Меж водой и огнем

Знал Дедал, что закончит года на чужбине,

От желанного дома вдали,

За преградой воды и земли…

Меж водой и огнем

Есть единственный путь —

Полететь серединой пространства,

Там, где царская воля не властна!

Меж водой и огнем

Об одном не забудь:

Высотой увлекаться опасно,

Там лишь боги летать не боятся —

Но нужно рискнуть!

©"Легенда об Икаре»

Холодный утренний ветер несмело касался зеленых волос Элана Цереса, пока тот направляется пешком к платформе отбытия. Он невольно вздрогнул — искуственный климат Астикасии, по требованиям родителей первых его учеников — был очень близок к климату Земли, забытой праматери человечества. Элан не был склонен к долгим рассуждениям (госпожа Невола говорила о том, что наличие мыслей «как у Канта» в шестнадцать16 лет свидетельствует о том, что у человека что-то не в порядке с головой), и будь иначе, он наверняка бы подумал, что есть в этом что-то ироничное, что Бенерит Групп, эксплуатируя Землю и тихо презирая и подавляя ее жителей, тем не менее пытается сделать свой комфортабельный дом в космосе как можно более похожим на нее. Они всегда вызывали его на ковер без вещей — да и того, что он может назвать своим, у него не очень много. Как рассказывала ему Белмерия, его предшественник, Третий, всегда очень нервничал перед встречей с госпожами — оно и неудивительно, что похвалы от них почти не дождешься , в лучшем случае можно получить выволочку или пощечину, в худшем тебя просто пустят в расход. Второй — в те времена, когда он еще был сравнительно нормален — молился. Третий плакал и нервничал, а еще пил много обезболивающих. Элан пошел другим путем — путем хладнокровного, сдержанного принятия, который, подсказывало ему нечто, называемого шестым чувством, и как подсказывало ему нечто, называемое шестым чувством, позволит ему продержаться дольше остальных. Однако в это утро он неожиданно поймал себя на совершенно детском желании не уходить. Рациональная часть сознания говорила о том, что если Госпожи будут им довольны, он будет в Астикасии еще на первых занятиях и сможет прийти на встречу с ней. Однако то глупое и местами совершенно неконтролируемое «хочу» внутри него кричало слишком сильно, и Элан занервничал, что не успеет. Почему-то желание не опоздать и не разочаровать ту, которая протянула ему руку, жгло его слишком сильно. Он бросил взгляд на искусственное небо, где уже загоралась искусственная розоватая заря, окрашивающая в свой цвет растущие на проспекте, ведущему к пассажирскому терминалу, амурские бархаты, березы с ажурной листвой, плакучие лещины и шелковицы. Студентки из Грассли и дома Джетарков болтали о том, насколько хорошо это место подходит для свиданий, кто-то вспоминал легенды, связанные с этим садом, но Элан тогда не слушал и не воспринимал этого. Часы на электронном табло показывало 6:30 утра. Если бы Элан позволял себе чуть больше, он бы выругался — и неважно на кого, на Белмерию, которая организовала перелет в штаб-квартиру ровно в 7:00, или на себя, за дикое и резкое желание заснуть на ходу. Он потер глаза и ускорил шаг (бегать некрасиво, говорила ему госпожа Каль). Через секунду перед ним предстало здание пассажирского вокзала номер четыре. Оно не сильно выделялось на фоне общего стиля академии: всего лишь здание, чем-то напоминающий старые эллинги для дирижаблей с уроков истории. Рядом со входом в него находилось силовое поле, отбрасывающее учеников как можно дальше от стены самой школы. Как слышал Элан, его построили после инцидента, когда двое девочек случайно(тогда еще перемещаться на доспехах можно было более-менее по всей школе) проделали в дыре стену и разгерметизировали станцию, что привело к гибели пятидесяти человек, в том числе и молодого наследника Бурионов. Ничего нового, кроме разве что… — Харо-харо! Иногда, когда у Бельмерии было настроение получше, она рассказывала ему о своей работе: о том, как создавая клонов настоящего Элана Цереса, Хозяина кожи, как она пересаживала пациентам (так она называла его и тех, кто был до него) часть его ЦНС, как разрабатывала курс так называемого «вживления в роль», и как это сказывалось на объектах эксперимента. В его случае, говорила госпожа Уинстон, это повлияло на распространение в его мозгу эндорфина и гамма-аминомасляной кислоты. Она еще говорила что-то про то, что со временем это может пройти само, как и разрушение части его нейронных связей, но в тщательно подавляемых уголках его сознания, он впервые захотел истерически рассмеяться. Кто сказал, что у него будет это время? Однако нет, думать об этом нельзя — да и нет настроения, особенно когда маленький оранжевый робот-курьер выскакивает из гнезда-носителя, выпрыгивает прямо к его ногам и раскрывается, освобождая из себя небольшую прямоугольную металлическую коробочку. Одновременно с этим в его кармане завибрировал телефон видеосвязи — значит, ему никто не звонит, но пришло какое-то сообщение. Он вытащил телефон из кармана куртки и снова бросил взгляд на табло на небе — 6:40, до прилета корабля еще двадцать минут, он успеет. Автовоспроизведение видеосообщения запустилось тут же: — Эммм… здравствуйте, Элан-сан! — голос Сулетты с видеозаписи (а на ней именно она, хотя на дальнем фоне слышалось тихое «не нервничай так» девочки-механика из Земного Дома) пытался звучать бодро и уверенно. — Или лучше обращаться на ты… — снова сбилась она под звук удара за кадром. — Короче… — девушка на видео все же смогла. — Поздравляю тебя с Днем Рождения и желаю счастья и здоровья! Это поздравление — простое и местами очень неловкое, а рыжая девушка, произносящая его, очень сильно нервничает и не совершенно не умеет держаться перед камерой. За ее спиной — простая, не украшенная ничем стена, однако все эти короткие и простые слова очень искренни — и Элан не сумел не улыбнуться коротко в ответ. Впервые на его памяти с тех пор, как некогда безымянный сирота стал заменяющим наследника Пейлов, кто-то обращается к нему так. Не с нарочитым равнодушием или интересом, как девочки из Грассли и Белмерия, не с плохо скрываемым презрением как Госпожи или Хозяин, и не подчеркнуто официально, как некоторые лица на приемах, на которые ему приходилось ходить. Так просто и отчаянно искренно, как она сделала еще тогда, во время дуэли. — Так как мы решили, что день рождения у тебя был вчера, то извини, что подарок удастся передать тебе только сейчас. Харо должен привезти его тебе — уже более уверенно продолжила Сулетта на записи. — Ника и Мартин помогли мне собрать его, так что можешь считать, что это подарок от всех нас, кроме мисс Миорине разве что… — она опять немного потерялась, но не остановилась. — Я бы хотела передать его тебе сама, но увы, сейчас слишком поздно, а из корпуса нас не выпустят. — она смотрела на него виноватыми глазами, и Элан сам не заметил, как тихо произнес «Не вини себя», хотя было понятно, что она не ответит. Он снова бросил взгляд на ее подарок. Это была небольшая, чуть больше и чуть шире стандартного коммуникатора коробка черного цвета, с небольшим, но хорошим экраном. Что-то вроде первых мобильных средств связи с уроков истории. Вроде бы и ничего выделяющегося, но… — Ника сказала, что сообщения с него невозможно отследить, и их можно передать на любое расстояние! — радостно сообщила Сулетта. На дальнем плане прозвучали глухие возражения «Только к сообщениям нельзя прикрепить видео или текстовые файлы». — Так что… если тебе срочно будет что-то нужно. — смущенно закончила она. — Пиши. Я честно постараюсь ответить, а пока… пока, что ли… — на дальнем фоне послышался чей-то гогот, звук грома и падения, пока еще кто-то кричал «Следи, где свои гадательные прибамбасы раскладываешь!», но здесь видео оборвалось — и юноша неожиданно поймал себя на мысли, что его это немного расстроило. Улыбка покинула его лицо, а подарок и две прилагающиеся к нему батареи — коробку, переехав в передний карман пиджака. Табло на постепенно светлеющем небе показывало 6:43, за стеной с шумом приземлялся корабль Пейлов, который отсюда не было слышно из-за звукоизоляции и впервые за последние полгода идти на ковер к госпожам Нуген, Неволе, Каль и Голнери ему было совершенно не страшно и не сложно. Потом, кто-то с более подвешенным языком сказал, что Элан облачился в ощущаемое им тепло как в броню. Однако в тот момент найти нужные слова ему внезапно оказалось потрясающе сложно. *** Через полчаса после отбытия корабль встряхнуло. То, что было потом, юноша помнил не очень хорошо. В первую секунду после тряски, Элан не понял, что происходит, как и когда внезапно его тело оказалось легче воздуха — тоже. Нет, конечно, он знал о том, как вести себя, если на пассажирском судне случился терракт, и пару недель назад в школе даже проходили учения о том, что делать в таком случае, но как и любой другой человек, он не ожидал, что это произойдет с ним. Впрочем, он так же, кажется, и не волновался — один из редких плюсов с плохим усвоением и распространением эндорфина, адреналина и гамма-аминомасляной кислоты. Он быстро поднялся с кресла у окна, опустился на колени рядом с ним и выдвинул из-под его сидения небольшой контейнер со сложенным и немного ужатым скафандром. Раскрыть контейнер, достать скафандр, надеть его — просунуть ноги в комбинезон, поднять нижнюю часть до пояса, просунуть руки в рукава, застегнуть молнию, надеть на голову шлем и обеспечить герметичность костюма — оказалось проще простого, и он, кажется, успел это сделать даже до того, как дно корабля сотрясло во второй раз, а пилот или автопилот резко сообщил об разгерметизации салона. Невесомость уже отключилась, и поэтому Элан с легкостью нырнул с служебный отсек, где находится аварийный выход с корабля и хранятся баллоны с кислородом. И даже ни обо что не ударился. Он пролетел мимо серых стен, такого же серого, разобранного уже кресла, и на момент представшему его глазам расколотому иллюминатору. Корабль сотрясло еще один раз, и он чудом успел проскочить в дверь и и с силой ударить по кнопке закрытия, прежде чем в нее врезалась еще одна волна силы, и голосов пилотов уже не было слышно. Найти кислородный баллон оказалось не сложно. Прикрепить его к поясному ранцу — тем более. Запаса кислорода в баллоне хватило бы на 12 часов, и таких баллонов в корабле обычно имелось как минимум шесть, что дает в сумме около трех суток. Именно столько, помнил Элан, обычно продолжаются поисково-спасательные работы при крушении корабля, даже если на нем есть спасательная капсула. Капсула была и на том корабле, где он сейчас находится. Однако она находилась ближе к кабине пилота, и неизвестно, смог ли бы он добраться до нее, если бы направился туда сразу. Все-таки последний взрыв был силен. Все же закрепив баллон в предназначенной для него лонже, Элан оглянулся, и, выждав десять минут, потянулся к чуть не вбитой в металл кнопке, за тем, чтобы нажать на нее снова и направиться на поиски капсулы. Потом, уже вспоминая это, юноша понял, что та десятиминутная передышка спасла ему жизнь. Буквально в тот момент, когда он уже тянулся к кнопке, корабль тряхнули еще два взрыва. Они были меньше масштабом, но волна от них и запущенные ими вполне могла повредить скафандр и разбить защитное стекло, оставив его без воздуха. Зрелище, которое имел возможность наблюдать, когда дверь все-таки открылась, была ужасающем. У Элана не было слов, чтобы описать, что взрыв сделал с салоном — любые описания в таком случае казались излишними. Даже «разворотило» не передавало масштаба всех разрушений. И пол, и потолок некогда просто декорированного салона (Госпожа Голнери считала, что даже тем землянам, которым оказали честь стать двойником Хозяина, не стоит позволять слишком многого, в том числе и украшений личного транспорта) был «украшен огромными дырами», от кресла, под которым лежал его скафандр, не осталось ничего, кроме летающий пряжки ремня безопасности. Единственное, что не выглядело пострадавшим — это стены цвета сепии, мимо которых летали ножки расколовшегося журнального столика. Через секунду до Элана дошло, что свой школьный коммуникатор он оставил на столе, когда убегал в отсек. На него тут же накатило остервенелое желание залепить себе по лбу, но будучи человеком рациональным (все же