Видите ли, все началось через год после их первой встречи.
Им было по шестнадцать, и ни один из скандально известного дуэта еще не проявился. Они становились все ближе, несмотря на очевидную ненависть друг к другу. Тихим вечером Дазай
снова напросился в квартиру Чуи, и даже если он пытался вести себя спокойно, играя в гоночную игру на их приставке, что-то происходило.
Чуя это заметил. Они оба откинулись на подлокотники дивана, лицом к лицу, их ноги почти переплелись, но не соприкасались, глаза решительно устремлены на игру. Ну, по крайней мере, для Дазая. Прищурившись, Чуя провел последние десять минут, внимательно изучая каждую каплю пота, скатившуюся с висков Дазая, слабый ореол, растущий у него подмышками, его бледнеющее лицо, ну, бледнее, чем обычно. И его дыхание тоже стало тяжелее.
Раздражает то, что… Он не ноет по этому поводу.
Не поймите его неправильно, Чуя чертовски рад, что это не так. Но это также означает, что происходит что-то серьезное. Обычно, когда скумбрия травит себя, он плачет и жалуется часами, требуя от Чуи всевозможных вещей, особенно внимания.
И Чуя подчиняется. Он просто ничего не может с собой поделать, поэтому каждый раз говорит себе, что делает это только для того, чтобы Дазай остался ему должен. Но сегодня что-то витает в воздухе. Что-то плотное, но странное… приятное.
Что-то, от чего у Чуи пересыхает во рту даже этой холодной дождливой ночью. Итак, после того, как маленький мафиози трижды подряд победил Дазая, он откладывает свою приставку.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — он рявкает с горящими глазами.
Дазай не отвечает, его глаза все еще прикованы к экрану. Ублюдок.
Его каштановые брови нахмурены, а густая челка начинает казаться сальной от пота. Он бросил свое черное пальто на спинку дивана полчаса назад, и легкая дрожь начала ползти по его коже… Да, это было пять минут назад, мысленно отмечает рыжеволосый подросток.
Именно тогда Чуе тоже стало жарко. Задняя и боковые стороны его шеи ноют, и ему очень хочется почесать их. В горле тоже что-то сжимается, и он не может сказать, чувствует ли он тошноту или… Или что-то еще.
— Эй, ответь мне, дерьмовая рыбья морда.
Он пинает Дазая по ноге мягче, чем обычно, но достаточно сильно, чтобы выдернуть того из своих мыслей.
Медленно Дазай поднимает свой незакрытый глаз, чтобы встретиться взглядом с голубыми глазами. Он делает вдох, который звучит как болезненный вздох, и сразу же закрывает рот. Он пытается задержать дыхание, отметил Чуя, и это чертовски странно. Сердце Чуи начинает быстрее биться в груди, он не знает почему, и именно тогда он теряет самообладание.
— Ты болен? Ты пришел сюда, чтобы мне тоже дать это дерьмо?! Или в воздухе что-то есть?! Клянусь, если ты снова отравишь нас…
Потому что Дазай сделал это однажды.
Но в том, как он сейчас себя ведет, нет никакого смысла. Если бы он действительно отравил Чую, он выглядел бы самодовольным, даже если бы в процессе ему стало плохо. Тишина снова наполняет комнату, и это действительно начинает пугать рыжего. Он бросается на Дазая и хватает его за воротник рубашки. Низкое рычание внезапно вырывается из его горла, и Чуя обнажает зубы, поднимая своего глупого партнера к своему лицу, пока их носы почти соприкасаются.
— Ответь мне, ублюдок, — и после этого Дазай скулит.
Он слегка наклоняет лицо вниз и пытается сомкнуть ноги там, где в этот момент устроился Чуя. Чуя привык к нытью Дазая, но этот звук был… Каким-то беспокойным. Не похожий на обычный ребячий. И да, он вроде как втиснулся между ног Дазая, хоть и не осознанно, но… У Дазая никогда раньше не было проблем с личным пространством, они постоянно находятся близко друг к другу, запутываются в конечностях во время драки.
Это никогда не было проблемой. Маленький рыжий снова хмурит брови, не двигаясь ни на дюйм, пытаясь понять реакцию младшего, когда его ноздри раздуваются. Сладкий, такой сладкий запах только что проник в его нос, и от этого у него очень быстро затуманивается мозг.
