***
Как говорится: «Дом, Милый дом». Только стоило Флаке снять верхнюю одежду, как зазвонил телефон. «Снова эти телефоны, да от них избавляться уже пора, чтобы не звонили!»- мысленно проговорил он. Ему ничего не оставалось делать, как взять трубку злосчастного телефона. Ему звонил его же начальник, что удивило парня. Тот передавал, что некий «пациент» просил дать номер телефона врача, что лечит его. А позвонил начальник лишь потому, что, так сказать «спрашивал разрешение». Флаке сразу понял кто это, и поступив не в своём стиле, позволил сказать номер телефона. Телефонный звонок завершился быстро, так как долгие разговоры ему не по вкусу. Молодой человек хотел себя прикончить за такую глупость, ведь он понял, что ему наверняка будут каждый вечер и ночь названивать, когда он не в настроении после рабочего для, и уж тем более после ночной смены. Но Лоренц на данный момент, хотел просто отдохнуть.***
Самый обычны рабочий день, все врачи, кроме тех, кто работали вчера в ночную смену, снова в сборе, и выполняют свою работу. У кого-то заполнения бумаг, у кого-то попытки успокоить неадекватного пациента. Вновь стоя посреди своего кабинета, Флаке делает вдох и выдох, перед посещением пациента, которого он начал даже побаиваться. Тот же стук в дверь палаты и тот же вид, что был вчера. Доктор снова зашел в палату также приветствуя, как и в прошлый раз. Лицо пациента изменилось из нейтрального на радостное. Диалог первым начинает врач: — Как ваше сегодня самочувствие? Изменилось что-то после вчерашней встречи? — Было плохо до того, как вы зашли. А изменения присутствуют, думать о вас не перестаю, док. — … Это хорошо, что самочувствие нормальное. Расскажите, подробно о изменениях, почему не перестаете думать, что вас тревожит? На самом деле Флаке примерно понимал о каких именно изменениях тот говорит. Но он всё же ожидал услышать ответ по теме, а не о личном. — Я рад, что ты не оставил мою заявку в игноре. — Заявку? — Верно. Заявку на разрешение взять ваш номер телефона. — А-а, вы про это. Я тогда был уставший, поэтому и дал. Однако вы не ответили на мой вопрос, чем именно забит ваш разум? — Давайте задавать вопросы по очереди? Вот сейчас ты первый, а потом я. Как вам идея? — Ох, что ж, хорошо. — Вот и славно. Отвечаю на ваш вопрос: моя башка забита вами. Мысли о вас не покидают меня. — Х-хорошо… Я понял. Ну тогда задавайте свой вопрос. — Вы разрешите мне зайти сегодня к вам? — Неожиданно, весьма неожиданно. Не вежливо отказывать, поэтому, ладно… разрешаю. — Великодушное вам спасибо. — Что-то помимо меня… есть у вас в голове? — Нет, абсолютно. Вот мой вопрос: вы живете один? Данный вопрос не много сбил Кристиана с мысли. Это очень резкий вопрос, особенно если его задает пациент врачу. Но молодой человек, решил отвечать честно. — Никого. Я живу один, могу даже сказать, что я холост. — Интересно… — У вас болит что-то? Например, голова. — Неа, чувствую себя прекрасно. — Хорошо…, давайте свой вопрос. — У вас были ранее отношения с кем-то? — Не было. Никого и никогда. Вот мой последний вопрос, вы сегодня не разговаривали сами с собой? — В частности нет, но обратился к себе, когда вспомнил, что мне стоит выпить таблетку. Раз так, тогда и мой последний вопрос, когда мне к вам прийти? — В любое удобное вам время, однако сейчас не смогу принять. — Я понял. Может через часа 3 приду. — Хорошо. Раз так, то до встречи. Второй сеанс завершается. Он прошел менее спокойно нежели предыдущий, что только накаляло обстановку. Через 3 часа должно было произойти что-то не предвещающее, могло случиться что-угодно. Однако переживания перебивало чувство человеческого интереса. Это чувство перекрывало весь страх и его синонимы. Сквозь режущую уши тишину проступает звонкий стук в дверь. Этот стук чем-то смахивал на коротенькую мелодию, как звук