проблемы с усвоением некоторых гормонов и кислот — это все же полезно), он сумел удержать себя от глупостей. Это бессмысленно, может повредить скафандр, и хоть и даст выпустить накопившиеся эмоции, но в перспективе не поможет ничем. «Впрочем, насколько можно говорить о перспективе, когда нет питания?» На тесты и к госпожам он почти всегда ходил натощак. В этот раз ничего не изменилось. Последний раз он ел несколько часов назад. Как рассказывали ему на уроках, человек может прожить без еды и воды максимум четверо суток. Тем не менее, он вцепился за остатки креплений, оттолкнулся и направляет себя к кабине пилота. Дверь слева от нее должна вести к спасательной капсуле и катапульте, и хотя он видел небольшую прореху темного неба, Элан впервые почему-то надеялся, что капсула еще там, хотя объективно, у пилотов не было резонов ее оставлять и ждать его, пока корабль разрывало. Он нажал красную кнопку двери, и ему открылся вид на пустую катапульту. Как и ожидалось, неизвестные пилоты (инициатива менять их каждый раз принадлежала госпоже Нуген, чтобы они не заметили различий между разными клонами — и чтобы у них не было возможности установить с ними связь) не стали спасать своего незадачливого пассажира. Элан не винил их — сам дурак, что не взял с собой коммуникатор, если не считать тот, что подарила ему Сулетта. Да честно, ему не было не страшно. Если Пейлам так нужны обследования, то они пришлют за ним кого-то, неважно, чтобы добить или спасти. Он закрыл дверь в отсек с катапультой и сел рядом. Ему оставалось только ждать. Внезапно он вспомнил фильм, который его однажды позвала посмотреть одна из девочек Грассли (кажется, это была Мэйси, та, что короткими черными волосами и медовыми глазами). Это был старый фильм, снятый еще тогда, когда кино передавало звук, но не цвет. Он был о корабле, который еще плавал по морю Земли, считался самым современным, непотопляемым и красивым, а ночью наткнулся на айсберг и затонул через два часа — об этой самой гибели, и о попытках людей спастись с него. Мэйси и пришедшая вместе с ней Ириша плакали над погибшими влюбленными из второго класса, и над двумя семьями, лишившимися своих кормильцев, но Элан думал о другом. Что чувствовали эти люди в тот момент, когда оказалось, что корабль гибнет? Что ощущали те, кто сидел в шлюпках, иногда — по колено в воде — когда ждали помощи, не зная придет ли она, и когда? Что чувствовали те люди, которым не нашлось места в шлюпках, и которым приходилось цепляться и забираться на что угодно, чтобы не утонуть, не оказаться в воде, и не замерзнуть? Наверно, странно, что он вспомнил это сейчас, когда он сам в такой же ситуации, если не хуже. Впрочем, что это меняет? Еще с тех времен, когда он стал двойником Хозяина, ничего не изменилось. Угроза избавиться от него всегда висела над его головой тем, что называют Дамокловым мечом, ведь для Госпож и Хозяина он — из той обслуги, что обычно люди с деньгами в катастрофах не спасают. А ведь он изучал списки погибших на том корабле — немалой части утонувших и замерших насмерть матросов, официантов, кочегаров и горничных иногда не было и 18 лет. Впервые за долгое время Элана накрыла злость по отношению к тем, кто отобрал у него свободу, имя, огромные куски памяти и собственное лицо, и одновременно — нечто иное. Нет, он не понял, что проникся искренней любовью к той же Белмерии (с ней ближе всего общался Третий, и именно он чаще всего говорил о том, что она — лицо подневольное, которое надо пожалеть); оно было чем-то светлым, отзывающееся в груди мягким теплом и направлено на другого человека. На солнечную рыжую девочку с удивительно добрыми глазами. Сулетта. «Я хочу написать ей.» Вдох-выдох. «Я просто хочу увидеть ее еще раз». Мысль эта была наивной и глупой, но она все же была. Он не пнул стену, к которой сидел спиной — впрочем, насколько можно было назвать сидением висение в невесомости. Все же эмоциональные вспышки в такой ситуации не слишком хороши. Что еще рассказывал преподаватель во время учений? Как подать знак, если нет воздуха, чтобы кричать? Конечно же, настроить аварийный сигнал, исходящий из рубки, если тот не работает. Что было дальше, Элан тоже помнил плохо. Распрямиться, оттолкнуться от стены, и прыгнуть к двери в кабину было просто, но проникнуть в нее — нет. Кажется, он даже вздыхал тогда, потому что, рефлекторно ли, или как-то иначе, но пилоты перед тем, как сбежать, закрыли вход в кабину. На кораблях этой модели — Тикбаланг-Д — выход из отсека был свободным, но для того, чтобы пройти внутрь кабины экипажа, необходимо набрать код, который Элан, к сожалению, не знает. Как подать знак, если неизвестно, работает ли аварийный сигнал? — А вот тут я вам ничем помочь не могу. — сказал тогда на учениях преподаватель. — Вам остается лишь ждать, пока корабль придет к вам на помощь, и если вы увидите такой — то используйте сигнальные огни, чтобы они вам заметили. Обычно их питания хватает на четверо суток. Другое дело, что использовать их стоит за пределами корабля, что может быть… опасно. «Таким образом, остается только ждать.» — и это Элану, по понятным причинам, было не слишком близко, но все остальное было невозможно. Огни были в ящике рядом с креслом, но взрыв не пощадил и его. Металлический ящик словно разорвали изнутри, и скорее всего, один из детонаторов был запрятан внутри него. Скорее всего, это был один из последних, и поскольку он стоял ближе к креслу, главная сила взрыва пришлась на него и находящийся рядом иллюминатор, разбив его на десятки осколков. Рядом с ним, подобно декоративным рыбкам с видео с уроков биологии, плавали поначалу незамеченные куски стекла и металла — осколки тех самых огней. На сей раз сил у него не было даже на раздражение. Ноги внезапно ослабели, подкосились — и Элан оседал на пол рядом с дырой в нем и обнял колени руками. Будь он чуть менее устойчив, не имей он тех самых проблем — он бы мог заплакать или хотя бы всхлипнуть, но переживания последних дней и часов слишком его вымотали. Оставалось только сидеть, ждать и надеяться, что на сей раз от него все же не избавились. «Хотя все же могли — нет тела, нет дела и все такое прочее». Почему это эти слова произнес в его голове голос Пятого. Из проделанного взрывом отверстия в полу Элану открывался вид на металлические осколки — и то, что часто с ними сравнивают. Звезды. Из космоса, как говорили многие, взгляд на звезды совершенно иной, а кто-то, кажется, некто доктор Генд, говорил, что в них есть какая-то строгая гармония и подчиненность мировой логике. Возможно, это так, но сейчас, не отрывая глаз от осколков, и не поднимая их к верхней дыре, зеленоволосый этого не видел, или как сам понимал для себя — не желал видеть. Сейчас для него звезды были бездушными свидетелями катастрофы, неспособными ни на что, чтобы помочь ему. Показателем того, что он находится в космосе, где никто его не найдет, если аварийный маяк выключился, и где он не может ничего сделать — ни поесть, ни достать коммуникатор и попробовать написать Сулетте и попросить ее о помощи. «Она ведь спасла Рембран, когда та пыталась сбежать» — подумал Элан, и тут же одернул себя. Неизвестно, как долго летел корабль, как далеко от Астикасии он сейчас находится — через дыры школу не видно, и хватит ли у Аэриала топлива, чтобы добраться сюда. Нет, он не может так подставлять Сулетту и Земной дом. Возможно, это и хорошо, что он не может открыть скафандр и достать коммуникатор. Возможно. Неизвестно, сколько времени прошло — может, час, может, два, может, половина суток — когда он обернулся и его взгляд уперся в другой иллюминатор — напротив кресла, не задетый взрывом, в котором он заметил небольшую точку непонятного цвета. Поначалу казалось, что это просто метеорит, пока точка не приблизилась, не стала яснее, не обрела форму — трапецевидную, и цвет — бежевый. В голову зеленоволосого медленно проникло осознание. Корабль все-таки пришел ему на помощь. В первую секунду, Элану показалось, что он заснул — настолько прежде привычное ему полотно неба неожиданно изменил другой объект. В следующую, его сердце наполнилось чем-то, похожим на радость, а ноги, прежде словно налитые свинцом — силой. Подняться и опереться на ноги внезапно стало невероятно легко, и отнюдь не благодаря отсутствию гравитации. Неважно, чей это корабль, неважно, куда он летит, и неважно, что за люди составляют его экипаж. Сейчас он был готов обрадоваться даже пиратам и террористам, лишь бы это вечное молчание кто-то потревожил, и это закончилось. Это наконец закончилось. На его счастье, корабль не летел мимо. Он направился прямо к обломкам, и Элан выдохнул — значит, аварийный передатчик все же сработал. Корабль, направлявшийся к нему, не относился к Тикбалангам — это был стандартный грузовой «Ио», куда более крупный, чем корабли Пейлов, прямоугольной формы с обрезанными углами, без ярко выраженных крыльев, но с большим количеством разъемов для контейнеров на крыше. Впрочем, и самих контейнеров гораздо больше, чем на «Тикбаланге-Д» — их около 6 правда, по размеру они больше подходят для Зоворта, чем для Фаракта. «Нашел, о чем думать». — хмыкнул про себя зеленоволосый, и разворачивается к дыре, выбитой взрывом в потолке. Ноги слегка пружинили, когда он отталкивался от пола и прыгал вверх, и тут же остановился, аккуратно уцепившись за менее острый край, чтобы не порезать перчатки, и не потерять воздух еще до прибытия корабля. «Ио» тем временем, не сбавляло скорости, и не пыталось подключиться к автономным наушникам внутри скафандров. С каждой минутой она становилось и больше, и так же — словно замедлялось… неужели разворот? Элан резко подтянулся — слава богу, невесомость облегчила его собственное тело — и вытащил себя на то, что когда-то было крышей корабля. Он не отпустил край дыры, поскольку улететь в вакуум ему все же не хотелось — но подтянул ноги к себе и прижался к уцелевшей обшивке корабля. Несмотря на это, она все же немного подрагивала, словно на корпус корабля под его ногами немного шатало. Элан бросил взгляд в дыру. Отсюда разбитый салон корабля казался каким-то совершенно заброшенным — словно в нем не летел никто всего несколько часов назад. Привычная юноше тишина разрушилась шипением и скрежетом в наушниках и микрофоне: — Г…к…ан…к…ерту! Мальчишка, ты слышишь меня? — зазвучал в наушниках низкий женский голос. — Да! — Тогда Элан сам не заметил, насколько громким получается его ответ, и обернул голову в направлении, откуда, как он помнил, летел корабль, но неожиданно не увидел ничего. Однако зеленоволосый даже не успевает снова испугаться. — Ну раз слышишь, подними голову! — скомандовала женщина в динамике. Зеленоволосому не оставалось ничего, кроме как последовать ее приказу. Впрочем, иных вариантов у него и не было — и это, наверно, к лучшему. Ребристое дно корабля, разделенное на четыре прямоугольника, нависало не столько над ним, сколько над разлетевшимися осколками. Над ним висел скорее его край с небольшим выступом. Даже не скорее всего, а стопроцентно, это и был шлюз, из которого через секунду прорезалась небольшая полоска света. Наклонить голову в сторону не сложно, и заметить ее — как и сам вход в шлюзовой отсек — несложно. — Стой, где стоишь! — продолжал командовать его спасительница через наушники. — Мы сбросим тебе трос с лебедкой! Прикрепишь его к поясу, и мы вытянем тебя сюда! Понятно? — Да, мэм! — рефлекторно ответил Элан. В наушниках был слышен смешок, и тут же… нет, он не услышал звук лебедки. В космосе это невозможно, это все знают. Однако когда крюк по замысловатой траектории опустился к его глазам схватить его — оказалось реально вполне. И быстро защелкнуть на болтающемся у бедра, металлическом конце — тоже. И выполнив эту последовательность действий, зеленоволосый позволил себе выдохнуть. Лебедка приходит в движение, и трос медленно, но верно, ползет наверх. Элан бросил взгляд к воображаемой линии горизонта — и видит вдалеке серебряные перекрещенные кольца Астикасии, и зажатое между ними здание школы под куполом. «Значит, это не так уж далеко». — непонятно к чему подумал он, и окончательно отпустил себя. Может, пока еще это было рано. Может, в следующий момент трос перережут, а самого Элана выбросят за