На пределе человечности

Раз Пришелец шипит на него, даже удерживаемый Тони от атаки, и его тёмных глаз почти не видно на чешуйчатом лице. Стивен способен видеть то, чего другие не могут, хотя почти желает этого не уметь. Этот пришелец явился не из космоса, а из другой вселенной, соседствующей с их собственной. Из вселенной, где, как можно догадаться — и он догадывается, но это обоснованная догадка, — вся история с вторжением на Землю закончилась далеко не так гладко. Проблема бесконечной множественности вселенных, в которых приходится делать что-то с минимальными шансами на успех, в том, что число провалов так же бесконечно множественно. Бесконечность, разумеется, означает также и бесконечное число побед, но… что ж, бесконечность — это ещё и концепт, от которого у людей голова идёт кругом, так что Стивен это почти ни с кем не обсуждает. Так или иначе, но существует великое множество вселенных, в которых дела идут не так хорошо, как в той, что он привык считать своим домом, и он не в первый раз сталкивается со свидетельствами этого. Стивен решил (вскоре после Щелчка-который-отменил-другой Щелчок), что иные вселенные — это вовсе не то, что он хотел бы плодить. Он проделывал такое прежде раз или два, и это было непостижимо, чудесно и волнующе, как и большинство вещей, связанных с с мистическими искусствами. Однако теперь их вселенная сообщалась со множеством иных вселенных — которым повезло куда меньше. Их ближайшими соседями оказались вселенные горя и разрушения, и временами кто-то словно бы тихо поёт под их дверью траурную песнь, которую Стивен игнорирует. Иной раз элегия переходит в вопль, а в дверь кто-то колотит — и такие недвусмысленные приглашения Стивен игнорирует ещё старательнее. Вот почему Стивен так не любит, когда вселенная проламывается: это неизменно означает его вмешательство, даже если сам он решил не обращать внимания. Однако трудно не обращать внимания на звонящего ему Тони, в голосе которого проскальзывают тщательно скрываемые нотки беспокойства, когда он говорит об электрическом треске и пурпурных вспышках в небе, сопровождающих появление неких незваных гостей. И вот они здесь. Мстители сдерживают пришельцев при поддержке Вонга и других магов, которым привелось оказаться поблизости, когда позвонил Тони, но это работа Стивена — открыть разрыв, из которого явились чужаки, отправить их обратно и вновь закрыть своим мистическим суперклеем и залепить магическим скотчем, так сказать. — Ты заканчиваешь? — спрашивает Тони. И его шлем закрыт, так что Стивен не может наверняка сказать, что тот испытывает. Звучит так, будто он стиснул зубы, а пришелец сопротивляется и нападает. У него четыре руки, острые чешуйки блестят и царапают по металлу брони. Краска на костюме Железного человека теперь поцарапана, тонкие серебристые линии появляются на грудной пластине, и Стивену приходится заново сосредоточиться на своём занятии. — Почти, — отвечает он, одной рукой целясь в пришельца, а другой — в землю. Сталкивать вниз легче, чем забрасывать вверх, даже если гравитация — закон, который мультивселенная любит иногда нарушать с той же лёгкостью, как иные превышают скорость, ворчат на неизбежный штраф и в следующий раз опять делают то же самое. Он прикрывает глаза, чтобы точнее направить энергию, и в земле, подобно ране, образуется разрыв. Отстранённо он слышит, как Тони выкрикивает команды тем, кто удерживает остальных пришельцев. Ощущать, как меняются вселенные с каждым выдворенным восвояси пришельцем, странно. Это как лёгкое покалывание за ухом, немного приятное, но похожее на укус, который не следует расчёсывать. Только почувствовав руку Тони на плече, Стивен позволяет себе расслабиться. Вновь появляются пурпурные вспышки, но Стивен сводит руки вместе и закрывает разрыв, представляя, будто зашивает порванную ткань иголкой с ниткой. Есть у вселенной одна закономерность: однажды сломанное невозможно восстановить раз и навсегда, но по крайней мере на какое-то время этого точно хватит. — Всё позади, — бормочет Тони, словно Стивен — ребёнок, поцарапавший коленки, а Тони — заботливый взрослый с пластырем и утешениями. — Хорошо, — отвечает Стивен, потому что так и есть, да и что ещё сказать, если только что закрыл разрыв между вселенными. — Ты правильно сделал, что позвонил мне. — Мстители много чего могут, но таких вещей нам лучше не касаться, — сухо говорит Тони, который — технически — больше не Мститель. Кроме того, Стивен считает Тони достаточно умным, чтобы найти способ закрыть портал самостоятельно. Как ни крути, а с порталом в Нью-Йорке он вполне успешно справился, ещё когда пришельцы были в новинку, а не превратились в обыденное явление. Стивен не упоминает Ванду Максимофф, единственную из Мстителей, способную разобраться с порталами, отчасти потому, что никто точно не знает, где она, а отчасти потому, что нет смысла держаться за вероятности, даже если Стивен имеет дело со вселенными, где они осуществились. — Верно, — говорит он, осознаёт, что всё ещё стоит на коленях, и поднимается. Перчатки запылились от того, как он упирался ими в землю, кончики пальцев потемнели от сырой грязи. Он обтирает их об Плащ, не обращая внимания на то, как тот возмущённо взлетает и стряхивает с себя песчинки. — Ну что ж, — произносит Тони, бросая взгляд на бывших сокомандников. — Опасность миновала. Отличная работа, ребята. Скоро должен прибыть транспорт до Базы, или, быть может, кто-нибудь из магов захочет сотворить для вас порталы, если хорошо попросите. — У нас собрание в шесть, — говорит Сокол, а точнее сказать, Капитан — с тех пор, как Сэм взял щит в свои руки. До Стива ему далеко, это уж точно, но Стивен не уверен, что это плохо. Тони морщится, но не возражает. Они всё ещё привыкают — к новым союзникам, новым Мстителям. И к новым лидерам тоже: от Стивена не укрылось, как все смотрят на Тони, который официально в отставке и появляется только в экстренных случаях. Лидер Мстителей — Сэм Уилсон, но все ещё помнят Тони Старка с Перчаткой Бесконечности, стальной спиной и пеплом на бровях — Тони Старка, который исправил всё, пожертвовав при этом рукой. — Я на него не пойду, — говорит Стивен, и Вонг его поддерживает. Он тоже весь в пыли, а по щеке стекает тонкая струйка крови. — Но если хочешь, Тони, могу забрать тебя. — Мне придётся задержаться здесь ненадолго, — бормочет Тони, окидывая взглядом царящую кругом разруху. Они где-то в Бельгии, посреди поля сухой травы с деревьями, вырванными с корнем за пять минут вторжения. — Вот-вот подъедут чистильщики, и это мои ребята, так что мне следует… — Тебе следует вернуться домой, — перебивает Стивен. — Как и всем. Поужинай с дочерью. Сделай перерыв от сверхъестественных и инопланетных ужастиков. Как твой доктор я рекомендую хороший ночной сон. Тони криво улыбается одними губами, мягко и остро. — Вообще-то ты не мой доктор. — Тогда рекомендую как твой друг, — отвечает он