Бессилие

Катя в зеркало смотрится и осторожно проводит подушечками пальцев по бледно-желтым пятнам, которые на шее остались после того самого дня. Ее словно запятнали, обозначили принадлежность. Стыдно Лавровой, совестно перед собой, что пала так низко и позволила так с собой поступить. Сглатывает накопившуюся во рту горечь, вытирает влажность с щек и продолжает тональным кремом «Балет» замазывать остатки синяков, что Кащей в порыве страсти оставил. Лаврова ему ничего не сказала тогда, решила потом сообщить тактично, что не потерпит такого. Но как сделать это до сих пор не придумала. Разговор сложным бы получился, а она этого не хотела. Избегала трудности и проблемы. Ей та близость снилась периодически. Екатерина просыпалась с тяжестью на душе и пакостным настроением, не разговаривала обычно ни с кем по утрам после сновидений таких, паршиво становилось. Двоякие чувства терзали разум хрупкий — вроде бы и приятны поцелуи были, но грубости такой не ожидала, не думала, что так больно будет. Павел потом еще целовал успокаивающе, на что Кате и осталось терпеть ноющую боль. Лавровой кажется, что жизнь более или менее налаживается. Все возвращается на круги своя — учеба, работа и общежитие. Впереди праздник новогодний маячит, мысли как-то плавно от отношений сложных к украшениям на елку и подаркам близким и родным перетекают. Екатерина на задний план все дурное отодвигает, откладывая решение проблем на потом. Не хочется ей голову лишним нагружать и так исстрадалась вся, портить собственноручно Новый год нет желания. Лаврова с матерью снова устанавливает мирные отношения, подняв белый флаг в виде авоськи с продуктами и извинений, в которые никто особо и не верил. Им обеим было так удобно — девушке, что Алеся Ивановна не дуется на дочь свою, а женщине, что Катя продукты домой приносить снова начала. Никто даже не обмолвился и о ситуации той, когда ее мужчина привел домой нетрезвую, и тем более о самом Павле. От этого легче становилось. К празднику нужно было подготовиться, поэтому сегодня поход на рынок запланирован, пообещала девушка матери компанию составить да помочь продукты до дома донести. На рынке вообще все можно было купить: и свеколку с картошечкой на «Селедку под шубой», и фрукты яркие, чтобы украсить стол праздничный, и даже бенгальские огни найти можно было. Катя их обожала, всегда завороженно наблюдала за брызгами искрящимися, для нее это волшебство наяву. Цены, конечно, рыночные кусались сильно, но все же лучше, чем в очереди в магазине стоять за колбасой, которая прямо перед носом закончится могла. Жители СССР скрупулезно копили деньги к праздникам, откладывая каждую копеечку, в жизни их скудной поводов не так много было, чтобы застолье устроить. Новый год — самый главный предлог. На улице не снежинки, только ветер сильно завывает, и стужа зимняя нос щиплет. На базаре толкучка неимоверная, видимо, вся Казань решила, что именно сегодня нужно закупиться перед Новым годом. Катя идет быстро, сапожками перебирая снежную кашу, Алеся Ивановна сзади плетется, лишь ворчит под нос себе что-то. Они уже половину продуктов из списка, заранее заготовленного, купили, осталось лишь по мелочи — пряники и сушки к чаю. Женщины маневрируют ловко сквозь вереницу людей к нужному прилавку. Мать знакомую встречает и болтать с ней начинает. Катя скучающе под женский бубнеж торговцев рассматривает, как слышит сквозь шум знакомый хрипловатый голос, что весело забалтывал посетителей рынка. Катя сначала хмурится, головой начинает вертеть в поисках источника веселых зазываний. Показало же, да? Сердце глухо стучать начинает, когда до ушей доносится: — Пять минут постой, и карман не будет пустой. Девушка пробирается к звуку, толкая людей, что серым пятном, столпились вокруг одного единственного человека. Вот женщина в пальто и шапке меховой с