***
Дорогая Пожирательница Смерти, Я больше всего надеюсь, что пергамент не пропитается кровью к тому времени, когда ты, наконец, найдешь мое письмо, что от твоей сестры останутся только пепел и дым, пахнущий полынью и ударами молнии. Скажи мне, Нарцисса, на что это похоже, когда смерть касается тебя? Ты вообще что-нибудь чувствуешь, когда стоишь на коленях на земле, где упала твоя сестра, чтобы никогда больше не подняться? Или ты не способна чувствовать? Хотела бы я сказать, что сожалею о твоей потере, но это не так, потому что я та, кто ее вызвала. Прости меня, но я получаю величайшее из удовольствий от того, что помешала твоим усилиям по искоренению моего рода. Возможно, это тебя удивит, но у твоей сестры не было причин умирать, кроме того факта, что она пыталась лишить меня жизни в отдаленном будущем – чего орден никогда бы не допустил. В конце концов, мне не нужно объяснять тебе, насколько ценны тернеры в этой нескончаемой войне времени. Твоя сестра выдержала довольно хорошую борьбу, но все бессильны перед теми, кто владеет временем. Это я тоже не обязана тебе объяснять. Есть такое выражение – «раскрасьте меня удивленным», – которое я нахожу совершенно нелепым. У удивления нет цвета, но если бы он был, ты была бы его воплощением, читая эти строки. Когда я пишу, я задаюсь вопросом: удивление – это лазурит твоих глаз, лунная пыль в твоих волосах или пепельный оттенок твоего лица? Это алый оттенок крови твоей сестры у тебя под ногтями или полночная чернота твоего сердца после того, как ты забрала мою жизнь? Там, откуда я родом, мы называем тебя и твоих людей Пожирателями Смерти; и ты, Нарцисса, всегда была самой смертоносной из них. Там, откуда я родом, мы произносим твое имя с таким же почтением, как имя твоего Лорда, ибо все знают: хотя все эти смерти могут быть его приказом, они выполнены твоей рукой. Тебе больно, о могущественная Пожирательница Смерти? Твоя рука дрожит под тяжестью жизней, которые ты отняла? Ломаются ли твои кости от прикосновения родственников всех людей, которых ты убила? Ты умираешь, как умирала я? Мои соболезнования, дорогая Пожирательница Смерти. Окажешь мне свою любезность, простив меня? С наилучшими пожеланиями, Феникс.⠀***
Когда Лили открывает глаза, она сталкивается с сотнями существ цвета заката, которые горят ярче, чем ниже они опускаются. В этом есть определенная ирония, вызов при виде того, что вполне может быть тысячами птиц, из которых в этом мире должно быть только три – Пожиратели Смерти решили искоренить то единственное, что может сделать других такими могущественными, как тернеры. Потому что слезы феникса делают человека незамеченным временем. Лили помнит десятилетия, столетия и эоны назад – сколько точно прошло? Она больше не может вспомнить природу времени; тем не менее, отчетливо помнит, как выпила пузырек со слезами феникса и, наконец, сгорела, готовая умереть за правое дело. Только вместо этого возрождается, становится новой благодаря самому мощному оружию из всех – крику загнанного животного, неизменному со временем, рожденному из солнечного света и огня. Когда она возрождается, ее волосы становятся огненно-рыжими, а глаза горят зеленью медленно умирающего леса. Когда она возрождается, само время собирается на кончиках ее пальцев в капельки, похожие на золотой песок. Когда она возрождается, ее посылают убедиться, что этого никогда не случится с другими, ибо это ее вечное предназначение – пожертвовать своей душой, забирая жизни других. Лили смеется, когда видит создавших ее существ, широко разводит руки и кружится, как будто она в поле, окруженная полевыми цветами и летним дождем. Она проходит мимо несуществующих существ – все, кроме трех, ненастоящие – и наблюдает, как они падают на землю и превращаются в пепел цвета оникса. Она думала, что проводит там целую вечность. Когда, наконец, почти закончила, остался только один феникс – самый яркий из всех – парящий в нескольких ярдах от нее; остальные превратились в пепел по пояс, медленно затягивающий ее, как зыбучий песок. Ей приходится бороться, чтобы выбраться и понять, что выхода нет, только вход, когда феникс ныряет в останки своего вида. Лили погружается вместе с этим. Пепел на вкус как черный перец, дешевое виски, приготовленное на драконьем огне, и никогда не забываемые стихи о давно ушедших временах, о мире, ставшем несуществующим. Когда она появляется, птица в ее руке распадается, оставляя только конверт. Когда подушечки пальцев Лили, пропитанных временем, касаются пепельной поверхности бумаги, появляются два предложения, написанные аккуратным скорописным почерком, который кажется почти даже дерзким: «Извини, что украла твоих птиц. Я обещаю, что не стану превращать их в обед, если это тебя утешит.» Лили ломает восковую печать цвета крови сестры Нарциссы и читает предложение за предложением, которые разрывают ее сердце. Когда она покидает этот мир, в ее сознании надежно хранится конверт. Когда она покидает этот мир, он горит.***
Дорогой Феникс, Ты говоришь как человек, который знает меня или, по крайней мере, делает вид, что знает. Интересно, как долго ты наблюдала за мной с тех пор, как мы чуть не столкнулись? Ты искала меня, наблюдала, как я разрушаю твои ошибки, прежде чем у тебя появился шанс их исправить? Ты, очевидно, знаешь меня достаточно, чтобы знать мое имя, но я ничего не знаю о твоем. Насколько это справедливо, Феникс? Или это та справедливость, которую ваш Орден учит вас соблюдать? Неудивительно, что вы проигрываете войну времени – кучку безрассудных идеалистов во главе с безумцем, жаждущим уничтожения нашей планеты. Ты говоришь, что я убила твою сестру, но забываешь сказать мне, кто ты. Я оборвала жизни сотен сестер, дочерей и матерей; может быть, даже тысяч, потому что я сбилась со счета столетия назад. Какая из них была твоей? Возможно, ты захочешь дать мне подсказку, если будет желание насладиться любезностью моих соболезнований, но даже в этом случае я не могу гарантировать их искренность. Тебе станет меньше больно, если я произнесу слова, не придавая им истинного значения? Ты так и сделала? Кажется, тебя очень волнуют мои чувства или, по-твоему, их отсутствие. Я потакаю твоей маленькой одержимости, хотя бы ради легкого развлечения в перерывах между миссиями. Мне не привыкать к прикосновениям смерти, ибо она преследовала меня подобно призраку давно забытого прошлого еще до того, как я стала