легко, и несмотря ни на что, назвать Тони другом так же естественно, как дышать. — Друг, который по совместительству доктор. Я серьёзно. Вонг всё ещё стоит рядом, руки скрещены, хотя остальные маги и Мстители исчезают в пылающих оранжевым порталах. — Мы обо всём позаботимся, — угрюмо заявляет Вонг. — Последуй собственному совету, Стивен. Пожалуй, он прав. Стивен пожимает плечами и создаёт портал. Тот возникает с заминкой, и велика разница между ним и тем, что Стивен только что сделал, фантомная боль от закрытия разрыва всё ещё отдаётся эхом в руках и жжением под веками. Тони лишь качает головой. Стивен почти ждёт язвительного комментария, но его нет, и вместо этого Тони просто исчезает в другой части света. Стивен следует за ним. Два В начале… …был свет, если верить старому учителю Стивена в воскресной школе. Однако Стивен не считает своим началом рождение в той же степени, в какой оно является таковым для других. Не считает своим началом и медицинский колледж, хотя было время, когда считал. Он даже не рассматривает как своё начало приход в Санктум, когда он молил об исцелении, а затем о знаниях — стоял на коленях в надежде на какую-то высшую правду, хотя был рациональным человеком и, несмотря на молитвы, всё ещё фыркал от всего мистического. В начале он просмотрел четырнадцать миллионов вариантов будущего, реальности обрушивались на него, как волны на скалу, и он стоял, подобно скале, и смотрел, смотрел, смотрел, как всё на Земле исчезает, раз за разом. Ровно до того момента, как всё осталось, и он открыл глаза и осознал, что прошли не миллионы лет, а всего пять минут, и что Время не более чем абстракция, призванная упорядочить всем жизнь. Началом стало полное осознание Стивеном всей глубины мистических искусств и своей собственной роли — всего на миг, быть может, но на такой, когда он мог вознестись над всеми измерениями и выбрать тот мир, в котором он желает жить. Только и нужно было, что поверить в Тони Старка — в его сердце, в его ум, в его любовь к тем, кто исчезнет, и тем, кто ещё не родился. — Сколько победных? — спросил Тони, и его хватка на руке была единственным, что удерживало Стивена в так называемом настоящем, которое теперь считается прошлым, хотя Стивен ощущает себя слишком огромным и слишком маленьким, чтобы и дальше задумываться над значением времени. — Один, — сказал он и помолился ещё раз, пока не превратился в прах, в который, как когда-то сказал его учитель в воскресной школе, все возвратятся. Начало стало концом для большинства людей, и Стивен мало что знал о последующих пяти годах. С одной битвы он попал прямиком в следующую, от одного Таноса — к другому, и этот другой Танос скорее уничтожит целый мир, чем допустит, чтобы его никчёмный план разрушили, и сражается за смерть половины Вселенной. В какой-то момент Тони щёлкает пальцами и сгорает, и Стивен чувствует запах обугленной кожи, когда опускается на колени рядом — точно в молитве, словно поклоняясь, будто он не может просто позволить Тони умереть, даже если так было в его видении. Глаза Тони пусты, но он ещё постанывает от боли, его ресницы — единственное, что ещё способно двигаться. — Тони, — произносит Пеппер, опустившись на колени возле мужа, и её ресницы тоже трепещут, пытаясь прогнать непрошеные слёзы. — Я могу его исцелить, — говорит Стивен, и Пеппер не знает, что это в первую очередь мольба — нет, не мольба, но повеление той силе, которая, как теперь известно Стивену, есть во Вселенной, силе, к которой у него теперь есть доступ, даже если он сам ещё до конца её не понимает. Пеппер глядит на него, и её губы шевелятся, и то, что она произносит, и есть молитва, но адресованная ему, и Стивен не знает, как с этим быть. Вместо этого он решает: только потому, что он видел смерть Тони… ну, время тем и прекрасно, что так называемое настоящее и будущее можно изменить, и он способен превратить увиденное в ещё одну альтернативную реальность. Так что он сосредоточивается, а его руки светятся холодным светом, пока Тони не-умирает, пока Перчатка соскальзывает с его пальцев и с тихим стуком падает на землю, даже пока Стивен, всё ещё коленопреклонённый, как-то, каким-то чудом творит ещё одну вероятность. Один, говорил он. Один шанс спасти мир. Но они уже спасли мир, и теперь Стивен чувствует, будто играет шахматную партию со Вселенной. Порой необходимо чем-то жертвовать ради победы, он в курсе, но когда победа одержана, жертва становится бессмысленна, и… …что ж, в конце всё ещё оставался свет, не так ли? Тони резко вдыхает, вздрагивает и произносит: — Стрэндж? — Да, — говорит Стивен и хмурится, когда чувствует, что руку Тони спасти не удастся. Впрочем, он оставил её на месте — может, у него и нет больше Камня, но время, что течёт сейчас у Тони по венам, всё же слушалось его, и большую часть урона получилось отменить. Большую. — Это то, что ты видел? — шепчет Тони, но затем переводит взгляд на Пеппер, та всхлипывает и обнимает его, и Стивен не думает, что Тони станет слушать его ответ. — Да, — лжёт он тем не менее и поднимается на ноги. Лицо Тони теперь спрятано в изгибе шеи Пеппер, а мальчишка Питер плачет и лезет обнять его с другой стороны. Роудс тоже весь дрожит — скорее от эмоций, и вскоре Тони уже совсем не видно в повальных объятиях его названой семьи. Стивен вздыхает и поворачивается к Вонгу. Его дом — это Санктум, пусть это и не семья, но это всё же уют — его собственный, хоть он и не был там пять лет. — Я проголодался, — задумчиво произносит Стивен, словно они не восстановили только что мир, насколько его вообще можно было восстановить. Как и Тони, мир снова жив, пусть даже он никогда не будет таким, как прежде. — Хочется сэндвич с тунцом. Я угощаю. Ты идёшь? Вонг пожимает плечами. — Раз уж ты платишь, — говорит он, и если это и звучит несколько грубее обычного, Стивен ничего ему не скажет. До Стивена доносится дыхание Тони, и их будущее восхитительно неопределённо. Три Где-то после начала — если считать время линейным и последовательным — и после чуть не ставшего катастрофой разрыва в Бельгии, который Стивен закрыл, Тони приходит с ним увидеться. Само по себе это вполне обычное явление. Стивен, быть может, и не его доктор, но приходится Тони… кем-то — другом, сказал бы Стивен, такого определения он и будет придерживаться, и каким-то образом Тони начало тянуть в Санктум после Щелчка-который-отменил-другой-Щелчок. В то время Стивена это не столько озадачило, сколько удивило: в некотором смысле он спас Тони жизнь, пусть больше их ничего не связывало. Оказалось, что для Тони понятие «связывало» означало что-то совершенно другое и больше всего походило на «отправиться вместе на другую планету, где один предлагает план, согласно которому другой должен почти умереть ради всеобщего спасения, и такой опыт не разделишь больше ни с кем, кроме непосредственных участников столь уникального события». По крайней мере, так интерпретировал