Будь моим,
Когда наступит конец и обрушится небо.
Когда я и ты будем похоронены под руинами земли, Я буду рядом, чего бы оно ни стоило.***
Снег в этот вечер полон печали.
Первый снег — каждый раз неожиданность, неважно, как долго или как трепетно он ждёт — каждый раз ощущается как первый в его жизни. Сегодня — словно последний. Сегодня — подобно концу, который придётся пережить ещё другую зиму. Под ногами мягко хрустит тонкий слой снега, бережно отталкивая его ступни, будто пытаясь защитить тело от земли, которая так заботливо готова принять всю его боль и скорбь. Принять его всего. Покинувшее его дыхание — отнюдь не выбор. Лёгкие сжимаются от ощущения холодного воздуха, разъедающего жизнь у него под рёбрами. Душа пурпурной кровью размазана по веткам деревьев вокруг, личинки неспешно ползут вверх. Разум гниёт в немёртвом теле. От вменяемого у него только воспоминания и одинокая ива в глуши леса. Глаза слепые в немёртвом теле. Из видимого у него только чужой силуэт и тёмная земля под ногами. Уши глухие в немёртвом теле. Из слышного у него только чужой голос и звук удара собственных коленей о мокрую землю. Рот немой в немёртвом теле. Из звуков у него только чужое имя на губах и всхлипы собственного забитого камнями горла. Пальцы не чувствуют в немёртвом теле. Из ощущений у него только тепло чужого тела и холод земли, забившейся под ногти. Он стягивает с руки резинку для волос, дрожащими пальцами кладя в вырытую им же неглубокую яму. Небо трескается над головой, земля под ним чуть дрожит, и ветер, пытающийся унести резинку, заставляет его сгорбиться над ямой, закрывая ту собой. — Пожалуйста… — у него ничего не осталось. Мысли погибают в немёртвом теле. От жизни у него лишь тонкая чёрная резинка для волос и несколько слёз на щеках. Он осторожно закрывает яму, запах мокрой земли напрочь заседает в лёгких, будто намереваясь напомнить об этой яме всякий раз, когда вдох проникнет в его тело. Словно напоминая — ещё живой. Напоминая — могилка под рукой всё, что у него есть. Ничто о нём никогда не было его. Тепло его тела, убаюкивающий голос, касания заботливых рук, искренние улыбки, медленно убивающие мысли и время, спешно отнимающее его. Горсть холодной земли — всё от него, что есть у Сатору. Он обнимает небольшой холм, лбом прижавшись к нему. В глуши леса, под одинокой ивой, укутанный тишиной и спокойствием небытия, с отсутствующим телом в могиле — он наконец его. «— Что, если всё — враньё, Сатору? Что, если на дне ящика пусто…? Что, если её там нет? — Её?.. — Надежды». Сугуру не открывал того ящика, он сам оказался распахнутым перед ним. Смерти, трагедии, болезни, предательства, сумасшествие. Он повидал всего и вкуснил каждое зло, только чтобы в конце узнать — её там действительно не было. Пусто.Мир вокруг — пустое безумие.
Вода медленно раскачивается в пустыне. Пламя волнами ударяется о поверхность моря. Где-то в вулкане гуляет морозный ветер. На льду цветёт трава. В оглушающей тишине раздаётся звук запираемого замка. Скрип, тонкая вибрация в воздухе. Ящик Пандоры крепко закрыт. Он вдыхает — один глоток чистейшего воздуха прямо перед тем, как последняя цепь помещена на коробку. Тьма ночи не приносит ему утешения, не потому что она покрывает небо, не потому что она холодная и отстранённая. А потому что ничто не утешит смерть внутри в эту минуту. Чувства мёртвые в погибающей душе.