Больше.
Ближе.
Я хочу утонуть в этом запахе.
Я хочу чувствовать его каждой клеточкой своего тела.
Вместо того, чтобы отпустить своего партнера, его кулаки сильнее сжимают рубашку, и, сам того не замечая, он начинает приближать свое лицо к шее другого. Именно тогда Дазай заговорил. Впервые за несколько часов он произносит слова, тихие и настолько уязвимые, что это заставляет рыжеволосого немедленно остановиться.
— Мне кажется, я проявляюсь, — шепчет он.
Омега.
Мой.
Сердце Чуи пытается выпрыгнуть из груди, он не слышит ничего, кроме громкого шума в ушах. Успокойся.
Успокойся.
Нет, нет, нет, нет. Это плохо. Дазай тоже это чувствует, он смотрит на Чую своими «глазами мертвой рыбы», что означает, что его мозг снова начал функционировать. Он, должно быть, тоже почувствовал это на Чуе.
Дазай не единственный, кто проявляется. Они оба. Одновременно. Дазай спровоцировал проявление Чуи? Возможно ли это вообще? Чуя знает о спровоцированных гонах и течках, но проявление? Так бывает? Отреагировало ли его тело на омегу перед течкой и подумало «время пришло, давай сделаем это»?
Потому что прямо сейчас Чуя уверен в одном. Он альфа. И самый раздражающий, хладнокровный ублюдок, который когда-либо ходил по земле, а сейчас под ним… омега. Очень привлекательный омега.
Ох, это плохо.
— Это плохо.
— Да что ты, блядь, говоришь, — выплевывает Дазай.
И теперь он матерится. Матерящийся Дазай — это не к добру. Это значит, что он паникует.
Им нужно разобраться с этим. Им нужно все обдумать, прежде чем делать что-то глупое, например, сообщить всей Портовой Мафии, что их знаменитый демонический вундеркинд — омега. Но их тела сейчас совершенно далеки от ясного мышления, и Чуя все еще застыл между дрожащих ног Дазая. Когда они вообще начали дрожать?
Рыжеволосый медленно отпускает рубашку собеседника, откидывается назад, садится на пятки и кладет голые руки на колени. Пытается привести себя в чувства, он делает небольшой вдох, не погружаясь в свой собственный разум, кричащий «омега, омега, омега».
Ноздри Дазая тоже раздуваются, когда он поджимает ноги и подтягивает колени к груди. Его зрачки расширены, и он не особо скрытно вдыхает через нос. Он пытается уловить запах Чуи. Молодой альфа нервно сглатывает, пытаясь быть разумным в этой непростой ситуации, хотя и внезапно ощущает головокружение, потому что блядский Дазай пытается учуять его запах, какого хуя.
Ему нужно держаться от него подальше. Ему нельзя касаться Дазая прямо сейчас, но его тело застыло в шоке или предвкушении, он не уверен. Ане-сан провела с ним неловкую беседу, когда он присоединился к мафии, и потратила часы, обучая его правильному поведению с представителями разных вторичных полов. Как вести себя с альфами, омегами, течками, гонами и тому подобным.
Он не уверен, был ли у Дазая «разговор» с Мори или нет.
Это кажется маловероятным, поскольку омега здесь, на его диване, только проявившийся и пахнущий, должно быть,
смазкой, о боже. Он, вероятно, почувствовал, что что-то не так несколько
часов назад, и все же он пришел из своего дерьмового места к дому Чуи, зачем? Провести здесь ночь?
Как кто-то может быть таким умным и в то же время таким глупым? Но, честно говоря, Чуя не должен был проявляться этим вечером, так что Дазай никак не мог этого предсказать… Верно?
— Ты закончишь пялиться на меня так, будто я убил твоего щенка? — надувает губы темноволосый подросток.
— Прости, — бормочет он, не задумываясь, мгновенно отводя глаза.
Почему я так себя веду? Почему я вообще извиняюсь? Он мысленно проклинает себя. Вся эта ситуация чертовски неловкая. Ни один из них не ведет себя так, как обычно, и жар, который медленно распространяется по его нижней части тела, совсем не помогает молодому рыжеволосому парню все обдумать.