это Стивен, Тони же не поминал чужую планету иначе как шутками, но такими едкими, что весельем от них и не пахло. Всё это привело к тому, что теперь Стивен раз в неделю осматривает то, что осталось от ампутированной руки Тони, пикируется с ним по любому достойному упоминания поводу, личному или нет, и постепенно узнаёт его всё лучше. Прямо сейчас — отсылая к моменту, обычно рассматриваемому как настоящее, — Тони находится рядом, и в этом нет ничего странного, за исключением того, что в этом настоящем глубокая ночь. Это не проблема — Стивен не придерживается графика, зачастую погружаясь в книги до тех пор, пока не осознаёт, что пропустил уже обед и ужин и вот-вот пропустит завтрак, если прямо сейчас не прервётся, — но что-то тут не то, потому что сам Тони придерживается режима с тех пор, как стал отцом. Настолько, насколько Стивен видел тогда на Титане, а видел он немало. И большая часть из увиденного соответствовала действительности, хотя вселенная, как обычно, находила забавные способы подправить детали. Окна открыты, потому что на дворе середина лета, а Санктум — старое здание с плохой вентиляцией. Комнату озаряет мягкий лунный свет, поскольку нью-йоркский Санктум не верит в лампы, а свет двух свечей, которые Стивен зажёг, слишком слаб. Плащ парит возле занавесок, наслаждаясь освежающим ночным ветерком. Тони стоит с чашкой чая в руках, пар от которой сдувает тем же ветерком, на нём белая футболка и разукрашенные масляными пятнами штаны. Горящие свечи играют тенями, сглаживая черты бледного лица и делая ярче глаза, что отказываются смотреть на Стивена. — Я мог бы установить тебе здесь нормальное освещение, — предлагает Тони, хотя и отказывается сесть, а его левая рука отпускает чашку, чтобы прихватить оставленный поблизости Стивеном манускрипт. — Бригада прибудет уже на рассвете. У тебя, знаешь ли, много всяких древних книг, а огонь по таким старым зданиям распространяется ужасно быстро. Что если однажды ты забудешь погасить свечу, потому что, ну скажем, кто-то откроет портал посреди города и ты бросишься на зов дамы в беде, и — та-дам, — возвращаешься после успешно выполненной работы, а твой дом весь в дыму. Или в огне, но затем всё равно в дыму. И всё пропало. Стивен привык к болтовне Тони, в конце концов, у него несколько медицинских степеней, так что он более чем подготовлен к бессвязному людскому пусторечию. Полезный по жизни навык, хотя в своё время его раздражала профессорская непоследовательность. Тони дал бы профессорам фору, но он свою болтливость компенсирует тем, что болтает об интересных вещах. — Мы обойдёмся без электрического освещения, — сухо произносит Стивен и садится, игнорируя обиженно жестикулирующий Плащ. Если ему так хочется электричество, они могут обсудить это позже. — Это у вашей братии что-то вроде э… ритуала? — спрашивает Тони, размахивая манускриптом. — Поправь, если я ошибаюсь, но правда, к чему это? Все эти мистические декорации — они вам ради чего, какой-то гаррипоттеровщины, или… — Санктум существовал задолго до того, как был написан «Гарри Поттер», — говорит Стивен, и всё ещё не спрашивает то, что хотел бы спросить, — не уверен, стоит ли, и потому молчит. — Тем не менее, — произносит Тони и, похоже, осознав, что размахивает пятисотлетним манускриптом, кладёт его на стол с нежностью, которой Стивен от него за весь вечер не видел. — Если хочешь сохранить антураж, то можешь сделать это и без, так сказать, тёмной-мрачной мишуры. — Извини, если не прислушаюсь к твоим советам по стилю, — фыркает Стивен, потому что Тони великолепен во многом, однако деликатности в нём ни на гран. Лихаческая красная броня тому бесспорное свидетельство, но даже без неё всё, что касается Тони, всегда привлекает внимание, даже сейчас. Тони замирает. — А следовало бы, — обвинительным тоном говорит он. — Я современный. Питер пришёл ко мне за дизайном своей комнаты в общежитии, знаешь ли, и пришёл по адресу. — Ты про то, как всё спроектировал и ввёз мебель прежде, чем он сам успел хотя бы взглянуть? — уточняет Стивен, припоминая Тони на этом самом диване парой недель ранее, с блестящими глазами и лукавой улыбкой на губах излагавшим свой план. Теперь же Тони супится на него, и Стивен думает, что щенячьи глазки на лице человека его возраста и положения не должны производить такой эффект. Однако стоило догадаться, что Тони редко соответствует ожиданиям. — Это не значит, что вышло плохо, — защищается Тони, но спор проигран, и оба это знают. Стивен усмехается. — Пеппер не без причины отвечает за всё, что касается вашего дома, знаешь ли, — отмечает он. От этих слов Тони поникает, его свободная рука возвращается к чашке всё ещё дымящегося чая, который нужен больше для того, чтобы отвлечься, чем пить. И он садится — чего почти никогда не делает, если только это не серьёзный разговор. И Стивен может пересчитать их по пальцам одной руки. Стивен отставляет свою чашку. Его руки дрожат, и оттого стук фарфора о дерево выходит громче, чем должен был. Он морщится, пусть это и не тот шум, который кто-нибудь в Санктуме мог заметить. Тони, однако, замечает, и этого достаточно, чтобы заставить его испуганно вскинуть голову. Огонь свечей отражается в его глазах, и что-то неясное пробегает по лицу, прежде чем Тони снова отводит взгляд. — Зачем ты сюда приходишь? — спрашивает Стивен, даже если ему совсем не хочется спрашивать. Некоторые вещи они с Тони не обсуждают. Титан и Танос всплывают только в остроумных не-шутках или резких ремарках, не подразумевающих ответа, и эхо этих разговоров отдаётся в тишине моментов, когда Стивен пробегает пальцами там, где была рука Тони, когда он проверяет, как всё заживает. Суть в том, что когда они не-говорят на эти темы, он понимает, что подразумевается. Он догадывается, что остаётся невысказанным, может опустить всё, чего не следует говорить, и отвечать на то, на что нужно ответить. Сейчас же он чувствует, что ступил на зыбкую почву, требующую особой осторожности, и преуспевает примерно так же, как Железный человек, пытающийся слиться с толпой во время работы под прикрытием. Тони просто пожимает плечами. — Ты не задаёшь вопросов. В смысле, я слышал вопрос. Но обычно… Ты ни о чём не спрашиваешь. «Любой другой стал бы расспрашивать» остаётся невысказанным. Стивен не входит в круг ближайших друзей Тони, он не Роудс и не Брюс, он нечто совершенно иное. Он не может это отрицать, и пусть его беспокойство растёт, но он предпочтёт, чтобы Тони было комфортно, даже если это означает не иметь возможности решить его проблему. Не Стивену спасать его жизнь, пока речь не идёт о смертельной опасности. — Хорошо, — говорит он и создаёт портал прежде, чем успевает сообразить, что делает. — Я собирался исследовать кое-какие пространственные нарушения. Это не разрывы, но хочу убедиться, что они не станут ими в будущем. Хочешь со мной? Тони не Мститель. Технически он на пенсии, только подстраховка