верным тернером Пожирателей. Владение временем позволяет мне самой победить смерть, а наличие средств убивать под рукой – величайшая свобода из всех. Я могу отомстить тем, кто причинил мне зло, или избавить моих близких от участи, уготованной им богами. Кроме моей сестры. Насколько это иронично? Мне удавалось обманывать саму смерть бесчисленное количество раз, но ты дурачила меня с легкостью человека, который знает каждую родинку на моем теле. Интересно, Феникс, как тебе это удалось? Какую слабость ты нашла, чтобы использовать, чтобы сделать меня скрипкой в своих руках? Ты явно знаешь некоторые из моих слабостей, но я не знаю ни одной из твоих – за исключением сестры, которую я убила давным-давно. У тебя еще остался кто-то, кого можно любить? Я могу сказать тебе, что это не так, потому что ты оборвала жизнь последнего человека, которого мне оставалось потерять. Я действительно польщена тем уважением и – смею надеяться – трепетом, с которым ваш Орден относится ко мне; это заслуженно десятилетиями, столетиями и эонами становления. И все же ты ведешь себя так, как будто ты каким-то образом выше меня, хотя на самом деле – ты не более чем отражение, которое я вижу в каждом зеркале, вечно разбитое, никогда не цельное. В конце концов, я не обязана объяснять тебе, какие потери тернеры несут в войне времени. Ты, конечно, знаешь? С наилучшими пожеланиями, Пожирательница смерти. P.S. Когда ты успела подойти достаточно близко, чтобы разглядеть точный оттенок моих глаз? Как тебе удается лететь так низко и при этом оставаться незамеченной, Феникс? Это сила твоих слез? Сгораешь ли ты ярче, чем ниже падаешь? P.P.S. Кто бы мог подумать, что фениксов так трудно поймать? У меня свои как на ладони.***
⠀ Тернер рожден для того, чтобы ломать вещи – Нарцисса всегда это прекрасно знала. В то время как Орден может попытаться обмануть другого тернера (Нарцисса никогда не осмеливается вспомнить ее имя, чтобы не выдать себя своему всемогущему Лорду), заставив ее думать, что эта работа – созидание, ведь она понимает, что они разрушители миров, подобных которым еще не видела ни одна галактика. Мир, в котором она появляется для этой миссии, наполовину разрушен, почти вне времени, но не совсем, пока нет, если только у нее хватит сил остановить это. Это не гонка со временем, а скорее гонка с самим временем, когда она ищет роковой медальон и неизбежно терпит неудачу. Все, к чему она прикасается, превращается в камень и крошится, и Нарцисса сталкивается со слабым следом воспоминания, которое не может точно определить, с почти сформировавшимся воспоминанием. Это зло, отражающее зло, угроза более великая, чем сама Нарцисса, нависающая, но никогда не достигающая – хотя целые замки рушатся от малейшего ее прикосновения, обломки никогда не задевают ее, поскольку падают и разваливаются на части. Вместо этого он падает к ее ногам, как подношение богов, в которых она никогда не верила. Она легко отмахивается от него и продолжает поиски. Нарцисса ищет минуты, часы, дни; она ищет до тех пор, пока не исчезнут все цвета, кроме серого, пока не рухнут все замки, пока все не превратится в камень. И затем, посреди всего этого, на пьедестале, на который Нарцисса никогда бы не поместилась, лежит медальон – уродливая маленькая вещица с блестящим изумрудом и ржавой цепочкой, вид которой заставляет Нарциссу инстинктивно схватиться за свой собственный. Через несколько секунд она оказывается у пьедестала и, затаив дыхание, открывает медальон. Она ожидает получить флакон с зельем многовековой давности, которое в ближайшие дни уничтожит миллионы людей и слишком много миров, чтобы сосчитать, но то, что она получает, – это запечатанный конверт размером меньше одного гвоздя. Когда Нарцисса покидает этот мир, миссия провалена, а во рту вкус увядающих цветов. Конверт тает на кончике ее языка, и слова текут по горлу подобно густому меду – только он смешан с упавшим мусором и черным, как оникс, пеплом.***
Дражайшая Пожирательница Смерти, Моя сестра носила имя гнева и негодования, надежды и спокойствия, но ты превратила ее в рушащийся замок одним движением своего всемогущего запястья. Я была там, наблюдая, как она умирает, превращается в камень у меня на руках, выкрикивая слова любви, полные ненависти, ибо ее судьба была решена в тот день, когда я выпила флакон со слезами феникса и возродилась, чтобы стать такими, как мы. Ты и я. Два одиноких тернера, которые никогда не встретятся на поле боя, за исключением… за исключением того, что мы встретились. И, о, Нарцисса, ты сама смерть – я видела тебя во всей твоей сокрушительной красе слишком много раз, чтобы сосчитать. Несмотря на то, что ты разрушаешь все мои усилия с такой легкостью, с такой тщательной точностью, я считаю невозможным не искать тебя. Я должна признать, что ты меня очаровываешь. Ваше сборище Пожирателей – посредственность, но ты? О, ты необыкновенная. Ты очаровываешь меня, а я так легко попадаюсь в ловушку твоих лазурно-голубых глаз – ты выглядишь убийственно красивой, когда разрушаешь миры, которые я построила. Месть, возможно, имела сладчайший оттенок спелого персика, но мои соболезнования по поводу потери твоей сестры были искренними. Я знаю, каково это чувствовать потерю – благодаря тебе, всемогущая Пожирательница Смерти. Мы причиняли друг другу боль одинаковыми способами, продолжая разрушать мир за миром, чтобы достичь Светлого и Темного видения процветающего будущего. Так или иначе, ты единственный человек во всех мирах, во всех временных линиях, способный понять меня, заставить меня чувствовать. Слезы феникса сжигают меня изнутри, когда я пишу эти слова. Твои чувства горят, когда они текут по твоим венам? Ты горишь для меня, как я горю для тебя? Ты можешь быть скрипкой в моих руках, но я – клавишами пианино под твоими натруженными временем пальцами, из-за которых пролилось так много моей крови. Я не могу вспомнить звуки музыки после стольких веков, проведенных во времени, но я настолько глупа, что посмела думать о том, что ты заставишь меня вспомнить. И… Я знаю. Я – война. До конца вечности, а моя бесконечна. Все миры сгорят, королевства падут и сокрушат своих людей, и единственным, что останется, будет пепел прошлого, я и… Ты, Нарцисса; Ты, Пожирательница Смерти; Ты, моя похитительница. Ибо ты привлекла мое внимание своими сверкающими волосами оттенка лунной пыли и блеклыми глазами цвета океана, и я искала тебя во всех мирах, которые мы сжигаем. Я бы позволила тебе сжечь меня, только чтобы получить еще один шанс поймать тебя на том, что ты распоряжаешься временем. Ты позволишь мне сделать то же самое? С наилучшими пожеланиями, Феникс. P.S. Я пала и горю ярче, чем когда-либо. Я прошу тебя только об одном: будь бензином в моем огне. P.P.S. Единственное, что мне еще предстоит потерять, – это само время, и судьба была достаточно жестока, чтобы оно всегда находило меня. На войне нет свободы, а мою у меня отняли в ту секунду, когда я возродилась. У тебя все еще есть твоя? ⠀***
