон, распустившийся в эту самую минуту, будто напоминает остановиться. Мысленно он повторяет себе число дней, которые ещё остаются, вынуждая самого себя вновь улыбнуться. Каждое мгновение в компании Мина парень планирует провести без единого намёка на печаль. Он же влюблён в самого лучшего человека, а это не должно огорчать. — Соглашусь с тобой, — Юнги смотрит на младшего, поражается, насколько тот красив, и ухмыляется как-то по-дурацки. — Быть влюблённым весело, я думаю, а любить кого-то приятно. Вот бы и меня тоже… Задумчивость на лице Ги, его голос, приподнятый уголок губ доводят до дрожи, прошедшей через всё тело. Чонгук шумно сглатывает слюну и широко распахнутыми глазами смотрит на парня в ответ. Пожалуй, не находится более подходящего момента для того, чтобы озвучить нечто ужасающе сокровенное. Вдохнув и слегка дёрнувшись вперёд, блондин беззвучно шевелит губами, пока голос отказывается вернуться. Мин заинтересованно наблюдает, незаметно сжимая пальцами жестяную банку. Парень поднимается со скамейки, собирается уже произнести важнейшие слова, но грудь вдруг пронзает боль, из-за которой перед глазами темнеет, а страх охватывает разум. Ветвь, ранее лишь упирающаяся в стенки, наконец смогла пробиться и начинает опутывать лёгкое. Чон хватается за куртку, неуверенными шагами отбегает дальше от ошарашенного старшего и, уже когда получается скрыться за стеной дома, падает на колени и, задыхаясь, кашляет. С лепестками и бледными каплями крови на асфальт падает первый целый бутон. Слёзы стекают по лицу, голову сдавливает тупая пульсирующая паника. Все самые худшие опасения подтверждаются, и Чонгук от непонятной ему злобы бьёт кулаком по прекрасному светло-сиреневому цветку, пачкая руку в крови. — Любить нихрена не весело.***
Они не видятся уже больше месяца. Юнги устал звонить, писать сообщения, безуспешно стучать в двери. Заперевшись, парень который день проводит кистью по холсту. Химозный запах краски завис в комнате, отказывается уходить в открытые окна, впитывается в одежду и волосы. Опустевшая после отъезда Сокджина квартира теперь похожа на тесную пыльную коробку, какую можно забыть в дальнем углу старого чулана. Даже слова поддержки Тэхёна стали вызывать одно лишь раздражение. Он ведь определённо знает больше, чем говорит. Оправдание, будто Чонгук всего лишь снова ушёл с головой в свою музыку, вовсе не выглядит правдоподобно, хотя месяц назад брюнет мог бы поверить. — Не делай поспешных выводов, Юнги. С ним всё в порядке, уверяю, Гук просто музыкальный маньяк, знаешь же. Голос Джина звучит убедительно. Через динамик парень слышит звук катящейся по дороге коляски и понимает, что Тэхён рядом с ним. Укол зависти неожиданно ударяет в грудь. Рука с кистью дёргается, остаётся уродливая кривая линия, ещё больше раздражающая Мина. — Тогда почему он общается только с Тэ? — кричит Ги, хмурится, проводит по картине ещё раз, пытаясь её исправить. — Всё понимаю, но Чонгук мог хотя бы предупредить, а не игнорировать и прятаться от меня. Это же странно. Или я что-то сделал ему, а он опять решил, будто мне необходимо догадаться? Но я не медиум. Крик отражается от стен, проходится эхом по помещению и уходит за его пределы. Усталость вновь растекается по телу, побуждая остановиться. Стоит тишине возникнуть в разговоре, Юнги беспомощно вздыхает. Парни не виноваты, это очевидно. Выливать свою нелепую злость на них изначально он не собирался, поэтому, вслед за ней, возникает чувство вины. — Я просто хочу увидеть его, — уже более тихо и спокойно произносит Юн. — Понимаю тебя, хён. Это трудно, знаю, особенно, когда всё складывается подобным образом, — Тэхён всё-таки забирает телефон из рук своего мужчины, — но подожди ещё немного. Он обязательно свяжется с тобой, дай ему немного времени. Ким нервно сжимает плед, лежащий на коленях, грустно смотрит на шатена и льнёт щекой к его