Чуя медленно облизывает губы и устанавливает зрительный контакт. Ладно, возможно, сейчас ему нужно быть хорошим альфой. Ответственным, стабильным, утешающим. Он может это сделать. Даже если это Дазай. Он может это сделать. Он ежедневно справляется с этой надоедливой скумбрией, тут нет ничего нового, ничего особенного.
Неправильно.
Это очень ново и
очень отвлекает.
Им нужно поговорить. О том, что они собираются делать прямо сейчас. Ладно, может быть, не
сейчас, но после этого. Кому они расскажут, кто поможет им разобраться в этой неразберихе. Потому что… Дазай не должен быть омегой. Это плохо для дел.
Тем временем Дазай наблюдает за кончиком языка, который только что скользнул по губам Чуи, как кот следящий за беспомощной канарейкой. Голодно. Хищно. Большие, расширенные зрачки не отрываясь смотрят на влажный след на его нижней губе.
Когда Чуя открывает рот, чтобы начать планировать дальнейшие действия, еще одна волна этого удивительного запаха проникает в его нос, заставляя ноздри снова раздуваться, а на языке мгновенно начинает скапливаться слюна. Так много, что немного даже вытекает из уголка его рта, который он поспешно вытирает тыльной стороной ладони.
— Отвратительно, — скулит Дазай, внезапно осознавая, что происходит, и что именно вызвало реакцию Чуи.
Он крепче сжимает ноги и опускает голову, почти зарываясь ею в колени. С губ омеги срывается раздраженный звук. Это унизительно. Он чувствует, как его нижнее белье пропитывается влагой, и даже если на нем черные брюки, он знает, что Чуя тоже это видит.
— Я так и знал, что чиби просто мерзкий, глупый, пускающий слюни пёс!
А вот это неприятно. Не похоже, что Дазай сам может контролировать то, что вытекает из его тела прямо сейчас!
Закусив губу, Чуя переосмысливает свой план действий. Возможно, сейчас не время планировать стратегию. Дазай явно не в себе, и в ближайшее время он не сможет ясно мыслить… Но это ничего не меняет, верно? Они по-прежнему Дазай и Чуя.
Дазай по-прежнему надоедливый кусок дерьма, и Чуя не собирается менять то, как он ведет себя с ним, только потому, что… Просто потому, что они проявились.
— Ладно, скумбрия, это не настоящая течка, это просто симптомы. Это… Все закончится завтра или послезавтра, так что не будь ребенком, — ворчит молодой альфа, стараясь звучать как можно более нормально.
Это ничего не изменит между ними. Очевидно,
снова неверное решение, потому что новоявленный омега сворачивается калачиком на диване. Волна отчаяния сбивает Чую, как грузовик, и от этого он чувствует себя дерьмово.
Его омега чувствует себя несчастным.
Ему нужно действовать, ему нужно все сделать правильно. Люди всегда говорили, что у Чуи хорошие инстинкты. Ане-сан сказала ему, что, что кем бы он не проявился, у него все получится, если он будет следовать своим инстинктам. Так что меньше слов, больше дела. У него это хорошо получается.
Чуя опускает плечи и расслабляет тело. Он слегка наклоняется к омеге, открытая поза, не угрожающая, голова слегка наклонена, чтобы подставить шею. Покорная для альфы.
— Прости, — снова.
Он слишком много извиняется сегодня, он не уверен, что хоть раз извинялся перед этой дерьмовой скумбрией до сегодняшнего дня. Не то чтобы он должен был за что-то извиняться; эта мумия — вот кто превращает его жизнь в кошмар наяву!
Дазай бросает взгляд из-под челки от этих слов. Ему требуется несколько секунд, чтобы проанализировать открывающийся перед ним вид, и все, что приходит ему в голову, это…
Альфа.
Он мысленно дает себе затрещину. Что это за первобытная реакция? Называет Чую альфой? Что, черт возьми, не так с его гормонами? Как этот пускающий слюни чиби пес может казаться достойным называться его альфой. Не то чтобы он хотел какого-то другого альфу. Это не так.
Он снова скулит и бьется лбом о колени, полностью побежденный.
Он всегда думал, что будет сильнее биологических потребностей. Альфы, омеги, они всегда действуют так иррационально. Он не хочет быть похожим на них. Он хочет контролировать свой разум и тело, неужели он просит слишком много? Глядя на неожиданную реакцию своего партнера, Чуя кусает внутреннюю сторону щеки.