борт. Может, эта женщина — террористка или пират, или торговец живым товаром. Может быть. Однако чувство безопасности, пускай, возможно, и призрачной, было слишком хорошо, чтобы ему не поддаться. «И к тому же…» — подумал он. — «Возможно, я смогу написать Сулетте.» *** Его спасительницу звали Фэн Джун. Интересуйся Элан поп-культурой, он мог бы сказать, что она совсем не похожа на человека-спасителя из фильмов, впрочем, и на пиратку или торговца чем-то нелегальным — от травы до рабов — похожа не очень. Она была толстой, очень большой, с пухлыми щеками и кажущимися еще более маленькими, чем они являются на самом деле, синими глазами. При взгляде на нее могли прийти самые разнообразные мысли, но тогда уставшему юноше. Слишком сильно он устал — и это было явно написано на лице, раз через несколько минут после того, как они покинули шлюз, и сняли скафандры, Фэн отправила его принять душ. — Нам еще много надо обсудить. — сказала она. — И очень желательно, чтобы ты в этот момент выглядел посвежее, а не так, будто на тебе лица нет. Теплая вода медленно стекала от его спины к лопаткам, в ногах накапливалось чуть более приятная тяжесть — все же чуть более ощутимая, чем на корабле Пейлов в невесомости, благо на «Ио» вполне присутствует система искусственной гравитации — и зеленоволосый тогда позволил себе опуститься и сесть на холодный пол. Контраст холодного пола и теплой воды был замечателен, и он вполне готов признать, что идея отправиться сейчас в душ была хорошей. Пускай и некоторые сочли бы это место неуютным. Оно было непохоже на душевые комнаты Астикасии, с их гладкими бежевыми стенами и темно-коричневыми полами, отделанными узорчатой плиткой, возможностью поградусного регулирования температур, изменения режима подачи воды и возможности заказать любой шампунь или гель для душа с любым запахом. Здесь все просто — кран, душ, стеклянные двери, ограждающие импровизированную кабину, отверстие в полу, куда сливается вода. Рычаг подачи крутится влево (горячая) и вправо (холодная), и никакого задавания нужного градуса. Да и стены здесь — темно-зеленого цвета, местами даже несколько напрягающего. В первую секунду, кстати, Элану хотелось возразить — как это, на нем и лица нет — однако увидев серьезный взгляд Фэн Джун и ее чернокожего помощника, высунувшегося в коридор (кажется, его зовут Гастон), он счел за лучшее подчиниться, и последовал за последним в душ. У душа Гастон выдал ему кусок мыла, белое полотенце, и сменную одежду вместо униформы Астикасии, а когда Элан оттуда вышел, уже в новой одежде — сказал ему: — До конца коридора прямо, а дальше направо, в кают-компанию. При переодевании, зеленоволосый, конечно, ловил себя на мысли, что внезапно, перспектива не носить вещи Хозяина кожи все же очень приятна, пускай сама оставленная Гастоном одежда — простая. Бежевые штаны, такого же цвета матерчатая куртка, в кармане которой лежит его подарок, белая футболка, серые носки и стоптанные серые кеды. Это… было очень приятно, носить что-то, что скорее всего, принадлежит ему самому и будет принадлежать. Как и то, что, скорее всего, сейчас на его вопросы будут даны ответы. Они сели в том месте, которое Гастон назвал кают-компанией. Его самого здесь не было — госпожа Фэн что-то шепнула на ухо и попросила его выйти за дверь, пока Элан разглядывал сам отсек, который не представлял ничего особенного, На стенах — светящие кислотным светом светодиодные LED'ы, под ними — шкафы, переделанные из ящиков, привинченный к полу белый диван, расположенное напротив него простое кресло и овальный журнальный столик из стекла. В дальнем углу — вероятно, уюта ради, был поставлен искусственный камин — но в кают-компании он выглядел совершенно чужеродно. Госпожа Фэн сейчас была не в скафандре — на ней были простые белые штаны и нежно-сиреневая толстовка, а в ушах блестели массивные золотые серьги. Она устроилась в кресле, предоставив Элану диван. Рядом с ее массивной ногой стояла большая квадратная коричневая сумка, и юноша все никак не мог понять, зачем она здесь и для кого предназначена. И он не знал, как начать разговор. Что стоит спросить у нее первым? Еще в душе он думал о том, о чем стоит поговорить с его спасительницей — и не знал, какие вопросы задать ей, чтобы не показаться невежливым или не произвести впечатление полного идиота. Как они поняли, что кораблю нужна помощь? Из-за сигнала с аварийного маяка (который непонятно, работал или нет). Как они так быстро пришли на помощь? Так неизвестно, быстро ли — на часы Элану так и не удалось посмотреть — и даже если да, вполне могли оказаться рядом из-за схожего курса обоих кораблей? Да и те слова, которые госпожа Фэн кричала в микрофон отнюдь не говорят о том, что она знала, кого ей придется спасать — и тем более о том, по чьей инициативе она это делает. Если он сейчас хотя бы интонацией даст понять что-то не то — его судьбу даже угадывать сложно будет. Если до него не дотянутся Госпожи, это не будет говорить о то К его счастью, госпожа Фэн первой прервала неловкую тишину: — Я так понимаю, что ты не знал о том, что сегодня должен был умереть? — сказала она. — Простите? — неожиданно даже для самого себя выдохнул Элан. Он примерно ожидал, что она скажет, но чего он не ожидал, что она таким спокойным тоном сообщит, что он должен был умереть сегодня. Впрочем, как понял он буквально через секунду, это имело смысл. На последнем обследовании Белмерия говорила, что его тело не вынесет еще одного погружения на третий пермет-уровень. Чего она не сказала — того, что после этого Элан будет не нужен Госпожам, и те вполне спокойно от него избавятся. Он и сам это прекрасно понимал, и видел, что произошло со Вторым и Третьим, и не было никаких шансов полагать, что его судьба будет хоть как-то иной. — Если верить той женщине, которая написала мне три дня назад, и попросила подобрать тебя здесь, а так же доставить тебе вот это, — показала госпожа Фэн рукой на сумку. — то сегодня тебя должны были пустить в расход и испарить на атомы. Верно. От его предшественников тоже ничего не осталось — даже генетического материала. Как говорила госпожа Голнери, «что может быть лучшим алиби, чем отсутствие жертвы», на что в ответ госпожа Каль заявила «Будьте проще — нет тела, нет дела». Тогда на лице Элана, стоящего и слушающего эту шутку, не дрогнул ни один мускул. Теперь, он не сдерживаясь, передернул плечами, настолько ему противно это вспоминать. Даже до него тогда дошло, насколько унизительно быть для этих женщин чем-то, чье уничтожение можно обсуждать при нем же за обедом, и не бояться того, что этот человек не выдержит и бросится на них. Хотя столовый нож лежал рядом, и Элан мог бы его схватить… если бы у него хватило смелости, и если бы он понимал, что это ни к чему не приведет. Госпожа Фэн восприняла его реакцию немного не так — она бросилп на него понимающий взгляд и продолжила: — Да, и не говори. Никому не понравится быть приговоренным в 17 лет, хотя, буду честна, поначалу я в это не поверила. Кому мог помешать подросток, который, уж извини меня… — на ее лице не было ни капли вины, но зато присутствовала мягкая усмешка в складках обвисшей кожи. — выглядит как персонаж старой манги или певец из девчачьей группы? По идее, это должно его как-то задеть, однако Элан не видит в этом ничего странного. Невозможно обидеться на то, чего ты не понимаешь… и что такое вообще манга? Это не манго, фрукт, который он однажды пробовал в столовой Астикасии — почему-то захотелось, за что потом его распекала госпожа Нуген, ибо как он посмел есть то, на что у Хозяина Кожи аллергия? А что, если тому все-таки придется вернуться в школу, и что тогда? — Ну и я согласилась. — закончила госпожа Фэн. — И мы с ней обсудили план: она обеспечивает взрыв переводящего тебя корабля, а я тебя подбираю, передаю документы и вещи… — показала она на сумку. — извини, если мы напутали с размером, в нет-магазине всех размеров не было, а нам надо было все быстро подготовить… Элан пожал плечами. Не сказать, чтобы его спасительницы что-то напутали. Да, возможно, куртка и майка были слегка великоваты, но это не страшно. Уж лучше более свободные свои вещи, чем чужие «точно по фигуре». А на ботинки ему уж точно грех жаловаться. — И что я должен делать дальше? — спросил юноша. Действительно, что? Как бы паршиво ему не было жить под чужим именем и чужой для него жизнью, он всегда был честен перед собой и признавал, что могло быть и хуже. Госпожа Голнери и госпожа Нуген не раз и не два говорили ему, что он должен быть благодарен за выпавший ему шанс, что многие живут хуже, намного хуже, чем он — и спорить с этим как-то не получалось, да и самому Элану иногда казалось, что даже будь у него хоть какие-то аргументы против их слов, они все равно ничего бы не решили. Если госпожа Голнери и госпожа Нуген постоянно призывали его помнить то, что откуда он родом, то любимой темой для разговора госпожи Неволы и госпожи Каль было другое. «Ты сам на это согласился». «Мы не принуждали к этому ни тебя, ни других, вы сами предпочли заместить господина Цереса». «У вас никого нет и вы никому не нужны — а так ваша жизнь обретет хоть какое-то значение». И это было лучшим способом обезоружить их всех. Ни сам Элан, ни Второй, ни Третий, ни Пятый и никто из тех, кто был выбран им на замену, не мог подтвердить их слов — но не мог и опровергнуть. И это было тем, что сбивало с ног любые попытки спорить с ними. Никто не мог сказать, соглашались они на эксперименты или нет. Никто не мог сказать, было ли согласие дано в здравом уме и твердой памяти — но многие, как минимум, Второй, исходили из мысли, что если бы кто-то принудил их подписать какие-то документы, а потом увез неизвестно куда, их бы стали искать, так ведь? Иногда Элан пытался вспомнить что-то, что было до его согласия (если оно все же было) участвовать в проекте «Искусственный человек», как однажды назвал его сам пришедший сюда Хозяин Кожи. Память в редкие минуты то ли стресса, то ли усталости иногда подкидывала какие-то отдельные куски памяти и образы — валящийся на столе устаревший планшет, тот же стол, но заваленный деталями от чего-то, собственные дрожащие руки, после битвы с Сулеттой к ним добавилась и та женщина, с которой он праздновал день рождения — но этого было недостаточно, это не давало полной картины, и он не мог сказать, насколько то, что они ему говорили, правдиво. Когда Хозяин Кожи однажды пришел навестить их, непонятно зачем, он как-то обронил фразу, что личность человека — это его навыки и опыт. У того, кто сейчас носил его имя, не было имени своего, не было воспоминаний о прошлом, опыт ограничивался школой, и даже не было своего лица — все полностью перешили во время операции, его никто не искал и ему было некуда идти. Были разве что интересы — нравилось возиться с приборами и чинить их, но все остальное можно было охарактеризовать как найн, зеро, ноль и ничто. И сейчас он не знал, что с этим делать и куда идти. — Если честно, я не знаю. — неожиданно произнесла госпожа Фэн. — Так уж вышло, что Бел хочет того, чтобы ты зачем-то вернулся в школу. — она наклонилась к сумке, вытащила оттуда небольшую, тонкую стеклянную карточку и протянула ее зеленоволосому. — Но уже не как ученик, а как технический работник. Из всего того, что Элан услышал в этот момент, он выцепил лишь одно слово. — Бел… вы имеете в виду мисс Уинстон? — не меняя тона разговора, спросил он, и аккуратно вытащил карточку из рук женщины-пилота. Это была обычная карта идентификации на имя Эйрана Арде, разве что посреди стояла его именно его изображение, а в профиле о полученном образовании вместо прочерка стояло «инженерно-техническое неоконченное». Значит, мисс Уинстон все же запомнила, какие специальности его интересовали, и чем он хотел заниматься… И она как-то сумела его спасти. Даже подорвала корабль, зная, что скорее всего… ей даже в таком случае ничего не будет угрожать, максимум вычтут часть денег из премии, произнесла часть его сознания голосом Пятого. А с другой стороны, она, хоть и как-то сказала, что не будет к нему привязываться, но все же спасла. И да… из премии вычтут деньги только за поврежденный корабль, но только потому что его тела не нашли, однако если найдут — и если тем