сумкой с апельсинами стоит, старик в телогрейке ватной еще наверное со времен Великой Отечественной, мужчина крупный в дубленке модной под руку с девушкой молодой, что в полушубке тонком трясется от холода и прижимается сильнее к боку мужскому. И все они были настолько заворожены «чудом», происходящим на их глазах, что не замечают подвоха. Не видели схему отлаженную развода обычного. Катя тоже не замечала до сегодняшнего дня. Лаврова наконец-то подходит ближе, раздвинув руками наблюдающих людей за процессом, и беззвучно давится комом в горле, неожиданно возникшим. У Екатерины земля из-под ног ушла, как только увидела пальцы тонкие, что стаканчики с шариком ловко сменяет один за другим, копну знакомых кудрявых волос из-под шапки-формовки торчащих и прищур озорной. Лаврова хватается за женскую руку матери, что рядом стоит и громко и осуждающе цокает: — Тьфу ты! — сплюнув, Алеся Ивановна смотрит на дочь ехидно. — Посмотри на своего милого, а! Хороший, говоришь? — желчь изо рта так и льется нескончаемый потоком, мать на змею становится похожей — жалит ядом, не жалея, душит, обвивая все сильнее и сильнее. Лаврова сумку впихивает матери, ближе еще подходит к мужчине и присаживается на корточки у картонки, по которой скользят железные стаканы. Павел взгляд еще не поднимает свой, только звонко в толпу бросает: — Есть желающие, деньги получающие? — Есть, — отвечает уверенно Екатерина, достав из кармана купюру в пятьдесят рублей. Буквально на днях зарплату получила, еще ни копейки не потратила из них, берегла на подарки и платье новое. Хотела себя побаловать, а сейчас как в тумане из-за злости рубли достает и крутит ими прямо перед носом Павла. Тот вида не подает, что девушку узнал, как только сначала носки сапог знакомых увидел, а потом уже взгляд яростный. Шапку поправляет, ухмыляется в ответ, не встает даже с места насиженного, подмигивает радостно: — Ну что ж, красавица, очень простая игра от полтинника до ста! Угадаешь под каким стаканчиком шарик, выиграешь налик! — купюру из пальцев выдергивает, прожигает еще секунду взглядом и возвращается к игре. Кащей крутит ловко и быстро железные стаканчики, Катя даже не запоминает в котором из них шарик. Сначала хотела внимательно наблюдать, попытаться выиграть, чтобы проучить Павла, но спустя время поняла, что дело это гиблое. У того видимо опыт был громаднейший. Мужчина останавливается и на девушку смотрит. — Выиграешь — веселись, проиграешь не сердись. В каком шарик? Девушка на средний кивает, надеется где-то в глубине души, что права оказалась и сейчас выиграет денег, но под стаканом пусто. Катя огорченно поджимает губами, видя как в кармане мужского кожаного пальто исчезает ее зарплата. Лаврова в бешенстве, злится на мужчину, что не отговорил от бездумного поступка, не прекратил этот спектакль, но еще и обокрал ее. Павел плечами пожимает и губы огорченно дует, мол не судьба. — А кто просто так стоит и глаза пучит, тот ничего не получит! Эй, дядя, подходи, — Кащей кивает на старика, что внимательно наблюдал за парочкой, — попытай удачу! — Нет, — прерывает неожиданно Павла девушка, тот злится, но против ничего сказать не может. Странным покажется, если он желающему откажет, — отыграться хочу! — звонко начинает, снимая с головы пуховой белоснежный платок. — Оренбургский, дорогой, ручной работы! — протягивает квадрат, на котором узоры вплетены тонкой паутинкой. — Э, нет, родная, таким не отыграешься, ему грош цена, — Кащей ухмыляется, он все-таки проучить хочет Лаврову, чтобы не лезла во взрослые дела. Нашла время отношения выяснять, благо скандалить не начала, а то запорола бы ему всю делюгу. Но то, что внимание на себя переключает, это ему не на руку, хотел подключить старика, с которым заранее договорился, но опять полезла. Мало ей что ли, что он у нее всю зарплату забрал! Сейчас