Он думал, что это сработает. Что, черт возьми, он сделал не так на этот раз?
Ему
нужно позаботиться о Дазае. Он хочет, чтобы тот перестал источать этот жалкий запах. Он заставляет его чувствовать себя полным дерьмом. Но он также не хочет выходить за рамки своего обычного поведения… Потому что у них есть своя динамика, и даже если она не совсем здоровая, он не хочет… Разрушать ее, ведя себя с ним странно только потому, что он внезапно почувствовал жар и желание защитить.
— Все в порядке. Мы разберемся с этим.
Никакой реакции. Облизнув губы, он пробовал снова.
— Тебе… что-нибудь нужно?
Снова никакого ответа, и, сам того не желая, Чуя становится все более раздраженным по мере того, как проходят секунды.
Он сейчас так чертовски вежлив, вежливее, чем когда-либо был с Дазаем, а эта дерьмовая рыбина даже не может ему ответить! Похоже, он пытается разозлить его до чертиков всеми возможными способами, и на самом деле это вызывает у него желание придушить…
— МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ТЫ ПЕРЕСТАЛ ЗЛИТЬСЯ ВСЕ ЭТО ЕБАНОЕ ВРЕМЯ! ТЫ МОЖЕШЬ ЭТО СДЕЛАТЬ ИЛИ ЭТО СЛИШКОМ ДЛЯ ТВОЕГО КРОХОТНОГО МОЗГА?! — в конце концов огрызается Дазай.
И ладно, это чертовски пугает Чую. Так сильно, что он отпрыгивает, приземляясь на задницу на другом краю дивана.
— Какого хуя, Дазай!
Дазай иногда кричит, когда они препираются, как дети (да, они в курсе, но это их не останавливает. Быть «зрелым» — это скучная концепция для взрослых, созданная только для того, чтобы заставить их вести себя прилично) но не так, с этим дрожащим голосом, не с таким количеством раздражения и злости.
Ане-сан говорила ему что гормоны шалят во время проявления, как у беременных или какая-то херня вроде этого. По мнению Чуи, на это страшно смотреть. Он медленно поднимает руки в знак капитуляции, пытаясь успокоить очень злого, свеже проявившегося омегу.
— Прости, мне жаль, ладно? Это просто… — он не знает, как с этим справиться.
Он хочет, чтобы Дазай знал, что это ничего не меняет между ними. Он не думает о нем хуже, и он не хочет принимать решения за него…
Но прямо сейчас Дазай, кажется, не в состоянии принимать свои собственные решения, или, может быть, он просто не хочет, или его решение, это быть раздраженным, кто знает. Так что, возможно, Чуе нужно обращаться с ним так, как он поступил бы с любым омегой в стрессе… Да?
Потому что Дазай — омега, и даже если он чертов псих… Может быть, ему нужно, чтобы Чуя… Позаботился о нем? Или, может быть, Чуя просто проецирует на него свои желания, но, черт возьми, он готов попробовать, если это поможет омеге почувствовать себя немного лучше. Очень медленно он поднимается и встает с дивана.
— Я… наберу тебе ванну, — и просто выбегает из комнаты.
Может быть, стоит признаться самому себе, что он только что сбежал из зоны боевых действий.
Нет, нет, нет, он не сбежал, на самом деле это тактическое отступление. Ему нужно проветрить голову, подышать воздухом, который не насыщен гормонами только проявившегося омеги. В любом случае, сидеть в мокром нижнем белье, должно быть, не очень приятно, да и к тому же чертовски странно, так что ванна наверняка понравится Дазаю. Возможно, это поможет и с запахом.
Набирая горячую воду в ванну, Чуя с минуту глубоко дышит и проклинает себя за то, что проявляется именно сейчас. Его кожа очень чувствительная, обжигающе горячая, ему так сильно хочется потереть ее и вдобавок подрочить. Вздохнув, он добавляет немного пены в воду и наблюдает, как появляются пузырьки, пытаясь успокоиться. Он должен быть сильным и уравновешенным. Даже если он тоже проявляется, у него, можно сказать, ясная голова. По сравнению с Дазаем он точно более осознанный.
Итак. Сильный, уравновешенный альфа. Он может это сделать. Он может это сделать.