Как только Лили появляется в этом мире, она понимает, что это ловушка. Это легко узнать, потому что это похоже на сон, от которого она никогда бы не захотела просыпаться – маленький коттедж на утесе, нависающем над океаном, в окружении июльско-зеленой травы и залитых солнцем цветущих нарциссов. Небо полно нежных оттенков розового и сиреневого, а цветы слегка пахнут корицей и свежезаваренным малиновым чаем. Она теряет себя в поисках единственного цветка с фестральным пером вместо стебля. Лили не может удержаться от того, чтобы слишком долго не задерживаться на каждом цветке, который должна была выбросить без единой мысли; вдыхая аромат корицы, настоянный на анисе, и мечтает о зимах, проведенных у камина и под одеялом в слишком далекой жизни. Не успела она опомниться, как прошли часы, и нежно-розовые и сиреневые тона превратились в королевский синий, который медленно перетекает в полночно-черный. Вокруг почти непроглядная тьма, и когда Лили поднимает глаза, она замечает единственную яркую точку в небе – одинокое созвездие посреди бездны. Девушка прищуривается и роется в памяти, отчаянно пытаясь разобраться и вспоминает одно-единственное имя: Орион. Третья звезда созвездия горит ярче всех, и когда Лили моргает, не может отделаться от мысли, что звезда вечно падает. Она не может не думать, что каким-то образом сама виновата в падении; что чем больше смотрит на это, тем быстрее гаснет звезда, тем сильнее разобьется. Отводить взгляд почти даже больно, но смотреть вниз на поле с нарциссами, которые она должна срывать так небрежно, ослепляет. Потому что каждый лепесток светится, переливается легким золотым оттенком, который Лили может найти на своих собственных, пропитанных временем пальцах. От этого зрелища у нее захватывает дух, она не может удержаться, чтобы не углубиться в поле и снова не вдохнуть запах корицы, настоянной на анисе, смешанный с горечью полыни. Когда Лили покидает этот мир, нарциссы все еще светятся, а ночь все еще темна. Ее глаза приобрели ставший уже знакомым оттенок июльской зелени, отражая мерцающее золото тысячи нарциссов. Когда Лили покидает этот мир, она прижимает к груди нарцисс, сделанный из пергаментной бумаги. тот, у которого вместо стебля перо фестрала, остается забытым, навсегда нетронутым.***
Дорогой Феникс, Моя сестра носила имя воина и сгоревшей звезды – когда-то третьей по яркости в созвездии Ориона, затем поблекшей и потерянной, истлевшей, превратившейся в пепел цвета оникса. Ты знала об этом, когда заставила ее сгореть? Ты знала, что к тому моменту она горела годами – столетиями, и ты была единственной, у кого хватило смелости не откладывать неизбежное? Ты знала, что спасала ее от самой себя в той же степени, в какой уничтожала меня? Кажется, ты многое знаешь обо мне, Феникс. Дисбаланс заставляет меня жаждать узнать о тебе больше. Скажи мне, феникс – у тебя есть друзья? Концепция мне незнакома, я родилась и выросла среди Пожирателей, но разве ваш Орден не должен отличаться? Я хотела бы сказать, что мы – две стороны одной медали, но мы односторонни – смерть и война, верные спутники, которые идут рука об руку через все временные линии, во всех мирах. Одно не может существовать без другого, а я могу – мне было интересно. Я задавалась вопросом, что это было, почему я не могла заставить себя сжечь твое письмо, даже зная о мести Пожирателей, если они когда-нибудь узнают, нависшей надо мной, как гильотина. Феникс не может выжить, не сгорев. Я прожила свою жизнь хладнокровно, а затем ты ворвалась в мою жизнь со своими словами мести, облаченными в тонкие приглашения и расспросы, которые ты не смогла скрыть. Ты обжигаешь меня, и я не против загореться, если это значит узнать тебя, прочитать твои слова. Ты привнесла поэзию в мою потрясенную жизнь, и я надеюсь только, что смогу вернуть музыку в твою. Ты можешь сколько угодно дергать за струны моего сердца, Феникс, пока я могу извлекать из тебя пальцами самую прекрасную мелодию. Скажи мне, тебе понравился подарок от моего имени, который я тебе преподнесла? Ты окажешь мне любезность своим? Я ношу имя новых начинаний и возрождений, цветов, которые распускаются ранней весной, женщины, проклятой богами за то, что она никогда не видит своего отражения в луже воды, чтобы разум не призвал ее нырнуть в него. Скажи мне, о, мой дорогой Феникс, какое имя ты носишь? Оно совпадает с моим? Во всем остальном ты мне подходишь идеально. С уважением, Нарцисса. P.S. Я буду кислородом для твоего огня. Все от синего до красного, что будет соответствовать пламени внутри тебя. В свою очередь, мой дорогой Феникс, ты успокоишь волны, которые разбиваются о мое разбитое временем сердце? Я бы позволила тебе подойти поближе, просто чтобы посмотреть, сможешь ли ты сделать то, что не удавалось ни одной другой душе за все жизни, во всех мирах. P.P.S. Я никогда не думала о свободе, хотя это понятие было мне незнакомо в силу моего права по рождению, из-за ледяных слез феникса, которые текут по моим щекам всякий раз, когда я срываюсь. Я никогда не стремилась к этому, ибо как ты можешь стремиться к тому, чего никогда не знала? Но сейчас я стремлюсь к свободе; как я могла не захотеть, прочитав твои письма, полные бесконечности? Ты говоришь о поэзии, которая заставляет меня потерять след времени; Я хватаюсь за золотые кандалы цепочку на шею и надеюсь, что, несмотря ни на что, я услышу слова, слетающие с твоих губ, когда ты стоишь передо мной в своей вечной славе горящего феникса. ⠀ ⠀***