более узнают что-то о проекте «Искусственный человек», то ей придется плохо. Ее могут даже и убить. — Да. — продолжила азиатка (наконец-то он нашел, как еще ее назвать, чтобы не было оскорбительно). — Как я уже говорила, мы договорились о том, чтобы спасти тебя. Сначала. — выделила она это слово голосом. — А потом она снова позвонила мне по связи, и сообщила, что с оплатой передаст новую посылку. Гастон открыл ее — ну мало ли, что, а вдруг она передумала и решила избавиться от свидетелей — однако там были эти документы. Включая, — она снова нагнулась к сумке и вытащила еще одну стеклянную карту. — заявление, отправленное Эйраном Арде менеджеру по персоналу школы Астикассия. О найме на работу на должность техника. — В этом не должно быть ничего странного. — и Элан действительно не понимал, что в этом такого. Через секунду до него дошло, что, если уж он и должен был подавать заявление о найме на работу, то должен был делать это сам, а не через Белмерию. — Думаешь, я этого не знаю? — хмыкнула в ответ госпожа Фэн. — Мальчик, не надо быть настолько наивным, я не первый десяток лет живу. Я знаю, что при побеге в новую жизнь обычно люди заводят новые документы и если можно, конечно, отправляют документы, чтобы заранее устроиться на работу. Даже та девчонка, которая пыталась сбежать из школы до тебя — даже она этим озаботилась, хотя и имя не меняла кардинально. — она поднялась на ноги. — Однако проблема в том, что когда ты хочешь начать новую жизнь — а тем более, если у тебя есть проблемы с законом, а они есть, и даже не смей это отрицать, то тебе не стоит возвращаться туда, где тебя все знают и где любой сможет тебя опознать. В ее словах имелся смысл. Действительно, опознать его в Астикасии могли многие. Если заявление реально и его возьмут на работу — неважно, кем — рано или поздно, но Элан попадется кому-то из учеников на глаза. Как когда-то ему самому попадались другие рабочие. Вопреки тому, что думали многие обыватели, не посещавшие школу Астикассия, она не находилась в полном управлении Студенческого Совета, и не была на самоуправлении. Подростки, поступавшие в школу, были умными и обеспеченными — в большей степени, чем многие их сверстники, но они не могли обеспечить себя всем самостоятельно, ровно как и не могли полностью производить починку боевых доспехов, особенно, если их повреждения были большими. Да, кому-то, как, например, студентам Земного Дома, оказывали меньше помощи, но она все же была. И эту помощь очень часто оказывали рабочие. Помимо этого, они организовывали прием кораблей, и они же иногда проводили патрулирование территории школы ночью — чтобы не повторилась история десятилетней давности, когда одна девочка из родственников Джетарков забеременела от навещавшего ее одноклассника, навещавшего ее каждую ночь. С тех пор администрация школы увеличила объем экзаменов, чтобы у учеников не оставалось времени на «всякие глупости», и ввела патрулирование. Чего рабочие точно не делали, так это не занимались уборкой — это было чуть ли не единственным делом, которое администрация делегировала роботам соответствующего характера. Однако участники патрулирования, как и ремонтники, могли попасть непосредственно на территорию школы, хоть и жили в другом месте. И ученики могли их увидеть. Как и рабочие могли увидеть учеников, пускай и не близко. Могли кто-то из них запомнить его в лицо? И как он будет объяснять свою похожесть на наследника Пейлов, если он все-таки пройдет собеседование? Элан вздохнул. Вопросов было так много, что у него заболела голова. Госпожа Фэн молча отошла от него и проследовала к двери. — Я оставлю тебя, чтобы подумать. — неожиданно тихо произнесла она. — Буду честна, я хотела бы, чтобы ты полетел на Землю, или остался у меня в экипаже. Лишняя пара рабочих рук мне не помешает. Глупо возвращаться в то место, где тебя пытались убить. И еще более глупо надеяться, что они не повторят попытку. В один момент ему казалось, что она все же остановится и скажет что-то еще. Мысль не была доведена до конца, слова были не договорены, но госпожу Фэн это не волновало. Скользящий звук закрывающейся двери был ответом тому, кого по документам сейчас звали Эйран Арде, а днями ранее — Элан Церес. Юноша ухватился пальцами за виски и начал судорожно разминать их. В кают-компании не было иллюминатора — и увидеть то, что происходит в космосе и как далеко они находятся от Астикасии, не представлялось возможным. Сколько времени у него оставалось — точно не ясно. В карточке, оформленной Белмерией на его имя, было написано его новое имя — Эйран Арде, место рождения — на лунной колонии, которая была официально ликвидирована только пять лет назад, возраст, не отличающийся от его реального (17 лет), и специальность — неоконченное инженерно-техническое образование. Ничем не выделяющийся человек. Обычный, каких в колониях сотни тысяч и миллионы. И ведь права госпожа Фэн — затеряться таком человеку проще простого. Совершенно несложно. Никто и его искать не будет. Начать новую жизнь, по идее, было просто. Однако на самом деле, при первых же мыслях о жизни на праматери человечества выползли подводные камни. Элан не знал, сможет ли он найти работу на Земле. Да, деньги у него есть — однако неизвестно, на сколько их хватит, и не обесценятся ли они за время полета. Да, на Земле его никто не сможет опознать и не обратит на его внешность внимания — светло-салатовые волосы не будут смотреться странно там, откуда родом приходится девушка с волосами розовыми, как та крикливая землянка из подруг Сулетты, которая заступилась за нее во время тренировок несколько дней назад. Да, даже неоконченное инженерно-техническое образование в Астикасии, насколько Элан знал, в колониях и на Земле очень высоко ценилось, и учеников часто брали на неплохие должности даже на заводах. Однако в тоже время, если говорить о том, что он учился в Астикасии, придется как-то объяснять и то, как и почему он оттуда ушел — и как он это сделает? Впрочем, если бы дело было только в этом… Если быть совсем честным, а себя он старался по возможности не обманывать, то Элан просто боялся. C Землей его не связывало ничто и никто, кроме того образа женщины из воспоминаний, для него эта планета была ничем иным, кроме места событий определенных новостей — и это пугало. Как бы сложно не было покинуть Астикассию, но в этой школе он провел чуть ли не всю жизнь, которую он помнил — и это было лучше, чем полная неизвестность. В школе были люди, с которыми можно поговорить и которых он знал — пускай и их общение не было активным, но хотя бы знать, что с ними возможно поговорить вживую была лучше чем прыжок в пустоту. Есть разница в том, находится ли близкий человек за стеной — или же в миллионах километров от тебя. Да, Элан трус. Да, он не похож на Миорине Рембран, которая никогда не оставляла попыток сбежать на Землю до тех пор, пока ее «женихом» не стала девочка с Меркурия. Пару месяцев назад, в этой же ситуации она наверняка бы предпочла принять предложение госпожи Фэн, а дальше хоть трава не расти. Однако сейчас она осталась в школе и прекратила свои попытки сбежать — то ли потому что это бесполезно, то ли потому что привязалась к нынешнему Холдеру. Однако одинока ли она в этом? Сейчас Элану казалось, что нет. Его мысли вернулись к лежащему в кармане куртки коммуникатору. Как там говорила Сулетта — «сообщения с него невозможно отследить, и их можно передать на любое расстояние»? Стоит это и проверить. Элан не знал, что пока он набирал на коммуникаторе «Со мной все в порядке», «Ио» успело развернуться и взяло курс обратно на школу. *** Госпожа Фэн оставила его в служебном ангаре вместе с сумкой. Если честно, Элан был ей благодарен. Когда он сказал ей, что все равно отправится в Астикассию, она не стала спорить, не попыталась отговорить его, не стала угрожать чем-то вроде «не пожалей об этом после». Нет, она просто хлопнула его по плечу, и сказала: — Ну что ж, если ты уверен, то иди. — и ничего больше. Впрочем, Элану больше и не требовалось. Служебный ангар, куда привозили рабочих служебного профиля в их сегменте школы, был куда хуже того, что был предназначен для учеников. Он не был настолько чистым, он был изнутри грязно-коричневым, а не серым, и наконец, в нем просто было холодно, словно его продували все возможные ветра, хотя это по отношению к закрытому помещению звучало совершенно абсурдно. К счастью, оставаться внутри него Элану пришлось недолго. Через десять минут, в течении которых он изучал идентичное школьному электронное табло, показывающее 11:30 утра (что говорило о том, что в открытом космосе он провел около четырех часов), к нему подошел менеджер, которому отправила заявление Белмерия. Это был низкий, лысоватый мужчина с прической, похожей на ирокез, из грязно-каштановых волос, в оранжевом костюме и лакированных кожаных ботинках. При взгляде на него Элан ощутил себя немного неуютно. Само собеседование он запомнил плохо. Менеджер спрашивал об опыте работы, требовал решить какие-то задачи в уме, показать что-то на чертеже на планшете (своем, планшет Элана остался в общежитии Пейлов), пересобрать какой-то механизм. Кажется, ему все понравилось, раз он решил заключить с ним трудовой договор. Элан на всякий случай перечитал его целиком несколько раз, но не нашел ничего криминального: зарплата сдельная, жилище в ее счет, питание на месте — тоже, возможна выплата пособия в случае травмы и премии за перевыполнение нормы, полтора выходных в неделю, рабочий день — 8 часов в будние дни и 4 в субботу, но вечером в субботу ночное патрулирование школы. Ничего сверхъестественного в договоре не было, и он подписал его. Затем за ним зашел бригадир Ким, в чье распоряжение Элан поступил с момента подписания договора. Обычно их представляли немного не так, как выглядел высокий (выше самого Элана на полголовы) и стройный представитель той же ради, что и госпожа Фэн, черноволосый и узкоглазый бригадир Ким — толстыми, светлокожими и низкими. Обычно они еще употребляли алкоголь, но от бригадира Кима им и не пахло. Юноша покинул кабинет менеджера вслед за ним. Дорогу до мастерской он тоже запомнил не очень хорошо — возможно потому что это был обычный серый коридор, совершенно не отличающийся от коридоров школы, и на какой-то момент юноше показалось, что все произошедшее было странным сном — и бой с необычным доспехом, и погружение на нижние уровни пермета, которое его едва не убило, и кажущаяся неземной девушка, которая ломанулась вытаскивать его из Фаракта после того, как он несколько раз ей нагрубил, и взрыв на корабле, и четыре часа плавания в открытом космосе, и наем на его первую в жизни работу… Однако после открытия следующей двери это впечатление полностью рассеялось — открывшаяся его взгляду мастерская с обшарпанными синими стенами, наклонным металлическим, зарешёченным потолок с рядами мигающих ламп, сваленными в кучи на полу деталями и стоящими друг на друге двигателями более чем ясно сказала — нет, мальчик, это не сон. Элан был честен перед собой: он был готов к тому и знал, что сложную работу ему доверят не сразу. Однако когда бригадир Ким указал на грязный стол, на и вокруг которого стояли две металлические коробки и валялось множество деталей и за которым уже возился один человек, зеленоволосый счел это за очень хорошо скрытое издевательство. А когда ему приказали разбирать эти кучи, и отделять сравнительно хорошие детали от поврежденных, еще больше укрепился в этом мнении. Элан не спорил, он явно не был готов чинить сами Доспехи, но это не говорило о том, что годился лишь на разборку двигателей или сортировку мусора! Однако эта вспышка эмоций схлынула так же быстро, как и появилась. Глупо было спорить с бригадиром Кимом: тот был старше по званию, был взрослее и сильнее. Попытки Элана протестовать скорее всего, в лучшем случае не привели бы никуда, в худшем же его бы уволили, и куда он дальше подастся-то? В том-то и дело, что никуда. Вернуться к Пейлам было невозможно, а номер госпожи Фэн он так не спросил. Он вздохнул и молча проследовал к столу, за которым возился молодой парень, на вид совершенно не старше его самого. В первую секунду Элан-Эйран едва удержал себя от того, чтобы спросить «Что ты здесь