И я не буду себе лгать.
И я не буду больше ждать.
Я лучше перестану спать.
И буду тихо умирать.
Молчат дома – Люди надоели
Чуя уходит только тогда, когда время переваливает за 4 утра. Он встает с кофты Дазая и отряхивает ее над какой-то из антенн. Солнце еще не восходит, но звезды пропали. Да что там… Они пропали еще час назад. Но Чуя все равно лежал на холодном бетоне, изредка поглядывая на Осаму. Особенно тогда, когда Накахара начинал курить. Он помнил, как стало плохо Дазаю от сигаретного дыма, поэтому опасался этого и сейчас. Но Осаму дышал размеренно, спокойно… Он просто спал. И Накахара не будит его. Он не хочет делать так, ведь знает, как же этот сон нужен Дазаю. Чуя надевает кофту на себя и смотрит на безмятежное лицо Осаму. Накахара знает, что как только он поднимет его на руки, то Дазай проснется и вряд ли заснет ночью. Но у Чуи нет другого выбора. Он даже не представляет, как иначе может доставить Дазая в квартиру. И он просто берет его на руки. Осторожно, заворачивая в бежевую материю и убирая с его лица пряди волос, чтобы те не мешали ему дышать. Он сам не знает, почему, но он постоянно трогал волосы спящего Осаму. Когда тот засыпал в присутствии Накахары, невозможно было просто игнорировать то, что волнистые пряди падают на его лицо. Чуя постоянно убирал их и удивлялся, что те такие мягкие. Дазай, видимо, слишком следит за своими волосами. Накахара прижимает Осаму к себе и идет к железному люку. Он и представить себе не может, как спуститься так, чтобы не ударить Дазая и не удариться самому. Да и как открыть этот чертов люк с Осаму на руках. Да и сделать это почти бесшумно, чтобы эти ебучие ржавые петли не скрипнули, как это было в прошлый раз. Этот звук может запросто разбудить Осаму. Да кого угодно это разбудит! Чуя тяжело вздыхает и осторожно кладет тело Дазая на бетон. Тот, вроде как, не проснулся, что не может не радовать Накахару. На самом деле, он волнуется за Осаму. И он знает, что Дазай тоже волнуется за него и крайне сильно показывает это. Чуя же так не делает. Он в целом старается не показывать свои другие эмоции кроме злости и иногда веселья. И все. Он не показывает заботы, волнения и чего-то еще. Он не привык это делать. Но… Он все равно очень переживает. Когда Осаму говорит ему, что не спал ночью, у него сердце сжимается. И он слышит это так часто… А если и слышит обратное, то это похоже на что-то по типу: «Я поспал 3 часа, но с помощью снотворных. Мой рекорд, кстати». И это злит его. И почти с той же мерой расстраивает. Почему у Дазая такой плохой сон? Накахара поднимает люк. Тот мерзко скрипит, но не так сильно, как в прошлый раз. Это не радует, и не огорчает. Злит. Ведь как он уже думал, это может разбудить Дазая. Но… Тот все еще спит. Он даже не шевелится. Может, упал в обморок или что-то подобное? Чуя тяжело вздыхает и подходит к Осаму. Он снова берет его на руки и прижимает к себе. На удивление, он очень легкий. Можно даже сказать, невесомый. Но Накахара ничего по этому поводу не думает. Дазай, вроде, питается очень хорошо. Наверно, он всегда такой. Легкий и, кажется, худой. Накахара ставит ногу на вертикальную лестницу и чувствует, как руки немного трясутся. Ему главное отсюда не упасть, что почти невозможно, если ни за что не держаться. Но единственное, как можно решить эту проблему, это разбудить Дазая и спуститься сразу вдвоем. Тогда будет намного безопаснее. Но потом Осаму не сможет уснуть целую ночь, и опять будет пить свои таблетки, которые Чуя просто терпеть не мог. От одного упоминания их он злиться. Он не знает, почему, но всегда злиться. Накахара ставит ногу на вторую ступеньку. Его начинает трясти. Он начинает бояться, что упадет и разбудит Дазая. Да и, скорее всего, он ударится и ударит самого Осаму. А такого допустить нельзя. Он просто не простит себе подобного. Какого бы Чуя из себя не строил, он не хочет бить Дазая и причинять ему боль. Тогда получилось… Случайно. Просто он сказал такие