Your worst sin is that you have destroyed and betrayed yourself for nothing.
Слишком просто. Старик даже не дёргался, только лишь хлопал глазами, зрачки которых с годами выцвели почти добела. Бездыханное тело магла скатилось по залитой мочой и рвотой стене из красного кирпича. Никто в здравом уме не забредёт в этот богом забытый район Лондона, пока властвуют сумерки. Только вот бродяге, кажется, терять было нечего. Реддл скривился и сделал очередной вдох через рот. Пора заканчивать. Сжав в широкой ладони медальон предка, позволил грязным стенам услышать тёмное заклинание. Плата за бессмертие высока — инфернальная пытка не заставила долго ждать. Острыми лезвиями вонзилась в плоть, резала и терзала глубокие алеющие раны, снова и снова. Щелочью разлилась по венам и артериям, прожигая до костей. Минотавр приветствовал рвущуюся на части душу убийцы. Боль будет длиться вечно. Желудок содрогнулся, опустошаясь. Кирпичную стену украсило ещё одно пятно.***
Это всегда был один и тот же сюжет. Стук её каблуков раздаётся эхом в изолированном подвале. Магические артефакты заперты под искрящимся защитным куполом. Цена всему, что находится здесь, — целое состояние. Полки, тянущиеся вдоль стен, заставлены банками с заспиртованными диковинными существами: блестящая чешуя, острые когти, тонкие перепонки на лапках, у особо редких — неделимые тельца и органы. Твари лениво скользят в плотном растворе. Чистота, почти стерильная, разве что несколько журналов разбросаны на столах, что один за другим расставлены по центру, — убирать их нет смысла, если ведёшь записи каждый день. Тонкая рука тянется к кожаной тубе, непредусмотрительно оставленной здесь же, и достаёт из неё пыльный свиток. Любопытный взгляд в попытке удовлетворить жажду знаний, символ за символом, бежит по письменам на санскрите. Неосторожное движение — и палец кровит. Шершавость пыли и бумаги проникают под белоснежную кожу, а затем в лимфу и кровь. Шею давит, но этого мало для полной агонии. Сосуды закупориваются тромбами, бурлят и лопаются, а плазма горячими струйками сочится изо рта и носа. Тело краснеет от повышения градуса, ускоряя процесс. Она падает на пол, корчится, пытается раскроить саднящую грудь посиневшими пальцами. В подгнивающих венах прорастают цветы, олеандр дразнит будущей комой. Жилы сокращаются и плачут от боли, пока агатовая кровь заливает пространство, ещё доступное затуманенному взгляду. По лицу расползается безумная улыбка — больше не страшно. Теперь за радужкой ничего нет, не поймёшь и не прочитаешь. Секунды перед смертью тянутся вечностью, как и последний выдох уже мёртвой души.* Охваченное первобытным ужасом дитя, не смея двинуться с места, наблюдает. «Мама!». Надрывный крик рассёк полуденную тишину. Костлявый монстр, что притаился на груди, с особым садизмом сдавливал хрупкие девичьи рёбра. Липко и тревожно. Удушливо. Снова. С трудом поборов онемение в конечностях, Лита откинула одеяло, села в постели и провела языком по пересохшему нёбу. Достав палочку из-под подушки, взмахом руки распахнула окна в попытке побега из кровавой бани. Прохладный воздух скользнул по мокрому лбу, успокаивая. Она смахнула капли пота с линии роста волос и вновь упала на накрахмаленные простыни. Поджав ноги к груди в попытке успокоить сердце, что сбилось с привычного ритма, сделала три глубоких вдоха. Кошмары — верные спутники, что путешествуют по эллиптической орбите её подсознания с самого детства. За эту неделю выспаться так и не удалось. Ещё бы. Спонтанный переезд в совершенно незнакомое место, новые люди и заноза в заднице в лице надменного мерзавца, который с каждым днём всё больше напоминал отца и тревожил глубоко похороненную коробочку с воспоминаниями. При волнующих душу событиях спутники вращались быстрее, кружа голову в безумии. Тяжело вздохнув, она перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Едва слышный скрип с другой стороны комнаты заставил среагировать на источник шума. — Ама, вставай! Ты опять проспала