делаешь, Роджи?», но тут же понял, что его одноклассника и бывшего товарища по студсовету, Роджи Чанте, здесь нет и быть не может, а у разбирающего завал из деталей парня просто волосы похожего цвета — голубичного. За спиной он слышал шорох шагов удаляющегося бригадира Кима и скрежет закрываемой двери. Его новый коллега по работе поднял голову, продемонстрировав абсолютно идентичные цвету лохматых волос глаза, обрамленные пушистыми ресницами и бровями, и овальным лицом, от щека до подбородка которого тянулся небольшой шрам, и тут же залихватски улыбнулся. Элан немного завис. Не то чтобы у него были проблемы с общением, но тут все-таки ему стало резко неловко. Он подошел к коробке, которая стояла слева от стола, поставил рядом с ней сумку с вещами, сел и быстро выдохнул тихое «Привет». — И тебе привет. — быстро прощебетал синеволосый. — Я Лиан Афта, если что. А ты? — Э…Эйран Арде. — Он произнес эти два слова, составляющие его новое имя, с небольшой заминкой, и тут же ощутил желание ударить себя ну хотя бы по уху. Надо привыкать отзываться на новое имя, а не зависать. Какой вопрос следует задать следующим? — Сколько ты уже здесь? — Ты серьезно это спрашиваешь? — недоверчиво посмотрел на него синеволосый. — Не «как дела», не «что ты делаешь», не, я не знаю, «не тяжело ли тебе»? А сколько я тут… кстати, а что ты хотел узнать — сколько я тут работаю в днях, или сколько я отработал за сегодняшние сутки? Если первое, то меня взяли сюда неделю назад, а ты, друг мой… — на этих словах Лиан довольно хмыкнул… — опоздал на смену на два часа. — Значит, мне заплатят меньше. — констатировал Элан просто чтобы поддержать разговор. Он пододвинул к себе одну из куч со стола — та гремела, звенела и разваливалась — одна гайка, издалека выглядящая совершенно помятой, даже упала на пол и зазвенела. — Или заставят их отработать. — Ты так спокойно об этом говоришь. — не меняя тона, сказал Лиан. — Впрочем, насчет отработки не волнуйся, обычно, если работать ты начал в первый день не с начала смены, то можешь все восемь часов не сидеть, а закончить в шесть. Со мной, по крайней мере, так было. — он продолжал говорить даже когда ему попалась. — Да, если что, смена у нас начинается в девять утра, мы четыре часа работаем, потом час перерыв на обед, потом еще четыре часа. Элан молча кивнул. Что еще оставалось сказать, чтобы продолжить разговор? Ничего. Он присел на корточки, ухватил лежащую на полу мятую гайку, снова поднялся на ноги и положил ее слева от себя. Только затем, чтобы Лиан перехватил ее и прежде, чем Элан успел как-то отреагировать, швырнул ее в стоящие в дальнем углу мастерской коробки. Судя по тихому и немного глухому «звяк!» на дне коробки, гайка приземлилась точно в цель. — Ну и зачем? — тихо спросил Элан. — Я ожидал нечто более эмоциональное, ну хотя бы «ну и нахрен так делать». — сообщил Лиан. — Если коротко, то мне лень собирать это в коробку и туда ходить. А если рационально — то собирать отдельную коробку это тяжело и долго, и я ее туда не допру, не растянув себе связки и не потяну себе спину. — Ты в курсе, что эти характеристики не коррелируют между собой, собирать полную коробку необязательно, а практического смысла в том, чтобы пытаться вывести меня на какую-то реакцию нет? — В курсе. — хмыкнули в ответ. — И как я вижу сейчас, ты у нас грязи не боишься? — Афта стрельнул глазами в сторону, и Элану пришлось обернуться к сваленным в углу двигателям. — То, что мы сейчас разбираем, это вообще не грязь. А вот с этим — указал он на коробки с двигателями. — придется повозиться, поскольку кран для воды вон там — теперь палец уперся в другую сторону. Насчет того, что то, что они разбирают, не грязь, Элан был не то, чтобы согласен. Между сваленными в кучу гайками, болтами, «бабками», волновыми машинами, деталями от разных лент и трансформаторов и прочим металлическим мусором, были с легкостью заметны и следы коррозии, и куски масла и жира, и пятна старой краски, и прилипшая к деталям пыль. Половина из всего этого липла к рукам, и зеленоволосый не слишком представлял, как это отчищать. Нет, он знал это делается это либо щетками, либо химическим средством, либо в крайних случаях термической обработкой, однако это не делало липучую грязь менее противной. — И вот еще что, — сказал Лиан. — В следующий раз либо приноси с собой воду, ну, чтобы руки помыть, либо одевай перчатки. Только не тканевые, они тут дохнут за день. Я так сдуру однажды принес, а они через три дня этим маслом пропитались, мне их выбросить пришлось. Да и об реагенты руки обожжешь на раз. — А где можно достать перчатки? — А их в магазине возле общаги продают. Лучше всего бери резиновые. За дверью послышались шаги. Внутри Элана что-то словно сжалось, и он обернулся к двери и начал шарить по столу в поисках щетки для чисти деталей, которая обнаружилась слева от разбираемой им кучи. Его сосед сощурился, ткнул юношу в бок и тихо шепнул на ухо: — Отомри, это не бригадир Ким, это старшие явились. Однако тут Лиан все же кое-что напутал. Действительно в мастерской стало больше народу — но только на одного человека. Если верить тому, что говорила Элану Белмерия, ему было около 16, хотя он не знал, сколько времени прошло с того, как он задал ей этот вопрос. Лиану выглядел его ровесником, хоть и был ниже ростом, что давало определенную вероятность того, что он мог быть и младше: по закону работать в течении восьми часов могли и с 14 лет, хотя те же Грассли выступали за то, чтобы снизить его до тринадцати. Человеку, вошедшему, можно было дать 18 лет, а можно и все 25 — выглядел он очень хорошо. Высокий, бледный, с прямым носом, тонкими губами, любопытным взглядом карих глаз и рыжими волосами юноша смотрелся немного инородно в своей рабочей одежде — темно-синей плотной кофте с облегающим шею воротником, таких же синих штанах, и сапогах по середину икры. Такой скорее выглядел бы более уместно среди пилотов, или среди инженеров — но никак не среди ремонтников. Кстати, а где находятся те, кто занимается именно починкой Гандамов и крупной техники? Тем временем, Лиан встал из-за стола и приветственно помахал рукой. Видимо, с одним из этих «старших» у него не такие уж плохие отношения, хотя Элан поначалу подумал, что тот их побаивается, но очень хорошо это скрывает: — Льюис, это ты? А куда укуренный делся? — Лиан Афта, — устало произнес рыжий, и Элан неожиданно сам для себя заметил, что голос у него неожиданно совпадает с внешностью, в смысле, очень красивый, низкий и мелодичный. — я тебе уже несколько раз говорил, что его зовут не «укуренный», а Андреас. И если он куда и делся, то только в общежитие. Он пострадал. — От воспаления хитрости? — хмыкнул Лиан. — Он руку сломал. — с этими словами Льюис направился к столу. — И не много ли ты времени проводишь, занимаясь сплетнями, вместо того, чтобы работать? — Я всего лишь вводил новичка в курс дела. — Лиан принял вид оскорбленной невинности, но как было видно по лицу Льюиса, никакого влияния это на него не оказало — тот выглядел совершенно не впечатленным, а его взгляд прямо говорил нечто вроде «Я вижу». — Он действительно помогал мне. — счел нужным вступиться за…друга… нет, скорее пока все еще только коллегу Элан. Все-таки, никому не должно быть особенно приятно, когда его обвиняют невесть в чем. Он бросил взгляд на уже приблизившегося к столу Льюиса, и в голове впервые проскочили мысли, кто же он такой. — Ты новенький, я смотрю? — улыбнулся ему Льюис, и зеленоволосый молча кивнул ему. — Эйран Арде, знаю, бригадир Ким мне все сказал. Продолжай разбирать те кучи, и сотри краску со всего, где она есть. Если найдешь сравнительно чистые детали — собери их вот в эту коробку…— он поднял одну с пола и поставил на столик. — Завтра мы отнесем их в соседнюю мастерскую. А ты… — обернулся он к Лиану. — иди за мной, иначе мне придется тебя тащить за руку. Будем мыть и разбирать те двигатели. До конца смены нам нужно справиться с шестью. — Этим же Укуренный занимался… — заныл тот. — Зачем это мне? — Не «Укуренный», а Андреас. — не меняя тона, произнес рыжий. — А то у тебя слишком много свободного времени на то, чтобы трепать языком. Это его работа, а не поскольку он сегодня не выйдет... — Ну хоть сказал бы он один раз слово «пиздеж»… — обернулся к нему Лиан и уставился на него, сделав максимально грустное выражение лица. — Вы оба такие вежливые, что это ненормально… Элан недоуменно поднял бровь. С чего Афта взял, что необходимо постоянно использовать обсцессную лексику это показатель нормальности? — Ладно, так и быть, сделаю это. — пробухтел синеволосый, и, пыхтя, направился к расставленным на полу двигателям. Льюис мягко улыбнулся, бросил Элану понимающий взгляд, и последовал далее, на работу. Остаток дня прошел спокойно. Если честно, Элана поначалу даже захватил азарт с поиском сравнительно хороших деталей — настолько, что он даже не захотел идти на обед, и Лиану с Льюисом пришлось тащить его туда под руки. Когда они пришли, в столовой уже было пусто, а почти вся еда, кроме курицы с рисом карри и салата с горошком, была разобрана — но даже от вида такой еды живот юноши неожиданно забурчал похоронные песни на все помещение к хохоту Лиана, который тут же попытался прервать Льюис, с милой улыбкой зажав тому рот ладонью, но Лиан вырвался и продолжил хохотать, что дорвавшегося до еды Элана совершенно не волновало. Видимо, заметив, как активно он ел, его коллеги благоразумно решили не отвлекать его, и тоже набросились на начинающую остывать пищу. Он продолжил разборку и чистку деталей после обеда. Наверное, не будь перерыва или проходи рабочий день в каком-то другом месте, это рано или поздно надоело бы ему, и работа тянулась бы резиной, но отдохнувший и наевшийся Элан-Эйран работал в помещении, где было лишь слегка прохладно и сухо, и не было ни избыточной жары, не излишней сырости, а вентиляция работала без перебоев, скорее всего, для того, чтобы при очистке деталей работники не отравились реагентами, и поэтому работа шла очень легко. Однако даже шестичасовая смена его все же вымотала — что неудивительно, учитывая, что этот день все же был первым, когда работа была физической, а сам он почти не завтракал утром. И даже без работы день был… насыщенным, так сказать. Элан устал так, что в данный момент хотел упасть пластом и валяться так часа два. Он никогда бы не признал подобное вслух, но он был благодарен, когда Льюис взял у него сумку и понес ее к общежитию. Он шел немного в отдалении, пока уставший Элан и Лиан, который выглядел так, будто хотел уснуть на ходу — видимо, старший на что-то очень сильно на него разозлился раз загонял до такого состояния — шли следом. Путь до рабочего общежития был не дольше, чем путь из офиса в мастерскую. Десяток-полтора минут ходьбы, несколько серых коридоров, через которые они шли, и все, внезапно за очередной дверью им открылась уже не новая комната, а что-то большее, и одновременно — неожиданно похожее. В школе для юных наследников огромных корпораций и удачливых и талантливых сирот разработчики купола постарались сделать все, чтобы они не чувствовали себя запертыми, находясь на закрытой станции. Чтобы они чувствовали себя как на терраформированных планетах. И это вышло хорошо — это признавали даже те, кто не слишком любил школу Астикассия. Ведь для них выбрали самое лучшее. Все остальное досталось тем, кто жил в нижнем секторе — рабочим. Их купол отображал такое же синее небо, но с нюансами. В первую очередь, он сбоил и иногда на нем проявлялись кислотные полосы. А во-вторых, из-за немного иной формы купола некоторые его части не сходились друг с другом, из-за чего в куполе просматривались дыры серого бетона — впрочем, немного темнее того, из которого были построена оба корпуса общежития, стоящие перпендикулярно друг другу. Оба корпуса были простыми, как те серые металлические коробки, на которых они сидели сегодня днем, и ровно так же украшены — то есть ничем, если не считать за такое черные каменные пятна то тут, то там, и маленькие, кажущиеся похожими на куски льда, окна на каждом из десяти этажей общежития. Рядом с ними не было ничего, чем была богата школа — не прекрасных садов, ни даже скамейки, чтобы присесть и поговорить. И это выглядело