Суперприëм

Мидория был счастлив, когда узнал, что академия скоро возобновит занятия, а ученики могут вернуться в общежития заблаговремено. После всего, что произошло, он хотел как можно скорее увидеть всех ребят живыми и здоровыми и пообщаться вдоволь вне стен больницы. Изуку не терпелось проанализировать и обсудить изменения причуд и новые суперприëмы, и для этого он завëл отдельную тетрадь. Ещё одна чистая тетрадь была заготовлена для анализа последних сражений, своих и не только, но прикасаться к ней сейчас он не собирался. Сенсей обещал, что они будут обсуждать последние битвы вместе с ребятами в классе, так всем будет легче пережить события, произошедшие на войне. Мидория предпочитает заранее не думать о предстоящих тяжëлых для всех классных часах, сосредотачиваясь на подписывании тетради. Оставалось решить, кому посвятить первую страницу анализа причудливых пробуждений и новых приëмов. Решение принимается очень быстро, когда знаешь ответ с трёх лет. Мидория смотрит на фигурку Всемогущего в костюме Золотой эпохи и мысленно извиняется перед ним. Первая страница в тетради, как и первое место в сердце Изуку, достаются парню, чьë стремление побеждать отражает даже первый кандзи в имени. Парню, которого Изуку знает большую часть своей жизни. Каччану, покорившему его сердце давным-давно. Каччан был на расстоянии вытянутой руки, сияя ярче, чем Всемогущий. Каччан умел постоять за себя и без своей причуды, побеждал и в проигрышной позиции, переворачивая неравный счёт в свою пользу, что всегда вызывало у Изуку трепет и восхищение. У Каччана получалось всё, за что бы он ни брался. Мидория всегда наблюдал за ним и много анализировал его причуду. И чем старше они становились, чем больше боевого опыта получали, тем удивительнее становились приëмы. Кацуки смеялся в лицо всему невозможному, доказывая из раза в раз, что способен на всё. Изуку заражался этой страстью снова и снова, принимая вызовы и становясь сильнее, стараясь не отставать. Ведь ему так хотелось не тащиться сзади, а идти с Каччаном плечом к плечу. В идеале — держать его за руку, но это точно навсегда останется недостижимой и, возможно, даже глупой мечтой. Первая страница исписана всеми мыслями, которые у Мидории есть насчёт Кластера, и ему уже не терпится показать Кацуки результат. Вряд ли тот взбесится и вырвет лист или и вовсе взорвёт тетрадь — Каччан вполне дружелюбный после того, как извинился. Да, Изуку мог бы осмелиться назвать его другом, но лучше не в лицо. С Каччаном вообще желательно не говорить о чувствах, это точно плохо закончится. Айзава-сенсей не потерпит драки в общежитии, ещё и сразу после больницы, и в этот раз точно исключит их. Вместе с учëбой в Академии мечты Изуку потеряет ещё и Каччана. Ведь тот взбесится и уйдëт навсегда, если узнаёт, какие неправильные чувства вызывает у своего друга детства. Изуку даже думает, что, скорее всего, Кацуки не только не примет его чувств, но и назовёт их отвратительными. Ему стоит держать рот на замке до самого конца. Но хвалить причуду Взрыва он может сколько угодно — в этом Каччан не увидит ничего странного. Мидория обходит гостиную и кухню, но Кацуки там нет. Он заглядывает и в ванные с прачечной, но там тоже нет следов его присутствия. И тогда всё, что остаётся — идти на четвёртый этаж. Изуку ещё никогда прежде не бывал в комнате Кацуки и не собирается заходить и сейчас. Достаточно передать Каччану тетрадку и попросить вернуть, как прочитает, можно подождать и у себя в комнате или в коридоре. Одной только мысли о близости к чему-то настолько личному, как комната, достаточно, чтобы утяжелить ноги. Это будет то ещё испытание, но отступать некуда. Интерес, как Кацуки отреагирует на анализ его приëма, перевешивает волнение, но не отключает его до конца. Ко всему прочему добавляется ещё и странное предвкушение, стоит только услышать за дверью шаги. Впрочем, весь энтузиазм