на случай необходимости, но в целом подразумевается, что свои дни заслуженного отдыха он проводит, расслабляясь и пиная балду. Но он приходит сюда каждую неделю не потому, что ему так нравится сам Стивен, даже если самому Стивену будет не хватать его визитов, и не ради подстраховки так ревностно поддерживает костюм Железного человека в рабочем состоянии. Быть там, где нужна помощь, — сама суть Тони, и если Стивен понимает это, то лишь потому, что в этом они похожи. Кроме того Тони просто не из тех людей, которые расслабляются сидя в кресле, если только под этим креслом нет ракетного двигателя, а из динамиков не рвётся грохот металла. Стоит лишь раз испытать ощущение полёта — Стивен, одним движением подзывающий Плащ, знает — пути назад нет. А Тони летал слишком долго. — Ни за что не позволил бы тебе пойти одному, — отвечает Тони, и в его голосе куда больше радости, чем раньше. И Стивен даже не удивляется репульсорам на протезе. В конце концов, это же Тони Старк. *** Они занимаются этим уже несколько часов: Стивен открывает порталы, Тони считывает энергию при помощи своих очков. Если что-то не в порядке, Стивен исправляет, но Тони стрелять пока не приходилось. Иного Стивен, в принципе, и не ожидал, он и с собой-то его позвал больше чтобы отвлечь. Впрочем, отвлекает он так себе. Стивен только что залатал и закрыл то, что ещё не было разрывами, но могло ими стать. Границы некоторых вселенных изнашиваются от трения друг с другом, и в этом случае ему приходится играть роль семидесятилетней дамы, штопающей дырки, разве что вместо шерсти у него мистические искусства. Красивого свитера к Рождеству он ими не свяжет, но по крайней мере никто не окажется заброшен в чужую вселенную, и это по-своему греет. Тони молчаливее, чем обычно, даже когда солнце садится, а блеск луны поглощают яркие огни. — Она не хочет, чтобы я продолжал этим заниматься, — произносит он в какой-то момент, как раз когда Стивен откидывается назад, чтобы оценить свою работу. Очки сидят не на кончике носа Тони, как обычно, но закрывают его глаза, будто устанавливая дистанцию, которую Стивен так силится сократить. — Пеппер? — осторожно уточняет он. Тони не реагирует на вопрос. — Она думала, что я собираюсь оставить всё это в прошлом, — бесцветным голосом говорит Тони. — По правде говоря, я и сам так думал. Но теперь я смотрю на Морган, и мне страшно, что если я перестану помогать, то всё полетит к чертям. Затем я говорю себе: все более чем готовы ко всему, что может на вас свалиться, в смысле, у нас сейчас куда больше людей, готовых спасать мир, а потом я просто не могу. Я готовлюсь убрать костюм подальше — и в итоге не могу спать. А если он поблизости, наготове, то спать не может она. И я не знаю, что делать. Стивен поворачивается к нему. Он так себе эксперт, и за более дельным советом Тони мог бы обратиться к Роудсу, но Тони — здесь, был здесь всю ночь, проведя её в компании профессионала в магии и любителя в делах сердечных — если его можно назвать хотя бы любителем. Впрочем, ему известно кое-что о том, как решать проблемы. И кое-что о Тони Старке. — Ты говорил с ней об этом, как я понимаю? — спрашивает он. Тони едва заметно кивает. — Ага, — бормочет он. — Вышло не очень. Она не… Здесь нет места компромиссу, в таком образе жизни. Я думал, что всегда могу на неё положиться, и я могу, понимаешь, но она просто хочет, чтобы всё наконец устаканилось. Она многое готова принять, но не думаю, что и это тоже. Должно же быть что-то, что я могу сделать… точнее, какое-то решение, которое мы могли бы вместе принять и сохранить отношения. — Так ты не собираешься оставлять супергеройство? — уточняет Стивен, и это не такой уж странный вопрос, учитывая статус Тони как супергероя для подстраховки, но тот удивлённо поднимает взгляд, и очки соскальзывают вниз, открывая широко распахнутые глаза. — Всё верно, — отвечает Тони. — Хотя это бы всё решило, да? Но я не могу. Я пытался, но это не то, от чего я могу отказаться. Думал, что могу, но опять же — я так же думал, что могу отказаться от молочных продуктов, в смысле, это как привычка. Это часть меня. Я не могу. — Многие так же думают о сыре, а потом у них обнаруживается непереносимость лактозы, — сухо говорит Стивен и качает головой. Тони ухмыляется, и это можно зачесть как победу. — Костюм Железного человека не вызывает вздутия, — говорит он. — Большая разница. Стивен только плечами пожимает. — Тони, если быть Железным человеком для тебя необходимость, то просто игнорировать её не получится. Если в этом ты не можешь пойти на компромисс, значит, тебе нужно придумать что-то ещё. Ты изобрёл путешествия во времени — уверен, ты справишься. Теперь Тони выглядит задумчивым, а очки съезжают на нос, когда взгляд обращается к Стивену. — Если бы пришлось выбирать, — спрашивает он хрипловато-низким голосом, — между тем, чтобы продолжать заниматься всем этим, спасать людей, и, ну, тем, чтобы быть с любимым человеком? Что бы ты выбрал? — Спасать людей можно по-разному, — отвечает Стивен, думая о Кристине, и теперь от мысли о ней сердце лишь чуть сжимается по старой памяти. Он отпустил её уже давным-давно. — Но ты выбрал этот способ, — настаивает Тони, ожидая ответа. Он подаётся вперёд, и Стивен почти чувствует исходящее от его тела приятное тепло. В распахнутых глазах Тони горит нетерпение, и Стивен может разглядеть крошечные морщинки между носом и бровями, оставленные возрастом, смехом и самой жизнью. — Верно, — легко соглашается Стивен, и чувствует под увечными пальцами тысячи вселенных, до которых может дотянуться почти так же легко, как до Тони перед ним. — Так что бы ты выбрал? Существует лишь один ответ, который Стивен может ему дать. Самый честный, потому что Стивен уже сделал этот выбор и так и не нашёл повода пожалеть о нём. Он думает, что был рождён для этого, по большей части потому, что выбрал свой путь, и он никогда не полюбил бы человека, который не полюбил бы эту его сторону тоже. — Я уже выбрал, — тихо отвечает Стивен, — и вот результат. Очки Тони возвращаются на глаза, скрывая реакцию. Он подаётся назад, и Стивен выдыхает. Ночь продолжается, и Стивен латает ещё больше вселенных, как доктор, коим он и является. Тони остаётся рядом до самого утра. Четыре Вот в чём вся суть. Стивен никогда не считал себя супергероем. Он не Мститель и не Страж Галактики, у него нет особых сил, которые не мог бы развить любой желающий, пусть даже он не обделён талантом. Опять же: множество людей талантливы в самых разных областях, мистические искусства в этом смысле ничем не отличаются от того же рисования. Ему всего лишь довелось оказаться связанным с Мстителями, потому что каким-то образом он стал Верховным магом, и ему всего лишь случилось подружиться с Тони, потому что судьба столкнула их друг с другом, а потом они просто продолжили обмениваться едкими репликами и спорить о неважном, а порой обсуждать важное, и в этих