рукам. Неприятное осознание отсутствия возможности как-либо повлиять на ситуацию поселяется в голове. Он отчаянно желает помочь, но вывести Юнги из нынешнего состояния и излечить Чонгука для него невозможно. Это их личные дела, в которые даже он, будучи близким другом, влезать не имеет права. Сокджин прикасается губами ко лбу парня, оставляет нежный поцелуй, после чего видит, как оживляется младший, как почти незаметно краснеют щёки, как голубые глаза начинают блестеть. Улыбка зеркально отражается на лицах обоих, когда взгляды влюблённых глаз встречаются. — Спасибо вам, — отзывается Мин, прерывая немую сцену, — вероятно вы правы, и я зря накручиваю себя. Стерев с рук остатки краски, парень ещё недолго говорит с ними. Слушать о том, как спустя пять лет отношений эти двое наконец встретились, отвлекает от разочаровывающих мыслей. Голова становится легче, и мигрень понемногу проходит. Юнги хочет надеяться на хорошее, настраивает себя на позитивные мысли, но моментами возвращается к началу. Так или иначе, Чонгук закрылся от него, ничего не объяснив, а это оставить без внимания не получается, как бы он не пытался.***
— Нет. Мы уже говорили об этом, и моё решение не изменилось. Половицы тихо скрипят под ногами мечущегося парня. Сегодня он смог встать с постели, что радовало его лишь первые пару минут. Бледное лицо, неряшливо торчащие волосы и покрасневшие из-за недавних рыданий глаза выдают его состояние полностью. — Ты идиот. Это уже не твои принципы, а скорее дурость, — Сокджин откровенно ругается, впервые не стесняясь вести себя так рядом с Тэхёном. — Я говорил тогда и скажу сейчас, что идти на крайность, учитывая, как далеко продвинулась современная медицина, глупо. Чонгук знает, насколько страший прав, и всё-равно не может прекратить злиться. Скрестив руки, он пыхтит, что уже поздно возвращаться к старому разговору о врачах и операциях. Несколько лет назад, отказавшись решать проблему в зачатке, парень хотел донести своё нежелание лишаться возможности продолжать испытывать сексуальное влечение к Юнги. Сейчас же, если идти на этот шаг, то велик риск вовсе потерять чувства. Для такого законченного принципиального романтика делать нечто такое, учитывая непозволительно высокий процент неудачи, абсолютно невозможно. Ким может и понимает, но Тэхён, сидящий рядом, категорически против идеи друга буквально умереть из-за любви, поэтому он вновь возобновляет старую попытку. — Мой брат дипломированный гениальный хирург, который смог помочь мне, — сжав ладонь своего взволнованного парня, продолжает Джин. — Ты хотя бы встреться с ним, дурак, а потом мы, может быть, оставим тебя в покое. Негодование вспыхивает на болезненно-бледном лице. Чонгук смотрит на экран ноутбука так, словно готов выкинутъ его в окно в любой момент. Нервно поправив мятую перепачканную футболку, он закатывает глаза и недовольно фыркает. Глубоко внутри, конечно, осознаёт переживания друзей, но стоит на своём. Заметив это, Тэхён прерывает намеревающегося продолжить говорить Сокджина, решив действовать более спокойно. — Пожалуйста, пойми, я не хочу терять тебя, Гук-а. Ты мой дорогой друг, практически часть семьи, как младший брат. Видеть твои мучения невыносимо, а знать, что ты оставишь меня, ещё хуже. — Тогда пойми и ты меня. Я будто бы всю жизнь копил на самую высокую тарзанку, спрыгнул с неё, разбился, но ощущение, что это того стоило, всё же осталось, — Чон виновато улыбается, смотря на друга, готового вот-вот пустить слёзы. — Мне важно до конца остаться влюблённым в него, даже если это означает, что грёбанное персиковое дерево пустит во мне корни. Уверенный вид парня, его слова о полном отсутствии сожалений вынуждают Тэхёна отступить. Как бы обидно и больно ему ни было, как бы не хотелось набрать Юнги и всё ему рассказать, он просто сдаётся под напором младшего. Вести беседы, переубеждать, даже давить на