мерзкие слова, которые невероятно делают больно… И Чуя просто не смог себя контролировать. Да, он прекрасно понимает, что Осаму не виноват в его побоях и не должен страдать из-за мерзкого характера Накахары, но не нужно было это говорить. Тем более так. С претензией, как будто обвиняет его самого в чем-то… Это просто его взбесило. И после этого он долго жалел, что вообще посмел тронуть Осаму. Он правда никогда не хотел делать Дазаю больно. Чуя наступает одной ногой на третью ступеньку. Он прижимается спиной к двум прошлым, чтобы иметь хоть какую-то опору. Это помогает, но несильно. У него все еще огромный риск упасть лицом вниз и ударить Осаму. Тот, конечно же, после такого проснется. И, как известно, не заснет до следующий ночи. Даже днем он не спит, что очень странно. Если ты не спал ночью, то тебе обязательно захочется спать либо днем, либо вечером. Но у Осаму же все было иначе. Единственное время, когда он мог спать, это ночь. Да, бывали случаи, когда он засыпал на уроке, но они были единичны. Хотя это даже сном назвать нельзя. Накахара наступает на четвертую ступеньку. С остальных двух он просто спрыгивает и выдыхает. Дазай, вроде, от подобного не просыпается, что не может не радовать Чую. Здесь осталось совсем немного… Просто спуститься на четвертый этаж и открыть квартиру Осаму. Хотя, последнее и необязательно. Они ее не закрывали. Нужно просто надавить ладонью на ручку двери, чтобы та открылась. Чуя удивляется, когда чувствует, как Дазай на его руках шевелиться и пытается улечься по-удобнее. В этот момент он думает лишь о том, как бы не уронить его, так как это он и мог сейчас сделать. Держать человека, который пытается шевелиться, намного тяжелее, нежели того, который лежит и не двигается. И Накахара знает это. И прямо сейчас очень это чувствует. В его шею утыкается холодный нос, а на плече теперь покоится чужая голова. Он дергается от этого и хочет выбросить Дазая в ближайшее окно. Он ненавидит подобное. Это напоминает ему тот момент, когда Осаму также уткнулся в него носом. Только это была не шея, а живот. Да и в живот он уткнулся через ткань, а здесь в совершенно голую кожу. Чуя представляет, как по-пидорски это выглядит со стороны, и от этого его тошнит. Он начинает злиться. Желание сбросить со своих рук Дазая растет с каждой секундой, но он держится. Если он так сделает, то потом не сможет объяснить Осаму, что он творит, так что он просто идет быстрее. И за какую-то минуту он оказывается возле квартиры Дазая. Он открывает дверь локтем, так как руки были заняты. После, заходит в квартиру, и, не снимая обувь, идет к комнате Дазая. Как только он зашел туда, то сразу направился к кровати, после чего и уложил Осаму, облегченно выдохнув. Он потирает ладонью то место, где раньше был чужой нос и раздраженно шипит. Чтобы он еще раз взял этого долбоеба на руки… Чуя развязывает шнурки и ставит обувь возле тумбы. Он смотрит на Дазая, что безвольным телом лежит на кровати. Он даже не двигается и не пытается укутаться в одеяло, хотя и крупно дрожит. Да, в комнате правда было холодно, ведь все это время окно было открыто. Накахара подходит к кровати и берет второе одеяло. Он накрывает им Осаму и снова убирает волосы с его лица. Он кутает его, стараясь не разбудить. Вроде, у него получается. И он уверен в этом какое-то время, пока Дазай не начинает ворочаться и не открывает глаза. – Тш… Спи, Осаму. Чуя накрывает его одеялом по самую шею, скрывая плечи. Дазай что-то бурчит на это, но Накахара даже не прислушивается. Он убирает с его лица очередную волнистую прядь и отходит от него, подходя к окну. Он закрывает его и смотрит на Осаму, который все же повернулся на другой бок, и, видимо, уснул. Чуя проходит к полке, на которой лежит блок сигарет. Он достает оттуда одну пачку и уходит, закрывая дверь в комнату. Почему-то он уверен, что Осаму правда будет спать. Возможно, он ошибается, но ему так не кажется. Накахара идет к балкону. Он открывает дверь