завтрак, — высокий мальчишечий голос донёсся до ушей. В дверном проёме показались бутоны свежих орхидей, а затем и кудрявая макушка. «Мерлин». — Я не одета, выйди немедленно! — она беспомощно пискнула и укуталась в одеяло в попытке прикрыть тело, облаченное в тонкое кружево. Увидев краем глаза, как ваза с цветами уверенно левитирует от двери к письменному столу, осторожно поднялась на локтях. — Реджи? — Ты же сказала выйти, — за дверью раздался смешок. — Мать попросила наконец разбудить тебя и поставить свежие цветы в комнате. Говорит, без них непорядок. — Я скоро спущусь, — подняв палочку, с громким хлопком заперла дверь прямо перед носом настырного юноши. Нехотя поднялась с постели и последовала в ванную. «Проснись и пой! И желательно до обеда», — она с нежностью взглянула на свернувшуюся кольцом Артемиду в террариуме. Кажется, новое место пришлось животинке по душе. Прохладный душ привёл рассудок в относительный порядок и подарил щекам здоровый румянец. Сборы никогда не занимали у неё много времени, в этом было одно из дюжины отличий от иных благородных девиц. Если бы только она научилась так же быстро приходить в себя после скребущих душу кошмаров. Высушив волосы и наспех накинув лёгкое платье, Лита спустилась в главную гостиную, где застала мирно посапывающего в кресле Антонина. Подкравшись к нему на цыпочках, она перехватила книгу, что почти вывалилась из его рук, и легонько огрела того томиком по макушке. — Я не спал, — недовольно пробормотал Долохов в попытке разомкнуть глаза. — Ну да, — она прыснула и упёрла руки по бокам, — небось всю ночь провёл в пабе. Воняешь как Авгиевы конюшни, — демонстративно сморщила носик. — Две тысячи галлеонов, чистыми! — он не упустил возможности похвастаться успехами прошедшей ночи. Если в карманы Тома монеты из доверху забитых банковских ячеек местной аристократии щедро сочились по праву высокого поста, Антонин заработал каждый кнат потом, кровью, ловкими руками и острым умом. В преступных кругах магической Британии о русском маге были наслышаны не только из-за сотрудничества со Слизеринами в опасной сфере скупки и продажи тёмных артефактов. Громче трубили о его навыке с отточенным мастерством, особой грацией и фанфарами на фоне дурить противников в любой азартной игре. Покер, преферанс, ландскнехт — не так важно. Не брезговал он и шахматами, если на кону стояла крупная сумма. Фишки, а затем и блестящие галлеоны текли в цепкие пальцы. В последние годы, стоит отметить, на главных позициях стояли верная служба Лорду и сохранение безутешного Альвиса в рассудке. Визиты же в игорные дома остались редким развлечением, но и сейчас он не покидал их двери с пустыми руками. А уж от возможности лишить толстосумов пожирателей пары драгоценных камней очередным томным вечером в Брантсфилде или поместье Малфоев за партией-другой не отказывался никогда. — Обручальные кольца, серьги, золотые зубы? — Лита присела к другу на колени и начала свой расспрос. — В этот раз без побрякушек, извини, — потрепав по макушке, забрал книгу из её рук. — Мастер и Маргарита? — она с любопытством взглянула на обложку. — О чём пишут? — О любви, дитя. Иди поешь. Скорчив недовольную гримасу, Лита поднялась с коленей Долохова и, оставив его страдать от последствий бурной ночи в одиночестве, отправилась на поиски местного Эльфа — Мисти. Добродушная эльфийка не отказывала гостье в позднем завтраке на террасе, принося той любимые кофе со сливками и сконы с лимонным джемом. За неделю, что Слизерин провела в Брантсфилде, они успели подружиться. Оказалось, что Мисти на чёрном рынке магических существ выкупил Родольфус и отправил в особняк на место Кикимера, что капризничал и рвался обратно на Гриммо. — Ваш завтрак, мисс, — ушастая помощница склонилась в почтенном реверансе и поспешила обратно в дом. Расположившись на просторной террасе за нагретым полуденным солнцем столиком, Лита тонкими пальчиками обхватила заботливо поданную чашку кофе и устремила зоркий взгляд на Регулуса и