уведомления в телефоне. «Упершись носом» во всякие рабочие документы, а также с серьёзным лицом, Лоренц позволил войти тому, кто бы там ни был. — А-а, это вы. Проходите, не стойте на пороге. — Рад, что разрешили. Работаете? — Верно. Заполняю бумаги, самая скучная часть работы из всей. Можете присаживаться туда. Не покажется невежливо, если я во время нашего разговора буду работать. — Нет, можешь не переживать. Да и темы разговора сам придумаю. — Мне от того только лучше будет, спасибо. Вам чаю или кофе? — Давайте чаю. Вы словно аристократ, у тебя этой вежливость, хоть отнимай. — Благодарю. На самом деле я не такой накрученный. — Почему вы постоянно обращаетесь ко мне на «вы»? Может перейти на более дружескую речь? — Да, можно. Я просто придерживаюсь тому факту, что вы, то есть ты, мой пациент. — Логично. Я не подумал об этом. Кстати, на твоём лице проглядывается страх, ты напуган чем-то? — Не то, чтобы «напуган», просто не по себе, немного переживаю. — Из-за меня что ли? Да брось, я не кусаюсь. — Это психиатрическая больница, однако мне повезло с тобой, ведь ты не болен, а просто перенервничал. Но всё равно, ты ведь пациент этой больницы. — Разве это должно волновать? Тут ведь должны быть камеры, нет? — Вот именно, что «должны», их здесь нет, как и в других кабинетах врачей. Администрация все расходы на камеры для слежки, потратили только на камеры для палат, на остальное не хватило денег. — Им что, выделили так мало денег? — Вовсе нет. Деньги были потрачены на очень качественные, и в то же время, дорогие камеры. Поэтому на нас, врачей, не хватило. — Ну да, ну да… Ну да ладно, на счет меня можешь не переживать, я полон сдержанности, и полностью адекватен. — Хорошо… С работой я вроде бы всё, поэтому могу полностью уделить время тебе. — Как это мило. Ты, наверное, считаешь меня маньяком, что я задавал такие вопросы тебе. — Нет, вопросы, конечно, двусмысленные, но на маньяка ты не походишь. — Аж на душе полегчало. В общем, как у тебя с личной жизнью? — Ну ты и мастер смены тем разговора. С жизнью всё даже как-то плохо, ни девушки, ни детей, ни друзей, только коллеги. Ну а живу я полностью один, даже домашних животных нет. Одиноко, знаешь ли. — Ныне понимаю. Девушка-то моя, та ещё стерва была, я даже рад, что она уже с другим. Мозги выносить она хорошо умела. — Наверное, поэтому я и не хочу отношений. — Ты не хочешь вступать в отношения? — Да. Просто потому, что девушки бывают разные, а по внешности характер не всегда можно понять. К тому же, сколько я их не встречал, никто мне в душу не запал, да и на меня никто внимания не обращал. — Знаешь, а я и свою не особо-то и любил, даже не понимаю, почему я с ней сошелся. — Я помню, что задумывался о том, может я и не по девкам. А после таких мыслей, в основном, я сам себе давал оплеуху, чтобы не думал о всякой херне. — Весьма вероятно. В мире всякое бывает, что сказать. — Согласен, но мне просто не хочется думать о подобном, после такого стыдно становится, также страшно, что кто-то может посмеяться прямо в лицо, и сказать мол «Ха-ха, Лоренц- гей!», будет от такого далеко не весело. — Ну выглядишь ты, как натурал. — И на этом спасибо. Что я всё про свои проблемы, давай о себе расскажи, тоже ведь интересно. — Ну я не раз горел желанием сбежать с дома. Так как мне мои родители, грубо говоря, мозг уже полностью изнасиловали. Надоело, что жуть. Любой кашель за смертельный вирус принимают. Любой синяк за внутренний перелом, а малейший ожог они видят, как ожог третей степени. Коротко говоря, они всё слишком преувеличивают. Также у них излишняя забота, другими словами, гиперопека. — Да уж, не завидую тебе. Повезло же мне, что семья у меня самая обычная, среднестатистическая. Не бери мои слова близко к сердцу, ладно? Я не хотел как-то обидеть. — Меня ты обидеть никак не