Как котёнок

Брут любит приходить к Лие и Икару. Он любит их квартиру, совмещающую в себе стиль и уют; миллион тщательно подобранных мелочей, от аккуратных фоторамок до гипсовых бюстов, сделанных под античность; запах зелёного чая, вкуснее которого он не пробовал, хотя Лия каждый раз в ответ на подобный комплимент звонко смеётся; медленно тянущиеся часы, наполненные дружеским теплом. Здесь Брут отдыхает душой и старается не задумываться, почему он не чувствует ничего подобного в своей квартире, обставленной согласно веяниям моды и советам Лии, которая не смогла остаться в стороне, когда он, тяжело вздыхая, жаловался Икару на затянувшийся ремонт. Этот вечер мало чем отличается от других: Брут приходит, принося с собой любимые конфеты Лии и извинения Икара, который решил очередную ночь провести в лаборатории. Лия понимающе улыбается и уходит в зону кухни, чтобы заварить чай. Прячет свою печаль в подпевании радостной песне, льющейся из колонок проигрывателя, и пританцовывании на месте. Брут невольно любуется ей и светом, который она излучает. Улыбается и сам мычит что-то в такт: слов песни он не знает, но это сейчас и неважно. Мягкие диванные подушки топят внутри себя, тянут в пучину расслабленности и иллюзии, что можно никуда не торопиться и ни о чём не волноваться. Брут сопротивляется им несколько минут, но потом всё-таки сдаётся и прикрывает глаза. Ненадолго, буквально на несколько секунд, чтобы лучше учуять запах чая с земляничными нотками. Приходит в себя Брут от того, что его ласково гладят по голове, рассеянно перебирают волосы. Не открывая глаз, он подаётся ближе. Ловит нежность и заботу, которых ему (если быть честным с самим собой) ужасно не хватает. Которых, как кажется, ему никогда и не будет хватать — не после лет, проведённых в стенах серого и холодного приюта. Лия тихо хмыкает откуда-то сверху, а Брут зарывается лицом в подушку, изо всех сил сопротивляясь пробуждению. И понимает, что то, на чём он лежит, мало похоже на набитый синтепоном чехол: слишком ярко ощущается живое тепло. Брут распахивает глаза и, вздрогнув, замирает. Он лежит на коленях у Лии, которую это, похоже, совсем не смущает. — Ты как котёнок, — смешливо фыркает она. — Заснул, сполз сначала на диван, а потом бессовестно улёгся на меня. Обиды или возмущения в её голосе нет, только мягкая подколка, приправленная капелькой театральности, чтобы её точно нельзя было воспринять всерьёз. Брут иногда поражается тому, сколько в Лие терпения. Сам он сейчас чувствует, что его разрывает напополам. Правильная, логичная часть требует сейчас же вскочить на ноги, извиниться и попросить Лию забыть об этом недоразумении (сам Брут это едва ли сможет сделать, но это совсем неважно). А другая просит остаться так ещё хоть чуть-чуть, погреться в чужом, солнечно-золотом свете. — Не торопись, — говорит Лия, словно читая его мысли. В который раз. Брут закусывает нижнюю губу, всё ещё сомневаясь. Лия осторожно проводит пальцами по вискам, после чего чешет его за ухом, будто настоящего кота. Брут зажмуривается и переворачивается, утыкаясь лицом Лие в живот и заставляя себя выкинуть из головы мысли об Икаре, их дружбе, привкусе предательства и измены. Ничего страшного же не случиться, если он ещё немного так полежит, правда? Совсем немного.