~
Трое молодых людей, совершенно разных не только внешне, но и отличающиеся настроем, неспешно прошли в чуть душное помещение, пройдя благодаря пропуску Цинсюаня. Он ведёт одного из друзей под руку, мысленно опасаясь, что тот, подгадав момент, может сбежать, так и не отведав вкуса ночной жизни, от которой так яро открещивался; широко улыбается, чувствуя, как от предвкушения кровь начинает кипеть, а сам он, словно лотос на воде, расцветает, попадая в естественную среду обитания. Второй же мужчина, что был с лицом тёмным, как грозовое небо, и в образе, состоящем из чёрной безрукавки, прилегающей плотно к телу, оставленной в гардеробе кожаной куртке и приталенных брюках, шёл чуть позади, словно перекрывал пути отхода, не давая Се Ляню дать заднюю. Но тот, собственно, был не настолько глуп, чтобы понять, что друзья не позволят ему так просто уйти, пока он не попробует хотя бы один напиток и не почувствует веселья, которому они так привыкли предаваться вдвоём. Так уж вышло, что не нравились омеге ни клубы, ни вечеринки, ни шумная музыка, если она играет не в наушниках или не вживую на каком-нибудь концерте, а любовь Цинсюаня и Му Цина к часто упоминавшемуся в разговорах «Призрачному Городу», в который они его притащили в кои-то веки, была неясна. — Тебе должен запомниться этот вечер, дорогуша, иначе я сдам в ломбард все украшения, которые у меня только имеются, — говорит пылко Цинсюань, протаскивая сквозь толпу Се Ляня в сторону забронированного на вечер заранее столика. — Ни к чему быть настолько серьёзным, — улыбается чуть устало Се Лянь, уже смирившись с тем, что конкретно сегодня от него не отстанут, и позволяет себя вести. — Украшения — это и впрямь перебор, — дополняет разговор своим комментарием Му Цин, поравнявшись с омегами. — Поставь лучше что-то менее ценное. «Призрачный город» — не самое лучшее место, где можно побывать, ты очень рискуешь, говоря такие громкие вещи. — Услышь тебя Хуа Чэн, погнал бы прочь сразу же, — говорит Цинсюань. — Может, это и не самое крутое место в городе, но оно точно в топе и всегда выезжает за счёт качества, а не пафосной картинки и рекламы. — И всё равно я думаю, что стоило начать хотя бы с бара, а не сразу тащить его в эпицентр событий, — имея в виду Се Ляня, вздыхает Му Цин, будучи в напряжённом, словно натянутая струна, состоянии, сопровождающем его на протяжении дня на постоянной основе, пока он не приходит домой или не проваливается в забытье, вызванное приличным количеством спиртного. — Ты говоришь так только потому, что здесь есть риск встретить твоего бывшего, не будь так суров к этому месту из-за личной неприязни к одной его составляющей, — отпустив чужую руку, мужчина плюхается в мягкое кресло в ВИП-зоне, позволяя и другу усесться рядом. — Фэн Синь здесь работает? — подключился к разговору Се Лянь, спустя время уловив суть и хотя бы что-то поняв. До этого обсуждаемые клубы, напитки и личности, о которых он первый раз слышит, не внушали оптимизма и побуждали отмалчиваться, пока тема не будет срулена в другое русло. — Да, а ты не знал? — воодушевляется Цинсюань, не увидев, как Му Цин, мягко усевшись на диванчик, закатил презрительно глаза. — Уже года три точно. Мы частенько пересекаемся, когда я прихожу. Се Лянь не мог знать о таких подробностях. Он и до этого с Фэн Синем не столь тесно общался, сходясь только в те моменты, когда рядом фигурировал Му Цин, будучи их связующим звеном, а после их расставания год назад, он о нём почти ничего не слышал. Альфа вообще был некой загадкой для них с Цинсюанем — про него узнавали только с уст Му Цина, и то очень редко, так как тот не был любителем заявить о своих отношениях всем, и тем не менее частенько делал посты в соцсетях, где на совместных фотографиях они куда-то ходили или вместе проводили досуг. О Фэн Сине мало что известно как о человеке, но Се Ляню хватало случая с их расставанием, чтобы выстроить портрет в своей голове. Цинсюаню же было на его личность так же глубоко плевать, как на количество нулей в счёте, главное, чтобы коктейли хорошие делал, а со своей личной жизнью пусть разбирается сколько душе угодно. Неловко сложив ладони на ногах, Се Лянь неопределённо вдёрнул брови, поджав губы, и не рискнул взглянуть на Му Цина. Вместо этого он зацепился взглядом за меню с алкоголем и закусками, что им предоставил появившийся лишь на миг официант, которому Цинсюань с широкой улыбкой сказал: «Спасибо, минутки через три подойди ещё раз, хорошо?». Пробежав глазами по названиям напитков, омега лишь немногие из них смог вспомнить, а посмотрев на состав тех, что были неизвестны, решил не рисковать и остановился на классическом «Мохито», в то время как уже изучившие свои вкусы Му Цин и Цинсюань заказали фруктовую нарезку, несколько шотов текилы и «Маргариту», причём первый передал меню официанту с таким видом, будто тот лично чем-то ему не угодил, — не удосужив и взглядом, лишь выгнув немного запястье поставленной на локоть руки. — Нужно было выбрать что-то ещё, — сетует Цинсюань, смотря на Се Ляня взглядом, мол, чего так стесняешься, я всё равно всё оплачу. — Мне пока хватит этого, — неловко усмехнулся мужчина, чувствуя себя в новой обстановке немного некомфортно. — Если что, ещё закажем, — спешит заверить друга, чтобы тот больше не беспокоился по этому поводу. Не сказать, что омега поверил его словам, но для вида кивнул, сделав себе в мыслях пометочку чуть позже дать попробовать Се Ляню что-нибудь крепче заказанного «Мохито». Этот вечер должен запомниться как самый лучший. Всё же это первый раз друга в клубе за все двадцать семь лет, нужно сложить правильное впечатление о таком месте и не испортить его. Для того, чтобы