сможешь, гарантирую. Рассказы, сплетни, дискуссии о жизни и не только, в тот же момент распитие пряного чая. Звучит даже эстетично. Им предстояло ещё много, о чем поговорить, однако они это перенесли на завтрашний день. Время подходило к завершению рабочей смены, что и прервало их «чириканье». Кристиану завтра предстояло работать в ночную смену, что далеко не радовало его. Только мысли о том, что он разбавит красками смену в виде продолжения их разговора, кое как утешали. Толком за весь разговор они довольно хорошо узнали друг о друге, как предпочтения, так и частичка их прошлого. Кому-то из них даже удалось переосмыслить некоторые вещи.***
Смена проходила, как и обычно; какие-то возгласы с палат для особо больных, выписывание каких-то пациентов, а также прибытие новых. Сегодня был насыщенный день. А для Флаке целое предвкушение, на вечер. Всё верно, сегодня должна была продолжиться вчерашняя беседа, что явно веяло сильный интерес для молодого врача. Как и в прошлые два разы сеанса, сегодня должен был быть третий, что и стало. Он прошел абсолютно обычно, не то, что вчера. Оба договорились не только обращаться на «ты», но и называть по имени, даже коротко, а главное, они могли называть друг друга друзьями. Долгожданный вечер неспеша наступал, приближаясь в образе стрелок на часах, и солнца, что прикасался к горизонту, обнимая его, как родного. То был лишь проблеск, лишь знак. На этот раз никакие бумаги Кристиану не пришлось заполнять, поэтому он освободился пораньше. И его гость, к удивлению, всё не приходил. На этот счет молодой человек подумал, что опаздывает, наверное. Это так и было. Примерно на 15 минут тот припозднился. Доктора это не разочаровало, наоборот, его заинтересовала причина опоздания, что он просто не мог не спросить своего нового друга. — Ты что-то припозднился, случилось что? — Ну такое, не особо важное. Звонил мне кое-кто тот, кого я не особо-то и хотел слушать. — Кто же это? Если не секрет конечно. — Не секрет. Бывшая девушка моя звонила, аж противно стало. — А что она говорила? — Предлагала начать заново. Ну бред же. Сказала, что она, всё обдумала и поняла, что поступила омерзительно с её стороны. А я ей посмеялся и сказал мол, откуда смелости и упрямства столько, я тебя помню, как, стерву из последнего края. Высказался ей, нотации «почитал», а главное… — Что? Ну продолжай, интересно же! — …сказал, что я полюбил другого человека, а она пусть котиться на все четыре стороны. — Серьёзно конечно… Погоди, «полюбил другого человека»? Ты про кого? Неужели тебе кто-то понравился из наших девушек? — С чего ты так? — Не обращай внимание. Извини. — Да брось ты, перед мной тебе извиняться не за что. — Ну ладно… Но… И в правду, кто тебе понравился, думаю, Эвелин, верно? Она тебя пару раз навещала. — Не угадал. Даже близко не смог. — Техничка Лоретта? — Ты стал ещё дальше от правильного ответа. — Ну это все. Кто же? Кристиан нетерпеливо ожидал ответа на его вопрос. Оба собеседника молчали. Спокойно, со своего места встает Тилль, медленно направляясь к врачу, что стоял повернутый спиной к столу, опираясь на него обеими руками. На лице Линдеманна было полное спокойствие, он специально не улыбался и не выражал другие эмоции, чтобы ненароком не спугнуть собеседника. Подошедши достаточно близко к Лоренцу, из-за чего тому пришлось изогнуться для того, чтобы избежать лишних прикосновений. Врач, неподвижно стоял, пялясь на Тилля, не понимая, что тот хочет сказать или сделать. В свою же очередь «пациент» таким мягким и тихим голосом проговаривает долгожданный ответ: — Сколько намеков не давал, и ты до сих пор не понял? Ох, бедный Флаке, не смог понять, что я пытался донести. Речь не про тех баб, которых ты называл, а про… тебя… Парень уже окончательно встал в ступор, он лишь хотел расслышать те слова, что сказал его «друг». Несколько секунд назад он считал его именно своим новым другом, а сейчас что-то необъяснимое. Ещё малое время, в наполненной тишины, комнате, они стояли, будто чего-то ожидая. Чужая рука прикоснулась к щеке Флаке, а он и дальше стоял, как вкопанный. Бедняга вовсе не ожидал, что этим вечером случится подобное. Однако мысли Кристиана прервал внезапный вздох Линдеманна. Если рука лишь накалила обстановку, то вот следующее действие старшего только закрепило этот момент. Губы Тилля соприкоснулись с губами Флаке, невероятно нежно их держа, словно материнские руки держат младенца. Поцелуй не углублялся, хотя Тиллю так хотелось это сделать, но он сдерживался. Он прекрасно видел, что Лоренц до сих пор неподвижно стоит, а его взгляд был направлен чуть мимо от Линдеманна, куда-то на задний фон. Кристиан не выглядел напуганным, это больше походило на удивленно-спокойное лицо. Всё же решившись немного сделать ситуацию более похожей на поцелуй, Тилль начал слегка покусывать и делать менее сдержанный момент. Он не видел, что делает Флаке, его глаза были закрыты, чтобы сделать поцелуй более атмосферным. Так прошла примерно минута, такого внезапного поступка со стороны «пациента». Наконец-то очнувшись, Лоренц отдаляет от себя Линдеманна, закрывши рот рукой, и выпрямившись в осанке. Его глаза тоже закрылись, мозг переваривал всю информацию, давая сбои. А Тилль молчал. Он просто стоял и молчал, боясь услышать массу неприличных слов в его адрес. Однако спустя долгое молчание, Флаке всё же решил ответить, тихим и грустным голосом: — Я… не могу… Тебе лучше уйти. Это неправильно. Я не могу так поступить… — Поверь, я не хотел тебя испугать. — Ты не испугал. Просто иди к себе, ладно? Пожалуйста, мне нужно отдохнуть. — Ты уверен? — Да, я уверен! Если ты переживаешь, что мы не увидимся, то можешь не волноваться. Я вынужден посещать тебя каждый Божий день! Уходи. — Хорошо. Я пойду, только… позволь я извинюсь? — Иди… Взволнованный Линдеманн быстро покидает кабинет, не желая портить и дальше настроение Кристиана своим присутствием. В свою же очередь врач чуть ли не падает на диванчик, начиная заливаться слезами, и сознательно извиняться перед Богом, что тот позволил себе такое. Он не понимал, как могло случится такое. С одной стороны, он хотел быть сожжённым на костре или перенять на себя ту же смерть, что и Иисус Христос. А с другой— он хотел выбежать из кабинета вслед за Тиллем и извиниться перед ним самим. То была борьба сознания и сердца. Сознание говорило: «Нельзя. Это неверно. Это противно.», а сердце пело: «Что, то любовь и такова судьба. Прими её, и будь же счастлив!». Бедный, не понимающий толком, что такое любовь, Флаке, не знал, что выбрать, кого послушать. Ему не хотелось оставаться дальше на этой, чёртовой, ночной смене. Ему хотелось убежать, скрыться с места преступления. Но он не мог, работа не позволяла. Так и пролежал на том диванчике врач, весь в слезах и раздумьях. Тилль же, сидел у себя, сожалея о содеянном. Он так желал вернуть время вспять, только чтобы не поддаться соблазну, и не вытворить такую тупость. Он не плакал, как Кристиан, он просто хотел умереть, понимая, что, думая о такой мысли тот совершает грех. Ему даже не хотелось, чтобы наставал завтрашний день, так как завтра к нему должен был наведаться Лоренц. Он также понимал, что вместе с завтрашней встречей врача и пациента, будут и ужасные слова, и страшные угрозы, может даже физический вред, хоть и небольшой. Однако никто из них не знал, что будет завтра, и кто-кому будет что говорить. Может то завтра и не наступит вовсе. Кто-то может сказать, что после ночной смены врачи должны идти домой, однако здесь, после ночной смены врачи сначала обязаны были зайти к пациенту, потом уже идти домой. На данные действия нужно давать согласие, кто согласен, кто— нет. И Флаке давал согласие, пожалев об этом сейчас. Ему хотелось выговориться перед Тиллем за вчерашнее, но сдерживался, понимая, что начальство, просмотрев это по камере, не одобрит. Поэтому все свои слова он сдерживал в голове, не давая им выйти наружу. Лучше дома высказаться, перед зеркалом, или в подушку. Но точно не в больнице, где тебя могут обнаружить на камере или просто могут услышать люди в коридоре.***