сходит на нет, когда Кацуки открывает дверь. — Что ты здесь забыл? — он смотрит недоверчиво, и это ранит. После всего, что им пришлось пережить, он, похоже, всё ещё защищает своё пространство от Изуку. — Тебе стоит это прочитать, Каччан, — Мидория мотает головой, отгоняя лишние мысли, — самая первая страница, — он наклоняется и протягивает тетрадь, — пожалуйста! Кацуки как-то подозрительно скрипит зубами, что усиливает панику. Почему он молчит, для чего так давит? — Я проанализировал твой приём, потому что он потрясающий! — несдержанно восклицает Изуку. — Возьми это, и я больше не буду тебя задерживать. — Хах, вот значит как? — Кацуки улыбается совсем не по-доброму, забирая тетрадь в свои руки. Мидория облегчëнно выдыхает: похоже, его квест окончен, и он может идти. Стоит ему развернуться, как Кацуки останавливает касанием и дëргает на себя. Изуку совсем не может сопротивляться, отдаваясь ощущению горячих пальцев, обхвативших запястье. Каччан наверняка чувствует, как под его пальцами бешено бьëтся пульс, может, этого будет достаточно, и он сжалится, не став убивать прямо сейчас? — Решил подсунуть мне свою задротскую херню и свалить?! И даже не хочешь послушать, что я об этом думаю? Ты чë, меня не уважаешь?! — голос Кацуки звучит воинственно, он сам при этом не выглядит злым. Неужели он заинтересован? Кацуки затаскивает Изуку в свою комнату и отпускает руку, чтобы закрыть за ними дверь, а затем проходит ближе к центру комнаты. Изуку тут же вжимается в дверь и тянется к ручке. — Я… я думал, ты прочитаешь это, а потом как-нибудь скажешь мне своё мнение… м-мне действительно пора идти, Каччан! — Раз ты посмел припереться сюда, дел у тебя нет, — Кацуки жестом показывает ему отойти от двери, но Мидория, чувствуя себя волнительно и странно одновременно, не спешит подчиняться. — Изуку, убрал грабли от ручки! Каччан умудряется выбивать землю из-под ног каждый раз, просто называя по имени, и Изуку действительно перестаёт пытаться покинуть комнату, но от двери не отходит. В левой руке Кацуки всё ещё держит тетрадку, а правую сжимает в кулак, из которого, как успевает заметить Мидория, вырывается несколько искр. Ему сразу становится легче, он не один здесь, кто чувствует себя странно. — Ладно, Каччан, давай я просто постою вот тут, подожду, пока ты прочитаешь. Или ты можешь выбросить и забыть. Можешь взорвать. Что угодно! Кацуки грузно падает на пол у своей кровати и хмурится, глядя то на обложку тетради, то на Изуку. Мидория со своего места осматривается по сторонам, не решаясь глазеть на что-либо в комнате Кацуки с более близкого расстояния. Многие детали скрываются в полумраке комнаты — у Каччана тëмные шторы, слабо пропускающие солнце, и выключенный светильник. Как он тут читать собирается?! — Эй, задрот, тебе особое приглашение надо? Хули ты там застыл? — Кацуки хлопает по полу рядом с собой, и Изуку, сжав зубы и сняв тапочки, проходит в глубь комнаты. Решение сесть рядом с Каччаном даётся ему тяжело, но в противном случае он может разозлиться, а получить взрыв в лицо Изуку хочет меньше всего. Полное покрытие защитит его, а вот комната пострадает, и это будет нехорошо. На шум, скорее всего, сбегутся ребята, а беспокоить их по пустякам лишний раз не хочется. — Ты собираешься это читать, или будешь дальше смотреть на меня, как будто я подсунул тебе что-то ужасное? — спрашивает Изуку и одновременно ëрзает, пытаясь расположиться на полу так, чтобы не задеть ни Каччана, ни его кровать. Кацуки усмехается и скалится, словно перед ним сейчас находится кучка злодеев, которым он готов указать на их место. Мидория чувствует, как воротник футболки прилипает к коже вместе с волосами у границ лица. Чëрт, как же он вспотел! — Не буду. Читать будешь ты. — Чего?! — Изуку возмущëнно кричит и пятится назад к двери, но Кацуки, обладающий невероятной способностью смирять одним взглядом, заставляет его