жалость; теперь же это бесполезно. Всё, что остаётся, сжать зубы и надеяться на лучшее. — Признаваться ему ты тоже не намерен, я полагаю, верно? — вздыхает Сокджин. В ответ Чонгук пожимает плечами, поджав губы, как бы отвечая положительно на поставленный вопрос. — В таком случае, знаешь, хочу сказать, когда корабль тонет, главное не паниковать, а искать спасательную шлюпку, — голос Тэхёна чуть дрожит, но рука Сокджина тут же успокаивающе начинает поглаживать его ладонь, из-за чего он более уверенно произносит очевидную истину. — Ты же специально бежишь в трюм, чтобы быстрее погибнуть, потому что просто боишься бороться. Говоришь об отсутствии сожалений, а сам трусливо собрался умереть, так и не услышав ответа. Правда бьёт в самую основную болевую точку. Задумчиво опустив глаза, парень перебирает пальцами низ одежды, молча размышляя над услышанным. Стыдно признаться, что после всех уверенных речей о том, как намерен пронести чувства до самой могилы, он боится открыть их. Возможно, факт гибели пугает Чонгука меньше, чем вероятность услышать отказ или вовсе потерять друга за каких-то пару дней, как цветы полностью заполнят его лёгкие, а дерево сделает из него часть своеобразной икебаны. Гитара у стены бросается в глаза, лишь сильнее подтверждая намерения. Корпус в мелких царапинах, а на боковине еле держится старая наклейка с дурацким котом и надписью горжусь тобой. Тусклый свет уличного фонаря падает на неё, как будто кто-то в открытую намекает на очевидное. Любить действительно порой совсем невесело, и всё же Чонгук всегда был готов на любое безумство, лишь бы сохранить в себе неисчерпаемое желание. Разговор завершился***
Противоречия методично съедают его изнутри. Юнги уже не чувствует себя человеком, переполненным различными эмоциями. Свет, вспыхнувший в момент рождения, постепенно угасает в глазах. Множество привычных мыслей сливаются воедино, подобно каплям дождя на стекле, что стремятся вниз, дабы стать огромным сгустком обычной грязной воды. Вспышка молнии на миг освещает комнату. Тихий выдох расползся по пространству небольшой пустой квартиры. Долгое ожидание чего-то все эти четыре года, борьба за недостижимое теперь кажутся полнейшей бессмыслицей. Образы парня, с забавным лицом говорящего о серьёзных вещах, внезапно такие красочные, яркие, обжигающие. К ним хочется прикоснуться, но руки, опустившиеся однажды, больше не могут подняться. Мин, пройдя всё это, намерен сдаться. Даже болезненно сжимающееся сердце больше не концентрирует внимание на себе. Возможно, так будет лучше. Оставить позади блеклую надежду не так уж плохо, но что-то продолжает греть, не позволяет утонуть. Чонгук до сумасшествия милый. Его трепетное отношение ко всему, что хотя бы косвенно касается Юнги, вызывает смешанные чувства и вынуждает наивно снова и снова надеяться. Непослушные светлые кудри вечно лежат в очаровательном беспорядке. Парень обожает иногда, как бы невзначай, запускать пальцы в пушистые пряди, когда они смотрят фильм или лениво лежат на прохладном полу квартиры Чона. Умение находить радость в мелочах у младшего обострено так, что кажется, будто не существует обстоятельств и вещей, не способных вызвать прелестной улыбки на красивом лице. Руки перепачканы засохшей краской, у ног стоит мольберт из светлого дерева, а на полу лежит законченный портрет. Юнги прячет покрасневшее из-за смущения лицо под рукавом домашней рубашки. Улыбчивый блондин получился бесподобно реалистичным. Старший тихо сопит, ощущая удушающее удовлетворение, когда украдкой бросает взгляд на собственную картину. Звук уведомления отвлекает. Мин сразу же тянется к телефону и не верит тому, что видит. 22:37 Хён, ты не мог бы прийти сейчас? Это очень срочно***