Он возвращается в гостиную, обнаруживает, что Дазай не сдвинулся ни на дюйм, и очень старается не издать разочарованный звук. Дазай уже очень восприимчив к развивающемуся запаху Чуи, и ему нужно оставаться позитивным, если он не хочет подтолкнуть омегу к истерике в своей квартире.
— Хочешь, я отнесу тебя в ванную, принцесса? — он пытается пошутить, желая получить реакцию от другого подростка.
Страдание и стыд снова наполняют его ноздри, и Чуя мысленно бьется головой о стену. Как, черт возьми, Ане-сан пришла к выводу, что он будет хорош в этом дерьме? Это катастрофа. Он — катастрофа. Он буквально идет по минному полю, наступая на каждую бомбу. Он не может этого сделать. Он действительно чертовски плох в этом.
— Ладно, с этого момента я нахер затыкаюсь, и если я сделаю что-то, что тебе не понравится, просто, блядь, ударь или накричи на меня.
По-прежнему не наблюдая реакции, он медленно приближается к Дазаю и наклоняется, чтобы подхватить его на руки. Нелегко, учитывая то, что эта каланча становится выше, а значит, тяжелее с каждым чертовым месяцем, но Чуя, в отличие от омеги, работает над своим телом и набрал мышцы на руках и животе.
Он поднимает омегу с тихим ворчанием и относит его в ванную комнату, чтобы медленно опустить на кафель перед ванной. Первые секунды он держит руку под мышками, просто на случай, если ноги Дазая внезапно превратятся в желе. Убедившись, что он может стоять сам, Чуя осторожно проводит пальцами по рубашке Дазая, на мгновение с сомнением задерживаясь на пуговицах. Затем он начинает расстегивать рубашку своего партнера.
— Я не буду трогать твои бинты, — бормочет он хриплым голосом.
Сосредоточься, повторяет он про себя. Он просто раздевает Дазая. Рубашка падает на пол, а его взгляд останавливается на брюках. Он уже видел задницу этого идиота больше раз, чем ему хотелось бы. Не нужно слишком много думать об этом. Он просто расстегнет ремень и — О, черт, о, черт, о, черт.
Сладкий запах омежьей смазки проникает в его нос и снова вызывает в мозгу короткое замыкание. Давай, Чуя. Штаны спущены, стройные, забинтованные ноги теперь на виду, все будет хорошо.
Дазай, в свою очередь, странно послушен, позволяет Чуе механически раздевать его, наблюдая ястребиным взглядом. Он даже помогает вытащить ноги из штанов. Все еще ужасно тихий, но, по крайней мере, он позволяет Чуе заботиться о нем.
Чуе, чей взгляд старается не задерживаться на темном пятне смазки на светло-голубых боксерах Дазая. Он снова чувствует, как у него текут слюни и поднимает взгляд к потолку. Он хочет поднести ткань к носу, он хочет прижаться к пятну лицом. Что, черт возьми, с ним не так, он гребаный извращенец.
Он не верит в Бога, но прямо сейчас он молится, чтобы кто-нибудь дал ему силы пройти через это. Медленно он кладет пальцы на резинку боксеров омеги, молча спрашивая разрешения. Не встретив сопротивления через несколько секунд, он просовывает под нее пальцы и нервно опускает на пол.
— Да ладно, не то что бы я еще не видел твою уродливую задницу, — рычит он, пытаясь отвлечься.
Закрыв кран, он мягко подталкивает Дазая к ванне, и когда младший погружается в пену, Чуя думает, что миссия выполнена.
Лишь на долю секунды, потому что, как только он подумал о том, чтобы выйти из ванной, у него внутри все звенит от тревоги. Оставить суицидального маньяка одного в ванне во время по-настоящему стрессового события? Отличная идея, Чуя. Останься с ним, останься с ним, останься с ним. Ближе.
Держись ближе.
Проклиная себя, альфа тоже начинает раздеваться под удивленным взглядом бинтованного.
— Я тоже могу принять ванну, так что пошевеливай задницей, — и вот мгновение спустя, Чуя устраивается позади Дазая. Все еще в нижнем белье, чтобы сохранить некоторый барьер между ними, но все равно, большая часть обнаженной кожи соприкасается с кожей Дазая. Арахабаки молчит, и, честно говоря, в теплой ванне не чувствовать его присутствия ощущается превосходно.