вернуться на место. — Читай, говорю, вслух, и без глупостей! — он швыряет тетрадь прямо в лицо, и она с шелестом приземляется на колени Мидории. Он усмехается: Каччан использует такой способ передачи, несмотря ни на что. — Каччан, я не могу читать в темноте! Кацуки недовольно цыкает, но не ругается и не спорит. Он встаёт со своего места и включает настольную лампу, и это, признаться, лучше, чем вообще никакого источника света. — Доволен, задрот? — спрашивает Кацуки, опираясь поясницей на стол. Изуку поднимает голову, стараясь не пялиться, но у него не получается. Тëплый свет разгладил глубокие тени на лице, и Каччан стал выглядеть ещё привлекательнее. Чëрт. — Ладно, пообещай мне, что дослушаешь до конца, и если захочешь мне треснуть, ты можешь это сделать, но только как я дочитаю, — Мидория смотрит на него с мольбой в глазах, и Кацуки снисходительно кивает, а после возвращается на пол. Он почему-то садится совсем близко, в сантиметре от Изуку, их руки почти соприкасаются. Жар от тела Каччана такой сильный, что вызывает мурашки, и такая близость давит сильнее, чем гидравлический пресс. Изуку проглатывает тяжëлый ком в горле и начинает читать, не обращая внимания на сильную пульсацию в висках от напряжения, потому что Каччан сверлит его взглядом и практически прикасается к нему: — Новый приëм Каччана, Кластер, представляет из себя множество взрывов примерно одинаковой мощности… — он останавливается, ко всему прочему ощущая ещё и лëгкую дрожь в теле. Мидория никогда прежде не нервничал так сильно, когда дело касалось анализа чьей-то причуды или приëма. Но и это был не совсем обычный анализ, Изуку действительно старался учесть каждую мелочь, исходя из того, что видел лично и на видео. Он знал, что Каччан чрезвычайно придирчив к таким вещам, и облажаться перед ним — просто нельзя. С другой стороны, Изуку и не боялся, что облажается, он анализировал стиль боя и приёмы Кацуки с тех пор, как у того появилась причуда, и ошибался в своих выводах в целом ноль раз. Но это всё ещё был Каччан, которого могло вывести из себя даже одно слово. Это всё ещё был Каччан, близость с которым замыкала мозг Изуку настолько, что он практически не мог здраво мыслить. — Изуку, чего заткнулся? Разве я не сказал тебе читать? — Кацуки пихает его локтëм в бок, мгновенно возвращая обратно. — П-прости… Он находит глазами место, на котором остановился, и продолжает: — Название приёма отсылает на объединение нескольких приёмов или техник, образующих вместе что-то абсолютно новое. — Нахрена писать что-то настолько очевидное? — спрашивает Кацуки, но Мидория не собирается отвечать на этот комментарий, желая только одного: как можно скорее дочитать и со стыдом сбежать в свою комнату. — Повышая температуру воздуха вокруг себя с помощью множественных взрывов, Каччан в разы увеличивает свою скорость. Чем выше температура воздуха вокруг, тем быстрее Каччан преодолевает скорость звука. Это работает даже зимой, но летом максимально достижимая скорость будет выше. — Хм, надо будет провести замеры скорости, — вдруг задумчиво говорит Кацуки, — и сейчас, и зимой. И, наверное, даже под дождём. Услышанное почему-то вызывает у Изуку лëгкую улыбку, и он делает усилие над собой, мешая ей расползаться дальше, потому что это очень не вовремя. — Производя взрывы не только руками, но и всем телом, Каччан достигает скорости распространения звука мгновенно за счёт увеличения количества взрывов. — Взрывать всем телом пиздец как больно, этот вариант для абсолютной победы на крайний случай. Как только Изуку слышит это, он переводит взгляд с тетради на Кацуки. — Каччан, срочно дай мне карандаш, я должен это записать! — вытянув руку, он сжимает и разжимает пальцы, но вместо карандаша Кацуки безжалостно бьëт по ладони. — Ещё чего, читай дальше, пока моё терпение не лопнуло! Каччан непреклонный, но Изуку и сам хочет покончить с чтением как можно