этого не произошло, и вызвался собутыльником-помощником Му Цин, которому лучше было бы сегодня отлежаться дома после загруженной трудовой недели, чтобы он иногда усмирял пыл Цинсюаня, а то знает, что может переборщить и из хорошего сделать плохое по одному щелчку пальцев. Обратив взор на друзей, он спросил, чтобы расслабить Се Ляня: — Как дела в кофейне? «Ты правда хочешь об этом поговорить?» — усмехается в голове мужчина, прекрасно понимая, для чего был задан этот вопрос. — Как и всегда, ничего нового не происходит. Люди приходят, берут заказ, уходят. А вот как ваши дела? — у них-то жизнь явно понасыщенней, чем у Се Ляня. Цинсюань будто только этот вопрос и ждал. Взбодрившись, он сразу выпрямил спину, уселся вполоборота к Се Ляню и давай трещать о том, куда он ходил, что купил и в каких количествах. Зацепившись в разговоре за какую-то брендовую сумку, он подключил к беседе и Му Цина: — Я, кстати, из-за твоей рекламной фотосессии пошёл её искать, — показывает на него пальцем, будто вина лежит на омеге. — Получилось, к слову, на высоте, как и всегда. — Не самая лучшая моя работа, — говорит Му Цин. — Можно было сделать лучше. — Ой, да ладно, ты себе просто цену набиваешь, — отмахивается Цинсюань. — Ты справился на тысячу из десяти и знаешь это, но постоянно принижаешь свои заслуги, почему? — затарахтел мужчина. — Потому что знаю, что могу справиться лучше, — повторяет омега и фальшиво широко растягивает губы в улыбке, пару раз хлопнув ресницами. — Ему лучше знать, — пожимает плечами Се Лянь, склонив голову чуть вбок, к Цинсюаню. — Но я просто не понимаю! — негодует тот, а друзья, поняв, что тот завёлся, только многозначительно переглядываются, вздохнув. — Му Цин один из самых красивых моделей, которых я знаю. Любая фотосессия с ним — заранее успех. Журналы оставляют на сайтах только надпись «солдаут», как и товар, который ты рекламируешь. Напомни, чей ты амбассадор? — Ладно-ладно, хватит, я понял, — закатывает глаза Му Цин. Он готов говорить обо всём, кроме своей работы. Её хватает в жизни сполна. — Закрыли эту тему. Совсем юный молодой человек, скорее всего студент на подработке, приносит им коктейли, поставив на столик перед каждым. — Спасибо, сладкий, — улыбается Цинсюань, тут же потянув из соломинки, придерживаемой двумя пальцами, свою «Маргариту». — Не хочешь говорить о работе, давай о личной жизни Се Ляня, — придумывает новую идею мужчина, заставив объект обсуждений от неожиданности округлить глаза. — Чем тебя заинтересовала моя личная жизнь? — Своим отсутствием, — отвечает, покручивая трубочку в бокале, выразив сказанное как претензию. — Зато ты можешь похвастать примером блестящих, здоровых отношений, — язвит, так же фальшиво улыбаясь, Му Цин, залпом выпив текилу, не отводя при этом взгляд от Цинсюаня. — Тебе ли меня учить, как строить свои отношения? — в тон парирует Цинсюань. Се Лянь чувствует, что дело пахнет жареным, и призывает друзей не лезть в личные дела друг друга, а сконцентрироваться на чём-то нейтральном. Честное слово, он не знает, как эти двое всегда проводят время вместе, ходя по таким шумным заведениям, отрываясь в своей компании, и при этом не ругаются в хлам, порой не успевая удержать языки за зубами. — А как тут сменить тему, когда мы здесь оказались из-за конкретного человека, — хмыкает Му Цин с поднятым хитро уголком губ, смотря на реакцию Цинсюаня. — Хорошо, подловил, — отвечает тот уже спокойно. — Я правда потащил вас в «Призрачный Город», чтобы с ним встретиться. И что вы мне сделаете? — Не, ничего, — капитулирует омега, подняв руки в сдающемся жесте. — Твоё тело, твоё дело, твори что хочешь. Цинсюань, злобно сощурившись, перекривлял Му Цина, наигранно хихикнув пару раз, и извиняющимися глазами посмотрел на Се Ляня. — Прости, — состроив щенячий взгляд, едва не надув нижнюю губу. — Да ничего, — отвечает Се Лянь, отпив «Мохито» и подхватив с фруктовой нарезки дольку яблока, чтобы откусить и продолжить: — Мне так ваш цирк нравится, я не хочу, чтобы он прекращался. — Ещё бы. Соскучился, небось, по этому карнавалу. — Да-а-а, а сейчас, когда всё-таки удалось собраться и пойти куда-то вместе, ты так скоро нас покинешь, — наигранно вздыхает Му Цин, а друг ему шёпотом, но четко отвечает: «Нахуй шёл». Только он не растерялся и, будучи осведомлённым, показывает большим пальцем в сторону других столиков в зоне ВИП. — Ой, а кто это там? Цинсюань сразу повёлся и повернул в указанном направлении голову, почти сразу выцепив взглядом нужный столик, за которым сидели два альфы, один из которых и был его целью на этот вечер. — О, Хэ-сюн, — улыбается широко омега, явно воодушевившийся предстоящей встречей. — Пойду поздороваюсь, — взяв наполовину полный бокал с мутной жидкостью, он двинулся по направлению к ним, игнорируя тихий смех Му Цина, закидывающегося вторым шотом, закусывая его долькой лимона. — Сразу ключи попросишь или после разговора? — спрашивает Хуа Чэн у друга до того, как Цинсюань успеет дойти до них. — Сегодня ничего не будет, — обрывает его резко Хэ Сюань, но в ответ получает только тихий смех, утопленный в алкоголе, и неверяще выгнутые в форме крыши дома брови. Знаем, проходили уже этот этап. Цинсюань, грациозной кошкой подойдя к столику, тянет уголки губ в стороны, уже издалека наметив себе место и приземляясь на него аккурат возле Хэ Сюаня. — Приветик, — говорит альфам. — Увидел вас, дай, думаю, поздороваюсь. — И тебе не хворать, — отзывается Хуа Чэн. — Как по удобствам? Твои… — мельком взглянув на нужный столик, за которым сидела персона, вызывающая дёргающийся глаз, и продолжив, вернул внимание к омеге: — спутники всем довольны? — Всё превосходно, — нахваливает