и выходит на него. На улице стало чуть теплее, нежели было в 2 часа ночи. Ни в одном из окон многоэтажек не горит свет. Все еще спят. Это логично, что все и будут спать… Чуя вытаскивает из пачки одну сигарету. Он зажимает фильтр зубами и прикуривает от зажженной спички. Зажигалку он оставил вместе с пустой пачкой на крыше. Тащиться за ней он не планирует. Все будут спать еще часов до семи. Но только не Накахара. * * * Среда. Они оба сидят за столом. Сейчас около восьми часов вечера. На улице стемнело. Чуя Накахара дома у Дазая уже пятый день. Осаму встает из-за стола и направляется к столешнице. Он все еще вспоминает, что Чуя занес его в дом в ночь воскресенья. Ему, мягко говоря, стыдно за это, но эту тему он не поднимает. Он не планирует разговаривать об этом с Накахарой, потому что ему станет еще более неловко. Да и, возможно, Чуя обложит его последними матами, если он скажет что-то не так. Это вполне в его репертуаре. За эти несколько дней ничего не происходило. Матери никогда не было дома. Она даже не заходила, что можно понять по отсутствию записок на столе. Она не звонила и не писала Дазаю на телефон, но его это несильно беспокоит. Он наоборот рад, что не видел эту женщину такой долгий промежуток времени. Если бы она была дома, то с каким-нибудь мужчиной. А это значит, что он слышал бы очередные стоны, крики, шлепки, громкие выкрики, какие-то пошлые слова и хлюпанья. Так что это только к лучшему. Пусть ее не будет всю эту неделю. Тогда и Чуя не услышит ничего подобного, а Дазаю будет не за что стыдиться. – Что ты ищешь? Это голос Чуи. Дазай не знает, что на это ответить. Вспоминая о матери, он и сам забыл, что хотел. Возможно, взять чайную ложку. Возможно, кружку с чем-то или какую-то емкость. Но зачем ему это, если он собирается пить чай? Может, тогда печенье? Нет, оно лежит на столе… – Ничего. Осаму достает с верхних шкафчиков одну чашку и подносит ее к крану, наливая туда воду. Его мысли забиты матерью, ночью воскресенья и Чуей. Он переживал за него. Ему ведь скоро возвращаться домой… А что там с ним сделают? Неизвестно. Возможно, его снова изобьют. А он невероятно красив без синяков… Или с малым их количеством, что было именно сейчас. На удивление, эта мазь правда помогала. За короткий срок Чуя перестал чувствовать боль в пояснице и в руке. Даже на спину лечь мог. Да и синяки теперь не так бросались в глаза. Те, которые были не такие яркие, и вовсе пропали. Остались только те, которые раньше были с мерзкими, темно-фиолетовыми, маленькими вкраплениями. Но это не особо важно. Они тоже скоро пройдут. Дазай выпивает воду залпом и ставит чашку обратно в шкафчик. Он снова садится за стол и начинает помешивать в чашке и так размешанный сахар. Чуя на это ничего не говорит. Только удивленно смотрит. Ему не особо нравится эта сегодняшняя напряженная атмосфера… С Дазаем сегодня явно что-то не так. Но это, скорее всего, временно. Не на целый день. Чуя смотрит на плавающие чаинки каркаде в своей чашке. Он не представляет, как можно хоть немного, но поднять настроение Дазая. Приготовить что-то вместе – не вариант. Оба умеет только палочки держать и чайник ставить на плиту. Ну и, конечно же, жарить яичницу и приготавливать лапшу быстрого приготовления. Так что это точно сразу отбрасывается. С просмотром фильма та же ситуация. Никто из них не любил их смотреть… Да и как это вообще может поднять настроение? А что если… – Пошли дорожный знак спиздим? Дазай, который некоторое время ранее пил чай, давится и выплевывает остатки жидкости на пол. Он начинает откашливаться и бить себя по грудной клетке кулаком. Чуя, смотрящий на все это, сразу понимает, что у него странное и ненормальное понятие «разрядить обстановку». Вряд ли, когда хотят поднять настроение, предлагают скрутить дорожный знак и принести его домой. Но и кто говорил, что Накахара нормальный? Ему столько раз прилетало по голове. Кто-то все еще хочет от него адекватных идей? – Что ты сказал? Эту