скорее, поэтому не спорит. Сделать пометку всегда успеет, благо, что свободные строки на странице остались. — А при взрывах с помощью одних лишь рук Каччану требуется секунда, чтобы преодолеть триста метров, и это почти равно скорости распространения звука. По моим примерным подсчётам за одиннадцать секунд Каччан может пролететь три с небольшим километра, но если будет взрывать всем телом сразу, времени на прохождение такого же расстояния уйдёт в два с половиной раза меньше. — Хах, впечатляет, задрот, — похвала от Кацуки мгновенно вводит Мидорию в ступор. Иероглифы на странице расплываются сами по себе, а сердце начинает стучать ещё быстрее. — Каччан ещё как впечатляет, — мечтательно произносит он, что мгновенно делает атмосферу в помещении ещё более напряжëнной, пусть Кацуки и никак не комментирует эти слова. Изуку прикусывает язык, а затем возвращается к чтению, — Каччан передвигает своё тело, используя импульс от взрыва, однако чем выше скорость, тем сильнее отдача, Каччану просто необходимо как использовать дополнительную защиту, так и быть аккуратнее, сжимая ударную волну. Это потрясающая, но очень мощная атака! — В последний раз я чуть не поплатился за такую мощность рукой, — отзывается Кацуки так, будто произошедшее ничего не значит. Изуку до сих пор плохо от осознания, что на правой руке Каччана шрамов теперь больше, чем на его собственной, а он смеет так наплевательски говорить об этом?! Как будто он знал, что эта атака сделает с рукой, и всё равно её использовал? Да как Каччан вообще смеет подражать Изуку в его стремлении разрушить своё тело своей же причудой, но победить?! Однако вместо того, чтобы обрушить всю свою злость на Кацуки по этому поводу, Мидория тихо спрашивает у него: — Разве не Шигараки сделал это? — Как раз потому, что его сильно впечатлил мой приём, — Кацуки пожимает плечами, пытаясь выглядеть непринуждённо, но Изуку слишком хорошо знает, что Каччан не умеет притворяться. Мысль о том, что ему на самом деле больно, злит ещё сильнее, ведь никто не имеет права заставлять Каччана чувствовать себя вот так, но гнев необходимо держать под контролем. Изуку всегда может сорваться в тренажëрном зале на учебном роботизированном манекене, не задевая Каччана своими эмоциями. Он и так пострадал слишком сильно за последний год из-за Изуку. — Кластер может быть направленной атакой, накопленной и выпущенной в одну точку, как и наоборот не иметь направления, а использоваться лишь для собственного передвижения, — продолжает зачитывать Мидория, к его радости осталось совсем немного, — с помощью Кластера Каччан увеличивает дальность атаки, а ещё незамедлительно может переводить технику боя из ближнего в дальний без наручей или гранат. Произносить вслух последний абзац гораздо волнительнее, чем читать весь предыдущий текст. Листы под пальцами становятся влажными. Хорошо, что у Изуку причуда не как у Кацуки, иначе и тетрадь, и они оба уже взорвались бы от того количества пота, которое производит его тело в состоянии стресса. — Кластер — не только визуально красивый и мощный приëм, но и что-то абсолютно новое, чего Каччан никогда не делал прежде, — Мидория специально читает на одном дыхании, надеясь, что из-за быстрого произношения Кацуки не разберёт некоторых слов и не станет переспрашивать, так как сам хочет, чтобы это скорее закончилось. — Исходя из всего, я могу сделать вывод, что Кластер — не только квинтэссенция ума и силы Каччана, но и лучшее доказательство пробуждения истинной силы причуды Взрыва. — И… это всё? — Кацуки звучит неудовлетроворëнно, и Изуку переводит взгляд полный негодования с тетради на него. — Ты не закончил мысль про пробуждение моей причуды. Ха, похоже, что задрот всë же облажался и кое-чего не учëл в своём анализе. — А что тут заканчивать, ты стал сильнее и развился как личность, вместе с этим пробудилась и твоя причуда! Урарака-сан говорила мне, что