обсуждениях по взаимному молчаливому согласию большая часть вслух не проговаривалась. Дело в том, что он таки связан с Мстителями, которые являются супергероями, и они ничтоже сумняшеся пользуются помощью его и других магов всякий раз, когда сталкиваются с чем-то сверхъестественным или превосходящим их возможности. Возник очередной разрыв, но на этот раз не в какой-то бельгийской глубинке, а посреди оживлённого Бостона. Также стоит отметить, рассеянно думает Стивен, что в этот раз на них напали не пришельцы. Вселенная, так бесцеремонно вторгшаяся в их собственную, была… разрушенной — до такой степени, какой Стивену видеть не доводилось: время, пространство и сила в ней утратили равновесие. Будущее, виденное им тогда, на Титане, которое, надеялся он, никогда не воплотится в реальности. Однако бесконечность — большое число, и разумеется, этот вариант будущего обречён был проявиться. Нет ничего удивительного в том, что Стивену не удалось закрыть этот разрыв; он неистов и переменчив, а любой разрыв, который Стивен попытался бы закрыть, вернулся бы в ещё худшем виде. Таковы последствия ядерной войны, учинённой при помощи Камней Бесконечности — и это одна из опаснейших вещей, которые могли произойти. Вот почему Стивен исчез в разрыве тотчас же, как его увидел, не обращая внимания на крики Вонга. Мстители были на месте, с подкреплением, стараясь отвести падающие обломки размером с машину от людей и зданий. А поскольку обломки эти были напитаны энергией Камней Бесконечности, задача была не из простых. Он плохо помнит, что случилось потом. Болит голова — это основное, под веками беспорядочно пульсирует, и даже перед закрытыми глазами вспыхивают пурпурные и синие пятна. Он всё ещё может чувствовать Камень времени, который носил, пока тот не был уничтожен, и Камень будто тянет его за руки, умоляя очнуться. Стивен гадает, не попал ли он обратно на Титан, не предстанет ли перед глазами Тони, если он их сейчас откроет, и не придётся ли заново прожить последние несколько лет. Когда он всё же открывает глаза, Тони действительно оказывается перед ним. Но броня на нём новее, одна рука полностью роботизирована, и если на Титане он выглядел озабоченным, то сейчас его сведённые брови и искривлённые отчаянием губы куда более красноречивы. — Стивен! — кричит он, хотя звук доходит до Стивена лишь через несколько секунд. Не во Времени ли проблема, размышляет он: вдруг оно разрушено, и отныне время и действие всегда будут расходиться? Будет ли это мир, в котором губы людей двигаются в один момент, а слова появляются лишь через десять секунд? Увидев Вонга, Стивен убеждается, что его воображение ни при чём, потому что представить себе обеспокоенного Вонга… кажется, ближе всего к беспокойству тот подошёл во времена схватки с Кецилием, но и тогда его больше раздражала некомпетентность Стивена. Тёплая ладонь ложится на его лоб. Вонг, думает он и моргает. — Разрыв, — произносит он, но язык едва слушается, а губы дрожат. — Что… Тони? — Не шевелись, — глаза Тони темны, но не темнее того разрыва, в котором только что побывал Стивен. Он всё ещё чувствует остаточную энергию, струящуюся по венам, и не может вспомнить, что же он сделал, но и летающих за головой Тони обломков больше не видит. Вонг тоже пропал из поля зрения, но сил искать его нет. Он по-прежнему дезориентирован, но уже может немного сосредоточиться. Волосы налипли Тони на лоб, и Стивен чувствует, что полулежит в его надёжных объятиях, а вокруг стоят другие Мстители и маги. Он ощущает на себе их взгляды, даже если они заняты чем-то другим. Новая вспышка боли отдаётся в голове, и он прикрывает глаза, пусть это и не помогает. Сам себе кажется тяжелее тех обломков, будто придавленный мощью всех Камней Бесконечности разом. — Порядок? — спрашивает он. Голос хрипит, но это меньше всего волнует его сейчас, когда он даже толком не понимает, что произошло, а Тони смотрит на него так. — Да, все спасены, — отвечает Тони, хотя у него такое лицо, будто вот-вот настанет конец света, тогда как конец может наступить разве что для Стивена. Если это и конец… что ж, Стивен больше не верит в конец как последнюю точку, поскольку видел, как на самом деле устроено время, и он думает, что даже если это и конец, быть может, для него наступит ещё день, когда он будет читать очередной манускрипт, а Плащ будет тереться об него, требуя внимания. Ещё день, когда он увидит восход солнца и поймёт, что всю ночь провёл за работой, и вот его награда. Ещё день, когда он предложит Тони чего-нибудь выпить, а тот уставится на него скептически, когда получит чашку горячего кофе, приготовленного из зёрен, купленных в эко-супермаркете за пару долларов, а не добытых в Италии. Он начинает понимать, как чувствовала себя Древняя, ведь если это конец — и даже если ему доведётся увидеть всё это, несмотря на то, что это конец, — то ему будет недоставать возможности создать новые воспоминания. Увидеть лицо Тони, купи он на самом деле качественный кофе, несмотря на скудные сбережения Санктума. Он не супергерой. Он просто человек, и у него есть желания, а Тони склоняется над ним — и вот кто настоящий герой этой истории. — Что ты там бормочешь про кофе, м? — тихо спрашивает Тони, и снова они не говорят о самом важном — если допустить, что конец Стивена важен с точки зрения вечности, хотя вряд ли это так. И всё же для него это значимый момент, и, возможно, поэтому Тони ничего не говорит. Стивен стонет; ему хотелось бы вспомнить, что же он сделал, чтобы знать, стоило ли оно той боли, которая прокатывается по его телу. — Кофе не хуже любой другой темы, — отвечает он, ведь признаться Тони, что он даже не понимал, что сказал это вслух, означало бы говорить о том, о чём они не говорят. — Останься, — просит Тони, но Стивен закрывает глаза, и сознание пропадает. *** В себя он приходит в Санктуме. Гул в голове сопровождается острыми вспышками, будто спящая в его мозгу боль просыпается и резко вскакивает, а затем снова засыпает. Вонг здесь, сидит со скрещенными руками. Лицо нечитаемо, впрочем, как и всегда. Интересно, давно ли он здесь сидит или пришёл только сейчас. Рядом с ним лежит книга, что говорит в пользу первого варианта. — Что с разрывом? — спрашивает он, и собственный хрипящий голос заставляет поморщиться. Он садится, что удаётся ему неплохо, пусть выражение лица Вонга и меняется на мгновение при виде него. — Устранён, — твёрдо произносит Вонг. — Хотя и не без усилий. Стивен мало что помнит. Припоминает лишь бетон, на котором лежал, крошки гравия и грязи, забравшиеся под одежду, когда от боли он не мог ни на чём сосредоточиться. Там был Тони, он уверен. — Да, — соглашается он, чувствуя, как ноют мышцы, а грудь пронзают крошечные уколы боли. Руки снова дрожат, и кажется, что попытайся он встать, тут же свалится на Вонга. — Это и не могло быть просто. — Старк сам вынес тебя оттуда, — говорит Вонг, и его взгляд тяжелеет. — Отказывался