Кащей урок преподаст — до нитки оберет, пусть морозится стоит, и прогонит домой, нечего ей тут делать! А потом уже спросит сполна. Катю злоба берет клокочущая, резко поднимается и дергано начинает снимать с себя свое серое пальтишко, которое в сильные морозы особо и не грело. Бросает верхнюю одежду прямо на сероватый снег и кивает: — Играю на него, — шумно выдыхает, когда Алеся Ивановна хватает девушку за предплечье и шипит что-то, пытаясь удержать. Катя не слышит, что там говорит мать, только в глаза зеленые хитрые смотрит, увидеть в них блогородство хочет, надеется, что остановит порыв глупый. Но ничего не происходит. — Если очень постараться, каждый может отыграться, да, милая? — подмигивает только и начинает снова крутить стаканчиками, что на морозе кожу обжигают. Лаврова руку выдергивает из женской цепкой хватки и обхватывает себя руками, чтобы согреть. Холод куда-то под кожу до костей пробирается, Катя дрожит, но не заканчивает этот балаган. Толпа все больше и больше становится. Шепотки противные вокруг лишь слышатся и голос хриплый, что строчки умело рифмует. Катя на игру не смотрит, лишь на лицо сосредоточенное. Она до него достучаться никак не может, ведь хочет, чтобы он все бросил, обнял покрепче и увел отсюда подальше. Ей большего не надо, лишь объяснил и извинился за ситуацию эту. Ей верить хочется, что Павел один раз такое совершает, но понимает, что наивно так думать. Глупо предполагать, что это лишь игра и забава, а не способ получит деньги. — За хорошее зрение — денежная премия, за плохое зрение — к окулисту направление. Ну че, в каком стаканчике шарик? — спрашивает Павел, останавливая процесс, взглядом упирается в девичье лицо, выпытывающе смотрит. Катя тыкает пальцем в левый стаканчик, даже не задумываясь. Павел поднимает его вверх, а под ним пустота. — Тебе, девушка, к окулисту надо! — смеется над ней Павел, притягивая пальто к себе ближе. — Давай топай отсюда! — внимание переключая на женщину грузную, что в шапке дорогущей, подошла к ним, толкнув перед этим Лаврову. Девушка, как в тумане, стоит, сообразить не может ничего, лишь выныривает из мыслей своих, когда мать оттаскивает за руку из толпы. — Шухер, менты! — голос юный разрывает гам фоновый, что давил на вискИ девичьи. Толпа зевак зашевелилась, как осиный улей. Прямо перед носом парнишка пробегает, девушка пальто свое лишь мельком успевает заметить в руках мальчишеских. Ну все, точно не вернется к ней проигрыш! Лаврова подумать ничего не успевает лишнего, как ее за плечо крепко хватают и ведут куда-то в сторону. Кащей заводит Катю за самый дальний деревянный прилавок, что едва виднеется в темноте сквозь бледно-желтые лучи уличного фонаря, держит крепко за плечо и улыбается прямо в лицо девичье. Взглядом строгим обводит, хоть и виднеются в уголках глаз морщинки от улыбки злобной. Взбешен до предела, тряхнуть за плечи девчонку хочется, но позволить себе не может этого. Лишь еще сильнее сдавливает плечо. Спутала все дело ему, появилась, как гром среди ясного неба, с тоскливым взглядом и начала раздеваться — платок, пальто, чуть до сапог дело не дошло. Мать ещё там, как собачонка, подтявкивала, стоя сзади дочери, что-то. Дуры, блять! Катя ёжится от холода, что под ткань шерстяную пробирается струйками ледяными. Хватка крепкая не отпускает, приходится стоять на морозе под колким взглядом мужских глаз. — А че ты дрожишь-то стоишь? Все нормально, все хорошо, — начинает Павел, шепот свистящий только доносится до ушей девичьих. — Это неправильно! Ты обманываешь людей, — шепчет яростно Катя, глаза разочарованно закатывает и отворачивает голову в сторону, чтобы не видеть лица недовольного. Руку резко выдергивает из хватки крепкой и пару шагов назад делает, отходя от мужчины. — Тебя сейчас именно это беспокоит, Катерина? — Павел брови вверх поднимает в