её причудливое пробуждение случилось на пороге смерти, но в случае Каччана он использовал Кластер и до того, как… — Мидория останавливается, не желая озвучивать факт смерти Кацуки на поле боя, пусть и временной. Он лишь хотел донести, что причины для раскрытия способностей в полную силу не обязательно могут быть вызваны околосмертным опытом. Не то, что бы он рассматривал этот вопрос с какой-то другой стороны, хотя может и стоило подумать о других вариантах. Но какими вообще могут быть эти варианты? Возможных точно не осталось, невозможные? — Я думал, что ты умнее и обо всём догадался, но, похоже, рождëнный без причуды не может понять истинное её пробуждение, — грубый голос Кацуки сковывает изнутри, его слова заставляют Изуку ощущать себя раненым. — Чувства, придурок. Те, которые ты испытываешь, когда хочешь спасти кого-то сильнее, чем выжить. Твоя причуда реагирует на это. Круглолицая наверняка говорила именно об этом, а ты не так её понял. — Каччан! Сила Одного за всех пробуждалась от моих эмоций и чувств и становилась сильнее, так что я могу понять! — Мидория тут же повышает голос и надеется, что Кацуки не станет продолжать его высмеивать, иначе он проиграет своей ярости. — Неважно, что это причуда Всемогущего, я сделал её своей! Если контролировать свой гнев и превращать его в силу, то Один за всех процветает! Кацуки смеëтся в ответ, чем злит ещё сильнее. Изуку щипает себя за бедро, скорее всего, это оставит ему синяк, но только так он может отвлечься от желания врезать Кацуки по лицу прямо сейчас. — Я… наверное, лучше пойду, — Изуку сворачивает тетрадь и засовывает её в карман, а затем упирается в пол обеими руками. Приходить к Каччану и вываливать на него анализ Кластера было ошибкой. Может, и выживать в последней битве тоже было ошибкой. Стоит оттолкнуться от пола, как его хватают за рукав футболки, вынуждая упасть обратно. — Нечего такую стрëмную ауру по общаге распространять, сиди здесь. — Да в чëм твоя проблема, Каччан? Ты надо мной издеваешься?! — Мидория дëргается и освобождается от захвата. — Ты можешь сказать, чего я не учёл в своём анализе, как нормальный человек, без насмешек?! Изуку подтягивает ноги к груди и роняет голову на колени. Меньше всего он хочет показывать, как расстроен и как жалеет, что вообще пришёл сюда, но это и так очевидно. Он едва держится, чтобы не сломаться совсем и не расплакаться от беспомощной злости. Каччан рядом тяжело вздыхает, но что бы он ни сказал следом — Изуку готов услышать и принять. Пусть унизит его, наконец поставив точку во всём — это должно помочь, это точно убьëт все возникнувшие чувства и заставит вздохнуть с облегчением. Никакого волнения от нахождения близко не будет. И никакого навязчивого желания получить больше — тоже. — Настоящая сила раскрывается, когда используешь её не из гнева. Кластер был рождён в тот момент, когда я почувствовал, что сейчас умру, но… — Кацуки останавливается, словно собирается с мыслями, и Мидория шокированно поворачивает на него голову. — Я не мог умереть в тот момент, а вот ты… ты был в шаге от этого. — Ч-что? — переспрашивает Изуку, не особо веря услышанному. — Как я могу быть тем, кто оказался способен помочь Каччану пробудить истинную силу причуды? Это невозможно ни в одной из вселенных… — Не бубни себе под нос, это стрëмно, — Кацуки бросает на Изуку тяжëлый взгляд, а затем прикладывает ладонь ко лбу и мотает головой. — Чëрт возьми, ты думаешь, я стал бы о таком врать?! Мидория отрицательно вертит головой. Кацуки всегда был с ним предельно честен, он знает и ценит это. Он кусает губы, напряжëнно ожидая, услышит ли что-то ещё. Воздух в комнате становится ещё плотнее, настолько, что вызывает удушение. — Я не мог позволить тебе умереть, и это чувство было таким сильным, что пробудило причуду и создало Кластер, — Кацуки роняет голову на колени и закрывается руками. — Я не сразу понял, почему