немного страшно, и почему-то… очень знакомо. — «По краям долины, вымощенной плиткой, размещалось ровно сорок четыре домика серого камня, которые так сильно походили друг на друга, что отличить их было невозможно. Сверху они представляли собой идеально ровные квадраты, венчаемые треугольными, разубранными чёрной черепицей крышами. В домиках было ровно по четыре маленьких окошка — по одному с каждой стороны — с мутными стёклами и частым переплётом. Фасадами домики смотрели на городскую площадь, находящуюся ровно в сорока четырёх ярдах от входа в каждый из них. В центре площади в стародавние времена стоял памятник основателю города Без Названия, достославному господину Агудару. Со временем памятник снесли, поскольку, по мнению отцов города, был он вызывающ и аляповат, и теперь от него остался лишь постамент чёрного гранита.» — зазвучал чужой голос в голове зеленоволосого. Это был голос неглубокий и мягкий, и Элан не мог его не слышать, да и если бы мог — не стал бы от него прятаться: «Жилища горожан были так же сходны меж собой изнутри, как снаружи. Даже столы и стулья стояли в них согласно одному плану. Безназванцы и безназванки тоже необычайно напоминали друг друга: высокие блондины и блондинки с голубыми глазами и тонкими губами на бледных лицах. Их выражение всегда было одинаковым: сосредоточенным и деловым. Равнодушные, скроенные на один манер, местные жители походили на статуи, которые привёл в движение некий маг, не сумевший пробудить в них чувства». Голова заболела, и юноша остановился, и потер висок. Неужели это было очередное воспоминание? Неужели это была снова та женщина, с которой он праздновал день рождения? Неужели вид на общежитие вернул ему…память о матери? — Ты в порядке? — рядом с ним тут же оказался Льюис и обеспокоенно уставился на него парой карих глаз. Элан кивнул. — Ты выглядел так, словно у тебя болела голова. — Ну…это и было. — Если что, я могу дать тебе выпить отвара. В общежитии есть электрический чайник, а из дома я привез с собой несколько мешочков с засушенными листьями. — Не коки, надеюсь… — попытался пошутить тащившийся рядом Лиан. — Иначе Ук… — поймал синеволосый недовольный взгляд Льюиса, и заткнулся. — Лиан, ты в курсе, что шутка повторенная более двух раз, перестает быть смешной? — неожиданно для себя сказал Элан. — Ты повторяешь эту информацию про Укуренного уже какой раз, и я так и не понял, почему это должно вызывать смех, и почему я должен это слышать уже третий раз за день. Через секунду после этого юноша с трудом подавил желание зажать себе рот. Стелла всевеликая, да что он только что ляпнул? Это же может быть невежливо, да и если Лиан сочтет, что он ему нахамил, то вполне может перестать с ним разговаривать… А ведь по его, Лиана Афты, мнению, он наверняка ничего такого и не сказал… А с другой стороны, Элан себя виноватым не чувствовал. Никакому человеку не понравятся разговоры и шутки о том, чего он не понимает, и он не был исключением. А еще он хоть и не знал, в чем дело с этим Андреасом, которого всеми силами пытался оправдать Льюис, и над которым насмехался Лиан, но подсознательно ему казалось, что тема эта далеко не самая приятная, и относится к тем вещам, над которыми шутить не стоит. Однако к счастью, Лиан, хоть и по-прежнему выглядел усталым, но совершенно не обиженным. Он хлопнул Элана по плечу, хмыкнул и сказал: — Ладно, ладно, проехали. Перегнул палку, признаю. Кстати, мы почти пришли. Если что, мы живем на втором этаже. Выше нам нельзя… — дальше он осекся, поймав очередной недовольный взгляд от Льюиса. И действительно, пока они спорили, они уже успели зайти в подъезд. Вопреки тому, что Элан ожидал, он не был грязным — наоборот, он даже был чистым, ну насколько может быть чистым целиком и полностью серое помещение, с коричнево-серой бетонной лестницей и черными перилами. Правда, юноше еще меньше хотелось находиться здесь, чем, возможно, находиться в подъезде грязном: от серого и черного различных оттенков у него болели глаза. Не говоря о том, что этот цвет навевал… не самые хорошие воспоминания о том месте, откуда он сбежал. Если смотреть по часам, на свой этаж (а Льюис еще когда они уходили с работы тихо, но твердо сообщил, что Элан будет жить с ними, и у того не нашлось ни сил, ни резонов спорить), они поднялись за пять минут, однако из-за зеленоволосому юноше казалось, что это было в четыре раза дольше. Возможно, чисто психологически подниматься было бы легче, если бы он так не устал… И это он только шесть часов работал, а что, что с ним будет, если он проработает все восемь? Лиану или Льюису действительно придется его тащить? За новой дверью — почему-то не металлической, а вполне себе пластиковой — им открылась комната, слава Вселенной, не серого цвета. Ее стены были были обклеены обоями цвета кармина, которые выглядели немного облезшими и открывали другие — чуть более светлые, коралловые. Напротив двери располагалось окно с большим и широким подоконником, рядом с ней разместился большой квадратный шкаф. Вокруг стен разместились четыре прямоугольные кровати с большими матрасами. Возле кровати, стоящей слева от двери, юноша заметил небольшой электрический чайник со тянущимся от него коротким проводом, и несколько небольших мешочков, и в ней он даже без предположений определил кровать Льюиса. В следующую секунду, к стоящей напротив нее кровати бросился Лиан и с громким воплем «Наконец-то!» прыгнул на нее. Элан не был уверен, проскочила ли в этот раз на его лице улыбка, или нет. Он протянул руку и в ответ в ней сразу ощутилась тяжесть от сумки. Он обернулся, бросил кивок Льюису, усевшемуся у своей кровати и начавшему развязывать мешок (ботинки он уже успел снять и поставить около двери), и направился к единственной пустой кровати. На той кровати, что стояла слева от окна и немного под ним, полусидел-полулежал человек. Под его руку в гипсе была подложена большая зеленая подушка. Собственно, именно по этому гипсу Элан и опознал того самого Андреаса, о котором столько слышал — и плохого, и хорошего. Когда они пришли, Андреас спал… ну или делал вид, что спал, судя по тянущимся от ушей проводам, растянувшимся от ушей и уходящими под одеяло. Рассмотреть его, прежде чем тот застонал и начал вылезать из-под одеяла, зеленоволосый все-таки успел. На первый взгляд, Андреас Линке (фамилию зеленоволосый успел прочитать на табличке рядом с их комнатой) чем-то был похож на Льюиса, однако только на первый взгляд и скорее, по общему впечатлению. У обоих были волосы рыжеватых оттенков, только если у Льюиса они были чисто рыжими, то у Андреаса — скорее золотистыми. У Льюиса лицо приобретало форму сердца, у Андреаса — было ромбовидным. У Андреаса нос был похож на утиный, а глаза были зеленовато-синие, а не карие, как у Льюиса. Если Льюис выглядел так, что хорошо смотрелся бы и в школе, и среди управляющих их Бенерит Групп, то про Андреаса такое сказать было нельзя. Впрочем, последнее его явно не волновало, что было целиком и полностью логично. Пока Элан ставил сумку на кровать, Андреас Линке успел выбраться из кровати и теперь стоял около окна. — Как прошел день? — Очень хорошо, учитывая, что твоей ленивой задницы сегодня… — послышался звук небольшого шлепка, а за ним — и явно возмущенное шипение Лиана. — Да за что, блин? — За непоследовательность. — сказал Льюис, и обернулся к окну. — Как ты видишь, у нас новичок. — Эйран Арде. — поспешил представиться Элан и протянул Андреасу левую руку, тут же немного стушевавшись. Точно ли ту руку он подал и не слишком поторопился с рукопожатием? И есть ли смысл так спешить произносить свое имя, если ты хочешь быстрее привыкнуть к обращению на него? К счастью, Андреас напротив него не сумел прочитать охватившие Элана мысли, и с радостью пожал ее. Пальцы у него были немного холодными и липкими, а на кисти, недалеко от костяшек, располагалось небольшое темно-синее пятно, похожее на гематому. — Эйран, значит. — сказал Андреас. — Андреас. Если уж совсем припрет — называй меня Анди. Или Андре. — хмыкнул он. — Хотя раньше меня так не называли. — Буду иметь в виду. — ответил юноша и сел на кровать, рядом с сумкой. Звук кипящего чайника на дальнем фоне был прерван звуком металлического щелчка, а затем и звука текущей воды. Андреас направился к кровати Льюиса, и зеленоволосый — впервые за последние полдня — позволил себе расслабиться и плашмя упасть на кровать и потянуться за коммуникатором. Экран тут же высветил уведомление о новом сообщении. Часы на телефоне показывали 8 часов вечера. Последний раз он писал Сулетте 6 с половиной часов назад. Естественно, та стала бы волноваться. Неделю назад, когда всем, что его интересовало, была возможность добраться до Гандама девушки, Элан бы этому сдержанно обрадовался тому, что она за него переживает, а значит, он ей интересен и сможет ближе подобраться к ее доспеху. Сейчас это волнение просто грело душу — без всяких дополнительных подробностей. «Это хорошо, что с тобой все в порядке.» — прочитал Элан небольшое сообщение на коммуникаторе. — «В новостях нам сообщили, что на твоем корабле заложили бомбу, из-за чего случился взрыв, и ты тогда пострадал, поэтому в ближайшую неделю тебя не будет на занятиях». Значит, Пейлы сообщили о том, что он попал под терракт и поэтому не будет присутствовать в школе, пока новый клон (в данном случае — уже Пятый) не будет подготовлен. Его самого привели в полную готовность через полторы недели, после убийства Третьего, только в том случае оправданием была болезнь. Честно говоря, в какой-то момент оперативностью его бывших хозяев зеленоволосый даже восхищался, ровно как и тем, что при придумывании оправданий тому, почему их драгоценный наследник отсутствует они совершенно не кривили душой. Впрочем, не стоит думать об этом сейчас. Пока он в сравнительно безопасности — и может позволить себе немного другие вещи. Эти сообщения были отправлены в два часа дня — во время обеденного перерыва. Еще одно пришло через час после них: «Я рада, что ты написал мне, Элан-сан.» — писала Сулетта. Дальше несколько сообщений были удалены — она явно отправила их, но потом удалила, сочтя неподходящими или невежливыми. Последнее сообщение, относящиеся к времени к пол-седьмого, было длиннее остальных: «Сегодня у нас была праздничная ночевка. Вернее, это Лилика предложила считать ее таковой… хотя если честно, я не знаю, что мы тогда праздновали. Мою победу? Но ты не сделал ничего дурного, как Гуэль, и если честно, я не знаю, заслуживает ли это праздника. Твой день рождения? Но они же не знали, насколько оно для тебя важно. Я не против того, что я в ней поучаствовала — в конце концов, я мечтала об этом с тех пор, как покинула Меркурий… мне даже было весело. Однако сейчас я почему-то не чувствую того, что должна, и это меня смущает. Прости, если для тебя это звучит странно — и я сама не знаю, что хочу сейчас сказать :). Я рада, что мне все-таки удалось передать подарок — кстати, а как тебе он?» Можно было задать несколько вопросов к этому сообщению. Например, какими были другие сообщения, если это «Это лучший подарок, который я получал за последние годы». — напечатал Элан, краем уха фиксируя, как на дальнем фоне Льюис что-то рассказывает Андреасу, а тот комментирует. — «И тебе не надо себя терзать за то, что ты чувствуешь. Это непродуктивно. Кстати, а что означает вот это «:)»? *** Потянулись рабочие дни. Каждое утро они четверо — Льюис, Элан, Лиан и Андреас — покидали общежитие и шли в мастерскую. Их рабочий день начинался на час раньше, чем у ремонтников — поэтому они редко с ними пересекались, разве что в столовой, когда они все вместе смотрели новости, или же когда Элан или Льюис приносили ремонтникам очищенные и разобранные детали в коробках или вместе с Лианом вталкивали в цех гравитележку с собранными и разобранными двигателями. Андреас присоединился к ним на следующий же день, когда они вышли на работу. Как объяснил он сам, не хотел сидеть на одном месте еще один день, однако даже Элан-Эйран, чей рабочий стаж был даже ниже, чем у Лиана, понимал в чем дело. По договору, оплата была сдельной и зависела от выполненной за месяц работы, а ее невыполнение влекло за собой понижение итоговой выплаты. Оплачиваемый отпуск на время