Цинсюань. — Я надеюсь, мы можем обратиться к тебе, если нам что-нибудь ещё потребуется? — Разумеется, — в ответ слабо улыбается мужчина, оставаясь в той же расслабленной позе с закинутой на спинку кресла рукой, в которой он держит шот-гласс. — Так удачно, что я тебя встретил, Хэ-сюн, — переводит внезапно внимание на Хэ Сюаня, — у меня как раз к тебе есть одно дело, — загадочно потянув уголок губ и сверкнув лисьими глазами, что абсолютно точно не вписывалось в планы Хэ Сюаня, но не было неожиданностью. Как раз наоборот, он ждал от омеги очередного выпада, намёка на то, чтобы уединиться. И прав был Хуа Чэн, чёрт бы его побрал, Цинсюань вертит им как только вздумается, и всё потому, что у него не хватает сил взять ситуацию в свои руки. — Иди, я сейчас тебя догоню, — едва удержавшись от того, чтобы выругаться на себя, кивает в сторону узкого коридора Хэ Сюань, поиграв недовольно желваками, и провожает омегу пристальным взглядом, а как оборачивается к уже гаденько ухмыляющемуся Хуа Чэну, угрожает: — Скажи только слово — и получишь промеж глаз. — Что ты, я молчу, — отпивает из стакана мужчина, свободной рукой выуживая из кармана брюк ключи от своего кабинета, где привык уединяться с омегой друг, ведь туалет — это антисанитария, а в кабинете хотя бы диванчик есть. — Хоть каплю спермы найду — притащу за волосы, слижешь, — расслабив пальцы, чтобы ключи упали в протянутую ладонь Хэ Сюаня, говорит серьёзно Хуа Чэн. Альфа, сжав в кулаке звенящую связку, встаёт с места и, залпом допив остатки своего напитка, уходит от него, направляясь по следу омеги к нужной двери. Цинсюань, привалившись спиной к стене, ожидал точно возле кабинета, прекрасно выучив дорогу сюда за столько времени, проведённого в нём с Хэ Сюанем, и внимательно следил за тем, как ловкие пальцы проворачивают ключ, чтобы затем открыть дверь и впустить его в комнату первым, а после зайти самому и закрыться изнутри на щеколду. Тихий щелчок стал знаком того, что игра начинается сейчас. — Ты каждый раз будешь притворяться, что наши встречи — случайность, и ты не выслеживаешь меня, чтобы переспать? — спросил Хэ Сюань. Омега, на пятках повернувшись, не убирая с лица расслабленной улыбки, парировал со склонённой к плечу головой: — То же самое могу спросить у тебя, Хэ-сюн. Ведь это не я лайкнул твою историю в инсте, где ты предлагаешь оторваться этим вечером в определённом месте. И уж тем более не я сел на самом открытом месте в клубе, чтобы быть почти сразу обнаруженным. Ты так же, как и я, жаждал нашей новой встречи, — не без удовольствия в понизившемся мягком голосе говорит. — За последнее скажи спасибо Хуа Чэну, — проигнорировав тот факт, что он правда своим действием подтвердил своё присутствие в том же месте этим вечером, ровно ответил Хэ Сюань. Если бы он не хотел быть найденным, то сделал бы всё, чтобы Цинсюань его не увидел, но он сделал ровно противоположное. Омега притворно вздыхает, сделав шаг навстречу. — Когда ты перестанешь делать вид, что это нужно только мне, а не нам обоим? Ведь не моей идеей было трахаться при каждой удобной возможности. — А ты бы отстал, предложи я нечто иное? — Глупо надеяться на то, что я отстану, предлагая что-либо. Но ты и не стал бы этого делать, если бы не находил выгоду для себя. И она у тебя есть. И у меня есть. Мы оба в плюсе, — спустя небольшую паузу он широко растягивает губы в улыбке и спрашивает, лишь бы вывести альфу из себя: — Хэ-сюн, ты же любишь меня? — Что ты хочешь от меня услышать? Между нами ничего нет, и ты это знаешь. — Знаю, — не отрицает мужчина, — просто мне нравится выводить тебя из себя. Но я не понимаю причину твоего недовольства, если ты всё и без меня знаешь. Лучше вместо того, чтобы разглагольствовать на тему тонкостей наших отношений, разложил бы меня на том столе. Резко притянув Цинсюаня за талию к себе, развернув и впечатав в стену, Хэ Сюань отчеканил: — Между нами нет никаких отношений. Цинсюаня этот факт нисколько не заботит, он гладит мягкую кожу на впалой щеке альфы и кладёт вторую руку на его лицо, чтобы податься вперёд и примкнуть к податливым губам, сразу же ответившим на поцелуй. Пальцы Хэ Сюаня с силой сжимают талию мужчины, он вдавливает почти всем телом его в поверхность двери и углубляет поцелуй. Омега прикусывает чужую губу, движения становятся более несдержанными и суматошными. Он заводит руки за голову Хэ Сюаня, зарываясь пальцами в длинные мягкие волосы, и чувствует, как после того, как отрывается от его губ, мужчина кусает нежную шею, отчего Цинсюаня пробирает с ног до головы волной дрожи. В изолированной от основного веселья комнате слышны только шумные вздохи, звуки поцелуев и шуршание одежды, от которой скоро избавляются. Мужчина подхватывает омегу под бёдрами, давая обхватить свой торс ногами, не заботится о сохранении чужого образа в таком же безупречном виде, мнёт бирюзовую блузку, хочет буквально разорвать её на части. Всего Цинсюаня хочется порвать на кусочки, потому что нельзя так просто брать и водить за нос, невозможно так легко принудить делать то, что вздумается. И Хэ Сюань каждый раз потакает ему в его безумных желаниях, несмотря на то, что каждый раз обещает себе всё прекратить. Язык не поворачивается сказать нужные несколько фраз. Омега прав — это действительно нужно им обоим. Он нуждается в своей дозе Ши Цинсюаня, его заносчивых речах, будоражащих кровь и заставляющих её кипеть так сильно, что хочется от злости что-нибудь рядом сломать. Его стройная фигура с округлыми ягодицами, плоский живот с натренированными косыми мышцами, на которые он какого-то чёрта обращает внимание, припухшие от поцелуев губы, действующие на него как самый манящий в мире