недоумении, смеется хрипло, вытаскивая из кармана сигарету, и спичками поджигает ее. Между ними лишь желтый огонек мелькает. Катя молча наблюдает за всем процессом. — Она тут стоит в одной кофтейке, мерзнет в 30 градусный мороз, а ее волнует лишь честность и народ! Смешная ты! — мужчина последнюю фразу выдыхает вместе с сигаретным дымом прямо в лицо девушке. Катя усмехается грустно: — А по чьей вине я тут стою голая? Не ты, Паша, разве меня разул? — А че ты начинаешь, а? Ты же сама ко мне подошла, сама захотела сыграть! Я тебя не заставлял, пистолет не подставлял, — ухмыляется на последнюю прибаутку. Катя лишь фыркает возмущенно. Никак добится от него не может извинений. Любой другой бы на коленях ползал, вымаливая прощения, не то, что этот. Катя тут же себя одергивает за мысли дурацкие. Любого другого нет, есть только Павел. — Это все нечестно! Не по закону, — девушка уже не знает, что сказать. Она лишь о сроке его пятилетнем думает и милиции. Как-то все получается плохо — Павел сидел за кражу, этим и продолжает жить. Не исправился значит, лишь хуже стал. — Да че ты как попугай — нечестно, нечестно! У нас, Катя, в стране все не по справедливости — пока одни обжираются в ресторанах куропатками и крабами камчатскими, ты … ты, Катюша, последние копейки считаешь, чтобы картошки дряблой купить. Нравится тебе так жить, а? Нравится, ответь? — подходит ближе к девушке, выжидающе смотрит, наклонившись к лицу женскому. Катя головой трясет, стоя в одном колючем свитере, что несколько недель назад валялось на грязном полу кащеевской квартиры. Слезы градом льются по щекам уже обмороженным, кипятком скользят по пятнам белым. Кащей что-то там про справедливость задвигает, про то, что где-то там деньги лопатой гребут, а такие как они — простой советский народ — крошки хлебные со стола собирают. Но Лаврову же не это волнует, тревожит только одно, что связалось с мошенником, алкоголиком и сидельцем. Ей Кащей открывается все больше и больше, и то, что она о нем узнает ей совсем не нравится. Она столько уже выплакала за все эти дни знакомства, что даже и не верится, что в ней столько жидкости есть. Лаврова в какую-то жалкую плаксу превращается. Катя же не такая. — Так нельзя, это все непорядочно, — как в бреду говорит одно и то же. Руками себя обхватывает и начинает растирать плечи, чтобы совсем не застыть. Пальто оставила там на площади и платок пуховой, в порыве гнева совсем не подумала, что придется это возвращать как-то. Кащей смеется глухо — ему весело с наивности бабской. Ну как ребенок, ей Богу, никак понять не может, что главное в кармане лишние 100 рублей есть, а остальное не важно, на честном слове далеко не уедешь. Жить надо по возможностям, а не по потребностям. Скорлупа глупая и то больше соображает, чем барышня его. Катя все мечтами простодушными живет, но он вразумит, покажет, как надо. К ним мальчик подбегает, которого Лаврова заметила еще в толпе прохожих, что наблюдали за игрой. Парень ее платок держит и пальто, дышит тяжело, словно стометровку пробежал. Девушка дергается навстречу, но ее за запястье удерживают. — Кащей, там менты пасут! — парень вдыхает морозный воздух, на колени руки опуская. — Ты тогда че здесь делаешь? Топай к нашим и скажи, чтобы пока не ошивались на рынке, завтра на точке все поделим. — А с этим че делать? — пальто и платок протягивает Павлу и на Катю внимательно смотрит. — Че-че, снимать штаны и бегать, блять! Все, давай, Череп, съеби отсюда, а! — нервничает мужчина, вырывает из рук мальчика одежду Катину и кивает на выход. Тот стоит мнется еще несколько секунд и разворачивается, убегает от парочки необычной подальше. Потом пацанам расскажет про мутки Кащеевы. Игорь все подмечает: и странное поведение их старшего, и девку раздетую, которую сам же Кащей и обул . Павел подходит ближе к девушке, пальто