Ее новая миссия застает ее в Италии в конце июля того года, в котором находится Нарцисса – Нарцисса-тернер, существо настолько вечное, что она не смогла бы назвать столетие, даже если бы попыталась. Даже если бы могла, маленький городок на побережье Лигурийского моря, как и ее феникс, вырван из времени – с его яркими домами, выложенными из камня задолго до того, как она стала тернером, или, возможно, в то же самое время. Она проводит указательным пальцем по грубой трещине в стене здания и задается вопросом, так ли легко сломать ее, как что-то такое прочное. Девушка не настолько глупа, чтобы думать, что когда-либо была твердой – она огонь, она лед, она все, что между ними, но никогда не земля, по которой ходит, никогда. Ее феникс может быть для нее просто землей, и Нарцисса не настолько глупа, чтобы задаваться вопросом, является ли она солнцем, если ей было суждено вращаться вокруг другой своей половины с начала времен. Ее мысли ускользают во второй раз, когда она медленно спускается по пирсу, замерзая в изнуряющей летней жаре. Кристаллики льда собираются на кончиках ее пальцев, когда она прячет их под рукавами своей терракотовой туники и пробирается сквозь оживленно разговаривающую толпу. По глупости Нарцисса обнаруживает, что скучает по временам, которые были раньше – до времени, слез, войн; когда единственным языком, на котором она говорила, был английский, а побег в другую страну означал избавление от бремени знаний. Она лишилась этой роскоши в ту секунду, когда флакон коснулся ее губ столетия назад, навсегда обремененная пониманием всего в каждой стране, каждой вселенной, каждой галактике. Однако все вокруг нее считали это подарком. Нарцисса с горечью вспоминает старинную фарфоровую вазу матери, которую Белла запустила в нее в ту секунду, когда им сказали, что обращницей Темного Лорда была выбрана Нарцисса, а не Беллатрикс. Потому что именно ее растили для этого, готовили к этому с шести лет, всю ее жизнь планировали, а безумие в ней поощряли; и все же Темный Лорд бросил один взгляд на Беллатрикс и мягко покачал головой, прежде чем его взгляд остановился на Нарциссе. Она ни за что в жизни не сможет вспомнить, сколько ей было лет в тот день – только блеск в его глазах, осторожная смесь одобрения и опасения, когда он положил холодную, как у трупа, руку ей на плечо. Его глаза сияли странной смесью кристально-голубого и кроваво-красного, и Нарцисса помнит, как коротко вскрикнула, прежде чем ее притянули обратно. Когда Нарцисса проснулась в следующий раз, она была невероятно старше, и золотая цепочка с песочными часами внутри тщательно сконструированной галактики нашла свое место на ее шее, точно так же, как маленький шрам, оставленный осколком любимой антикварной вазы матери, навсегда занял свое место над левой бровью Нарциссы. По мере того, как Нарцисса вспоминает подробности своего становления (или, в конце концов, это была ее гибель?), она обнаруживает, что то и дело ускользает, возвращается в давно сгоревший особняк в тревогах и сомнениях, поскольку все вокруг становится невероятно холодным. Только когда оживленно болтающая толпа замолкает, Нарцисса поднимает взгляд. Мир вокруг нее заморожен – все люди застыли, неподвижны, как статуи, все здания покрыты льдом. Нарцисса в ужасе смотрит на свои дрожащие от холода руки, наблюдая, как с кончиков ее пальцев вместо золотых нитей времени сочится еще больше льда. Ей кажется, что она дрожит, или это может быть покрытая льдом гора, возвышающаяся над городом, который Нарцисса так легко разрушила. «Я не хотела», — думает она, ей хочется кричать, вопить во все горло. «А теперь?», — возражает голос в ее голове, ядовитый, как само время. — «Разве разрушение не то, для чего ты была создана?» Нарцисса оглядывается вокруг – неистово, испуганно, быстро; Нарцисса ищет, не зная, что именно, пока не натыкается на единственную вещь в этом некогда райском, а ныне убогом месте, не покрытую толстой пленкой или льдом. У входа в замерзший цветочный магазин стоит потрясающе красивый, невероятно живой букет из пяти белоснежных лилий. Она покидает этот мир в безрассудной спешке – миссия забыта, не завершена – и с единственной Лилией, прижатой к груди, с конвертом, прижатым прямо к ее громыхающему сердцу. На внешней стороне конверта написано: «Можешь ли ты угадать мое имя сейчас, о могущественная Пожирательница Смерти? Подумала, что стоит подарить тебе это. С днем рождения, Нарцисса, в какой бы жизни это ни происходило.» ⠀***
Нарцисса, дорогая, Ты спросила меня, есть ли у меня друзья. У меня есть, но это не значит, что мое одиночество не укоренилось так же глубоко, как твое. Если бы я была достаточно безрассудна, я бы осмелилась предположить, что это идеальное совпадение, потому что никто из моих друзей не может понять давление времени. Они знают, какой это большой дар – быть избранными, чтобы владеть им, но они даже представить себе не могут, насколько это важно бремя проклятие. Это похоже на жестокий поворот судьбы – единственный человек, который может по-настоящему понять мое затруднительное положение – это ты. Как будто один феникс решил, что одному тернеру будет одиноко, и создал второго – зеркальное отражение, идеальную пару. Итак, Нарцисса, скажи мне – ты думаешь, что тебя создали второй или ты думаешь, что тебя создали первой? Нарцисса. Нарцисса . Нар-цис-са. Происхождение греческое. Некоторые думают, что это означает оцепенение – на первый взгляд, в твоем случае это не так уж и притянуто за уши, не так ли? Но, о, они были бы неправы. Ты совсем не такая. Ты сгораешь от эмоций, как будто не можешь насытиться ими, сколько бы тебе их ни давали. Эмоции липнут к тебе, как мед, и ты принимаешь их с распростертыми объятиями. Но, более распространенное значение имеет простой цветок – нарцисс. Он символизирует возрождение и новые начинания. Я думаю, это довольно уместно – в конце концов, вы, как и я, переродились (каламбур; теперь ты угадала имя?). И новые начинания – разве не за это мы отдали свои жизни; новые начинания и бесконечные концовки? Ты когда-нибудь задумывалась, какой была бы твоя жизнь, если бы ты этого не делала? Расскажи. Я умираю от желания узнать; ты можешь сделать так, чтобы я выжила? В конце концов, мы оба знаем, как ужасно скучно тебе было бы без меня. С уважением, Лили. P.S. Ты спрашивала о моем имени. Я ношу невинности имя, Хотя с ней несовместима. Мое имя – оттенок чистоты, Но руки кровью обагрены. Движением руки я сжигаю землю, И срока твоего мира больше нет, Молю, что дело за которое спалю, Могло сохранить славу прошлых лет. И все же, несмотря на это, сломлена я, Навсегда разбита следами хламья Нескончаемой вневременной войны, Что всегда будут в венах учтены. Я, как и ты, жажду свободы, ведь Временные повороты, впредь Удушающие порочные кандалы, Намеренно изнутри нас сожгли. P.P.S. Прошу прощения за мою поэтическую вспышку. Нарцисса, ты заставляешь меня хотеть превратить рушащиеся замки в моей голове в прекрасные вещи, достойные того, чтобы их увидели твои лазурно-голубые глаза. P.P.P.S. Если ты мечтаешь о встрече вместо новых начинаний, тогда я встречу тебя, когда расцветут нарциссы, в мире, где мы никогда не были сломлены, в мире, где мы остались целыми. ⠀***