яд. Цинсюань прекрасен в своей безбашенности и раскрепощённости, в красоте может посоревноваться с самими Богами на Олимпе, а сладостью речей превзойти лучших писателей Китая. От него оторваться не так-то просто, как хотелось бы Хэ Сюаню, и раз уж ввязался в эту историю полгода назад, то пусть расхлёбывает теперь все плоды своих деяний. Омега словно следует по пятам, мелькая почти везде, куда бы ни ступала нога мужчины. Его облик практически отпечатался на веках, что даже во сне от него нет покоя. Но прижимать его к столу, сбросив мешающие пишущие принадлежности, сейчас и видеть затянутые поволокой возбуждения глаза — восхитительно и действует как лучший наркотик высокого качества. Разложенная гадина ещё и посмеивается довольно, режа этим уши Хэ Сюаня. — Так забавно каждый раз наблюдать себя под тобой, после твоих слов о том, что между нами ничего нет. — Замолчи, Цинсюань, — едва не рыкнув, приказывает альфа, расправляясь с застёжкой на своих брюках, в то время как мужчина под ним уже приспустил свои скинни джинсы и ждал его. — Уверен, что хочешь, чтобы я молчал? Может, тебе бы лучше хотелось послушать, как я выстанываю на весь клуб твоё имя? Знаешь, я ведь готов голос сорвать, делая это, — и снова приглушённо смеётся, обнажив в улыбке ровные ряды зубов. — Делай что хочешь, — говорит альфа, закидывая стройные ноги себе на плечи и плавно входя в давно истекающий естественной смазкой проход под мелодичное мычание Цинсюаня. — Всё равно после этого всё закончится. — Ты правда так думаешь? — усмехается. — Не сам прибежишь потом по первому зову? — Нет, — твёрдо, и делает первый глубокий толчок, чуть подбрасывая омегу вверх и выбивая из него стон неожиданности. Склонившись, он едва не в губы проговаривает: — Потому что ты прибежишь без зова. После на разговоры не было желания идти. Оба отдались в руки безудержного удовольствия и дикой страсти. Хэ Сюань ритмично втрахивал Цинсюаня в рабочий стол Хуа Чэна, о чём тот, конечно, ничего не узнает, ловил губами громкие стоны омеги, оставляя яркие отметины на его безупречно идеальной коже. Звонкое «Хэ-сюн», срывающееся раз за разом с чужих уст, порождало внутри что-то животное. Омега превращал его в дикого зверя каждый грёбаный раз, выворачивал всё в свою пользу и в итоге оставался при своём. Со стола что-то падает сначала один, потом второй раз, но на это никто не обращает внимания. Поверхность под взмокшим телом ходуном ходит, Цинсюань хватается за всё подряд — за другой край стола, за случайные предметы на нём, с остервенением впивается пальцами в плечи альфы, словно желает через слои одежды оставить следы от коротких ногтей и причинить боль за слова, брошенные в его адрес, пометить и сказать, что он отпустит его только через свой труп. Это происходит каждый раз, и каждый раз заканчивается одним и тем же — диким сексом, ради которого они встречаются. Разговор перед ним — уже как устоявшаяся традиция, без которой не обходится ни одна встреча. Как будто у альфы отключается мозг в присутствии голубоглазой бестии: стоит тому открыть свой рот — и всё как в тумане. — Хэ-сюн, быстрее, прошу, — сделав голос тоньше, на грани слышимости говорит омега, откинув голову назад от переполняющего тело удовольствия. И как бы Хэ Сюань ни ненавидел их встречи, как бы ни злился на свою бесхребетность и манипулятивность омеги, он упивается им раз за разом, словно впервые познавший кайф от близости двух тел мальчишка. — Ты на таблетках? — спрашивает он, пока снимает совсем джинсы мужчины, психанув от сковывающей движения позы. — Разумеется, — отвечает Цинсюань. Стоило альфе избавить его от мешающего элемента одежды, отбросив в сторону, он подрывается с места, начав упорно толкать Цинсюаня к небольшому кожаному диванчику, чтобы толкнуть на него, и тот сел сверху на крепкие бёдра. Устроившись удобней на стоящем колом возбуждении, Цинсюань откидывает назад мешающие волосы и склоняется к чужим губам, врываясь в них глубоким поцелуем, начиная постепенно раскачиваться. Хэ Сюань, вцепившись ладонями в округлые ягодицы омеги, чуть разводит их, мнёт и отпускает, чтобы прицепиться к очерченной талии и притянуть омегу к себе, выдохнув горячо в губы, блеск с которых был уже естественным, от косметики не осталось и следа. Сколько это ещё будет продолжаться — неизвестно, но Хэ Сюань понимает, что со своими намерениями омега перегибает, а значит, пора закругляться. Но сейчас не вариант точно.~
Се Лянь, проследив за другом, задумчиво покручивая в высоком стакане трубочку, сказал: — А кто это? — кивнув подбородком в нужном направлении. — Стыдно не знать того, кто тебя кормит, но первый раз простительно. Ещё бы, он не вертится в их кругах и не знает каждую важную личность в лицо, за глаза тоже не знает. Откуда ему было бы известно, куда они пришли, к кому и зачем, если никогда не ввязывался в подобного рода авантюры? И сейчас то, что те двое за дальним столиком ему незнакомы, вполне нормально. — Тот, что в чёрном, с недовольным лицом, — Хэ Сюань, сексуальный интерес нашего дорогого Цинсюаня. А рядом, со взглядом маньяка, владелец этого места — Хуа Чэн. И правда, смотрит он так, что невольно чувствуешь пробегающие по спине мурашки. Жуть нагоняет прилично, под этот прямой взгляд попасть не хотелось бы. Но, признаться, альфы выглядели довольно недурно. Хэ Сюань, одетый сплошь в чёрное, создавал впечатление какого-то серьёзного человека. Ворот водолазки с высоким горлом облегал шею; поверх неё был накинут распахнутый пиджак; на ключицах блестела массивная серебряная цепь; а чёрные брюки облепляли ноги и не сдерживали в тисках только лодыжки, ниже которых были начищенные до блеска туфли. Хуа Чэн же, в отличие