накидывает на трясущиеся плечи и внимательно наблюдает, как Лаврова застегивать пуговицы окоченевшими пальцами начинает неловко. У той не с первого раза получается, Кащей нервно руки девичьи перехватывает и самостоятельно продолжает действие женское. — Он тебе помогает? — спрашивает девушка недоверчиво. — Он же ребенок еще! — Вот давай мамку сейчас не включай! — Кащей шипит злобно отрывается от пальто женского и смотрит на взгляд укоризненный. Девушка за голову хватается и вниз ее опускает. — Что мне делать, скажи? Я не понимаю, как мне поступить теперь, узнав, что ты таким промышляешь, — Лаврова от бессилия задавать Павлу вопросы начала, на которые ответы даже не нужны. — Все ты, Катя, знаешь и понимаешь, дуру из себя не строй! — шепчет Кащей, платок белоснежный на голове девушки завязывая, волосы белокурые заправляет. — Не ушла, когда я тебе про ходку рассказал, не сбежала, когда в качалке среди пацанов оказалась. Родная моя, ты сделала свой выбор сама, а теперь нос воротишь. Не забивай лишним голову свою прекрасную. — Павел отряхивает нежно снег с пальто, заботу проявляя, закидывает руку на плечо девичье и подмигивает озорно: — Пошли, провожу до дома. Катя выдыхает устало и крепче хватается за талию мужскую, носом утыкается в участок заиндевевшего кожаного пальто, взгляд свой поднимает, утыкаясь в болотную зелень, что ресницами длинными обрамлена. — Паша, меня только в это не ввязывай, — смирилась с его деятельностью. Устала бороться и ломать себя. Павел как всегда прав оказывается — Лаврова сама к нему на встречу шла, сама его целовала и обнимала, если бы не хотела, отказала сразу же. Но нет же, поддалась под натиском грубой нежности. Они уже связаны друг с другом, скрепили близостью свои отношения. Никуда теперь не деться. Павел ее до двери в квартиру родительскую провожает, всю дорогу шли молча под руку — каждый о своем думал. А когда у входа в квартиру стоят, Катя только крепче ладонь сжимает, потому что видит трещину знакомую, что по краске облупившейся прорывается вверх. С каждым сильным хлопком двери ветвь разлома все выше и выше двигалась, пока потолка не достигла. Лаврова вспоминает, как первый раз появилась трещина — Алеся Ивановна тогда маленькую Катю под руку схватила, выбежала на весенюю слякоть в одних тапочках и сидела на лавке, пока милиция не появилась, и отец не успокоился. Из воспоминаний горьких дым сигаретный выдергивает, Катя морщится и на Павла взгляд сердитий бросает. — Здесь не курят! — Да что ты! — едко хрипит мужчина, зажимая губами сигарету. — Ну, че не заходишь? — кивает на квартиру и смотрит внимательно. — Не знаю, — Катя даже не шевелится, она домой идти не хочет, мать опять скандал закатит, еще и отец подключится. Она бы может и в общежитие ушла сразу, но как-то обозначить, что все хорошо и вещи все вернулись, нужно было, поэтому и пришла к родителям. Павел к ней ближе подходит, за талию хватает и прижимает к себе властно. — Ну так пошли тогда ко мне! — сигарету в пальцах сжимает и впивается поцелуем. Катя не отвечает, отталкивает легонько. — Ну ты чего, сейчас соседи выйдут, — девушка краснеет то ли из-за того, что с мороза в тепло зашла, то ли от смущения. Кащей больше верит во второй вариант. Смеется глухо: — Ладно, ладно, не кипишуй, — вновь закуривает и выдыхает сигаретный дым в сторону, прогоняя дым ладонью. — А, кстати, чуть не забыл! — в карман лезет и достает помятую купюру. — Держи, красавица, и больше в азартные игры со взрослыми дядями не играй, — по носу щелкает легонько и в руки нежные женские складывает рубли. Лаврова в ответ ничего не говорит, лишь крепче деньги сжимает. Окидывает взглядом фигуру мужскую и за дверь неожиданно ускользает. Кащей лишь белоснежное пятно платка успевает углядеть. Ухмыляется и уходит домой. Завтра у него дел куча, еще и навар надо поделить.