это вообще возникло, до меня дошло потом. Сначала я подумал, что это чувство — настоящее проклятие, но после столкновения с Шигараки я понял, что могу использовать это как дополнительный источник силы. Это сработало, я победил. Атмосфера больше не давит, словно всё напряжение исчезло благодаря этим словам. И пусть Кацуки не сказал прямо, но Изуку всё равно понял, как он важен для него. Каччан бы не сделал что-то подобное для кого попало, Изуку даже не уверен, что он мог бы сделать это для тех, кого считал друзьями. Хотя, этот парень полон сюрпризов, так что может… Подстрекаемый любопытством и желанием слышать больше, он бесстрашно подвигается поближе, соприкасаясь с Кацуки плечами. — Каччан, что это за чувство? Подражание? Нет, вряд ли это оно, ведь я подражал твоему стилю боя, но это не давало мне серьёзного преимущества. — Так я тебе и сказал, разбежался! — Ну почему ты не доверяешь мне, я ведь твой друг! — Друг? — Кацуки усмехается и поднимает голову. Мидория ойкает, замечая, как ярко вспыхивают глаза напротив в убийственной ярости, и отодвигается поближе к выходу. — Изуку, ты можешь дружить с Двумордым, Щекастой, Очкастым, да с кем угодно! Только не со мной! — Ты точно издеваешься! — услышанное злит Мидорию, вынуждает больше не церемониться и перестать быть мягким. Он двигается обратно и, схватив Кацуки за футболку, замахивается другой рукой, готовясь от души двинуть ему за такие слова по лицу, но Каччан ловко перехватывает кулак в воздухе. — Неужели после всего быть со мной даже друзьями для Каччана всё ещё перебор?! О большем Изуку, разумеется, спрашивать не собирается, так как отрицательный ответ слишком очевиден. Но быть друзьями? Почему нет, если их отношения буквально начинались с дружбы? Зачем Каччан так сопротивляется? — Тц, ты бы сначала дослушал, кидаться будешь потом, когда я договорю. Мидория потрясëнно отпускает и отодвигается подальше, вжимая голову в плечи. Кацуки вздыхает и смахивает с ладоней на пол несколько капель пота, а затем потирает переносицу. — Эм… прости меня, Каччан. Я слушаю. Изуку чувствует, что его лицо интенсивно потеет, так сильно, что волосы по краям прилипают к коже. Ему приходится поправить их ладонью, зачесав назад, что сопровождается любопытным взглядом. Кацуки хмурится, наверняка замечая полученный в последней битве глубокий шрам, идущий от виска ко лбу. Изуку вздыхает и поправляет волосы обратно, пусть лучше прилипают ко лбу, так хотя бы не видно рубец. — Почему ты такой тупица и до сих пор ничего не понял?! Я буквально признался, что без колебаний рискнул своей жизнью ради тебя! Как можно не понять, что это за чувство?! Каччан одновременно злой и расстроенный, он смотрит перед собой и давит костяшками пальцев на пол. Изуку всё отчётливее чувствует, как его сердце переезжает поближе к горлу, готовясь выпрыгнуть в любой момент. Он вцепляется пальцами в шорты, щипая себя за обе ноги, и умоляет не отключаться от переполняющих чувств, пока не дослушает до конца. — Каминари рассказал мне про последний совет Полночи-сенсея, и я всё понял. Дело было не только в силе. Но и в чувствах, которые испытываешь. Их можно использовать, чтобы стать сильнее, они — это ключ, — с каждым словом Кацуки говорит всё тише и смиреннее, но Изуку от этого только хуже. Почему его голос звучит так мягко и так уязвимо?! — Моя причуда по-настоящему пробудилась, когда я начал использовать её из любви. С Щекастой произошло то же самое, я более чем уверен. — Что?! В каком смысле из любви?! Каччан, что это вообще значит? — Мидория подскакивает на месте, сначала больно ударяясь копчиком об пол, а затем ещё и спиной об кровать. Его сердце перестаëт пытаться вылезти из горла, вместо этого съезжая куда-то к пяткам. — Любви… к чему?! Изуку жмурится, ожидая, что Кацуки взбесится прямо сейчас от этих неловких вопросов, но вместо этого он лишь хмыкает и спокойно поправляет: — Не