от товарища, вызывал больший страх и вместе с тем пленял красотой своего пестрящего деталями образа: шёлковая рубашка винного цвета, расстёгнутая на три верхних пуговицы, что разрез почти полностью открывал гладкую грудь; на ней поблёскивало несколько серебряных цепочек разной толщины, как и кольца на длинных пальцах, держащих расслабленно стакан с тёмной жидкостью; облегающие спортивные ноги чёрные брюки; и лаковые лоферы с тонкими цепочками по бокам на ногах. У обоих мужчин были распущены волосы, но если у Хэ Сюаня они были идеально прямыми, разделёнными косым пробором, то у Хуа Чэна уложены в чуть объёмную укладку, где пряди чёлки почти скрывали одну часть лица. Поразмыслив, Се Лянь приходит к мысли, что они и выглядят как владелец клуба и его друг — сидят на лучшем месте, пьют дорогой алкоголь и смотрят на всех сверху вниз. И сейчас Цинсюань, подойдя к ним и подсев на диванчик, мило беседует с Хуа Чэном, продолжая периодически потягивать коктейль через трубочку. — А ты с ними не в ладах? — интересуется у Му Цина, прекратив рассматривать их. — С Хэ Сюанем нет, а с Хуа Чэном есть парочка зарытых топоров войны, — от его алкоголя уже совсем ничего не осталось, приходится перебиваться фруктиками на тарелке. — Сейчас у нас мир, но лишний раз пересекаться — нафиг надо. Се Лянь не рискует спрашивать, связано ли это с Фэн Синем или же личные разногласия, а потому отмалчивается. Всё же он многое упустил из жизни своих друзей, в один момент отказавшись составлять им компанию на таких вечеринках. Но потерял не много: они и так видятся в другие дни в более спокойных местах. Сегодня решили сделать исключение из правил — лишним не будет, иногда нужно выйти из зоны комфорта, дабы встряхнуться. — Пойду возьму себе ещё, — говорит Му Цин, поднимаясь. — Если меня долго не будет — ищи на танцполе, — отправив ещё кусочек фрукта в рот на ходу, говорит и уходит, получив пару слабых кивков от друга. Оставив Се Ляня одного, омега незамедлительно направляется в сторону бара, находящегося этажом ниже, который им со своего ВИП-места было видно лучше всего — если что Му Цина не составит проблем найти в толпе. Спускаясь по лестнице, минуя уже смердящих перегаром людей, он думает об одном — только бы алкоголь помог унести проклятые остатки дня в небытие, иначе деньги придётся спускать не на него, а на психотерапевта. Обещанный отпуск всё никак не дадут, а агентство только руками разводит, приговаривая, что ещё пара фотосессий, один показ — и он будет свободен, но заливают это в уши уже в течение года, а всё нет результата его безупречно проделанной работы. Скоро доведут до ручки, честное слово. Люди кругом вызывают отвращение: кто-то грязно ухмыляется вслед, кто-то делает попытку пофлиртовать, а некоторые даже тянут руки, чтобы коснуться. Случись это — Му Цин совершенно точно эти руки переломает одним ловким движением. От каждого воротит. Пьяные, ничего не соображающие туши. Пока он сам не напьётся до состояния безудержного веселья — расслабиться и отпустить тяготы этого дня не получится. Его единственная отдушина — в алкоголе, только благодаря ему и тонким сигаретам с кнопкой, оставшимся в кармане кожанки, он хотя бы немного отдыхает и чувствует невесомость, в которой так нуждается. Нужно выпить. Срочно. Дойдя-таки до бара, его встречают неоновые стойки с алкоголем, пара работающих барменов и уже ужратые лица сидящих на высоких стульях альф. Дождавшись, когда бармен обратит на него внимание, он делает заказ, закинув локоть на стойку в своей привычной холодности и изяществе: — «Лонг Айленд». Пока ему делают коктейль, он думает, что оставлять Се Ляня одного всё же не вариант, мало ли какие придурки решат к нему подбить клинья. На таких тихушников, первый раз пришедших в клуб, обычно и падают грязные взгляды озабоченных ишаков. Нужно выпить и вернуться к нему. Му Цин не берётся говорить, что друг сам о себе позаботиться не в состоянии, но гаденькая тревога подкатывает к горлу и не даёт дышать. Какая-то шваль точно решит воспользоваться его одиночеством и заявит о себе. Стоило получить напиток и с тихим наслаждением разогнать кровь по венам новой дозой алкоголя, омега слышит до боли знакомый голос неподалёку и очень надеется, что обращён он был не к нему. И снова интуиция не подвела, заставив про себя выругаться. — Неужели в графике нашлось место для похода в клуб? — говорит Фэн Синь, поменявшись местами со своим напарником и делая кому-то коктейль, при этом не удостоив и коротким взглядом Му Цина, который тут же впивается в альфу мечущими молнии глазами, стоя так же вальяжно. — Помнится, раньше у тебя было так мало времени, что, приходя домой, валился почти на пороге от усталости. Карьера на спад пошла? — вроде вопрос чистого интереса, но задан с такой интонацией, что омега воспринимает это как нападение. — Давно обслуживающий персонал обзавёлся правом говорить с посетителями? Смотри, пожалуется кто-то — чаевых лишишься, — кидает скрытую угрозу Му Цин, оставшись недовольным чужим замечанием, ошибочным, конечно, но фитиль уже зажжён одним присутствием альфы в поле зрения, дальше нужен только повод, чтобы ссора разгорелась. — Не волнуйся, это не так страшно, как лишиться контракта недостаточно поработав, но при этом забив хер на близких людей. Му Цин перевёл ничего не выражающий взгляд с бывшего на бар, сжав стакан до побеления костяшек. Фэн Синь знает, на какие точки надавить, чтобы вывести из себя, именно поэтому он старался не пересекаться с ним лишний раз — понимал, что может разгореться ненавистью вновь. И его удавалось избегать — с момента расставания они случайно пересекались раза три от силы, но сегодня удача явно не