Барти, что приступили к ежедневной тренировке. Мальчишки бегали по газону и кидались безобидными заклинаниями. Она мысленно болела за Регулуса. — Баубиллиус! — Вердимиллиус! Солнце жгло изголодавшуюся по нему кожу и слепило янтарные глаза. — Конфринго! Десятки красных лучей мчались в сторону Регулуса. В запасе была лишь секунда на то, чтобы увернуться. «Какого… Поубивать друг друга решили?», — Лита стремительно вскочила из-за стола. Неверное движение стоило ушибленной коленки. Поднос с пирожными от удара по столешнице полетел на пол, кружка с кофе — следом. — Твою же мать! — она поморщилась, потирая колено сквозь тонкую ткань платья. — Акцио! Лита обернулась. За спиной стоял Лорд с улетевшим со стола завтраком в руках. — Я… — снова взглянула в сторону друзей на площадке, чтобы убедиться в том, что никто не пострадал. — Эти очаровательные руки, определенно, растут не из того места, а очаровательный рот… следует помыть с мылом, — левитировал кружку с подносом обратно и строго взглянул на неё. — Не разводи беспорядок, ты не у себя дома. И советую присоединиться к тренировкам, если не хочешь и дальше валиться с ног. Она в смелом протесте повернулась к нему спиной и, продолжив наблюдение за юношами, заговорила. — Сомневаюсь, что отец давал карт-бланш на оскорбления, — прищурилась, но не от слепящих солнечных лучей, а от разгоревшегося в районе грудной клетки раздражения. Ощущения были сравнимы с невовремя заставшей изжогой, — и я планировала отдыхать. Беготню оставьте остальным. Обида её колючая, едкая, словно желчь. — Это лишь констатация факта, — он подошёл ближе. Широкая мужская грудь оказалась в паре сантиметров от хрупких девичьих плеч. — У тебя никудышная физическая подготовка. — Это было случайно! — щеки вспыхнули. И без того высокий голос предательски сорвался. Вылетевший изо рта писк звучал комично. Короткий смешок Лорда неприятно кольнул где-то глубоко. Кажется, задел эго. — Можешь хоть все полгода провести в своей комнате, что благодушно выделила Вальбурга, но чем это отличается от прежних будней? — наклонившись к ней, заговорил тише. — Для всех будет лучше, если ты включишься в жизнь штаба. Здесь тебе не курорт. В попытке сбросить напряжение Лита сделала глубокий вдох. Тёплый мартовский воздух смешался с грубым ароматом кожи и пьянящим амбры. Рецепторы успели уловить пряные лаванду и шалфей, чуть позже до тонкого обоняния дошли ноты сладкой ванили. «Куда-то намылился? Отлично». — Я постараюсь, — отпрянув от него, поспешила на задний двор к Регулусу и Барти. То, что он настолько заведён от одного лишь её присутствия на его территории, лежало на поверхности. Новый человек и нарушение привычного уклада мало кого порадуют, особенно такого брюзгу. Его же отношения с Альвисом стоили особого внимания. «Что тогда не поделили? Зачем принял меня?», — Литарея размышляла, усаживаясь на газон рядом с запыхавшимся Регулусом. — Вы тут в порядке? — спросила она, зарываясь пальцами в прохладную траву. — Порядок, — Барти убрал палочку в карман, щеки его пылали красным. — Нормально, — Регулус расположил голову на её плече. Последняя неделя юной троицы пролетела за горячими сплетнями в библиотеке днём и задушевными разговорами за закрытыми дверьми их спален — вечером. По ночам же безудержно лился по стаканам сливовый сидр, любезно позаимствованный из запасов Вальбурги. Исследуя вместе пыльные закутки особняка, они неотвратимо сближались. Пышущие через край амбиции и взаимный гнев на родителей — платиновое трио стоили друг друга, в друг друге нашли и верную опору. Притаившийся за углом хаос не оборвёт крепкую цепь. Придя в себя после утренней разминки, Регулус поднялся на всё ещё трясущихся ногах, одарил Крауча многозначительным взглядом и, взяв Литу за руку, повёл ту в сторону мраморной беседки, что расположилась рядом с оттаявшим прудиком. Яркие блики играли на поверхности воды, лианы и дикий виноград расползались по колоннам, готовые к тому, чтобы вот-вот зацвести. — Слушай, я знаю, что