Молодой врач стоит напротив двери, в которую он так не желает входить. Тот тип стал для него омерзительным и противным. Зашедши в палату, врач усаживается возле кровати и что-то смотрит в планшетке с листом бумаги. Парни молчат, но не долго, диалог первым начинает Кристиан: — Как сегодня ваше самочувствие? — Ты злишься на меня, не так ли? — …. — Извини меня, я… я идиот. — Давайте не будем отходить от темы, ладно? — Но я хочу просто извиниться… — Это не к чему, повторяю: как ваше сегодня самочувствие? — Плохо, очень плохо. Невероятная вина меня мучит. — Понятно. Примите успокоительное и всё пройдет. Может что-то болит? — Сердце. Его разрывает сочувствие и стыд, разбрасывая по всему организму. — Прекратите говорить такие вещи, иначе придется докладывать не только моё здесь участие, но и людей, что знаются, как разобраться с неадекватным пациентом, усекли? — Усек. — Вот и чудесно. Скоро мы вас выпишем, и вы продолжите жить своей повседневной жизнью. — Но я не хочу… — Даже не говорите о таком. Я к вам ещё наведаюсь завтра. — Хорошо. Одного замучила совесть, а второго— вина. Оба, после одного только вечера, стали подавленные и грустные, словно у них украли всё имущество. Тилль вспомнил, что у него есть номер телефона Лоренца, и он может ему позвонить в любой момент. Это стало идеей для извинения, а также идеей, как можно сказать о том, насколько он сожалеет о содеянном. Всё свое свободное время Линдеманн гулял по саду во дворе больницы, чтобы хоть немного проветрить свои мозги от этих навязчивых мыслей. Это чуть-чуть помогало, однако настроение не меняло, он всё также был невероятно грустный, кажется, ему удалось впасть в депрессию. Он то и вспоминал, что этот злосчастный момент поцелуя, который ему, видимо, запомнился на всю его жизнь. Подходил вечер, Флаке отдыхал у себя дома, а Тилль, в этот момент, решил наконец-то позвонить. Ему было страшно, понимая, что может услышать что-угодно. Но смелость победила страх, и он набрал нужный ему номер. Послышались гудки, которые так и нагнетали обстановку, и кажется, они длились вечность. К огромному счастью и удивлению, Лоренц всё же ответил на звонок, не зная, кто ему звонит. — Лоренц, слушаю. — Не бросай трубку, прошу. Давай просто поговорим. — Это снова ты… — На жаль. Ты выслушаешь меня? — Раз ты настаиваешь, то давай, валяй. — Спасибо. Ты бы знал, как я счастлив, что ты ответил. — Не сомневаюсь. — В общем, в первую очередь, я бы хотел искренне извиниться за вчерашнее, мне правда стыдно за то, что случилось. Уверен, ты меня после того возненавидел. — Что было— то было. — Мне жаль, что я позволил себе такие вещи, тем более с тобой, ты не заслуживаешь на такое ужасное поведение в твою сторону. Клянусь, больше такого не повториться. Я не сдержался, поддался соблазну, что так манило меня, мне невероятно стыдно, что я уничтожил твою репутацию. Об этом я никому не расскажу, даже вспоминать не стану, правда. Запихну это воспоминание глубоко в душу, и покрою грудой мусора, чтобы не вырвалось. Не представляю, как тебе завтра придется идти ко мне, могу понять только то, что тебе очень противно. — Репутация моя цела, можешь не волноваться об этом. А с приемами, я разберусь, переживу как-нибудь. — Ты и в правду не злишься на меня? — Не вижу причин за что. Все люди совершают ошибки и поддаются искушению, и ты не исключение. На моей памяти тоже много совершенных ошибок, что хорошо засели