на его стороне. — Здесь ты прав. Работа всегда нужна, а вот близкие в любой момент вонзят нож в спину, и тут ничего не попишешь, — и отпивает, пытаясь выровнять дыхание, только бы не взорваться прямо посреди клуба. Он не последняя личность в медийной сфере — дашь лишний раз волю эмоциям на людях, и это окажет пагубное влияние на карьеру и плохо отразится на репутации. А с начальством сейчас и так война ведётся, лучше не давать новых поводов. Фэн Синь усилием воли заставляет себя не смотреть на него, но тело действует против. Взгляд всё-таки поднимается на омегу, что в своей высокомерной красе так обыденно стоит перед ним, держа в тонких пальцах «Лонг Айленд», и показательно не поворачивает к нему головы. Точёный профиль немного скрыт прядями перед лицом, доходящими до середины шеи, волосы, убранные в высокий хвост, струятся по спине, как всегда выглядя безупречно от дорогостоящего ухода, а брендовые вещи сидят как влитые, подаренные рекламодателями. Фарфоровая бледная кожа резко контрастирует с чёрным образом, делая стан и облик омеги по-настоящему походящим на аристократский. Му Цин всегда был олицетворением выражения «тяжёлый люкс», и даже стоя в таком простом образе, одним выражением лица показывал всем, кто здесь Луна, а кто звёзды, меркнущие на её фоне. Словно с каждой новой встречей только лучше становится, и, вместе с тем, всё более недосягаем. Слишком дорогое удовольствие для Фэн Синя. Перекинувшись парой любезностей, они больше не говорят, занимаясь своими делами: Фэн Синь — работой, Му Цин — распитием коктейля. А закончив, оставляет стакан перед барменом, намеренно уходя от альфы и предоставляя работу его коллеге, дабы лишний раз показать своё пренебрежение к нему — он не достоин даже его пустого стакана, — и хочет двинуть в сторону танцпола, но, вспомнив о Се Ляне, мешкается и идёт сначала наверх, где оставил на диванчике свою небольшую сумочку. Порывшись в ней, он достаёт связку на первый вид обычных брелоков, но, присмотревшись, становится понятно, что это средства самообороны, и говорит: — В сумке, если что, есть ещё перцовка. Ни от кого не принимай напитки, угощения и что-либо ещё, понял? Если уйдёшь, а как вернёшься, увидишь, что лёд в стакане потонул, — выкинь коктейль нахер и закажи новый. Се Лянь, слушая его с розовой связкой самообороны в руке, пару раз глупо моргает, а потом понимающе кивает и даёт спокойно выдохнуть Му Цину, собравшемуся вниз. — Я внизу, чуть что — кричи. — О, боже, — вздыхает Се Лянь, — я же не маленькая девочка, и прекрасно знаю о правилах безопасности. — Кричи, — упирается омега, и друг, вздохнув, ещё раз кивает со слабой улыбкой. Собираясь уходить, Му Цин снова останавливается, оборачиваясь к Се Ляню. — А со мной не хочешь? — Я потом, — отмахивается омега, удобно присосавшись к трубочке. — Иди, я догоню. — Я не буду отходить далеко, если что — найдёшь меня. Теперь точно можно идти. Не отдаляясь от бара, возле которого была лестница на второй этаж, Му Цин постепенно вливался в толпу расслабленно танцующих людей. Покачиваясь в такт музыке, омега добавлял к движениям бёдер руки, с наслаждением прикрыв глаза от мягких басов. Когда духота помещения поспособствовала опьянению, стало уже всё равно на всё, кроме атмосферы клуба, в которой он медленно растворялся леденцом, положенным на язык. Ловя кончиками пальцев падающие сверху цветные лучи, он привлекает к себе внимание пары глаз, чей обладатель находится поодаль и не отрывает взгляда. Упустить из вида Му Цина после обнаружения невозможно. Он — ходячая эстетика, услада для глаз, теплящая внутреннее чувство прекрасного; щекочущая нервы игла с драгоценным камнем на ушке. На чьё-то предложение станцевать вместе омега отвечает отказом, ловко извернувшись в загребущих руках и не выбившись при этом из ритма. — Ещё раз коснёшься меня — дрочить нечем будет, — абсолютно спокойно, но твёрдо заявляет. Альфы вызывают у него только желание проблеваться где-то в подворотне. Только к одному в своей жизни он относился иначе, и тот оказался мудаком. Теперь же, погружённый с головой в работу, он мог только пофлиртовать неосознанно с неловко отводящими взгляды омегами из персонала. Те, смущаясь, краснели, и только после этого Му Цин понимал, что что-то в речи проскользнуло явно лишнее, но свою натуру, как ни пытайся, удержать сложно. Сейчас, в «Призрачном Городе», он смог дать себе волю и отдался течению какого-то качового трека с незнакомым парнем. Тот на вид юный совсем, но сразу видно, что раскрепощённый и смелый, думающий не о последствиях, а только о том, что есть в этот самый момент, раз без лишних слов кладёт ладони на талию Му Цина, позже спуская ниже на чуть широкие бёдра, проговаривая с блаженной улыбкой слова играющей песни. Мужчина, наконец окунувшись с головой в омут веселья, растягивает губы в ответ, подхватывая чужую ладонь и поднимая, дав незнакомому омеге прокрутиться под рукой и остаться двигаться спиной к нему, при этом не упуская возможности потереться своим фигуристым телом о Му Цина. Наблюдающий из бара Фэн Синь недовольно поджимает губы и вздыхает, опустив плечи и в итоге уведя взгляд в сторону.~