восстановления, конечно, было можно взять… вот только общежитие бесплатно предлагалось только тогда, когда человек работал. Вот и выходило, что выгоднее было пропустить один день, а потом работать больным, но не брать отпуск. К неудовольствию Лиана, синеволосый юноша так и остался мыть и разбирать двигатели в качестве помощника Льюиса, пока сам Элан и помогавший ему Андреас — называть его Андре или Анди у него язык не поворачивался — сортировали и чистили детали, хотя чисткой в купленных в магазине под соседним корпусом перчатках больше занимался сам беглец. Андреас же больше возился с отделением плохих деталей от хороших — насколько позволяла правая рабочая рука и сломанная левая, любое прикосновение к которой отдавало болью. Снять гипс можно было лишь через три недели, а пока Линке продолжал мучаться. Это же только со стороны кажется, что сломанная рука — это ничего стоящего. На самом деле большинство вещей после такого стали для него трудновыполнимыми — однажды утром из-под одеяла, Элан увидел, как Льюис помогает другу надеть темно-зеленые штаны, а затем и красную футболку. Андреас во время всей этой экзекуции продолжал улыбаться, словно не видел в сложившейся ситуации ничего странного, однако Элан считал, что будь на месте Андреаса он, то скорее фигурально отпилил бы себе руку, чем стал бы так позориться. И явно не чувствовал бы себя настолько спокойно, как блондин. Было еще что-то странное во внешности Андреаса. Тем же утром, когда он переодевался при помощи Льюиса, Элан заметил несколько крупных синеватых пятен. Одно из них спряталось в сгибе локтя, другое — у основания шеи, еще одно — под левым коленом. Еще два были на плече и одно — то самое, которое Элан заметил, когда пожимал ему руку — на правой кисти. Такие были у Третьего — для лучшего погружения в пермет ему вкалывали какие-то препараты, но, потом, по какой-то причине, перестали. Тогда же перестали колоть и самого Элана. Он не знал, почему это произошло. Возможно, препараты привели к ухудшению состояния Третьего, и Госпожи банально перепугались, что их подопытные перемрут раньше времени. Возможно, опасались того, что не слишком здоровый вид их подопечных вызовет подозрения. А может, было в уколах что-то подозрительное — что наверняка и заставляло Лиана постоянно шутить про некоего укуренного. Однажды за обедом, когда он и Лиан сидели за столом и уплетали макароны с каким-то соусом (состоящим из красного сока, по вкусу похожим на помидорный, и порубленного в крошку куриного мяса), а Льюис и Андреас все еще стояли в очереди за едой, Элан в очередной раз спросил: — И все же, у меня один вопрос: почему ты называешь Андреаса Линке укуренным? — А ты эти следы от уколов видел? — чавкая, ответил синеволосый. — Препараты? — Ну, опиум тоже препарат, как и хмурый. — Хмурый? — Элан поднял бровь в недоумении. Обычно слово «хмурый» обозначало чью-то эмоцию. — Да герыч это. Стелла всевеликая, да ты из какой дыры вырос, раз не знаешь, что такое героин? — Нет, почему же, знаю. Героин — это диаморфи́н, полусинтетический тяжёлый опиоидный наркотик, вещество с химической формулой C21H23NO5, чаще всего используемое в виде основания или гидрохлорида диацетилморфина. Изначально использовалось как средство от кашля… — В кого ты такой умный… — проныл Лиан и притворно бухнулся головой в тарелку. — Я одного не понимаю. — произнес Элан, поддевая вилкой почти микроскопические куски курицы. —На основании этих уколов, которые еще неизвестно когда были сделаны, ты заявляешь, что наш сосед наркоман? — А кем он еще может быть? — Ну не знаю, может, тяжелобольным, которому нужны обезболивающие… — Скорее тогда уж членом секты, учитывая расположение пятен на его теле. Да, я их тоже видел. — фыркнул Лиан. — Эйран, ну пойми, лучше, чтобы его разоблачили раньше, чем он полкомнаты за дозу дилеру снесет. Особенно у тебя, у тебя хороших вещей же много. — Показательно, что за мои вещи почему-то больше всего беспокоишься именно ты. — заметил юноша. — Почему не я, их хозяин? — Так ты им цены не знаешь, мой старик может сам по себе личность не самая приятная, но он правду сказал, когда говорил, что человек не знает цены вещам, кроме тех, что куплены на его зарплату. А это еще и опасно, наркоманы… — Лиан Афта… — послышался голос Льюиса у синеволосого над головой и тот предпочел вжать ее в плечи, пока рыжий предупреждающе растирал свой кулак о его затылок, а Андреас смотрел на все это зрелище с видом идиота. Что Элану не нравилось. Обычный человек в таком случае спорил бы, возмущался, кричал бы «Да не нарк я!» с добавлением какой-либо обсцессной лексики. Однако Андреас не отреагировал никак, словно ему было все равно на то, что сосед считает его наркоманом. Впрочем, он и на работе местами словно жил в каком-то своем мире, несколько раз зависал, и зеленоволосому приходилось иногда повторять свои обращения и просьбы к нему по нескольку раз. Даже во время разборки куч, которых с каждым днем оставалось все меньше, Андреаса словно не было в мастерской и он смотрел на детали с каким-то совершенно отсутствующим видом. Впрочем, не сказать, чтобы Элан его не понимал. Эффект новизны от разборки и чистки деталей спал уже на второй день и чем дальше, тем более монотонной казалась ему работа. Учитывая, что в мастерскую они часто приходили, не успев позавтракать, по утрам заниматься сортировкой было особенно невыносимо, ровно как и мыть детали и чистить их железными щетками. Свое влияние оказывал и общий вид за окном их комнаты и серые коридоры, через которые им приходилось ходить в мастерскую. Серый цвет сам по себе навевал тоску, но вдобавок к этому добавлялось то, что коридоры слишком напоминали зеленоволосому аналогичные в центре воспитания клонов у Пейлов, а воспоминания о нем были, мягко говоря, не самые радостные. Даже сейчас Элана передергивало от одной мысли о тех днях — о темных комнатах, где его держали, о людях с тем же лицом, что и у него, с которыми приходилось ходить строем, об экспериментах четырех госпож над теми, кто после приживления нового лица не был пронумерован, об ужасных экспериментах, которые юноша не мог вызвать в своей памяти, даже если бы захотел. Все четыре госпожи и Хозяин кожи наблюдали за этим, и вместе с ними не по своей воле смотрели на этот кошмар и те 16 человек, которым были даны номера клонов. Неудивительно, что возвращаться в эти дни юноша не хотел совершенно. Возможно, ему сейчас помогла бы беседа, но Лиан все еще продолжал бегать в «подмастерьях» у Льюиса, а о чем разговаривать с Андреасом, Элан не знал, и подозревал, что обращаться к нему за этим было бы чревато. Так было до шестого дня его новой работы. С утра Элану пришлось оставить парня со сломанной рукой в мастерской, потому что ему самому надо было толкать тележку с починенными двигателями в соседнюю мастерскую, поскольку во время мойки какая-то массивная деталь упала Лиану на ногу, и пока тот орал от боли, Льюис потащил его обратно к доктору Гарднер, которая днями ранее наложила гипс Андреасу. Медицинское обслуживание обычно оплачивалось отдельно, но Льюис и Андреас работали тут дольше, поэтому денег в форме небольших накоплений у них было больше. По возвращении Элана из мастерской встретило то, что ожидал точно в последнюю очередь. Андреас пел. Он сидел за столом с по-прежнему отсутствующим видом, и все же пел песню. Это была песня на испанском — языке жителей Ибберийского полуострова и Латинской Америки на Земле и немалой их диаспоры в космических колониях. Андреас пел — и казалось, впервые за долгое время отстраненное выражение его лица сменило другое, одухотворенное: — Vienes quemando la brisa, сon soles de primavera… — пел он. — para plantar la bandera con la luz de tu sonrisa. Эта песня была затяжной, но одновременно и мелодичной, похожей на песни о любви, которые слушали девушки из Грассли. Если честно, то сначала Элану показалось, что он действительно поет песню о любви — о любви к девушке или юноше, а ведь именно такие песни подразумевались под песнями о любви. Лишь потом, по наитию, он понял, что песня похожа на разговор — с каким-то человеком, которого тут нет. — Aquí se queda la clara La entrañable transparencia De tu querida presencia Comandante Che Guevara. Что это был за человек? Элан знал другие языки слишком плохо, но кое-что он все-таки понимал. Этого человека сравнивали с чем-то хорошим, и хотя ему словно говорили «прощай», с ним все еще желали говорить, по нему скучали. Скорее всего, он был мертв, скорее всего, его оплакивали, но так же и словно говорили о нем, как о живом навеки. Тут не нужны были слова, оно скорее ощущалось на уровне подачи. Что это был за человек, песня про которого на секунду превратила Андреаса из замученного и полуапатичного человека с работы в живого человека? А Андреас тем временем перешел на другое. Он не пел, но скорее говорил так, что это было похоже на песню: Seguiremos adelante, Como junto a tí seguimos Y con Fidel te decimos Hasta siempre Comandante. И при этих словах в груди Элана что-то сжалось. Почему-то он почувствовал тяжесть на сердце, что было странно — он не ожидал от себя подобной чувствительности, особенно по отношению к человеку, который был невероятно далеко, но судя по этой песне, продолжал быть живым в голосе его коллеги и оказывать чуть ли не магическое влияние. А Андреас продолжал петь, словно не замечая, что в комнате замер еще один человек. В какой-то момент Элану захотелось присоединиться к нему и тоже запеть песню об этом Че, однако он подавил это желание. Элану не хотелось рушить, как бы странно это не звучало, магию момента и песни. А еще ему казалось, что, может быть, Андреас споет еще. Голос-то у него был хороший, пускай и немного глухой. Однако Андреас не стал петь — то ли понял, что он не один, то ли запала на возможную вторую песню у него не хватит. Он откинулся назад к стене и уставился в потолок — и Элан второй раз за неделю осознал то, что время бояться прошло: любопытство было слишком сильно. — О ком ты пел? — спросил он, внезапно ощущая то, чего не должен был чувствовать — что если Линке сейчас ему не ответит, Элан упустит что-то важное — то, что, вероятно, не сможет себе простить. Андреас уставился на него — и в этом взгляде уже была привычная полуапатия, но вместе с ним и что-то еще: словно неверие, и одновременно — всплеск удивления и радости. — А как ты сам думаешь? — спросил у него блондин, и Элан немного подвис. Никогда еще у него не спрашивали подобных вопросов: и никто, даже его новые знакомые, не спрашивали прямо, что он думает о том, или ином вопросе. Что уж говорить о Госпожах и Хозяине коже. Он не знал, что сказать. Он не знал, имя ли было названо в песне, или псевдоним. Он не знал, кто этот человек, с которым прощался в песне Андреас. Ему было немного страшно говорить, не зная о человеке ничего, и все же он решился. Если не знаешь ничего фактического, то хотя бы стоит сказать о чувствах, вызванных этим человеком — хотя бы о них. — Я вижу человека, который умел внушать к себе преданность и любовь — и умел делать это и словами и делами. — заговорил юноша и взглянул Андреасу в глаза. — Через песню, ты создал образ-олицетворение чего-то хорошего, и мне кажется, что это было за дело. И его любили тоже за дело, и считали его присутствие рядом с собой — благом. И конечно же...