фразу Осаму хрипит. Он все еще немного кашляет, но теперь по грудной клетке себя не бьет. Сказать, что он удивлен, это равносильно тому, что просто промолчать. Серьезно? Почему именно сейчас и вообще почему Чуя предложил сделать подобное? Как ему вообще пришло такое в голову? Хотя… Это же Чуя. Удивительно, что он не предложил подбросить что-нибудь странное прохожему в сумку или стащить первого попавшегося одинокого ребенка, сказав, что теперь он пойдет в детдом или на черный рынок в виде органов, так как его мать продала его за круглую сумму. – Так, ну разъясню тебе на более культурной речи… Дазай Осаму, не хотите ли вы совершить со мной не самый законный поступок, за который нам, если, конечно же, поймают, могут выдать штраф? Вам понравится. – Ебать заговорил… Ты как это вообще представляешь? Знаки к столбам прикручены. Дазай смотрит на чашку, поставленную на столе. После, на Чую, которого, казалось, вопрос Осаму совершенно не смутил. – Блять, Дазай, не тупи. У нас их прикручивали бухие в стельку люди. Там камнем по этому болту ударишь, и он выскользнет. Тем более тут от тебя недалеко есть знак, который держится на одном расшатанном болте. Так что открутить от столба этот знак не проблема. – Ты на полном серьезе предлагаешь мне открутить знак от столба? – А ты хочешь со столбом его тащить? Дазая этот вопрос вводит в ступор. Он не знает, что ответить. Он просто пялит на Чую удивленными глазами и лишь изредка открывает рот, собираясь возразить или сказать что-то еще. Но он просто молчит. – Что, серьезно со столбом? – Ты идиот? – Хорошо, без столба. Пошли. Чуя усмехается и встает из-за стола. Он идет в комнату, после чего усаживается на стул. Он дотягивается до своих кед и ставит их возле своих ног. После, с помощью пальцев, он натягивает оба ботинка. Также быстро шнурует. После всех этих действий Накахары, Дазай наконец заходит в комнату. Он без лишних слов надевает свои ботинки и набрасывает на плечи зип худи. – Чуя, ты все еще собираешься идти вместе со мной пиздить дорожный знак? – Да, Дазай. Это будет незабываемым опытом, я тебе гарантирую. – Незабываемым опытом в чем? – Ты как минимум не забудешь этот день. Чуя усмехается и выходит из комнаты. После, идет по коридору и открывает дверь квартиры. Он проходит по лестничной клетке, изредка оборачиваясь, чтобы посмотреть, следует ли Дазай за ним. Тот шел, только медленно. Еще в его руках было 2 плаща. Один – Чуи. Другой – его. – Зачем ты их брал? – На улице холодно, Чуя. Накахара на это только фыркает, после чего открывает дверь из подъезда. Первое, что они видят сразу же, это компания из 6 подростков. Кто-то, возможно, такого же возраста, как и они. Остальные их младше. На год, на 2. Но это никому из них не мешает держать в руках по бутылке пива и по одной сигарете между пальцев. Под их ногами валяется по несколько окурков. Возможно, кто-то из них крутил самокрутки, так как выглядели эти остатки сигарет очень помято. Ни Дазай, ни Накахара ничего им не говорят. Как-то все равно на них. Главное, чтобы не зашли в подъезд и не накурили там. Хотя даже без них там пахнет сигаретами. Этот запах просто больше не выветривается, контрастируя с ароматом плесени и кошачьей мочи. Но это не самое страшное… У всех этих подростков невероятно слабые желудки, а алкоголь они хлещут как взрослые. В итоге после них заблевана вся лестничная клетка, а в помещении стоит неприятный кислотный запах. Даже после алкаша-соседа Дазая этих луж не так много, как после одного четырнадцатилетнего подростка из этой компании. Ладно, когда все это на пятом этаже, хотя запах доходит и до квартиры Осаму. Но когда все это на четвертом… Это невероятно раздражает Дазая. Пусть пьют в другой любой многоэтажке. Но нет же. Из-за сломанного домофона весь этот сброд собирается именно здесь. Ну и конечно же из-за всегда открытой квартиры, житель которой умер уже как 4 месяца. Пьют они на лестничной клетке, а трахаются там. Вроде, Дазаю