Оставшись смотреть другу вслед, Се Лянь под нос усмехается. Тот так носится с ним, словно он дитя малое, первый раз попробовавшее алкоголь, за которым нужен глаз да глаз. Но ведь это не так, и о правилах собственной безопасности он осведомлён. Но было приятно, что Му Цин печётся о его сохранности. Пока впечатления об этом месте средние — вроде неплохо, на втором этаже музыка не так бьёт по ушам и нет такого столпотворения, которое бывает, когда они вместе где-то гуляют. И Му Цин, и Цинсюань довольно известные личности в интернете, сам Се Лянь тоже мелькал пару раз в новостных лентах жёлтой прессы, но это было, когда он жил с родителями. Многие, увидев их на улице, хотели сделать фото или записать вместе сторис, здесь же — будто был свой закон, запрещающий мешать отдыху. Или так только казалось. Новая песня побудила немного начать покачиваться в такт, но идти за Му Цином на танцпол не хотелось — мужчина там просто потерялся бы, да и не настолько он ещё пьян, чтобы идти в отрыв. К слову, он мог дать себе волю и начать танцевать, не думая о чужом мнении, просто пока было рано. Се Лянь, может, и душный, но не настолько. Алкоголь почти исчерпал себя, стоило бы сходить за добавкой, но только сначала нужно отключить телефон, на который без конца кто-то трезвонит. С насупившимся лицом он выуживает из кармана гаджет, снимает блокировку, как слышит чей-то голос перед собой, а после видит высокую фигуру незнакомого альфы, подняв голову в недоумении. — Могу я угостить скучающего омегу парой коктейлей? — встав в расслабленную позу с засунутыми наполовину в передние карманы пальцами рук и отставленной чуть вбок ногой. Со стороны могло показаться, что Се Лянь посмотрел на него как на дурака, услышав такой заезженный подкат, но только дружелюбно улыбнулся и ответил: — Мой друг сейчас принесёт мне напиток, не стоит утруждаться, — и опускает голову в телефон снова, находя несколько пропущенных звонков, но от кого — не успевает посмотреть, снова вовлечённый в диалог с не желающим отступать индивидуумом. — В таком случае, пока нет твоего друга, позволишь скрасить твоё одиночество? — Похоже больше на то, что тебе своё некем скрасить, — раз не понимает по-хорошему, будет говорить жёстче, несмотря на то, что поджилки начинают трястись, а адреналин уже хлынул по венам. На крайний случай есть приспособления, оставленные Му Цином. — У меня всё в порядке. — Ну что ты, я не кусаюсь, — ухмыляется альфа, делая шаг к Се Ляню, у которого улыбка уже сошла на нет, сменившись нахмуренными напряжённо бровями. Омега, подавшись неосознанно назад и почти вжавшись в спинку дивана, уже готовится к тому, чтобы нагрубить и прямым текстом послать нахер наглеца, как вдруг к тому спешно подходит парнишка официант и говорит, что ему лучше уйти отсюда, столик уже занят и лучше бы поискать другое место для отдыха, иначе придётся позвать охрану. Незнакомец хоть и упёртый, немного попрепирался, но всё же оказался сообразительным и в итоге ушёл. Се Лянь облегчённо выдыхает, а потом уже до него доходит, что можно было заказать что-то у того парнишки, не идя в бар, но уже было поздно. Да и не алкоголь сейчас занимал мысли, а попытка успокоить встревоженное сердце, отбивающее, как бешенное, в груди. На словах дать кому-то отпор было проще, чем на деле. Повезло, что тот молодой альфа заметил назревающую перепалку. Проведя по лицу устало ладонью, он берёт кусочек апельсина и отправляет в рот, повесив локти на коленях. Приставать могут не только в клубах, но и где угодно вообще, но каждый раз это ощущается оцепенением, когда даже вдоха сделать не можешь. Не походит и пяти минут, к столику возвращается официант с каким-то коктейлем и ставит перед омегой. Первой мыслью, пронёсшейся в голове, было то, что незнакомец решил не сдаваться и продолжил напирать, но её развеивают слова юноши: «Вам подарок от того столика», и выпрямляется, повернувшись назад, побуждая посмотреть в ту же сторону Се Ляня. Напротив был только ВИП-столик, за которым сидел в одиночестве альфа с раскинутыми по плечам, объятыми красным шёлком, волосами, салютующий со слабой улыбкой шот-глассом. Хуа Чэн. — Господин просил передать, чтобы вы в случае неприятностей смело обращались к нему, — добавляет официант и удаляется, получив скромное «спасибо» от Се Ляня. Отпустив юношу, он снова окинул взглядом треугольный бокал и вернул к так же смотрящему на него хозяину клуба. Рядом с ним уже не было ни Цинсюаня, ни Хэ Сюаня, лишь холодное безмолвие и цветные блики были его компанией. В полумраке его взгляд казался темней бездонного омута, прикованный прямо к Се Ляню, и, несмотря на подарок в виде напитка и отпугивания явно глухого незнакомца, его слабая улыбка пускала по телу немного жуткие мурашки. К напитку мужчина не рисковал притронуться, даже если учесть то, что угостивший его — вроде как не чужой человек и, к тому же, хозяин этого заведения: ему было бы ни к чему что-то подмешивать, верно? Но ведь и безнаказанность развязывает руки, неизвестно, что у того может быть на уме. Се Лянь решает повременить с распитием и, почувствовав, что от долгих переглядок спёрло дыхание, решил перевести внимание на что-то иное. На телефон. Скроля новостную ленту в инстаграме, он теряет счёт времени, а там уже возвращается с танцпола Му Цин, чтобы отдохнуть, с новым бокалом чего-то явно крепкого: тот едва держится на ногах, голова лёгкая, сам омега заметно повеселел и потому не выразил претензии по поводу того, что не видел друга внизу. — Плейлист у них сегодня явно лучше, чем обычно, — говорит мужчина, выглядя расслабленным и уже не таким колючим, как по приходе сюда. — Неплохо, — выносит оценку Се Лянь, чем вызывает у друга улыбку. — А ты-то великий музыкальный критик! Тебе не угодишь. — Не слушаю современную попсу, — пожимает простодушно плечами. — В ней мало смысла, зато смотри, как качает, — язык у Му Цина тоже заметно развязался, как и руки, которыми он начал жестикулировать. — Тут да, это факт. В присутствии мужчины Се Лянь успокаивается окончательно. Немногим позже к ним возвращается Цинсюань с блаженной улыбкой, на ходу поправляя смявшуюся одежду и махая на прощание Хэ Сюаню пальцами. От него пышет жаром за