Опустошенный, Чуя кладет голову на край ванны и закрывает глаза, делая долгий и тяжелый выдох. Он все еще не уверен в том, что они собираются делать после сегодняшнего вечера. Дазай все еще у него между ног, руки обхватывают торс, как будто он обнимает сам себя.
Чуя в ванне с ним… Это не должно быть таким уж большим делом, но почему-то
сейчас это так. Его тело кричит, чтобы он искал контакта с молодым альфой. Он так сильно этого хочет. Ему это нужно. Спазмы в животе его убивают, а он не любит боль, почему именно он должен был проявиться омегой.
Это вселенская ошибка. Почему вселенная так сильно ненавидит его? Может быть, это карма. Он тратил свое время на то, чтобы выводить Чую из себя, поэтому вселенная решила сделать его омегой, а его собаку альфой.
— Перестань слишком много думать об этом, Дазай.
Каким-то образом Чуе всегда удается распознать, когда он слишком напряженно думает.
Рыжий осторожно набирает руками горячую воду и начинает лить ее на забинтованные плечи Дазая. Это продолжается несколько минут, пока Дазай медленно не начинает разгибаться и позволяет вздоху сорваться с губ, поскольку часть напряжения покидает его тело.
Альфа просовывает руку ему под мышку и аккуратно кладет ее на торс, слегка надавливая. Молчаливое приглашение прилечь, расслабиться.
Дазай колеблется несколько секунд, но в конце концов принимает приглашение. Запах альфы достигает его носа, и он… доволен.
Доволен собой, может быть немного… нервничает, наверно? Дазай не уверен, в запахе его дворняжки гораздо больше нюансов, чем было вчера.
Он позволил себе глубоко вдохнуть, закрыв глаза, чтобы в полной мере ощутить новые ароматы, когда новая судорога заставляет его напрячь мышцы и поморщиться от боли. Какой кошмар.
Почувствовав его дискомфорт, альфа робко позволил своей руке соскользнуть вниз, заставив Дазая замереть. Из-за этого Чуя тоже замирает и с опаской сглатывает.
— Помни, кричи или бей.
Дазай не отвечает, поэтому рука Чуи медленно опускается по его груди, нерешительно добирается до пупка, затем аккуратно проводит по низу живота… чтобы остановиться здесь.
Чуя клянется, что слышит биение их сердец, или, может быть, это только его собственное, настолько громкое, что оно отдается эхом в теле Дазая. Медленно он кладет ладонь на нижнюю часть живота омеги и начинает слегка надавливать на нее, двигаясь медленными кругами.
Чуя… делает ему массаж. Его пес исполняет свое предназначение, служит своему хозяину.
Довольная улыбка появляется на губах Дазая, он почти мгновенно расслабляется и позволяет себе полностью откинуться на альфу. Его голова лежит на бортике ванны, чуть выше плеча Чуи, и в кои-то веки он думает, что хотел бы, чтобы Чуя был немного выше, чтобы из него вышла хорошая подушка.
Тем не менее, ему нравится, что его партнер чиби-размера. Молодой альфа резко выдыхает, видя это проявления доверия, и внезапно все вокруг кажется теплее. Дазай даже раздвигает ноги, чтобы удобно прижать их к ногам Чуи, и просовывает ноги под лодыжки альфы. Как чертова ящерица, пригревшаяся на солнце, он распластался на альфе и пах облегчением.
Рыжий аккуратно тычется носом в волосы омеги, стараясь быть незаметным. Но терпит неудачу. На мгновение Дазай напрягается, но расслабляется так быстро, что Чуя позволяет себе действовать инстинктивно и зарывается носом в каштановые пряди, чтобы глубоко вдохнуть их запах.
Я заставил его почувствовать себя хорошо. Я заставил его расслабиться.
Снова почувствовав головокружение, альфа не заметил медленного урчания, от которого начали вибрировать их грудные клетки. Оно тихое, и ему кажется, что Дазай мурлычет. От этого звук становится только громче, а вибрация устойчивее, вот только…
— …Чуя рокочет?
— …Я нет?
— Ты да.
— Я нет!
— Ты да!
Но звук становится все громче и громче, пока уже невозможно это отрицать. Он рокочет, и это не прекращается. Чуя даже не знает, как это контролировать. Плюс в том, что это, кажется, немного возвращает Дазая к жизни. Это и массаж живота. Так что ради этого можно и потерпеть насмешки.