до этого не должно быть дела, но то, что бабки в их подъезде говорят, что и он там отодрал одну из малолеток, не особо его радует. Казалось бы, можно закрыть эту квартиру, но ключа ни у кого нет, а замок там повесить чисто физически невозможно. Так что каждый терпит от этих подростков в пубертате, но ничего не может с этим сделать. Чуя спускается с небольшого побитого крыльца. Дазай делает то же самое. Они оба идут в направлении от дома Осаму. После, заворачивают на одну из улиц. Она выглядела хуже всех. Переполненные мусорные баки, облезлые коты, многоэтажки, почти точно такие же, как и на улице Дазая. Только эти дома отличались тем, что местами на стенах не хватало по куску бетона, а сами здания были в желтых пятнах непонятного происхождения. Но они оба не особо обращали на это внимание. Они просто шли по проезжей части, пока не наткнулись на знак, который наполовину висел. Местами он был в земле, а где-то пожелтел от капель дождя. Как Накахара и говорил, его можно просто элементарно снять камнем. – Мы серьезно шли сюда несколько метров за знаком? – Ну да. Накахара усмехается и смотрит на знак треугольной формы. Сам он был белым, с красным по краям сторон. Чуя не помнил и даже не знал, что он обозначает. Да и сейчас зачем ему эти знания? Чтобы просто стащить знак? Это даже звучит бредово. Чуя подходит сзади столба, смотря, в каком состоянии болт, на котором и висит знак. Если сказать мягко, то был он в невероятно плачевном состоянии. Его не то что камнем, а ладонью можно вытолкнуть. Это им только на руку. – Принеси камень какой-нибудь. – Чуя, а ты до этого знака хоть дотянешься? – Блять… Я тебя на 10 сантиметров ниже, долбоеб! Дазай смеется. Не сказать, что Накахара был особо низким, но это не мешало Осаму часто закидывать локоть ему на плечо. Чуя с этого бесился и, естественно, давал ему локтем в бок. Но Дазай все равно продолжал шутить над его 170 сантиметрами. Нечасто, но продолжал. Осаму поднимает с асфальта первый попавшийся камень, что помещался в ладонь, и передает его Чуе. Тот кивает головой в знак благодарности и принимается бить по обратной стороне болта. Как он и предполагал, тот выскользнул невероятно быстро. Из-за этого знак слетел со столба и упал в мокрую траву, пачкаясь. – Зачем он нам? Чуя какое-то время просто смотрит в траву, после чего говорит: – Не знаю. Пусть будет. Дазай на это ничего не отвечает. Он подцепляет знак двумя пальцами и так несет его до самого дома. Чуя же просто идет возле него и что-то говорит. Так они оказываются в квартире. После, оба сбрасывают обувь в прихожей и проходят в уборную. Там Осаму ставит знак в ванну, после чего берет в руки душ. Накахара наблюдает за его действиями и продолжает говорить, пока Дазай начинает смывать грязь, которую можно было убрать просто струей воды. – Дай зубную щетку. – Твою? – Разумеется, что нет. Там на самой верхней полке красная лежит. – Зачем она тебе? – Знак отмыть. – Хорошо. Тогда все-таки твою дам. – Ты охуел? Осаму направляет душ на Накахару. Тот взвизгивает и ударяет того в плечо. Футболка Чуи становится мокрой, от чего Дазай смеется. Он не выключает воду на случай того, если ему взбредет в голову снова облить Накахару, но он почти сразу об этом жалеет, так как Чуя выхватывает из его рук душ и направляет на него. Одежда Дазая также становится мокрой. Ванная комната превращается в настоящее место битвы. Волосы Накахары и Дазая вскоре становятся мокрыми. Оба смеются, говорят какие-то угрозы. Но они не звучат серьезно. Они оба шутят и снова обливают друг друга водой. Кто-то из них пару раз падал в ванну и на пол, о чем сразу же жалел, так как получал новую порцию холодной воды в лицо. Они дурачились как дети. И сейчас Чуя точно не жалел, что они решили снять этот знак со столба и принести его домой. – Чуя, мать твою! Я весь мокрый! Осаму говорит это с улыбкой на лице, после чего поворачивает вентиль, перекрывая холодную воду. – Я такой же. Накахара смеется. Он