Они встречаются в марте – на поле нарциссов, в центре мира, где они никогда не трескались, в центре огромной вселенной, где они остались целыми. Они вырываются из времени, как только кончики пальцев Лили касаются запястья Нарциссы; как только Нарцисса опускается на колени перед другой ее половиной; как только Лили опускается на покрытую росой траву, навсегда равняясь другой половине своего пылающего пламени; как только Нарцисса касается веснушек под лесисто-зелеными глазами Лили; как только Лили ахает от прикосновения и наклоняется ближе... неуверенная, ничем не обремененная; как только Нарцисса заставит Лили растеряться, поспешно наклонившись вперед с застенчивостью существа, намного более молодого, чем все прожитые ею столетия. Они становятся вечными в ту минуту, когда их губы соприкасаются, ибо небо разражается невиданной ранее смесью дождя, снега и града одновременно, и все это при том, что солнце сияет с яркостью ранней весны, гром гремит с пылом конца ноября, а радуга равномерно делит небо надвое. Их губы соприкасаются, и мир, каким его знала вселенная, наклоняется вокруг своей оси. Они наклоняются вместе с этим, падают безумно быстро и непоколебимо сильно, ломая стебли нарциссов и сминая мягкие бледно-желтые лепестки. Их губы соприкасаются, а руки находят обнаженную кожу под слоями времени, и их разумы раскрываются, внезапно обретая целостность. Один вместо двух. Как воссоединяются две половинки одного феникса.⠀***
Пройдут столетия, прежде чем они расстанутся, но они обременены пребыванием вне времени до конца вечности. Пройдут столетия, прежде чем они расстанутся, но для Лили, похожей на песочные часы, они кажутся минутами. Для Нарциссы они кажутся тысячелетиями. И только Пожиратели и Орден знают, что пройдут века, прежде чем Лили оставит последний поцелуй на губах Нарциссы, века, прежде чем Нарцисса пройдет по полю нарциссов, намереваясь не оглядываться назад; века, прежде чем Лили догонит Нарциссу посреди цветов возрождения и будет умолять ее не уходить; века, прежде чем Нарцисса предаст единственное обещание, которое она дала им обоим, и.. Оглянется. Назад. Лили появляется в считанные секунды-минуты-часы-дни, ее наполненные временем кончики пальцев прижимаются к участкам обнаженной молочно-белой кожи на боках Нарциссы, сплетая ее, как само время. Нарцисса жадно, отчаянно, безрассудно отдается поцелую; запускает пальцы в огненно-рыжие волосы Лили и тонет в внезапно возникшем чувстве знакомой свободы. Их тела созданы друг для друга, совершенно несовершенные сами по себе, но превращающиеся в целостную картину, как только они сталкиваются. Возрожденные из слез одного феникса, они подходят друг другу, как пепел рушащегося мира и свежевырытая земля еще не исследованного. Когда мир вокруг них рушится, спустя века после того, как они в самый первый раз прикоснулись друг к другу, Лорды стоят на заснеженной горе и наблюдают, как их повертчики меняют приливы и отливы. Как только Нарцисса и Лили уйдут, как только они покинут сказочный мир, который никогда не расколется, навсегда останется целым, каждая с любовным письмом в руке. Небо темнеет, и нарциссы загораются. Одинокий феникс вылетает из кучи пепла, и он переливается следами золота и серебра. У него огненно-красное тело и глаза цвета измельченной лунной пыли.***
Огромная галактика встречает Лили свистящим шумом скорострельных метеоритных дождей. Планета взрывается за ее спиной – еще одно разрушение, которое она вызвала, виды, которые она уничтожила, замки, которые разрушила. Обломки плавают повсюду вокруг нее, когда идет по поверхности неба, обводя кончиками пальцев форму слишком маленькой луны. Как тернер, она больше, чем жизнь – возвышается над всем и вся, всегда возводится на пьедестал судьбы. Она – властительница времени; она – самая большая жертва времени. Лили желает рассеянно, с благоговейной надеждой человека, который только что обрел захватывающую свободу, чтобы бремя жизни тернера сопровождалось даром невежества, незнания, разучивания. Но, лунные кратеры ощущаются как шрамы по всему ее телу, идеально сочетающиеся со шрамами, покрывающими кожу Нарциссы. Лили – тернер, Лили – это время. Так как, ее мучают воспоминания об одном-единственном случае из сотен жизней, когда она была вырвана из времени, стала вечной благодаря мягкости прикосновений Нарциссы. Нарцисса, Нарцисса, Нарцисса. Гибель Лили, облегчение бремени Лили, величайшая надежда Лили. Лили знает, что Нарциссу, причину безрассудства, ей следовало избегать. Когда она смотрит на песочные часы, мирно покоящиеся у ее сердца, знает, что все еще может вернуться и все исправить – двух оборотов было бы более чем достаточно. Она достаточно умна, чтобы понимать, что ей следует вернуться назад и исправить ошибки, которые совершила, поскольку уничтожение планеты, вида, временной шкалы не было ее миссией. Предполагалось, что она всего лишь высушит все водоемы, превратит все континенты в пустыни и будет наблюдать, как мир объят огнем, когда покинула его десятилетия спустя, но… Нарцисса, ее гибель. Потому что, поскольку Лили пожелала, чтобы солнце жгло сильнее, чем когда-либо, в центре черного как смоль неба, она была достаточно глупа, чтобы поднять глаза в поисках чего-то, кого-то одного, своего всего; достаточно глупа, чтобы разыскивать созвездие за созвездием прямо перед тем, как начали падать метеориты и звезды засияли ярче – точно так же, как, по воспоминаниям Лили, сияли глаза Нарциссы. Что-то вспыхнуло в ее груди – вспышка обжигающе горячего пламени, согревающего ее изнутри. Нарцисса, бензин для огня Лили; и земля, на которой стоит она в мире, лишенном воды, загорается и сгорает. Меньше чем через минуту девушка уже в небе, идет по черной как смоль галактике, усыпанной звездами, и планета, которая должна была вымереть почти естественным путем, была стерта с лица земли за считанные секунды из-за сильной тоски Лили. Она знает, что должна