Чонгук сжимает ладонь в кулак, напоминая самому себе сдерживать слёзы прямо сейчас. Рыдать, признаваясь в любви, он определённо не хочет. Парень перед ним всё так же молчаливо наблюдает. — Знаешь же, что я не способен на долгие красивые речи, в которых мог бы упомянуть все те чувства, вызванные одним только твоим существованием, — светло-карие глаза передают боли больше, чем слова, из-за чего, столкнувшись взглядами, Юнги вздрагивает, начинает дрожать, ощущая, как всё внутри до боли перекручивается. — Я просто обожаю любую твою эмоцию, жест, даже твой неряшливый вид кажется самым лучшим, желанным и милым. Мне хочется сказать очевидное, но это уже больше, чем просто любовь. Каждой клеткой своего тела я нуждаюсь в тебе, как в воздухе, которого становится всё меньше по мере того, насколько долго обманываю тебя этой дружбой. Голос ломается. Нарастание новых бутонов внутри прекращается, будто тело даёт надежду услышать положительный ответ. Ветви персикового дерева, уже опутавшие правое лёгкое, останавливаются. Чонгук собирается вздохнуть, вслушиваясь в тишину, прерываемую шумным занавесом дождя и грохотом грома. Вспышки молний отражаются в серых глазах. Мин продолжает мучительное безмолвие, неосознанно терзая парня. Когда эту тёмную, непривычно опустевшую комнату заполняют лишь капли, разбивающиеся о стекло, он решается. — Не… Не з-знаю, — хрипит Юн, шумно сглатывает слюну и поджимает губы. — Не думал, что такое может произойти, поэтому не понимаю, что должен ответить. Сердце сжимается, руки холодеют, а разум самостоятельно дорисовывает картину. Лепестки персика заполоняют грудь, словно внутри взорвалась бомба, ветви всё же сдавливают лёгкое. Приступ тошноты и кашля поднимается вдоль трахей к горлу. Парень старается сдержать это, из-за чего по щекам прокатываются слёзы, а на уголке губ появляется капля слюны. Отчаяние охватывает окончательно. Пусть даже зная о возможности такого исхода, Чонгук убеждал себя не бояться, собирался принять отказ как подобает, но не выходит. Изувеченное печалью лицо уродуют гнев и разочарование. — Да пошёл ты, Юнги. Пошёл ты. Безумный взгляд потемневших глаз мажет по раздражающе неподвижному брюнету. Чон кричит, почти срывает голос. Бессвязные фразы и ужасающий вопль перекрывают буйство непогоды. Кажется, что весь мир одновременно затих, позволяя Юнги вслушаться и увидеть. Как только он осознаёт это, блондин вдруг хватается за гитару, стоящую совсем рядом. Руки, многие годы бережно меняющие струны и настраивающие её, с силой обхватывают гриф инструмента, без малейших раздумий ударяя гитару об стену. Корпус с жалобным треском разлетается в крупные куски, а струны взвывают, тут же умолкнув насовсем. Горячие слёзы одна за другой падают с длинных ресниц, опаляя побледневшие щёки. Холод прокатывается под босыми ногами, касается ступней и пробирается всё выше. Горечь происходящего сдавливает. Юнги хочет двинуться с места, остановить Чонгука, яростно прогоняющего его, но смотрящего с безобразной болью. Страшно. Чон боится умереть вот так, оставшись лишь частью убивающего его растения. И даже так, пусть всё оказалось бессмысленно, а он зря оттягивал данный момент, парень более страшится, что это произойдёт на глазах дорогого человека. Где-то далеко в глубинах разума Чонгук не винит Юнги, понимает, что полюбить лишь из осознания неминуемой гибели даже он бы не смог. И в целом не обязан. Сама возможность пробыть рядом так долго уже радовала, однако он выкрикивает всевозможные отвратительные фразы, пытается прогнать Мина. Только для того, чтобы он не остался навсегда с чувством вины. Гнев сменяется на бессилие. Юнги видит, как парень прикрывет ладонью лицо, содрогается, но не отводит взгляд. Ступор проходит, и он наконец уходит с места, совсем не ощущая пол под ногами. Руки дрожат. Пальцы онемели, почти не двигаются. Мин сжимает челюсти, хмурится, подходит к Чонгуку всё ближе и вдруг совершает нечто непредсказуемое. — Грёбанный эгоистичный избалованный ребёнок, хочешь, чтобы я ушёл, хотя до этого