километр, а стоило сесть на своё место, взять подаренный Се Ляню напиток со словами «я попью?» и отпить под немой испуг не успевшего предостеречь его друга, слышит комментарий, коим его одаривает Му Цин: — Сливки с губ вытри. — Сливки? — удивлённо переспрашивает омега, проводя пальцами по контуру губ, а когда понимает, что вытер, Му Цин повторяет с широкой улыбкой: — Сливки. Се Лянь прыскает со смеху, смущённо отвернувшись от друзей, а Цинсюань, без капли стеснения, говорит: «А, ой», и тоже начинает смеяться. Решив, что даже если в бокале, из которого испил омега, что-то было, то они уже будут разбираться с этим вместе, мужчина таки отпил немного коктейля, горчащего соком грейпфрута на корне языка, через трубочку. — Меня не было всего полчаса, а кто-то уже в говно, — подняв бровь, подмечает Цинсюань, ухмыляясь, смотря на Му Цина, уставши пригревшегося на плече Се Ляня. Омега с закрытыми глазами только слабо качал закинутой на бедро ногой в такт музыке, и кивнул на чужие слова. — Се Лянь, надо догонять! — взволнованно говорит. — Допивай это, я пойду закажу ещё. — Тащи весь бар! — взмахивает рукой Му Цин. — Но без бармена! Это важно. — Сию минуту, дорогуша, — подскакивает на ещё ватных ногах Цинсюань и устремляется за напитками.~
Хэ Сюань, усаживаясь на уже остывшее место, на ходу бросает ключи Хуа Чэну, — тот их ловко ловит и, провожая недолго взглядом поправляющегося Цинсюаня, поворачивается к другу. — Ничего не будет, говоришь? — Ни слова, — с хмурым лицом, но явно довольный от полученной разрядки, отвечает Хэ Сюань, поправляя пиджак. Берёт оставленный стакан, надеясь выпить, но обнаруживает, что тот пуст, и вспоминает, что перед уходом осушил его полностью. — Что, теперь курить? — продолжая прикалываться, спрашивает Хуа Чэн, но предложение серьёзное. — Да, — соглашается сразу альфа и вместе с мужчиной встаёт, направляясь к выходу из клуба. Прохладный воздух ночи бодрит и приводит мысли в порядок, а никотин разгоняет экстаз по лёгким, устаканивая всё только что случившееся. Снова погряз глубже некуда, но что уже поделаешь, когда дело сделано? С новой затяжкой приходит ясность ума, слабый ветерок способствует постепенному отрезвлению, но Хэ Сюань знает — стоит снова попасть под пленяющий взор аквамариновых глаз, и он вновь не будет принадлежать себе. Хуа Чэн, видя не первый раз метания друга, остаётся в роли наблюдателя, придерживаясь изречения «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Когда Хэ Сюань захочет избавиться от этой проблемы, он это сделает, а до тех пор будет страдать и топить другого сколько душе угодно. Интересно больше другое (пиздострадания друга из-за собственной тупости могут подождать): что за новый экспонат в компании оторвы Цинсюаня и высокомерной суки Му Цина? Его образ прямо-таки не вяжется с их компанией, не вписывается ни под каким углом, выделяясь бельмом на глазу почти буквально: светлая одежда из белой рубашки, бежевого корсета, выделяющего фигуру, и того же цвета брюк — резко контрастировал с мрачным тотал блэк луком Му Цина и голубой феерией Цинсюаня. Отогнать от этого одуванчика обнаглевшего коршуна было делом чести, которое он благородно совершил, после послав успокоительный подарок. Было забавно видеть, как он не смел прикоснуться к напитку, пока кто-то другой его не отпил, но вместе с тем заслуживало похвалы. Не теряет бдительность. Вернувшись в клуб, Хэ Сюань отправляет его за столик самого, сказав, что возьмёт ещё выпить и догонит. Хуа Чэн же, поднявшись по лестнице, машинально окидывает сканирующим взглядом территорию ВИП-зоны и, не увидев никого, останавливается у перил, откуда открывался вид на танцпол. Проснувшийся интерес не позволил сделать шага дальше. Зоркий глаз почти сразу выцепил среди толпы три выделяющиеся фигуры, не отходящие друг от друга и отдающиеся веселью полностью. В груди необычная щекотка заставила замереть, обзор сократился лишь до одного светлого силуэта, остальное же погрузилось во мрак, словно кто-то наложил эффект «виньетки». Услышав любимую песню, которую знают все трое, Му Цин с Цинсюанем сразу потянули Се Ляня на танцпол, не дождавшись пока им принесут напитки для разгона, и выкрикивали заученный наизусть текст, будто надеялись перекричать музыкальную установку, совершенно не заботясь о том, что кому-то это может причинить дискомфорт. Хэ Сюань, несущий два стакана с бренди, остановится возле Хуа Чэна. Тот, смерив его скорым взглядом, принял напиток и продолжил наблюдать, облокотившись о перила. Альфа, проследив за его взглядом, безошибочно выудил объекты слежки, среди которых было его личное проклятье, так бессовестно красиво двигающееся под музыку. Хуа Чэн позаботился о том, чтобы омегам никто не мешал веселиться, и периодически поглядывал в сторону их столика, где то оживлённо общались, то смеялись мужчины. А когда Му Цин под подбадривающие хлопки и крики Цинсюаня вливал в их друга «Самбуку», невольно улыбнулся, смотря как тот потом махал руками и кривился, закусывая всё кусочком шоколада. А потом в голове шальной пулей простреливает осознание, где же он видел эту непорочную красоту. Открыв поисковик, когда Хэ Сюань отошёл, и вбив нужный запрос, альфа убедился в своей догадке. Но что же забыл здесь такой человек, как пропавший со страниц новостей наследник одной из крупнейших корпораций Китая — Се Лянь? В любом случае, это не имеет значения, ведь сейчас он не имел ничего общего с этой историей и, по-видимому, устроил свою жизнь иначе, больше не отсвечивая на страницах новостных газет. Дождавшись ухода омег, а после и друга, Хуа Чэн скрывается в своём кабинете, планируя до утра всё-таки расправиться с бумажной волокитой.