— О, Чуя так счастлив служить своему хозяину, — смеется Дазай.
Чуя фыркает, не готовый нарушить с трудом обретенный покой. Лучше заткнуться, чем нести такую чушь, как он до этого. Говоря об этом …
— Кстати, это неправда…
Дазай лениво хмыкает в ответ, позволяя альфе побаловать себя. Чуя начинает тереться носом о его шею, и недавно проявившейся омега, кажется, счастлив буквально купаться во внимании.
— Что у тебя уродливая задница, — бормочет Чуя.
Это заставляет Дазая открыть глаза, которые он закрыл несколько минут назад. Он моргает несколько раз, а затем громкий смех срывается с его губ. Обычно этот звук — музыка для ушей Чуи, ведь трудно услышать такой искренний смех от демонического вундеркинда. Но прямо сейчас уши альфы краснеют от смущения.
— Какого хрена ты смеешься, дерьмовая мумифицированная скумбрия?! — шипит он.
Дазай ужасно долго смеется после этого, вынуждая альфу захотеть его утопить, прежде чем омега вытирает слезы. Он срывает повязку с другого глаза, чтобы вытереть и его, и выбрасывает бинты из ванны, прежде чем снова откинуться на маленького и очень смущенного альфу.
— Я смеюсь, потому что, если только Чуя не принес в ванну пистолет, я ясно чувствую, как ты относишься к моей заднице.
И теперь настала очередь Чуи моргнуть, потом еще, а затем смысл предложения до него дошел. Теперь он хочет утопиться сам вместо Дазая. Потому что когда скумбрия упомянул об этом, он ясно почувствовал, как его стояк прижимается к спине омеги.
До ужаса смущенный альфа замирает, спрашивая себя, что приемлемо сделать в данной ситуации. Потому что Дазай не сдвинулся ни на дюйм, он просто откинулся на него, сняв повязку с головы, так что… Его это вообще волнует? Он выглядит странно спокойным для того, кто пятнадцать минут назад сидел в позе эмбриона. Похоже, ублюдку просто нужно издеваться над ним, чтобы чувствовать себя лучше.
Будет грубо оттолкнуть омегу сейчас?
— Я даже отсюда чувствую, как мозги чиби кипят. Такой маленькой собачке, как ты, вредно так много думать.
— Заткнись! — автоматически рявкает он, — Я просто хотел, чтобы ты знал и не изводил себя комплексами из-за своей плоской задницы или еще какой-нибудь хрени.
— Чуя только что назвал меня плоским! — фыркнул Дазай, изображая возмущение.
— Да, но тебе, очевидно, не нужно повышать самооценку.
— Твердый член Чуи в любом случае укрепляет мое эго, — насмехается Дазай, в его тоне звучит самодовольство.
Боже мой, почему он не может просто заткнуться нахуй.
— Не думай о себе слишком много, я тоже проявляюсь, поэтому не могу это контролировать.
— Фу, у Чуи бы тоже встал, если бы он был голым с Мори?
— О боже, заткнись, блядь! Зачем ты поместил эту картинку в мою голову?
Дазай снова смеется, а затем резко напрягается. Еще одна судорога, и тогда Чуя понимает, что перестал делать массаж.
Он возвращается к работе и делает все возможное, чтобы успокоить боль другого. В ответ доносится тихое удовлетворенное ворчание, которое не помогает его члену в затруднительном положении, но он не останавливается. На карту поставлено удовлетворение его омеги. Добрых десять минут проходят в почти полной тишине, но это приятная тишина, пока…
— …Ванна остыла, — бормочет Чуя.
Дазай хмыкает в знак согласия, но ни один из них, похоже, не торопится вылезать. Оба хотят, чтобы момент длился немного дольше. Чуя решает вымыть волосы другого, выдавливает ему на голову кокосовый шампунь, а затем кондиционер. После этого он тщательно ополаскивает волосы омеги и прочищает горло, когда приходит время вылезать из ванны.
— Я принесу тебе полотенце, — говорит он, мягко подталкивая младшего и распутывая их ноги, чтобы встать.
Пытаться игнорировать огромный стояк у него между ног нелегко, даже если он прикрыт мокрыми боксерами, и он знает, что это совершенно естественно для проявляющегося молодого человека, все равно это довольно унизительно. Сначала он заворачивается в полотенце и разворачивает другое для Дазая, который неохотно встает и принимает его, но завернувшись садится на край ванны, недостаточно твердо держась на ногах, чтобы встать самостоятельно.