у меня в памяти. — Не могу поверить своему слуху, что ты говоришь подобное. — Я лишь говорю правду, и просто пытаюсь заставить тебя не думать об этом. — Завтра я и виду не буду подавать, стану вести себя, как обычный пациент. — Будь собой, а не «вести себя, как пациент». — Обязательно. До завтра. — Ага. Этот телефонный звонок должен был заставить сердце Тилля разбиться в дребезги, а оно только укрепилось. Он ожидал тяжелого разговора, а на деле его просто-напросто успокаивали, и утверждали, что ошибки— это нормально. Его и в правду поразила стойкость характера Кристиана. Он даже стал быть более заинтересован им. На следующий день пациент решил наведаться к его врачу, что стало некой мини-традицией меж ними. И снова собрав всю силу в кулак, Линдеманн хочет попробовать поговорить о произошедшем. Зайдя в кабинет, разговор начинается не сразу. К слову, врач был, мягко говоря, удивлен. Старший побаивался, но всё же начинает: — Привет… Не отвлек? — Что ты здесь делаешь? — Ты не рад меня видеть? — Знаешь, не особо. Ты поступил неправильно. — Я понимаю, и хочешь я могу снова изв… — Нет, не хочу. — Я понял. — Если ты хотел о чем-то поговорить, то говори быстрей. — Я вижу, что ты недоволен моим присутствием и тоже это могу понять. Походу, у тебя настроение плохое. Всё верно, я поступил неправильно. И мне очень жаль… — Ты только по вытрёпываться сюда пришел? Если так, то я слушать не собираюсь. — Всё настолько плохо? — Ты наглец. Наглец, который стал для меня отбросом общества, также омерзительным и противным человек, в общем все синонимы этих слов! — Я… — Что «я»? Ты снова хочешь сказать, что тебе так жаль? Без толку твои слова! Ты мерзок… — Твой гнев оправдан. Я и в правду мерзок и отброс общества. — Черт… я наговорил лишнего… Извини, у меня сегодня плохой день, я не хотел тебя задеть… — Всё в порядке. Ты высказался, и это правильно. — Прости, но тебе лучше уйти. Я не хочу показаться невежливым. Завтра можешь прийти, если хочешь. — Думаю, да, я приду. Сейчас оба парня переборщили с эмоциями. Первому не стоило снова поднимать неприятную тему, а второму не нужно было столько говорить. И также оба испытывали невероятную вину. Никто из них не ожидал такого резкого разговора. То «завтра» наступило, и прием прошел, как обычно. Без криков, физического вреда и несуразных вопросов. То был самый обычный разговор врача с пациентом. Утро и день прошли как надо. Врач— увлеченный в работу, и пациент— гуляющий на свежем воздухе. По всей видимости, вечер, был особенным временем для каких-то необычных событий. Вот и этот, можно даже сказать, очередной вечер, тоже хранил в себе небольшое событие. В кабинет к врачу наведывается Тилль. На самом деле, он ещё побаивался сделать что-то не то, и пытался сдерживать себя. Однако он выглядел как обычно, в хорошем настроении, того страха, что был у него, даже не было видно. — Привет. Как твои дела? — И тебе. Не плохо, работаю потихоньку. Что с твоим самочувствием? — Всё прекрасно. Не против, если я посижу у тебя? — Нет. Главное, не мешай работать. — Без проблем. Чем-то даже напоминает мой первый приход сюда. — Ах, было весело. Хорошо мы тогда провели время. — Я это… снова с извинениями. Простишь меня за вчерашнее? Я повел себя как идиот. — Меня вспомнить не можешь? Я потом по башке себя лупил за сказанное. Мы оба провинились. Мне вчера испаскудили день, а ты, как бы обидно ни звучало, только добил. Вот и сорвался… — Я просто не знал, и думал, что ты в хорошем настроении. То есть, мы два глупца? — По сути так и есть. Только я глупее. Но не будем о плохом, присаживайся. Работы у меня не много осталось, сейчас всё закончу. — Понятно…. Слушай… А ты согласен с таким утверждением, мол «Врачи и пациенты не должны иметь любовных отношений»? — Когда-как. Твой намек я понял. Я же после того случая с нами