мать вчера говорила тебе… — неловко почесав макушку, запрыгнул на каменную балку и ухватился ладонью за колонну. — Ты не обязана, если не хочешь. — Ты про заветы счастливого брака? — она громко расхохоталась и, подпрыгнув, расположилась рядом с другом. — Всё в порядке, отец уже успел дать похожие рекомендации. — И ты не против? — Не худший вариант, — Лита пожала плечами. Союз Блэков и Слизеринов был ожидаемым, почти закономерным. — Мы можем приглашать их в гости только по праздникам, — предложил Регулус. — Исключительно на юбилеи, — Литарея вздёрнула носик в протесте. — И уехать в Индонезию. — Почему Индонезия? — Не знаю, — признался он, — там тепло. — Пойдёт, — улыбнулась и переплела их пальцы. — Лишь бы подальше от них. Наследники чинных династий наслаждались моментом. Плоть к плоти. Озорной взгляд карих и сосредоточенный серых. Природа пробуждалась после длительной спячки, ароматы подснежников и свежей зелени, щебет перелётных птиц. Вся жизнь, что подвластна собственному, подготовленному сценарию, впереди. И Боги тому свидетели, переписать этот сценарий они не позволят ни единой живой душе. Шелест травы нарушил юношескую идиллию. — На обед не собираетесь? — Рабастан! — Лита увидела младшего Лестрейнджа первой. — Когда вы успели прибыть? — Только что, — Рабастан поправил галстук. — Белла только о тебе и говорит. Беги домой. Второй раз повторять было не нужно. После смерти Уны именно Белла заново учила заплетать косы, помогала подбирать платьица и показывала, как ставить нерадивых эльфов на место. Она же рассказывала про мальчишек из Хогвартса. С ней они, спрятавшись под одеялом, сплетничали и читали умные книжки, пытаясь разобраться в психологии противоположного пола. Кому какое дело до неродной крови, если близость ощущаешь под кожей? Белла была эталоном и примером. И сейчас она стояла рядом. Изящная, убийственно красивая. Длинные смольные волосы струились по тонкой спине, которую обнажал вырез бархатного платья цвета аметиста. Алебастровая кожа сияла в лучах солнца, что проникали сквозь распахнутые окна. Отточенные движения, будто диковинный танец и нахальный взгляд широко распахнутых карих глаз. Лита обомлела, когда вошла в столовую. Белла же довольно ухмыльнулась. — Отпустил-таки, малохольный! Я и не ждала, — приятный низкий голос наполнил пространство. — Ага, — застывшая в благоговении и нежности Слизерин улыбнулась лишь уголком рта. — Кажется, отпустил. Подойдя к столу и стащив из вазочки свежую клубнику, она старалась запечатлеть в памяти этот момент: вот Родольфус, прогнав Мисти, колдует над обедом. Белла делает глоток красного вина из хрустального бокала и кладёт тонкое запястье на плечо мужа. Тот смотрит на неё с обожанием и продолжает раскладывать зелень по салатницам. Лита не жаловала то, что видела в зеркале: всё ещё детские, припухлые щёки, непропорционально крупные черты лица, отцовские веснушки на спинке носа. От матери достались лишь цвет глаз и волос. Изящности и природного обаяния среди скудных подарков от предков она не обнаружила. Какая досада для юной девушки! Рядом с красавицами Блэк и Розье она даже не стояла, поэтому с трудом могла представить, чтобы кто-то смотрел на неё так, как Родольфус в этот полдень глядит на Беллу. Между Лестрейнджами парили раскалённые искры и электрические разряды, это и человеку несведущему мгновенно бросалось в глаза. «Достаточно ли я хороша? Взглянет ли кто-нибудь на меня? Полюбит ли…», — горячий поток сокровенных девичьих мыслей встретился с холодом, заполонившим столовую, когда в неё твёрдым шагом вошел Лорд, облаченный в строгую чёрную мантию. — Вернусь из Румынии через неделю, — настороженно взглянул на притаившуюся за столом Литу, но однако продолжил, — приводите Нотта в себя. И Салазара ради, не разнесите Брантсфилд. Хотела бы она скрыть ликование, только вот в минуту его объявления о скором отъезде подавилась сочной клубникой. — За неё, — лениво указал ладонью в сторону покрасневшей Литы, — отвечаете головой.