сам исчез, ничего не объяснив? Никогда, блять, я не оставлю тебя, хотя бы для того, чтобы научить читать между строк. Он бьёт лишь раз. Чон отворачивается и, пряча покрасневшие глаза, прикасается к щеке, на которой чётко вырисовываются очертания ладони. Лицо горит. Все чувства одновременно вспыхивают, возвращают трезвость мыслям. Сквозь грохот затихающей грозы Чонгук слышит тихое дыхание Юнги, стоящего рядом. Старший хватает его за плечи, вынуждая на зрительный контакт. Как только их взгляды вновь сталкиваются, блондин ощущает, словно очнулся от крайне неприятного проклятого сна. Он ловит каждую эмоцию в серых глазах и слабо улыбается. Когда на полу вдребезги разбита гитара, ветер треплет грязные занавески, а воздух пахнет усталостью, Чонгук наконец замечает. Юнги безнадёжно прекрасен, даже будучи одетым в перепачканную кофе рубашку. — Худший способ признаться, хён, — хрипло смеётся младший и опускает голову на плечо Мина. — Кто бы говорил, — укоризненно подмечает Ги, но, приобняв парня, тут же смущённо вздыхает, после чего очень тихо произносит. — Я люблю тебя… Чонгук молча прижимает старшего к себе, обвивая руками его худощавую фигуру, и больше ни о чём не думает. Не хочет. Юнги пахнет дождём и влажным асфальтом, одежда на нём мокрая насквозь, а вода буквально капает с тёмных волос. Его непривычно горячие пальцы касаются шеи, тепло от них растекается приятным пожаром. Парень льнёт к нему, сильнее прижимаясь к миниатюрному телу. Чонгук прикрывает глаза, проводит носом по оголённому участку кожи брюнета, беззвучно смеётся, впервые за годы обретя возможность свободно дышать рядом с ним. Мин же осторожно опускает руки, отходит чуть назад и тянется ладонями к лицу младшего. Внутри всё трепещет, аккуратные уши краснеют вместе с щеками, усыпанными мелкими пылинками веснушек. Юнги нерешительно тянется к привлекательным губам, в то время как Гук заинтригованно ухмыляется и не делает ничего, позволяя старшему проявлять инициативу. Уже прикрыв в предвкушении глаза, Мин вдруг понимает, что что-то не так. В голову бьёт мягкий запах персикового цветения, и он неосознанно дёргается. — Чёрт, ты… Тебе нужно в больницу сейчас же, — оказавшись достаточно близко, чтобы заметить окраплённые кровью лепестки на одежде Чонгука, Юнги с ужасом подхватывает парня за плечи и пытается провести до дивана. Присев, Чон тянет старшего за руку на себя, не позволяя тому набрать номер скорой. Брюнет неуклюже падает на колени к улыбающемуся мальчишке. Ошарашенный таким поведением Мин намеревается вновь начать ругать его, но не успевает произнести и слова. Губы Чонгука тёплые. Он целует мягко, но напористо, будто бы Юнги может исчезнуть, если прерваться. Любая посторонняя мысль покидает разум, потому как там возникает лишь желание касаться друг друга. Мин проводит языком по нижней губе парня, путается пальцами в светлых волосах, почти задыхается и тихо стонет. Здравый смысл потерял свою актуальность. Чонгук хрипловато шепчет что-то неразборчивое, всего пару секунд рассматривая возбуждённое выражение на обычно невозмутимом лице. Руки оглаживают худые бёдра. Он вновь прикасается к теперь уже приоткрытым губам, увлекаясь поцелуем окончательно. Знает, что Юнги может в любой момент остановить его, ощущает нарастающую слабость по всему телу, но игнорирует оба этих фактора. Пока Чон не потерял сознание, он жадно хватается за каждое мгновение, боясь упустить хоть что-то. Лунный свет пробирается сквозь чёрные, словно сажа, тучи, стыдливо проскальзывает через открытые окна, разгоняя тьму в изувеченной беспорядком комнате. Ночной ветер пробегает по полу, огибая куски разбитой гитары. Шторы постепенно прекращают колыхаться. Дождевые капли звонко разбиваются о карниз, пара из них прокатывается вдоль листа домашнего цветка, опустившись на подоконник. День, обещающий стать последним, всё-таки сменяется новым.