отпустить, пока не доставил сюда, с врачом в придачу. Не уходил, пока я не прогнал. Для этого даже пришлось напомнить ему о дочери. — Как долго… — спрашивает Стивен, чувствуя дурноту и вялость — крайне неприятное ощущение. — Три дня, — ворчит Вонг. — Мы беспокоились. Идиот. Не уверен, что именно ты сделал, но ты спас мир и чуть не погиб. — Я не настолько плохо себя чувствую, — отвечает Стивен: он ожидал, что «на грани смерти» будет похуже. Ему немного лучше, чем было после аварии: больно, однако боль не такая сильная, как была тогда. Её он хорошо помнит. Сейчас же ощущение, будто он разбился на машине, когда же он действительно разбился на машине, это больше походило на конец света, нежели теперь. Вонг снова смотрит на него, Стивен ёрзает на кровати и морщится. Матрас под его ноющей спиной мягкий, и он против воли утопает в нём. Если бы мог, он заставил бы Вонга снова выглядеть угрюмым библиотекарем, потому что игры в гляделки значат, что Вонг не говорит того, что хочет, а Стивен слишком о многом не говорит Тони, чтобы ещё и с Вонгом играть в молчанку. — Не делай так больше, — наконец произносит Вонг и резко встаёт. От внезапного движения Стивена скручивает, будто поднялся он сам, и он рефлекторно сжимает пальцы. Ногти вонзаются в мягкую ткань, и Стивену приходит на ум, что такого тёплого одеяла у него не было. — Это наша работа, — возражает Стивен, прежде чем Вонг уходит, потому что это правда и ему нужно об этом сказать. Стивен знает, что дело не в нём, и если он закрывает эти разрывы — что ж, оно того стоит. Даже если они предпочитают не задумываться о жертвах, которые приносят во имя своего дела. Вонг выжидает мгновение, прежде чем открыть дверь. Та знакомо поскрипывает. — Не знаю, что там у вас со Старком, — говорит Вонг, — но я рад, что он прикрывает тебе спину, Стивен. Даже если надорвёт собственную в процессе. Стивен решает, что, в конце концов, он понимает, почему отношения Пеппер с Тони не ладятся: Вонг лишь немного морщит нос и кривит губы, однако этого хватает, чтобы Стивен начал немного себя ненавидеть. Вонг его самый близкий друг в этой жизни, которую он для себя выбрал, единственный, к кому он может прийти за помощью. Вонг невозмутим и рассудителен, проницателен и надёжен, как скала. Если такой человек по вине Стивена приходит в смятение… что ж. — О чём это ты? — спрашивает он, стараясь сосредоточиться на словах Вонга, но дверь уже захлопывается, и вскоре Стивен проваливается в сон, убаюканный мягкостью и уютным теплом своей постели. *** Когда он просыпается в следующий раз, Тони сидит рядом. — День добрый, Спящая красавица, — говорит Тони, его улыбка чуть кривая, но широка как никогда, и Стивен моргает при виде столь приятного зрелища. — Какой сегодня день? — Вторник, — легко отвечает Тони и подаётся к Стивену, будто жаждал его компании. — Ты проспал четыре дня, однако доктора говорят, что это ожидаемо. Ты был не в лучшей форме, так сказать, но теперь ты в порядке. Или скоро будешь в порядке. Сломано несколько рёбер, так что будь осторожнее, и лёгкое сотрясение. Врачи, когда вернутся, в любом случае тебе всё это расскажут, но я подумал, что тебе может стать немного… неудобно. Кстати, я тут тебе кое-что принёс. Он жестом показывает куда-то за спину. Стивен пытается сесть, стараясь не жмуриться от боли в протестующем теле, но затем Тони бесконечно бережно и осторожно помогает ему устроиться на подушке. Стивен намеренно не смотрит на него, вместо этого выгибая шею в указанном направлении. На его столе стоит сияющая чёрная кофемашина, единственная новая вещь в этой комнате по меньшей мере за пятьдесят лет. — Зачем? — спрашивает Стивен. Он не так часто пьёт кофе и не припоминает, чтобы когда-нибудь говорил Тони, будто хочет кофемашину. Быть может, это для Тони, когда тот бывает здесь — вот только, напоминает он себе, не то чтобы Тони бывал здесь постоянно, только чуть чаще в последнее время, но они с Пеппер разводятся, так что в этом был смысл, не так ли? Тони в ответ моргает, так и не отодвинувшись. Его руки всё ещё держат Стивена, одна под спиной, вторая на колене поверх одеяла, и убирать он их как будто не собирается. Стивен задаётся вопросом, заметил ли это сам Тони, и задерживает дыхание, чтобы не шевелиться. — Для кофе, — отвечает Тони, и на этот раз в его голосе слышна неуверенность. — Ты тогда… когда был… ты говорил об этом. Я просто подумал… Тебе необязательно её принимать. Кофе. Ну конечно. Похоже, Стивен был тогда ещё больше не в себе, чем думал, воспоминания смутные и обрывочные, но он помнит. Главным образом, выражение лица Тони, его нежные слова, острое отчаяние — и не позволяет себе задумываться об этом. Боже, Тони. Стивен шевелится и кладёт ладонь поверх руки Тони. — Я придержу её, — произносит он лёгким тоном, стараясь передать всё, что хотел бы сказать, пусть даже они не говорят о таком вслух, — для тех дней, когда ты здесь бываешь. Тони сглатывает — Стивену это видно из его положения, и ни один из них не двигается. — Разумеется, — тихо отвечает Тони. — Когда я здесь бываю. Стивен улыбается. Пять Ни Стивен, ни Тони никогда не признаются, что тот раз, когда Стивен впервые поцеловал Тони, был на самом деле их первым поцелуем. Говоря начистоту, первый поцелуй выходит так себе. Тони в этот момент говорит, а его жестикуляция быстрее, чем реакция Стивена, и когда губы Стивена едва касаются губ Тони, тот случайно пихает его под рёбра, которые четыре недели спустя после ранения всё ещё заживают. А толчок, конечно же, приходится механической рукой. Перед тем, как Стивен впервые целует Тони (если считать время чем-то последовательным — а Стивен не считает), Тони был чем-то расстроен. — Зачем ты меня позвал? — спрашивает Стивен, ступая в лабораторию Тони, где бывал всего четыре раза. Плащ просится на свободу поиграть с Дубиной, и без него Стивен внезапно чувствует себя голым. Тони только плечами пожимает. Его бледное лицо заросло щетиной, а искусственный свет не делает вид здоровее. На нём тёмно-синий свитер Массачусетского технологического — старый и большой не по размеру, и Стивену хочется, чтобы Тони перестал надрывать спину, спасая его. — Мне нужно… — начинает Тони и смолкает. Стивен терпеливо ждёт: судя по всему, Тони сейчас нужно много вещей, начиная с душа и еды. На его лице появляется выражение, которое Стивен у любого другого посчитал бы гримасничаньем, но у Тони оно больше похоже на смесь ненависти и отчаяния. Его руки прячутся в рукавах свитера, и это на него совсем не похоже, потому что руки Тони вечно находятся в движении. Стивен замечает, как кулаки шевелятся под тканью, сжимаясь и разжимаясь, а когда поднимает глаза, то наталкивается на внимательный взгляд Тони. — Скажи, что я могу для тебя сделать, — просто говорит Стивен, занимая брошенный стул рядом с ним. Тони снова отводит взгляд, но его руки снова сжимаются. Разжимаются. Сжимаются. На нём белые