сказал, что я не могу этого сделать. Если ты не понял, я не хочу вступать в отношения с тобой. — Но почему? Это ведь можно скрывать, и никто об этом не узнает. — Секреты, рано или поздно, раскрываются, обнажая правду. — Что же тебя держит? Скажи мне. — Совесть. Ты… ты хороший, и я не удивлюсь, если за тобой падают толпами девки, так как ты и вправду очень симпатичный парень, но я не могу позволить себе такие отношения. Для меня это противно и не естественно, пойми меня. — Я понимаю, но есть же однополые пары, которые очень счастливы вместе. — Знаю. Однако вот мы, вряд ли будем счастливы. Я могу пожелать тебе найти хорошую, как и ты, девушку. — Да зачем они мне? Ты тот самый. И плевать мне, что мы одного пола, кого это должно волновать? Если не светить во все сети о наших отношениях, никто и не посмотрит в нашу сторону, будут проходить мимо, считая нас за обычную пару. Главное — ведь это взаимность и верность. — Что же ты за человек такой? Что же ты делаешь со мной? Да простит же меня Бог, я выкручивался, как мог. — Рифма, не находишь? — Вижу, я специально так сказал. — Скажи честно, ты испытываешь ко мне симпатию? — О Боже, прости же ты меня, за грех мой… Уже сказал, ты хороший. Да, ты мне понравился, но я ведь говорил же, не могу позволить себе вступить с тобой в отношения. Уж так вышло, хоть сердце говорит иное. — Неужели ты не знаешь, что нужно слушаться не башку, а как раз сердце. — Да знаю я. Прекрати уже… — Я сейчас сорвусь, если не скажешь всю правду. — Я под стол спрячусь. — И там достану. 3… — Что тебе сказать-то нужно, что? — 2… Скажи, что чувствуешь ко мне. — Не могу… — 1! — Да! Я влюбился в тебя! Ты стал мне более, чем пациент! И я испытываю к тебе симпатию. А по ночам я думаю не о работе, а о тебе. Ты идеален во всём: в мышлении, в шутках, в характере и во внешности. Голос же твой, словно пение ангела средь небес… — Какой же ты прекрасный человек. — Ну всё. Я не отмоюсь от этого позора. — Да брось ты, сложнее было бы жить с мыслями, что не смог признаться, чем отмываться от какого-то позора. — Может давай переведем тему? Я больше не могу. — Как скажешь. Но мы ещё вернемся к этой теме… — О Господи… за что мне это? Тему разговора они всё-таки сменили не более приятную. Оба и поверить не могли, что правда наконец-то открылась. Верно, они бы могли и не прятать свои чувства, однако не всё так прекрасно, как в сказках. Совесть могла знатно потрепать выбор Кристиана, из-за чего тот разрывался, и до сих пор, не знал кого послушать, совесть или же сердце. Многие бы выбрали послушать сердце, так хотел сделать и Флаке, но чувство стыда, о том, что кто-то может взять и высмеять его, заставляли задуматься. В другом случае, если всё же выбрать сердце, то со взаимностью любви, они могли преодолеть все трудности вместе, что только облегчало путь к счастливой жизни, о которой тот так мечтал.***
Проходила смена за сменой. Уже совсем скоро наступит день выписки Тилля с больницы. Однако этот факт не расстраивал парней, они уже решили, что будут поддерживать контакт даже за границей больницы. Сегодня был предпоследний день пребывания Линдеманна в психиатрической больнице. И сегодня же была последняя встреча врача и пациента. Как всегда, вечерком, что стало традицией между ними, в кабинет к врачу должен был прийти пациент, чтобы посидеть и поболтать о всяком. — И снова привет. — Да-да. Ты ведь помнишь, что это наша последняя встреча в больнице? Надеюсь, она пройдет сегодня хорошо, может даже лучше, чем первая. — И не сомневаюсь. Кстати… помнишь, я тебе как-то говорил, что мы ещё вернёмся к теме признаний? Понимаешь? — Ох черт… Серьёзно? Я уже и забыл, уж тем более наделайся, что мы не вернёмся. — Прогадал. А ну давай, продолжай, что тогда не договорил. — Может не стоит…? — Не выкручивайся, со мной не прокатит. Не