точно за сегодня заработал пару лишних синяков, но это мелочи по сравнению с тем, что ему могло быть дома. Эти синяки от падений даже болеть не будут. – Пошли переоденемся… Черт с этим знаком, завтра отмоем. Дазай отталкивается рукой от раковины и идет к двери. Чуя же встает с пола и плетется за Осаму. Он даже немного устал… Уворачиваться от струй воды не так-то и легко. Да и, скорее всего, было бесполезно. Все равно он весь мокрый с ног до головы. Осаму, оказывается, меткая козлина. Да и уворачивается он намного лучше, нежели Чуя. Но ему это мало помогло. Он такой же мокрый, как и сам Накахара. Они оба заходят в комнату. Первым делом Дазай начинает рыться в шкафу. Через некоторое время он вытаскивает оттуда черную футболку со стертым принтом AC/DC и темно-серую без каких-либо рисунков. Черную он отдает Накахаре. Другую – надевает сам. После, он берет из шкафа черные брюки, что были для него слишком коротки и потертые темные джинсы, что были немного широки. Черные брюки он дает Чуе. Джинсы – надевает сам. – У тебя фен есть? – Да, сейчас принесу. Осаму выходит из комнаты и направляется в зал. Он открывает один из шкафчиков и вытаскивает оттуда фен. После, приносит его Чуе. Тот кивает в знак благодарности и вставляет вилку в розетку, после чего включает устройство и принимается сушить мокрые волосы. Он пытался расчесывать их пальцами. Получалось плохо, но он продолжал делать так, так как за расческой идти ему лень, а просить Дазая, чтобы он принес ее, не особо хочется. Он перебирал каждую прядь и старался просушить. Это у него получалось прекрасно. Корни волос он также просушил. Накахара выключает фен, после чего смотрит на Дазая, который открыл окно и курил в него. Запах, естественно, распространялся по всей комнате. Но не это насторожило Чую больше. Его насторожило то, что у Осаму мокрая голова, а он буквально высовывается через окно на улицу. Решил заболеть? – А ну-ка сюда иди. – Сейчас докурю… – Потом докуришь. – А… – Сюда иди, я же говорю тебе. Осаму ничего не отвечает. Он выбрасывает не докуренную сигарету в окно и закрывает его. После, подходит к Чуе, который сразу же начинает давить на его плечо, заставляя сесть на табурет, стоящий рядом. Накахара после этого сразу же включает фен, направляя теплую струю воздуха на чужие волосы. Он принимается также перебирать каждую его прядь, просушивая ее и удивляясь, какие же у него мягкие волосы. Шум фена не заглушает дверной звонок. Дазай недовольно цыкает, как только слышит его и собирается встать, но Накахара осторожно давит на его плечо и выключает фен. Он тихо говорит, что сам откроет дверь и выходит из комнаты. Осаму на это ничего не отвечает. Он некоторое время просто сидит на табурете, после чего наконец встает и убирает фен на стол. Дазай садится на кровать и просто ждет. Ждет, когда Чуя вернется. Почему-то его настроение снова становится ужасным. Он чувствует себя… Неправильным? * * * Чуи нет около 15 минут. Дазай все это время просто сидит и обнимает свои колени. Он чувствует себя не особо хорошо. Целый день ему казалось, что сегодня случится что-то отвратительное, что причинит ему невероятную боль. Но, скорее всего, он просто себя накручивает. Но даже если и так, то он не может объяснить, почему сейчас ему так тревожно. Накахара ушел и куда-то пропал. Да, он, возможно, решает какой-то вопрос с его соседями или помогает тому человеку, который позвонил Дазаю в дверь, но это оправдание звучит слишком бредово. Осаму встает с кровати и идет к входной двери. Он не знает, что хочет от этого, но все равно кладет ладонь на ручку двери. Он собирается надавить на нее, но что-то ему подсказывает, что он пожалеет об этом. Поэтому он останавливается на пару секунд. Что он там вообще может увидеть такого, что может его поразить? Да, ничего… Но почему-то его трясет. Что с ним? Он открывает дверь. Никого на лестничной клетке нет. Его это настораживает. Где Чуя? Ушел куда-то? Можно ему позвонить, но