Чуя хватает другое полотенце и начинает вытирать волосы Дазая, нервно облизывая губы. Молчание снова становится неловким, обычно они не такие тихие наедине, совсем наоборот.
— Тебе нужно остаться здесь на ночь.
Дазай не отвечает, не соглашается, но он знает, что лучше не спорить с этим утверждением. Он не может бродить по территории Портовой Мафии, пахнущий как свежепроявившийся омега. Итак, Чуя ведет его в свою комнату и, убедившись, что он может стоять самостоятельно, закрывает за омегой дверь.
Размышляя о своем жизненном выборе, он вздыхает и возвращается в гостиную.
***
Дазай стоит посреди комнаты Чуи, завернутый в полотенце, обдумывая варианты. Кровать так и манит мягкими подушками и одеялами. Недавно Чуя начал учиться заботиться о себе. Теперь он тратит деньги на покупку красивых вещей, поэтому его квартира выглядит уютной, а не пустой, как несколько месяцев назад.
Вроде как неплохо, но все здесь пропитано ужасным запахом чиби, и он не хочет, чтобы на него попали чужие микробы… Однако ему действительно нужно прилечь, так что только потому, что тело решило предать его и стать слабым, он позволяет себе плюхнуться на кровать альфы. Не потому, что он действительно этого хочет или что-то странное вроде этого.
Он берет одну подушку и зарывается в нее головой, делает глубокий вдох и громко скулит. Это запах Чуи. Он должен пахнуть ужасно, потому что чиби — уродливый слизняк, но… Здесь пока нет альфа-феромонов, только обычный запах Чуи. И это… вроде как приятно. Изведанная территория. Безопасность.
…На сегодня пойдет.
***
В гостиной Чуя сталкивается с проблемой. Его стояк не проходит, несмотря на то, что после душа ему холодно, а на нем только полотенце.
Он сбросил мокрые трусы, как только вышел из спальни, слишком тесные, слишком мокрые, слишком холодно.
Он снова сбежал и оставил Дазая одного, но это для его же блага. С каждой проходящей секундой он чувствует, как в нем происходят изменения, как его самоконтроль начинает ослабевать, как его разум продолжает повторять «возьми, возьми, возьми».
Он не такой человек, или ему хочется так думать. Это говорят гормоны. И он выше того, чтобы дрочить на диване на запах Дазая, верно? Дазая, который всего в нескольких метрах от него, вероятно, в его постели.
Боже, он не может в это поверить.
Потянувшись за пледом, он снимает полотенце и заворачивается в мягкий материал, прежде чем упасть на диван. Ему так жарко. Его сердце бьется так, словно он только что пробежал марафон. Его член теперь пульсирует у него между ног. Ему чертовски нужно облегчение, и все, о чем он может думать, это мокрые боксеры Дазая, лежащие на полу ванной.
Черт, ему действительно придется подрочить здесь. Он знает, что иначе не сможет заснуть. Так что хорошая дрочка, а потом можно и поспать, и утром разобраться с ситуацией.
Звучит как план.
Не считая того, что Чуя не очень хорошо следует своим собственным планам, когда они касаются Дазая. В конце концов, вечер прошел не так, как он изначально хотел, но… Они нашли способ справиться с этим цирком. Потому что с ситуацией нужно было разобраться. Дазай не может быть омегой. Не здесь. Только не при таком образе жизни.
Когда наступило утро, и они оба пахли друг другом, решение пришло само собой.
В конце концов, Дазай был выше и страшнее большинства мафиози. Когда Дазай столкнулся с одним из них, потерпев неудачу в попытке незаметно покинуть квартиру Чуи, мужчина, достаточно храбрый, чтобы поговорить с
самим демоническим вундеркиндом, только поздравил Дазая с проявлением
и тем, что тот сразу провел ночь с омегой.
И… Вот решение. Чуя будет омегой. Вот так просто. Это глупо. Настолько глупо, что никто не усомнится в этом.
Он точно знает, что слух распространится как пожар. Поэтому он возвращается в квартиру Чуи. Лучше подготовить его, чтобы он был готов встретиться с ситуацией лицом к лицу.
Это сработает, потому что когда хоть один из его планов проваливался?