удивлюсь, если ты ещё скажешь: «У меня голова болит». — К сожалению не болит. — Ну тогда рассказывай, я внимательно слушаю. — Раз такое дело, то почему это нужно рассказывать в словах? — Есть другие способы? А ну, продемонстрируй. — Ты ведь даже не знаешь некоторые мои качества, о которых я тебе не рассказывал. К примеру, я, если честно, тот ещё мазохист. Думаю, подобное тебе будет по нраву, верно? — Заинтриговал. - Ты так же не знаешь, что я могу позволить себе многое, по отношению к человеку. И чувства выражать словами у меня-то плохо выходит. — Я бы так не сказал. — Пока что, ты обо мне мало, что знаешь. Однако, со временем, привыкнешь. Я принимаю все те твои предложения, что ты мне говорил. Принимаю любовь к тебе; принимаю отношения; принимаю всё, что ты говорил. Понимаешь, на что я намекаю? — Ты… правда? Всё? Совесть не слушаешь? Уверен? — Да уверен я. Боже… А на счет «других способов выразить чувства», да, я продемонстрирую. Врач перестал слушать свои страхи, он прислушался к сердцу. Он считал, что вышел на правильный путь, и никто ему не помешает. Ему и говорили так: «Прислушаться к сердцу». Лоренц подошел к двери, и запер её изнутри, что насторожило Тилля. После, молодой человек, не спеша, начал приближаться к его собеседнику. Линдеманн всё уже понял; он понял, что сейчас должно произойти, и этим он был счастлив, так как ждал этого момента. — Помимо всего сказанного ранее, я могу также быть вовсе не своего «приличного» характера. Приблизившись уже достаточно близко, Кристиан ловким движением руки, хватает за заднюю часть шеи, ощущая её позвонки, и притягивает к себе, вцепившись в страстно-яростном поцелуе. Он верно говорил, что может вести себя не так спокойно, как всегда. Этот парень всем запомнился, как искрений, но замкнутый человек, который серьёзно относится к своей работе. А здесь он показал себя с другой стороны. Он показал, что может быть страстным романтиком. Привкус чужих губ, прекрасно ощущался на его устах. Это его только манило углублять дело, и он понимал, какого это «срываться» или «не сдерживаться», ведь и сам не смог устоять. Оба давненько уже хотели это сделать, и наконец-то смогли полностью выплеснуть накопившеюся страсть и любовь. Искрений, настоящий и прекрасный поцелуй пришлось прекратить, так как организм дает о себе знать. Лучше уже оторваться, чем потерять сознание от нехватки воздуха. Им, конечно, очень повезло, что в комнате не было камер, иначе было бы не так атмосферно, а также был шанс, что врач потеряет свою работу. Всё стало ясным, словно день. Все козыря были открыты, а ответы даны. Ничего не приходилось сдерживать или прятать, на то не было смысла. Они поняли, что влюбились друг-в-друга, хоть от этого было не много не по себе.***
Жизнь продолжается вплоть до смерти. Тягу к человеку можно преодолеть, даже если то любовь. Но пережить столкновение с ней жизненно-необходимо. Любовь— то чувство, и та леди неожиданность, что без приглашения врывается в жизнь и переворачивает всё вверх дном. Каждый человек мог испытывать любовь к актеру или музыкальному исполнителю, и анимационному или игровому персонажу. К слову, любовь даже испытывают к вещам, так называемые «фетиши». Как же без животных? Человек может безумно любит своего котика или собачку. Да что-угодно могут любить люди. Только некоторые не признают этого… Следующий день, был последним днем нахождения пациента Линдеманна в этой больнице. На жаль парни не могли сегодня встретиться, по уважительной причине. Однако небольшую заметку о себе пациент всё же оставил. Просматривая документы, Флаке только вспомнил, что он до сих пор не заполнил строку с причиной, из-за чего человек сюда попал. Только он взял ручку, как заметил, что строка уже заполнена, и почерк ему не принадлежал. Ряд гласил: «Причина расстройства психики: Любовь» …