к чему, а к кому, задрот. — А?! Чего?! Изуку чувствует, как у него вспыхивает лицо и замирает дыхание. Он паникует и злится одновременно. Каччан любит кого-то? Всё настолько серьёзно? Кацуки смеëтся где-то рядом с его ухом. Возможно, он нервничает, а может и вовсе решил поиздеваться. — Такому задроту, вечно анализирующему всё вокруг, так тяжело догадаться? Что-то не верится, — Кацуки треплет волосы на макушке у Изуку, и он, шокируясь, понимает: Каччан не издевается, а дразнит его! Что вообще происходит?! — Каччан, я правда понятия не имею, кто это может быть, — Мидория отстраняется от касания, ведь ему моментально становится грустно. Он должен поддержать Каччана как хороший друг, пусть Каччан и не считает их друзьями. Должен, но он не может отделаться от картинки перед глазами, как закапывает в парке около общежитий труп этого избранного человека. Изуку любил Каччана всю жизнь, как кто-то посмел похитить его сердце?! — Изуку, придурок, это ты! Как я могу дружить с тобой, когда мне нужно больше? То, чего я никогда не получу, потому что и так слишком облажался перед тобой! — тон Кацуки уже не такой надменный, как минуту назад, вместо этого его голос дрожит. Изуку потряхивает, и он цепляется за свою футболку, пытаясь сохранить самообладание и унять бушующую в сердце боль. — Ты припëрся сюда, заговорил о моём приёме, я подумал, что ты догадался! Либо ты издеваешься надо мной, либо ты правда непрошибаемый тупица! — Каччан… — Изуку видит, как Кацуки вытирает лицо тыльной стороной ладони, и боль в сердце усиливается. Изуку всегда не мог спокойно реагировать на слëзы Каччана, что-то внутри него сходило с ума от потребности успокоить его. Дать Каччану, что ему нужно для утешения, даже если это бой после комендантского часа, за который можно нарваться на серьёзные проблемы. Что-то подсказывает Изуку — в этот раз Каччану нужна вовсе не драка. Совершенно бесстрашно Мидория переползает с нагретого места и усаживается напротив Кацуки, подгибая под себя ноги. — Я всегда готов дать Каччану всё, что ему нужно, — мягко говорит он и тянется ближе к лицу, а затем пропускает пальцы сквозь светлые волосы, вынуждая Кацуки поднять голову и распахнуть глаза. — Только не плачь, пожалуйста. Вторая рука сползает на грудь Каччана, потому что Изуку так сильно хочет защитить сердце того, кого любит. — Почему ты делаешь это? — Кацуки смотрит на Изуку абсолютно потерянным взглядом, но вовсе не пытается отстраниться от прикосновения. — О себе бы подумал! Сам-то чего хочешь?! Мидории больно видеть пустыми глаза, которые вдохновляли его своим светом с самого детства. Прекрасное лицо Каччана не должно быть опухшим и влажным, его губы, как и он сам, не должны дрожать. Изуку чувствует себя виноватым, ведь именно он загнал их в такую ситуацию. Не стоило приходить сюда, не стоило поддаваться и читать свой анализ вслух, и уж тем более не стоило выбивать из Кацуки откровения. Чувство вины причиняет боль, а слëзы любимого человека, помножают эту боль во сто крат. Кажется, теперь он сам нуждается в утешении — и даже эта потребность у них с Кацуки взаимна. — Я люблю Каччана всю жизнь, сколько себя помню, всегда любил, — Изуку проводит большими пальцами по его щекам, вытирая слëзы, — и я продолжу отдавать тебе всю свою любовь до конца жизни, тем более когда ты этого хочешь. Он наклоняется ещё ближе к лицу Кацуки, ощущая лëгкую щекотку от его частого дыхания. — Каччан — мой герой. И я хочу делить с тобой одно сердце и душу так же, как разделил в детстве мечту. Я хочу держать тебя за руку, и ещё много чего… — произносит Изуку тихо и достаточно смущëнно, но тем не менее ни он, ни Кацуки не пытаются отстраниться друг от друга. — Прости, что не заметил раньше. Но… я и подумать не мог, что ты чувствуешь то же самое, Каччан никогда ранее о таком не говорил! — Да понял я, ты, непрошибаемый тупица, — Кацуки перехватывает одну из