носки, посеревшие от грязи, и у левого дырка на мизинце. Ноготь мизинца выглядывает наружу, будто решил зажить собственной жизнью, подальше от прочей ногтевой братии. — Разрывы, — в конце концов говорит Тони. — С тех пор, как Танос… ну, ты знаешь. Ты латал их, отвечая на каждый наш вызов. — Пауза. — Вызов Мстителей. Ты понял, что я имею в виду. — Да, — вопросительно тянет Стивен. Тони явно к чему-то ведёт, но краткость не его сильная сторона. Стивен читал кое-что из его научных статей, и даже в них Тони имел привычку разливаться соловьём. Тони прикусывает нижнюю губу, всё ещё не глядя в его сторону. — Из-за одного из них ты пострадал, — отрывисто говорит он, словно желая забыть об этом и не вспоминать. Стивен проводит рукой по рёбрам. Они ещё чувствительны, но должны скоро зажить. — Многие из нас так или иначе пострадали от разрывов, — отмечает Стивен, так как проблема существует уже некоторое время. После Таноса, да. — Но мы с ними справляемся. — Ты говорил, что… — начинает Тони прежде, чем Стивен успевает закончить предложение, — их число бесконечно. Всё бесконечно. Так что мы можем сколько угодно их закрывать, конца им не будет, так? И всё из-за меня. Я всё испортил, разве нет? Я не… всю ночь я не спал, делал расчёты, пытаясь понять, откуда взялись эти разрывы. И единственный возможный вывод: это я что-то сделал. — О чём это ты? — спрашивает Стивен, кладя ладонь поверх руки Тони. Их кожу разделяет ткань поношенного свитера. Тони отшатывается, как от удара, и прячет лицо в ладонях. — Я всё испортил, — отчаянно говорит он, слова приглушены, но различить можно. — Когда щёлкнул Перчаткой. Когда уничтожил армию Таноса, что-то пошло не так. Вот с каких пор стали появляться разрывы, вот когда… Я не хотел. Но, должно быть, что-то случилось, а это значит… значит, что я виноват, Стивен. Снова! Я всё стараюсь… исправить, поступать правильно, делать мир лучше — для Морган… и для Пеппер — по-прежнему — и для тебя, и для всех, и я думал… что если… но всё опять пошло не так, да? Ты же видишь, да? После этого Тони замолкает, вновь подняв голову. Блеск в его глазах означает, что он либо близок к тому, чтобы совершить какую-нибудь глупость, либо собирается молча принять всё, как есть, и продолжить заниматься тем, чем должен, но уже без желания, а Стивена не устраивают оба варианта. — Корреляция не есть каузация, — говорит он, но выходит какое-то бормотание, и этого хватает, чтобы Тони вновь вспыхнул. — Не смей говорить мне этого, — злобно, почти рыча, произносит Тони, вскидывая руки. Механическая блестит в свете ламп. — Это было… Я играл с силами Вселенной и выжил. Я ведь не должен был выжить, так? Ты видел, что так будет? Насколько далеко ты вообще заглянул, когда мы были на Титане? Видел разрывы? Знал, что мы… мы с Пеппер разведёмся? Ты знал про… кофе? Своё ранение? Как много ты видел, Стивен? Как много уже предопределено? Это всё по моей вине или ради какого-то высшего блага? Что говорит тебе твой Санктум, потому что я, чёрт возьми, уверен, что не… я не могу… Стивен, я не могу быть виноват. Не могу быть виноват ещё и в этом. Как много ты видел? Стивен делает шаг к нему навстречу. — Я думаю, ничто не предопределено, — мягко произносит он и делает ещё шаг. Становится прямо напротив Тони, и никогда прежде он ещё не видел настолько потерянного человека. — Щёлкнув Перчаткой, Тони, ты спас целую Галактику. Я знал, что ты это сделаешь. Ты всегда борешься, всегда размышляешь, всегда всё исправляешь. Это твоя суть. Мы решим эту проблему. Мне не нужен Камень Времени, чтобы знать это. Тони мотает головой, и его волосы отросли настолько, что пряди возле ушей вьются и подпрыгивают следом. — У нас нет больше Камня Времени… не ты должен решать эту проблему, Стивен, и, боже, я опять всё порчу… мгм… Стивен целует, Тони пихает его под рёбра, и на этом поцелуй кончается. — Не нужно меня бить, — морщится Стивен, рёбра ноют от удара. Он надавливает ладонью в тщетной попытке уменьшить боль, а Тони просто смотрит. — Или тебе было нужно. Ты мог бы… — Да, нет, — говорит Тони и подаётся к нему. — Чёрт, Стивен. Ты в по… Позвать врача? Я же не сломал их снова, правда? Тебе стоит… Стивен, предупреждать же надо, что ты вообще… ты это всерьёз? — Полагаю, мой ответ во многом зависит от твоего, — сухо отвечает Стивен, вновь опираясь на стул. Боль в рёбрах понемногу утихает, но слышать, как Тони, возможно… так, стоп, что бы Стивен ни сделал — чего бы ему ни хотелось сделать уже некоторое время, — он примет ответ, просто ему хотелось бы сохранить хоть немного достоинства, раз уж всё так обернулось. Тони вновь смотрит на него пристальным взглядом: — Ты идиот. — Кто бы говорил, — скептически выгибает брови Стивен. — Тони, тебе не нужно переживать на этот счёт. Разрывы опасны, да, но что ты планировал делать? Исправлять всё в одиночку? Ты спас всех нас и чуть не убился в процессе… и, быть может, ты правда создал разрывы. А может, и нет. Тебе не приходило в голову, что они могли начать появляться раньше? — Но я почти не соображал, и она всё ещё была на мне, — говорит Тони. — Я мог… я не знаю, пожелать чего-то. Это ведь… Перчатка, я даже описать не могу, что это такое. Я плохо помню, что тогда было, так что, возможно, это из-за меня. — Тони, — произносит Стивен, и раз уж он всё равно выдал себя, то просто придвигается поближе к Тони. Тот выглядит смущённым, но не отталкивает, так что Стивен выдыхает и прижимается лбом к его лбу. Несколько мгновений они просто дышат вместе. — Такая сила не должна была оказаться у меня в руках, — тихо произносит Тони, словно поведав свой самый страшный кошмар. Быть может, так и есть. — Я боюсь, что неправильно её использовал. Со мной такое уже случалось в прошлом, а я и не догадывался. Это не может повториться. Я не могу остаток жизни провести в раскаянии, Стивен. — Ты ничего не сделал, — отвечает ему Стивен, не двигаясь с места. — Когда я смотрел… ты умер, Тони. В будущем, которое я видел, по всему выходило, что тебя не должно быть здесь. Больше я не видел ничего. Но я каждый день благодарю бога за то, что не существует никакого предопределённого будущего. Не знаю, ты вызвал эти разрывы или нет, но… даже если и ты, если принять все твои твои доводы. Я в жизни не встречал такого смелого и такого благородного человека, как ты. Я готов был поставить будущее целой галактики на одно твоё благородство, когда мы были ещё по сути незнакомы. И это самая надёжная ставка в мире. На этот раз Тони целует его. — Я просто… — говорит он между поцелуями. — Стивен ты… это… ты понимаешь, да? Ты же понимаешь. Стивен снова целует его, наслаждаясь ощущением отрастающей бороды, мягкостью щёк, холодом металлических пальцев на своей шее, даже покалыванием в рёбрах. И вот в чём вся суть их взаимного доверия, дружбы и любви — независимо от того, что из этого появилось первым: Стивен видел четырнадцать миллионов вариантов жизни Тони, но даже и без