ведь его телефон лежит в квартире. Да и Дазай не особо хочет возвращаться в комнату, чтобы просто взять мобильник. Сверху, на пятом этаже, слышен смех. Это юношеский смех. Возможно, Чуя наверху. Но ему-то делать там нечего, так ведь? Хотя, может, это какая-то бабулька из верхней квартиры решила попросить помощи, потому что кран протекает или дверца от шкафа отвалилась. Осаму идет по лестнице. Ему нужно пройти только половину пролета, чтобы видеть, что происходит сверху. Как он и ожидал, там были те самые подростки, которых когда-то они вместе с Чуей видели на улице. Ничего необычного. Они опять пьют, кто-то спит на бетоне, кто-то бьет бутылки о лестницу. По крайней мере, это можно понять по стеклу и непонятной луже, что была на самых верхних ступеньках. Осаму старается поймать взглядом рыжую макушку, но у него получается не сразу. Но когда он и видит его… Он так жалеет об этом. Та самая девушка, которую он видел в субботу на лестничной клетке, прижата к двери одной из квартир. Чуя целует ее. Страстно и развязно. Она стонет в поцелуй и подставляется под его руки. Он же в свою очередь оглаживает ее талию, хватает за шею. После, кладет одну из ладоней на ляжку девушки, после чего залезает этой же рукой ей под юбку. Она не сопротивляется, а наоборот, прижимается к нему сильнее. Он отстраняется от нее, после чего кусает за шею, оставляет засосы… Она снова стонет, от чего у Дазая закладывает в ушах. Но он продолжает стоять и смотреть. Он видит, как Чуя снова припадает к ее губам и кусается. Он оттягивает ее нижнюю губу за прокол. Осаму не знает, как это объяснить, но его губы тоже начинают болеть. Он чувствует какое-то… Раздражение? Возможно. Он точно знает, что хочет оттащить Чую от этой девушки и завести его в квартиру. Закрыть на ключ и просто попить с ним чай… Забыть, что происходило, и жить дальше. Он не знает, что чувствует, но точно знает, что эти эмоции делают его неправильным, неудавшимся, неполноценным… И от этого ему становится плохо. Когда дверь в эту самую открытую квартиру хлопает, Осаму спешит ретироваться в свою квартиру. Он идет в свою комнату и закрывается там, после чего спускается по стене на пол. В нем бушует бесконечное множество эмоций, которые он не может понять. Раздражение, отвращение, ненависть, печаль… Все это смешивается во что-то одно, чему он не может дать название. По крайней мере, его мозг не хочет называть это именно тем, чем оно является. Он просто отрицает это и списывает на то, что просто ненавидит прелюдию и половой акт между женщиной и мужчиной. Точнее, не может наблюдать за этим со стороны. Осаму зарывается пальцами в волосы и рвано дышит. Перед его глазами отчетливо стоит то, как Чуя целует эту распутную шалаву, как приобнимает ее за талию… И это заставляет его дышать слишком быстро. Он просто все еще не может в это поверить… Он слышит, как дверь квартиры открывается. Он настораживается и уже собирается выйти из своей комнаты, чтобы посмотреть, не Чуя ли это пришел, но он слышит голос своей матери. Но не только ее… Еще какого-то мужчины. Этот день станет для него его персональным адом. И почему мать пришла за 3 минуты после того, как Осаму увидел, что Накахара зажимается с какой-то малолетней шлюхой? Дазай тихо проходит к своей кровати и забивается в угол. Он надеется ничего не услышать… Но даже если он ничего не слышит, его разум все отчетливо дорисовывает перед глазами. Как Чуя трахает светловолосую деву, а мать Дазая трахает какой-то мерзкий мужчина, у которого, как видимо, не хватило на ебучий отель. Накахара кусает девушку, возможно, вместо своего члена использует свой язык, а девушка под ним прогибается и стонет его имя. Мать Дазая также прогибается под незнакомым мужчиной, а тот наслаждается всем процессом. И Осаму становится так плохо… Он еще даже ничего не услышал, а его уже начинает трясти. Хотя увидеть – это страшнее, нежели услышать. Дазай закрывает уши ладонями и прижимается к спинке кровати. Он