рук, державшую его лицо, и тянет на себя, — но твой анализ был неплох, думаю, ты заслужил награду. Мидория не успевает спросить, какую награду он имеет в виду, как их губы соприкасаются. Каччан правда поцеловал его, и после этого Изуку может ни о чём не жалеть. Время, потраченное на анализ, решимость, с которой он сюда пришёл, непростой разговор — всё это стоило того. — Каччан, я хочу ещё, — решительно заявляет Изуку, хватая Кацуки за затылок, не позволяя ему отстраниться. Он устраивается поудобнее между расставленных в стороны ног Кацуки и целует со всем рвением, игнорируя даже собственные слëзы и нехватку воздуха. Каччан хватается за него также отчаянно, также дико, скрещивает ноги у Изуку за спиной, практически залезая к нему на бëдра. Мидория совсем не против, и свободной рукой придерживает его за талию, позволяя всë-таки залезть на себя и углубить поцелуй. Жарко, душно и мокро, но Изуку это совсем не волнует, пока он чувствует прикосновения рук и горячий язык у себя во рту. Ноги затекли от долгого упора в пол и веса на них, но Изуку не просто так тренировал их. Целовать Каччана стоит любых жертв, тем более когда это ощущается так правильно и взаимно. — Изуку, — отстранившись с тяжëлым дыханием, Кацуки нагибается и роняет голову на плечо, крепко сжимая руки и ноги вокруг спины, — я буду самым лучшим парнем для тебя, можешь быть в этом уверен. Я буду защищать тебя и следить, чтобы ты не получал никаких новых шрамов! Мидория не может сдержать широкой и искренней улыбки. Слова Кацуки приносят ему долгожданное облегчение, ведь Каччан не станет давать пустых обещаний и будет до последнего держать своё слово. Изуку уже успел убедиться в этом и знает, что убедится ещё не раз. — Тогда просто оставайся собой. Каччан — самый лучший герой и парень мечты, я знаю это с трёх лет. Я бы мог убить за возможность быть с Каччаном, к счастью, мне уже не придётся этого делать, — шепчет Изуку, сам поражаясь тому, как ревностно и жадно он звучит. Кацуки показательно усмехается в плечо и ослабляет руки. Изуку обнимает Кацуки так же крепко, как он сам обнимал его минутой ранее, игнорируя его попытки получить чуть больше пространства. — И даже не смей умирать раньше меня, я не вижу мира, где нет Каччана! — Тогда тебе придётся быть рядом со мной постоянно, иначе… — Не стоит заканчивать предложение, не хочу вспоминать это, — Изуку больше требует, чем просит. Он всё ещё чувствует себя отвратительно из-за того, что Кацуки чуть не умер просто потому, что его не было рядом. — Ладно, это разговор на другой раз, — Кацуки вздыхает, соглашаясь, и хлопает по спине, — может отпустишь меня, а, чëртов задрот? Тошнит уже от того, насколько ты горячий и потный! — Да кто бы говорил, — упрямо отвечает Мидория, — нет. Ни за что не отпущу. Плевать, что ноги затекли и болят от долгого упора в деревянный пол и веса на них, плевать, что плечо под тяжестью головы Кацуки тоже начинает ныть, Изуку не хочет его отпускать. Рука сильнее давит на затылок Кацуки, заставляя его невнятно прошипеть какое-то ругательство. — Изуку, чëрт тебя дери, я не исчезну, если ты сейчас отпустишь! И если я соберусь сдохнуть ещё раз, то в один день с тобой вместе, чтобы и после смерти держать тебя за руку! Мидория не может сдержать улыбки и слëз. Каччан, оказывается, может говорить очень милые вещи своим обычным бросающим вызов тоном, и это успокаивает и обнадëживает. Изуку разжимает руки, и Кацуки тут же отрывает голову от плеча, заглядывая в глаза. — Какой же ты плакса, — Кацуки улыбается так прекрасно и так открыто, что все слова, которые Изуку хотел произнести в ответ на эту клятву, вылетают из головы. Он не придумывает ничего лучше, чем схватить Кацуки за подбородок и резко потянуть на себя, моментально соединяя их губы и закрепляя общее обещание отныне быть всегда рядом друг с другом, которое, как Изуку знает, они с Каччаном непременно сдержат.