этого он понимает его лучше, чем самого себя. Плюс один Теперь у него пять кофемашин. Стивен настаивал, что одной достаточно, но Тони с улыбочкой напоминал ему, что прочие обитатели Санктума то и дело заглядывают в комнату Стивена за чашечкой кофе из кофемашины. Кроме того, Стивен уверен, что Тони в сговоре с Вонгом. Морган, возможно, тоже участвует в заговоре: когда она была здесь последний раз, то на шутки Тони о качестве кофе в Санктуме слишком уж хитро улыбалась. Стивен его по-прежнему не пьёт. Зато у Тони появилась причина бывать здесь почаще, по крайней мере, так он заявляет. — Однажды я обращу тебя в свою веру, — говорит он, и хотя на дворе лето, а сам он разморенным котом развалился на стуле, в его руках неизменная чашка горячего кофе. Во дворе Санктума кроме них никого: день слишком погож, чтобы тратить его на тренировки. — Ты не думал когда-нибудь вложиться в кофемашину со льдом? — любопытствует Стивен. — Вонг то и дело выпрашивает у меня деньги на Старбакс. Я говорил ему найти подработку, на что он жалуется, какой я плохой друг. — Добрый человек, — отвечает Тони, прикрыв глаза и греясь на солнышке. — Никакого кофе со льдом. Мы не какие-то девочки-подростки, Стивен, скажи Вонгу повзрослеть. Только не говори ему, что я это сказал. Не хочу, чтобы он превратил меня в лягушку. — Он придумает что-нибудь пооригинальней, — говорит Стивен и целует Тони в лоб. — Уже месяц никаких разрывов, да? Похоже, твоё изобретение отлично работает. Тони лениво улыбается, открывает один глаз и садится прямее, чтобы оставить на губах Стивена лёгкий поцелуй. — Корреляция не есть каузация, — возражает он. — Но — да, пока похоже, что оно работает. Кстати, днём у меня та штука по сплочению команды Мстителей, но после ты же освободил время? — Да, — говорит Стивен, и от ответной улыбки Тони на душе теплеет. Существует — хоть прежде он этого не замечал — определённый сорт понимания, который, по мнению Стивена, проистекает из общих для них с Тони опасностей. Стивен понимает потребность Тони быть лучшей версией себя: быть лучшим отцом, лучшим человеком, лучшим героем, который прикрывает тебе спину в бою. Чего он не осознавал, так это того, что под всем этим Тони остаётся обычным человеком. Это проявлялось, разумеется, и в том, как Тони едва не сломила мысль, будто он подвёл весь мир. Или подвёл Пеппер как муж и Морган — как отец. В том, как он не хотел этого показывать. Тони — герой во всех возможных смыслах этого слова, Стивен всегда так считал, но не потому, что он надевает броню, когда в нём нуждаются. Тони до того обычный человек, что один воплощает собой всё, ради чего сражается Стивен, что старается сохранить, будто весь смысл жизни в существовании его — лежащего на солнышке, до последнего откладывающего дела и знающего любимый десерт человека, с которым собирается ужинать вечером. Стивену знакомы пространственные разрывы и иные вселенные, он сражался с богами и встречал драконов. Ему ничего не стоит обнаружить портал в другое измерение и закрыть его, лишь на миг задумавшись о мире, что лежит по ту сторону. Он видел всё и мало чего не может себе представить. Пришельцы и червоточины стали его повседневной работой, так же как демоны и ожившие кошмары. Стивен стал невосприимчив к таким вещам, ведь видеть в исключительном обыденное — единственный способ оставаться на плаву посреди того, во что превратилась его… точнее, их жизнь, если подумать. Неудивительно, на самом деле, что он влюбился в супергероя. Тони разделяет с ним его мир, и ему подходит такой образ жизни: необыкновенно одарённый человек со сверхчеловеческими силами — именно тот партнёр, который нужен Стивену. Он не ожидал, что Тони останется при этом таким человечным, как будто Тони, смеющийся над его шутками или бормочущий что-то про квантовую физику, — явление более удивительное, нежели совместные победы над пришельцами. Такой простой и обычный, когда обсуждает карьерные возможности с Питером и берёт взятки от Морган за разрешение съесть чизбургер на ужин, или когда учится заваривать чай так, как любит Стивен. Большая часть их жизни остаётся миру неизвестна. Стивен прекрасно знает, что Тони начнёт жаловаться на поездку в ресторан на машине, потому что с тех пор, как он открыл для себя полёты, машины для него слишком медлительны, и что в конце он закажет мороженое, а Стивен выберет вкус «Старколадного миндаля», просто чтобы подразнить. — Хорошо, — говорит Тони и даже не делает движения, чтобы встать, хотя и опаздывает на свою встречу. Он без очков, и Стивен нынче может сколько угодно любоваться его лицом. — Ты очень громко думаешь, Стивен. Не поделишься с классом? — Просто думаю о тебе, — мягко отвечает Стивен. — Ты сгоришь, если не начнёшь пользоваться кремом от загара. — Не сгорю, — цокает языком Тони. — Итальянская наследственность по маминой линии, всё такое. А вот тебе крем от загара бы не помешал. Красный тебе не идёт, знаешь ли. Стивен моргает. — У меня Плащ — красный, — напоминает он. В ответ Тони улыбается акульей улыбкой. — Я в курсе, — произносит он, разворачиваясь. — Итак, ещё раз: я заеду за тобой в семь. Не вздумай вновь пропасть в своей магии, или я узнаю. Книги заклинаний тоже считаются. — Не я один постоянно опаздываю, — возражает он, но тут Тони целует его в нос. — Передавай Питеру привет и обязательно скажи ему, чтобы зашёл во вторник, если хочет, чтобы я помог с докладом. — Конечно, — обещает Тони и ухмыляется: — Ах, да… наденешь сегодня красную рубашку, хорошо? Всё, я пошёл, пока! Увидимся вечером! Тони — во всей своей неизменной красе — уходит прежде, чем Стивен успевает ответить. — Я думал, красный мне не идёт! — кричит он вслед. Из Санктума доносится слабый гул, и Тони снова выглядывает из двери: — Не идёт. Я просто хочу быть уверен, что ты не затмишь меня своим видом. Мне нужно поддерживать имидж, Стивен, не хочу, чтобы ты стоял у меня на пути. Ты в курсе, что меня два года подряд выбирали самым привлекательным супергероем? Ну, после Тора, но будем честны: в буквальном смысле он скандинавский бог, а не супергерой, так что он не считается. — Разумеется, — сухо отвечает Стивен, но всё равно целует Тони, когда тот возвращается, и Тони не уступает. В итоге Тони всё же немного опаздывает на встречу Мстителей, и потом они оба опаздывают в ресторан, где Тони заказывает на десерт мороженое, а Стивен просит «Старколадный миндаль», и они оба просто могут побыть собой. Вот в чём суть: Всё так просто и обыденно, что этим и необыкновенно, решает Стивен, когда Тони закатывает глаза при виде заказа, и ничего другого ему не надо. is there anything more vulnerable than to say, ‘’I’m only human, after all?’’ there is no braver thing you can be than to be on the threshold of humanity* *возможно ли быть беззащитнее, чем когда говоришь «В конце концов, я всего лишь человек»? и самая большая смелость - раскрыть свою человечность до предела (авторский стих)