вернуться, чтобы все исправить. Она этого не делает; она этого не сделает. Вместо этого собирает измельченную лунную пыль в использованный флакон, который пустовал столетиями. Вместо этого прикасается к Луне, пока золотые нити времени, соскальзывающие с ее пальцев, не становятся серебряными. Вместо этого срывает звезды с неба, одну за другой, и наблюдает, как они уменьшаются в размерах, когда она надевает их на серебряную цепочку. Она тоже хранит это близко к сердцу, и все звезды носят имя Нарциссы, кроме одной. Вместо этого она ловит метеориты голыми руками и позволяет им сгорать дотла, снова и снова, пока у нее не остается конверт нежно-желтого цвета ее любимых нарциссов. Звезда в самом центре наспех изготовленного ожерелья – третья по яркости звезда в созвездии Ориона. Галактика, которую Лили покидает через несколько часов-дней-недель, находится прямо у млечного пути и носит имя сестры Нарциссы, которая пала задолго до того, как они стали тернерами; задолго до того, как они пали ради друг друга. Подобно звездам, они продолжают падать, до сих пор.***
***
Нарцисса тонет – во всех океанах, во всех морях и озерах мира, который не был сожжен дотла мимолетным движением жаждущей руки. Нарцисса тонет, но это не так, и дно океана встречает ее тихим утешением и ледяной неподвижностью. У нее мурашки бегут по спине, когда она жадно глотает несуществующий воздух и чувствует, как соленая вода просачивается в легкие. Она желает, кратко, глупо, о-так-безрассудно, чтобы она была способна умереть, чтобы она не была обременена вечным бессмертием. Ее ноги ступают по полуразрушенным каменным ступеням, покрытым мхом, кораллами и светящимися флуоресцентными шарами, которые на мгновение ослепляют ее. Это мерцающие огни королевства, павшего давным-давно, возможно, даже убитого рукой Нарциссы – она побывала в слишком многих временных линиях, чтобы вспомнить, сколько цивилизаций она потопила. Нарцисса не знает, что она ищет, пока не находит это в самом центре того, что когда-то было известно как Колизей. На пьедестале, до которого Нарцисса не смогла бы дотянуться, даже если бы попыталась, ярко горит оранжевое пламя заката, окруженное водой и тишиной со всех сторон. Чем ближе Нарцисса, тем ярче он разгорается, и огненно-рыжими вспыхивают волосы Лили, когда Нарцисса оказывается достаточно близко, чтобы протянуть руку и коснуться тлеющих углей у основания костра. И она так и делает – с тихим благоговением и затаенным дыханием, предвкушение сочится из ее пальцев вместе с серебряными завитками времени. Она покидает этот мир с дюжиной тлеющих угольков, собранных в ее ладонях. Она покидает этот мир с незавершенной миссией, поскольку ее изначально не существовало. Она покидает этот мир с кусочком пергамента на кончике языка и наполненной звездами тоской по Лили, горящей ярче, чем огонь на дне океана. Десятилетия спустя Нарцисса поймет, что была достаточно глупа, чтобы думать о ее имени.***
Моя дорогая Нарцисса, Я тоскую по тебе, как растения по солнцу, а люди по воде. Я хотела бы сказать, что ты мой кислород, но я могу дышать без тебя – с той лишь разницей, что это невыносимо больно. Невозможно вернуться к забвению, как только ты познала свободу, как только ты познала прикосновение другого человека точно так же, как обремененные закаленные временем, как ты сама. Так же, как и ты, я незваная, не обремененная, уничтоженная. Я брошена в руинах, подобно фениксу, который создал меня, тебя, нас, и твое прикосновение – единственное, что может вернуть меня к жизни, может даровать мне возрождение, обещанное моим именем. Но, не волнуйся, дорогая, не нужно слез. Я бы удовлетворилась видом твоей улыбки, звуком твоего смеха, нежной лаской твоих прикушенных губ. Когда я пишу это письмо золотыми чернилами на лунных кратерах, я не могу не думать о словах, которые я могла бы сказать тебе, если бы только ты была рядом со мной, если бы только я не была ограничена одним листом пергамента. Я представляю, как ты вкушаешь их сладость, ловишь их губами, когда они срываются с моих. Я представляю, как притягиваю тебя ближе и вырываю из времени, когда твое тело растворяется в моем, и мы становимся одним-двумя одинокими, но никогда не одинокими тернерами, рожденными из одного флакона слез феникса. Ты узнала меня из-за моей наполненной поэзией речи и созвездий слов, сплетенных воедино в целые галактики. И все же, когда ты погубила меня, их заменила лунная пыль твоих волос, которая, как я помню, ненадолго защекотала мне нос, когда мы обнялись, прямо перед расставанием. Я не могу не думать о том, что никогда больше слова по-настоящему не выразят всего, что я хочу, чтобы ты знала – не после того, как я познала мягкость твоей кожи под своей, не после того, как я удовлетворила потребность, о которой не подозревала, сделав тебя своей самым простым способом. Будь моей, Нарцисса, умоляю тебя. Я облегчу твою ношу – разве ты не заметила? Когда мы обнимаемся, кандалы, стягивающие наши шеи, внезапно становятся намного легче. Мы и есть время, и когда я обнимаю тебя, его серебристо-золотистые завитки проникают сквозь мою веснушчатую кожу прямо в твою. Будь моей, Нарцисса. Встретимся в стране вечнозеленых лесов, у озер, куда ушли умирать все поэты, но мы никогда не умрем. Мы обременены жизнью, и если мы должны быть вечными, я бы хотел быть вечной с тобой. Твоя, Лили P.S. Мое сердце создано из тебя, Нарцисса. Я всегда буду носить твое имя внутри себя, ласкать его кончиками пальцев и молиться богам, в которых я давно не верила, чтобы однажды, в далеком будущем, которого мы, возможно, не увидим, я смогла произнести твое имя в небо и не бояться возмездия. ⠀***