старается не закрывать глаза, чтобы не видеть то Чую, то свою собственную мать. Его начинает подташнивать. Он открывает рот и часто дышит. Он смотрит на свое одеяло и не знает, куда себя деть. У него начинают трястись руки, колени и все тело. Он бы мог перелезть на балкон, но в таком состоянии ему желательно совсем не стоять. Если бы он не видел Чую, все было бы иначе. Ему бы было хоть немного легче… А сейчас все начинает давить с двух сторон. Мать, Накахара… У Осаму начинается паника, когда он даже через ладони слышит пошлое и громкое, что произносит его мать. Это похоже на что-то по типу «накажите меня, Господин». И Дазай представляет, как она хитро ухмыляется, а он массирует пальцами свой член через ткань брюк. И… Как Чуя втрахивает в постель или в поверхность стола пятнадцатилетнюю шлюху. Они ведь даже не знакомы… Они совсем друг друга не знают… Тогда почему? Это же ненормально… Просто ненормально. Неужели все вокруг трахаются с кем попало? А ведь Дазай тоже почти не знал ту девушку… Осаму всхлипывает, но не плачет. Он слышит шаги, которые точно указывают, что те оба направляются в комнату его матери. И он снова начинает чувствовать себя паршиво… Он представляет, как оба раздеваются, как его мать стоит в кружевном нижнем белье… Он не хочет этого представлять, но его сознание само дорисовывает абсолютно все. У него начинает кружиться голова, пальцы немеют. Он кусает свои губы и сильнее прижимает ладони к ушам. Но это помогает ненадолго. Лишь до того момента, как его мать издает громкий пошлый стон. От следующих звуков Осаму трясет. Он зарывается в одеяло, закрывает глаза, давит руками на уши… Но все равно слышит, как скрипит кровать, как стонет его мать, как этот мерзкий мужчина выдает какие-то пошлые слова… И все это так громко и слышно, что кажется, он сидит с ними в одной комнате. Но это было не так. Просто в их доме невероятно тонкие стены, что всегда играло злую шутку с Дазаем. Если бы сейчас Чуя был рядом… Осаму было бы спокойнее. Он мог бы хоть на что-то отвлечься и не чувствовать себя так ужасно. Дазай чувствует себя загнанным в угол. Его же собственные мысли давили на него с двух сторон. Он с каждой проведенной минутой в комнате ощущал, как ему хочется просто перестать существовать. Он слышал, как стонет его мать. И для него это было все громче и громче. Он сам не заметил, как в уголках глаз стали скапливаться слезы. Он просто давил на уши ладонями и кусал губы в кровь, представляя то Чую, то собственную мать. – Пожалуйста, перестаньте… Он говорит сам с собой. Он не знает, кого и о чем просит, но все равно продолжает говорить. Собственный голос хоть немного, но заглушал другие звуки. – Зачем вы это делаете? Пожалуйста, прекратите. Неужели я многого прошу? Пожалуйста… Он начинает плакать. Он не знает, что ему делать. Просто перетерпеть это все не представляется возможным, а уйти куда-то он не планирует. Единственное, что он может сделать сейчас, это лечь спать. Просто уснуть, пока все это не закончится. Но это также кажется невозможным. Если только… Осаму смотрит на баночку с таблетками, стоящую на поверхности стола. Это были снотворные, которые он пьет постоянно. Без них он бы не мог полноценно спать и высыпаться. Это рецептурные таблетки… Он не знает, откуда у его матери рецепт на них. Скорее всего она просто дала врачу... Но это не самое важное. Дазай встает с кровати и хватает со стола баночку. Он в спешке открывает ее и рассыпает содержимое на стол. Множество круглых таблеток лежат на поверхности. Их, возможно, около сорока. Но Осаму не считает. Он сбрасывает со стола на ладонь те, что были ближе к краю, и закидывает их в рот, глотая на сухую. Таблетки неприятно царапают горло, от чего он морщится. Он не думает о последствиях, не думает, что после этого может что-то случится… Он просто перелезает на постель. Осаму кутается в одеяло. Он все еще закрывает уши ладонями, но через минут 5 это уже было не нужно. Он засыпает.