Озера переливаются приглушенным золотом и мягкими розовыми оттенками семи закатов, когда они обнимаются во второй раз. Звезды начинают падать, когда Лили встает на цыпочки, чтобы надеть рожденное звездами ожерелье на шею Нарциссы, где оно покоится поверх вездесущей цепочки в виде песочных часов, которая связывает их до конца вечности. Луна затмевает заходящее солнце, когда Нарцисса кладет руку на грудь Лили и жадно прислушивается к ее бешеному сердцебиению, ее мизинец стучит по холодным песочным часам, которые висят прямо там, пронзенные золотой цепочкой. Заснеженный июльский лес становится сочно-зеленым, как только их губы соприкасаются, и все вокруг оживает, когда продолжают падать звезды. Они сидят у ствола старого гниющего дерева, внезапно ожившего, и обнимают друг друга до конца вечности, их разумы раскрываются и становятся едиными благодаря мягкости прикосновений друг друга. Слова перетекают одно в другое, даже не будучи произнесенными, и лепестки красных роз танцуют на яблочках щек Нарциссы всякий раз, когда Лили приближает ее. Они думают, что провели вместе всего несколько часов, прежде чем, наконец, расстаться. Вместо этого глициния обросла их босыми ногами, потому что не двигались годами, и ни одна из них этого не заметила. Этот мир покрывается льдом и снегом, как только они расстаются – исчезают закат, затмение и сочная зелень июльских лесов. Звезды перестали падать. Лорды наблюдают за происходящим с вершины ближайшей горы, презрение написано на их лицах болезненными оттенками малинового. И когда они утыкаются взглядом в землю под стволом ныне гниющего дерева, они становятся свидетелями невозможного: они наблюдают, как из замерзшей земли вырастает красная роза. Пройдет не больше секунд, минут, дней, прежде чем мир снова оживет и начнут падать звезды. Лорды бессильны остановить это.***
Моя дорогая Лили, мой феникс, мое начало, Ты – ночное небо, в котором я всегда буду искать созвездия, и я хочу выучить их все, чтобы я могла начертить их на твоей коже. Я тебе это уже говорила? Я не совсем помню. Трудно представить временную шкалу, когда твои слова не лежали прямо у моего сердца, трудно представить мир, в котором нам не суждено было погибнуть вместе. Ты – мягкий летний дождь, и я хочу обнимать тебя так же нежно, как капли дождя падают на эту землю. Я хочу накрыть твои губы своими и вырвать тебя из времени точно так же, как ты делаешь, когда наши пальцы переплетаются, и – о, Лили, это поэзия? Это то, что я чувствую? Кажется жестоким, что я была лишена этого так долго. Я не могу представить, что откажусь от этого после того, как узнала, каково это – быть самой желанной. Потому что я твоя на всю оставшуюся вечность, сколько бы наша жизнь ни продлилась. И мы знаем, что это не закончится никогда. Мне ужасно жаль, что приходится сокращать это письмо неестественно коротким, но не расстраивайся из-за его краткости, потому что за все жизни, которые нам суждено разделить, будут приходить сотни и тысячи писем. Верно, Твоя Нарцисса, твоя бесконечность, твое возрождение. P.S. Я раздумывала, стоит ли упоминать об этом, но кто-то следит за мной во время моих миссий. У меня не получается поймать их, и мне интересно, кто они и как способны так легко ускользать от самого времени. Но, их тень нависает надо мной, и мои мысли постоянно обращаются к тебе; Я боюсь, что однажды они смогут вырвать тебя прямо из моих мыслей. ⠀ ⠀***
Их следующая встреча будет неожиданной, беспрецедентной, незапланированной. В следующий раз они встретятся на совместной миссии посреди горящего мира, который одна должна спасти, а другой поручено разрушить. В следующий раз они встретятся на поле боя, и они по разные стороны баррикад. Огни вокруг них разгораются ярче, как только их взгляды встречаются, и вулканы начинают извергаться. Это взрывы сверхновых и фейерверки, вулканический пепел в волосах Лили и быстро тающие снежинки в волосах Нарциссы. Кончики их пальцев мерцают от времени, разрушений и неизмеримой тоски, когда они удаляются как можно дальше друг от друга, опасаясь судьбы, уготованной им, если подойдут слишком близко. Может быть, только может быть, они оба могли бы ускользнуть из этого мира в разных направлениях и остаться незамеченными своими повелителями. Может быть, только может быть, их письма по-прежнему принадлежит им и никому другому. Нарцисса понимает, что это неправда, как только слишком знакомая тень просачивается из горящей лавы и становится плотной, почти человеком, но слишком могущественной, чтобы быть существом, которое Нарциссе обычно было бы так просто уничтожить. Он быстр, силен так, как Нарцисса знает очень немногих людей, держащих.. Железный. Нож. Это блестит в лучах заходящего солнца, когда тень делает выпад вперед и для Лили крепко сжимает в полупрозрачной руке железный нож. Нарцисса наблюдает за происходящим, затаив дыхание, чувствуя, как внутри нее рушится вселенная, потому что это железный.. Железный нож, железный нож, железный нож, железный нож. Единственное, что может ранить феникса. Ее феникса. Нарцисса в одно мгновение оказывается перед Лили, отталкивает ее назад, чувствуя, как она падает. И когда тень наконец достигает их, Нарцисса получает не совсем смертельный удар, когда нож вонзается ей в живот. Тень исчезает так же внезапно, как и появилась секунду, вечность назад – растворяется в воздухе в куче вулканического пепла и снежинок. Только когда она исчезает, Нарцисса позволяет себе покачнуться и упасть. Она не ощущает холод крошащегося камня или жар лавы – вместо этого ее восхищает мягкость рук Лили, которые бережно опускают ее на участок выгоревшей травы. Руки Лили дрожат, когда она тянется к рукам Нарциссы, которые зажимают рану, нож небрежно лежит рядом с ней. Они с не меньшим ужасом наблюдают, как вены Нарциссы на ощупь становятся ониксово-черными от вулканического пепла и приближаются все ближе к ее сердцу. — Нарцисса, — восклицает Лили, и это первое, что она когда-либо сказала ей, потому что раньше им никогда не требовались слова, когда их разумы так легко соединялись. Но, теперь Нарцисса захлебывается кровью, слишком темной, чтобы быть чем-то иным, кроме темноты полуночи, в ее голове бушует вихрь сожалений и благодарности богам, в которых она никогда не верила, и внезапно слова становятся всем, что у них есть. Иронично, что единственное, чего им сейчас не хватает, – это времени. — Уходи, — выдыхает Нарцисса, морщась от боли. «Нас нельзя видеть вместе», — она не говорит, но выражение ее глаз говорит само за себя, Лили это прекрасно знает. И когда девушка не двигается ни на дюйм, Нарцисса повторяет, более твердо, что-то вроде рычания и крика одновременно. — Лили. Пожалуйста. Уходи! Это что-то среднее между приказом и мольбой, и хотя Нарцисса не имеет власти над ней, Лили все еще слушает, все еще исчезает. Тепло ее прикосновения остается на коже Нарциссы еще долго после того, как она ушла, в то время как мир вокруг нее продолжает гореть – миссия Лили успешна, а Нарциссе навеки помешали. Потому что, когда Нарцисса пробуждается из кучи пепла три десятилетия спустя, мир вокруг нее полон пустынь и крошащегося камня. Все сожжено дотла, и слишком знакомый вулканический пепел танцует в постоянно красном небе. Солнце, однако, навсегда закрыто. Кожа на животе Нарциссы гладкая и без единой царапины, как будто ножа там никогда не было. Она находит это перед тем, как покинуть этот мир – клинок, наполненный магией, настолько темной, что обжигает, когда она прикасается к его рукояти. Тем не менее, несмотря на обжигающую боль, Нарцисса сжимает его крепче. Столетия спустя она найдет короткую записку, которую будет хранить вечно, потому что это будет последнее письмо от Лили перед тем, как все развалится.***
Нарцисса..***
Следующее письмо Лили обнаруживает Нарциссу в мире, лишенном каких-либо признаков жизни. Она читает, не давая слезам упасть на выцветший желтый лист пергаментной бумаги. Пожирательница Смерти предназначена для того, чтобы забирать души людей; Нарцисса читает и оплакивает свою смерть.***
Нарцисса.. Они знают. Я не знаю как, но они знают. Оба. Свет и тьма. Мы разрушаем баланс. Двое тернеров никогда не должны были встретиться. То, что мы чувствуем, может разрушить вселенную, если мы позволим этому. Это больше небезопасно. Жаль, что я не сказала тебе раньше, но.. Я люблю тебя. Нарцисса, Нарцисса, Нарцисса. Я побывала в слишком многих мирах, чтобы сосчитать, но ты самая красивая из них всех; такая мягкая и податливая под моими потрепанными временем пальцами. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я навсегда запомню вкус соленой воды твоих слез, когда мои губы впервые коснулись твоих. Мы идеально подходим друг другу. Это заставляет меня задуматься, неужели мы действительно не должны быть такими? Как же так, если мы подходим друг другу, как будто ты создана специально для меня, а я для тебя? Я хотела бы любить тебя свободно. Я хотела бы, чтобы мы могли жить в мире, где зеркала не трескаются и цветут нарциссы. Но, больше всего на свете я хочу еще раз вырвать тебя из времени, хотя бы на мгновение. Отправлять тебе это – большой риск, но я не могла уйти, не убедившись, что ты знаешь. Не пиши мне больше. Пожалуйста. Береги себя и будь вечной. Навсегда твоя, Лили. P.S. Запомни мое имя, ладно? Я обещаю шептать твое, пока у меня не закончится время. ⠀ ⠀***
После этого письма перестают приходить. Нарцисса горит, и горит, и горит; Она превратилась в пепел без слез феникса, которой никогда не возродиться, пока.. Проходят десятилетия, и столетия, и тысячелетия, и эоны спустя, когда другое письмо.. Наконец- то. П р и х о д и т. Нарцисса читает и чувствует, что впервые может дышать.***
Нарцисса, дорогая, моя, Как давно это было? Боюсь, я не могу вспомнить. И все же ты никогда не покидала меня, потому что ни одна из нас не может жить друг без друга. Оказывается, время – это не одинокая штука; оказывается, времени суждено течь от одного конца света к другому, от тебя ко мне. В конце концов, есть причина, по которой песочные часы представляют собой две стеклянные колбы, хрупко соединенные; есть причина, по которой тернер не смог бы функционировать без своего аналога; есть причина, по которой миры начали разваливаться на части, когда это сделали мы – остановленные силами, превосходящими нас, по крайней мере, мы так думали. Нарцисса, дорогая, моя. Ни в одном мире, ни в одной вселенной, ни на одной временной шкале нет силы сильнее нас. Хотя мы так легко вытаскиваем друг друга из времени, мы и есть время, мы и есть война. Это война времени, и мы ее правители, несмотря на то, что наши Лорды хотели, чтобы мы думали. Наша любовь сделала нас вечными, и мир Лордов не смог этого вынести. Ни Пожиратели, ни Орден никогда не предполагали, что двое тернеров встретятся. Они тоже никогда не ожидали, что двое тернеров способны любить. Они не могли предсказать, что феникс восстанет из пепла тлеющего дерева посреди нарциссового поля, где мы встретились в самый первый раз, и что феникс окажется существом, к которому они не могли прикоснуться, не могли содержать, не могли обладать. Они тоже не могут сдерживать нас, и я больше не позволяю им этого. Нарцисса, самая дорогая, моя. Позволь мне вырвать тебя из времени раз и навсегда, на всю оставшуюся вечность. Позволь мне снять золотые кандалы с твоей шеи и заменить их ожерельем из звезд. Позволь мне любить тебя, пока у нас не закончится время, в мире, где мы можем стареть, где мы можем быть вместе, не опасаясь возмездия. Будь моей, Нарцисса. Ты найдешь меня в мире, где я умерла, не дожив до своего двадцать второго дня рождения, убитая рукой Лордов. Ты найдешь меня в антикварном магазине в центре Лондона среди драгоценных вещей, забытых временем. Ты найдешь меня, когда дотронешься до потертой кожи книги, покрытой паутиной. Но до этого ты найдешь наши следы на выцветших черно-белых открытках по двадцать пять центов каждая. Нарцисса, дорогая, моя. Пожалуйста, будь вечной со мной. Навсегда твоя, Лили P.S. Хотя, предполагается, что в том мире ты довольно богата, я окажу тебе любезность и добавлю семьдесят пять центов в этот конверт. На всякий случай. ⠀***
Когда Нарцисса выходит из истории о влюбленных, разлученных судьбой, Лили ждет ее в мире, подобного которому Нарцисса никогда не видела: небо в мягких пастельных тонах, повсюду сочные зеленые деревья, а воздух кристально чистый. Впервые за слишком много жизней, чтобы их можно было сосчитать, Нарцисса не чувствует желания захлебываться кровью, которую она проливала с каждым вдохом. Когда Нарцисса выходит из истории о влюбленных, разлученных судьбой, Лили нежно обнимает ее, и кожа Нарциссы теплеет от интенсивности желания Лили. Что-то в ее груди вспыхивает, оживает, и Нарцисса превращается в целый фейерверк, когда их губы соприкасаются, когда Лили отстраняется и прижимается лбом к лбу Нарциссы. Когда Нарцисса выходит из истории о разлученных судьбой влюбленных, Лили снимает золотую цепь, которая была тюрьмой Нарциссы на протяжении веков; секундой позже Нарцисса снимает цепь Лили. Они разбивают два одинаковых песочных часа одним легким прикосновением перышка, вдыхают пепел феникса и осколки битого стекла и, наконец, сбрасывают оковы войны времени, которые сковали их на всю оставшуюся вечность. Их жизнь больше не будет бесконечной. Они поселяются в двухэтажном коттедже, увитом плющом и глицинией, готовые к единственной жизни, полной маленьких бесконечностей. И когда на них опускается ночь, и они шепчут слова любви и тоски, не боясь возмездия, они, наконец, становятся неподвластными времени.