— тут он словно ощутил, что слов и воздуха стало не хватать. — Что по нему скучали. Это был необыкновенный человек. В глазах Андреаса проскочило нечто, похожее на удовлетворение. — В этом ты прав. Это действительно был необыкновенный человек. Он вырос в сравнительно богатой стране, но объехал и ее дальние уголки, и в увидел плохо скрываемую истину. Он увидел бедность и нищету, и посвятил жизнь борьбе с ней - и даже уже в стране победившей революции, превратившей рабов в людей, и освободившей страну от чужого контроля, он отправился в другие страны, чтобы принести людям свободу. И пускай он погиб, и как бы его не пытались оклеветать, он остался героем и вдохновителем для многих. Имя этому человеку — Эрнесто Гевара де ла Серна, или как его еще звали, Че Гевара. — Могу ли я узнать о нем побольше? - спросил Элан, приходя в себя после этой отповеди. Даже по описанию человек, описанный прежде обычно равнодушным ко всему - и даже новостями интересовавшегося чисто механически Андреаса звучал очень сильно. Было в нем что-то, с чем его сердце резонировало внутри. Даже со словами “Принести свободу”, которую ему самому подарили две ранее незнакомых друг с другом женщины и одна девушка. — Если хочешь, сегодня я дам тебе книгу о нем, ты прочитаешь часть ее, а потом мы завтра ее обсудим. - сказал блондин. Элан кивнул — Заметано, как Лиан говорит. - добавил он через секунду. Андреас усмехнулся. — Веди себя как ты считаешь нужным, а не копируй Лиана и его потуги в иронию. - сказал он. Той ночью он дал Элану свою электронную книгу, предварительно открыв нужный том(“Эпизоды из революционной войны”), и на два часа перед сном юноша погрузился во время, отделенное от его собственного двумя столетиями, и на поверхность планеты, отделенного от него множествами километров и световых лет. Разумеется, он успел прочитать не все, однако и то, что он успел изучить, успело поразить его воображение. Человек, покинувший богатую и на тот момент процветающую страну, чтобы освободить другую, бывшую полуколонией, вызывал у него все больше неподдельного восхищения. Теперь на работе он и Андреас не столько молчали, сколько обсуждали книги. Андреас словно задался целью сделать их работу как можно более нескучной — то проводил устные вопросы по прочитанному, то неожиданно спрашивал, данные о чем можно извлечь из разных источников — к примеру о том, сколько людей действительно поддерживало кубинских восставших, или о том, какое влияние оказывал на деятельность Че местный климат. За этой беседой день словно тянулся быстрее — и к обеду они даже словно не чувствовали голода, хотя поесть не забывали. Однако в целом этот разговор не оказал на их обычную жизнь вне работы никакого особенного влияния. По-прежнему Элан, Андреас, Лиан и Льюис вместе собирались по вечерам и ужинали: иногда ходили в столовую, иногда питались заварными кашами, которые покупал в магазине в подвале соседнего корпуса Льюис и пили его отвары с рисовыми пирожками и желе конняку из тех пакетов. После этого они проводили свое свободное время в отдыхе: Лиан, немного оклемавшись, ходил по соседним комнатам играть в карты, Андреас читал что-то со своей электронной книги, Льюис чинил чужие вещи — у их соседей всегда что-нибудь, да рвалось, и он по доброте душевной и за небольшую, всего 1-2 стеллария, оплату, занимался штопкой. Элан же в это время изучал сообщения от Сулетты. В основном она писала о школьных днях. В этих сообщениях были воспоминания обычной школьницы: об уроках, о друзьях, о помидорах в оранжарее Миорине Рембран(и что оная Миорине сказала или сделала), о том, как Алия на днях гадала Лилике и сообщила, что вскоре ее ждет битва, связанная с любовью, о том, как Мартин случайно при стирке кинул розовую куртку Чучу в одну кучу со спортивной формой, и та потом бегала за ним по всему корпусу и орала на него как потерпевшая, о том, как какие-то девочки посылали Сулетте любовные письма(об этом она писала с диким смущением, пока Элан ловил себя на мысли поздравить Сулетту с обретением собственного фанклуба, но тут же понимал, что это будет выглядеть как минимум некрасиво), как питомец кого-то из Грасссли случайно забежал в стойло и его чуть не зашибла Тихо... Банальности, мог сказать кто-то. Обычные дни школьницы, которые не должны интересовать взрослого человека, занимающегося самопросвещением и вкалывающего как проклятый, по мнению некоторых. Которые слишком низки для такого человека. Даже слишком низки. Но не низки ли они для того человека, у которого всего того, о чем писала Сулетта, просто не было? Он был с этим не согласен. Элан тоже писал в ответ. Комментировал что-то, старался прикреплять правильные смайлики, и сам ловил себя на мысли, что улыбается, когда в ответ получал сообщение, что смайлики не те. Спрашивал о том, что рассказывали на уроках — и с огромной разницей во времени между ними получал готовые конспекты. Спрашивал о том, как убрать следы от уколов на руках — и к нему переходил перепечатанный ответ и недоумевающий смайлик. Наконец, просто рассказывал — про работу, при помощи невероятно смутных формулировок(наверняка она думала, что он говорит про какой-то научный проект). Про Андреаса, Лиана и Льюиса. Даже немного писал про их соседей. Так могло продолжаться до бесконечности — да и дни в итоге чисто психологически начинались сливаться в один. Могло. Однако не стало. Все изменилось на десятый день с дуэли Аэриала и Фаракта в космосе, и на девятый — с исчезновения четвертого клона Элана Цереса и рождения Эйрана Арде. То утро прошло по-обычному спокойно. Эйран-Элан и Андреас воевали с почти уже исчезнувшими кучами деталей, Льюис и Лиан закончили разбирать все двигатели(лицо бригадира Кима явившегося на проверку, и заставшего всю четверку рабочих выполнившей все, что от них требовалось, надо было видеть вживую). Оставшееся время они скоротали беседой с так же ранее управившимися с работой ремотниками, и в час потянулись нестройной толпой на обед. В обеденном помещении над пунктом выдачи еды висело табло, которое показывало новости. Обычно они все уже за первую половину дня настолко выматывались, что транслируемые новости они слушали почти вполуха. Самой важной новостью за все время работы Элана была новость о терракте, под который, по идее, попал Хозяин Кожи, и ту он узнал от Сулетты через коммуникатор. Однако, как сказал однажды Лиан, раз в год и палка стреляет. Когда Элан впервые посмотрел на табло и прислушался к новостям, ведущая бойко сообщила об основании компании «Гандам Инк”. Вселенная не взорвалась, мир не рухнул, ангелы не вострубили. Да у Элана во рту в этот момент ничего в горле не было: поэтому он не подавился, но соседи по столу на него все равно уставились с максимально обеспокоенным видом. — Все в пог’ядке? — спросил сидящий рядом Эрих, и тут же немного сжался. Эрих и Виктор были их соседями по коридору. Не сказать, чтобы они как-то совсем близко общались, но совсем чужими обитателям его комнаты не были. Они садились обедать вместе, на работе нередко помогали втащить в рабочий цех ящики с перебранными деталями, Льюис нередко штопал их одежду, а Лиан ходил играть в карты, как не удивительно, именно к ним. Потом он, конечно, возвращался и очень часто — ворча нечто вроде «откуда этот деревенский лабух так хорошо умеет играть в подкидного и переводного». Однажды он вернулся без сапог — в одних только носках, слава Стелле, не дырявых. На его беду, он вернулся в тот момент, когда в комнате были Элан-Эйран и Андреас, в тот момент обсуждавшие уже не Че и его наследие, а музыку — но о нем же. Вид синеволосого, которому явно было стыдно за проигранные сапоги, был красноречивее многих. Тогда, пользуясь тем, что Льюиса в комнате не было — их главный миротворец куда-то ушел — Андреас позволил себе от души посмеяться над тем, что Эйрану, дескать угрожали, что кто-то его вещи из сумки — сапоги, пару ботинок, тапочки, несколько футболок, черную рубашку, пару спортивных и рабочих штанов, светло-синюю матерчатую куртку с кучей карманов, джинсы и электронную книжку-блокнот — кто-то(не будем говорить кто) снесет из дома за дозу, а сам Лиан неизвестно кому отдал свои собственные сапоги. Уж не за известные вещества ли? Афта в ответ сделал недовольную рожицу, в очередной раз извинился и даже встал на колени, умоляя Андреаса помочь ему забрать сапоги у «лабухов из 202 комнаты». Элан постарался по возможности пресечь этот балаган, и они вместе отправились в триста вторую. Если честно, то и зеленоволосый, и его соседи ожидали чего-то не самого хорошего: Андреас по дороге отстраненно сообщил, что кому-то из них(но не ему — держать все карты в одной не сломанной руке было проблемно), возможно, придется отыгрывать сапоги обратно. Негласно было решено, что это сделает Элан-Эйран — только этим можно было объяснить то, что почти всю дорогу он выслушивал краткое изложение правил игры в карты, и советы о том, что первый кон обычно не переводится, а козырного туза лучше не сливать сразу же. К сожалению или счастью, этого не потребовалось. “Лабухи”, о которых так нелестно отзывался Лиан, при встрече оказались вполне неплохими ребятами. Те самые сапоги, из-за которых и случился весь сыр-бор, они вернули сразу же. Как выяснилось, ставку с чужой одеждой предложил сам синеволосый, и как будто этого было мало, даже готов был поставить не его вещи - слава Стелле, это оказалась всего лишь упаковка с желе конняку, которое купил Льюис позавчера, а не что-то ценное вроде электронной книжки Андреаса или коммуникатора Элана. Эрих Гельдерлин был высоким, чуть повыше Льюиса, парнем лет двадцати трех с темно-русыми зачесанными назад волосами волосами, синими глазами, прямым носом, треугольным лицом и немного оттопыреными ушами. Льюис как-то сказал, что он неплохо выглядит, но не очень хорошо себя преподносит. И Элан был склонен с ним согласиться. В Эрихе была какая-то внутренняя… скованность что ли, и вся их комната соглашалась, что немалую роль играл его ужасный акцент с которым он говорил на общем языке. И как будто было мало его картавости, так к ней еще прибавлялось жуткое косноязычие, от чего слушать так-то в основном приятного человека было сложно. Эрих и сам это понимал, и по возможности говорить не так часто, как это было возможно. Если Эрих Гельдерлин предпочитал молчать, то его сосед, Виктор Феррейра, имел тенденцию не затыкаться ни на секунду. Примерно такого же роста и возраста, как и Андреас и Льюис, Виктор, или как его иногда называл Эрих, Вик, на их фоне казался не то, чтобы уродом, но человеком довольно неклассической внешности: с жесткими кудрявыми черными волосами, большим носом и губами, острым лицом и парой глубоко посаженных карих глаз. Он долго мог говорить о чем угодно, но больше всего обожал музыку, знал множество текстов, чем поразил уже Андреаса, и держал под кроватью гитару, на которой мечтал найти время сыграть, но не мог из-за усталости. Узнав, что Андреас еще и поет, он тут же предложил ему скооперироваться и замутить группу или дуэт, на что, впрочем тот пока еще не дал согласия. Однако даже без музыки юноша был примечателен — он имел свое мнение на все и не стеснялся его озвучивать. Вот и сейчас он сказал: — А ну и неудивительно: видимо, председатель Дейлинг все к этому и вел. — С чего бы это? — вступил в беседу Лиан. — Ну как с чего? — как маленькому, начал разъяснять ему Вик - правда, шепотом. — 21 год назад наобвинял медицинский институт Ванадис во всяком, чуть ли не в торговле детьми: вот и наговорил этой чуши о том, что они, дескать, для людей опасны. А как стало надо создать еще одну дочернюю компанию… — слово «дочернюю» он отдельно выделил голосом. — так они и не опасны стали… внезапно. Элану, по идее, надо было возражать. Надо было говорить о том, что угроза, исходящая от доспехов с Ганд-формой, реальна. Что в погружение на пермет-уровень ниже второго, опасно для людей, а четвертый с огромной вероятностью убьет даже усиленного человека. Надо было. Однако в момент он этого почти не слышал, скорее смотрел на то, что происходило на экране. Вот камера выхватывает мрачные лица Вима Джетарка и Сариуса Зеннели. Вот Дейлинг Рембран и стоящий рядом с ним начальник его службы безопасности Раджан Зани, по которым вообще нереально понять, что они думают. Вот Госпожи(“Их лица настолько благостные, что прям кирпича просят”. - заметил на фоне Вик). Вот Миорине в синем коктейльном платье, почему-то босая и с решительным взглядом серо-стальных глаз. Гуэля на банкете не видно, зато там есть Шаддик, неожиданно странно выглядящий с хвостом вместо распущенных золотых волос, девочка-механик из Земного Дома, ровно настолько же странно смотрящаяся в школьной форме среди платьев и смокингов. Вот леди Проспера, насколько он понял, мать Сулетты. Однако что хуже — там была Сулетта. Испуганная. С прижатыми груди руками и загнанными взглядом сине-зеленых глаз. Стоящая по софитами, пока крашеная ведущая бодренько вещала о том, как ее под ними же допрашивали и обвиняли в использовании запретных технологий. Краем глаза Элан заметил стоящего в стороне Хозяина Кожи, который с подчеркнуто невиноватым видом стоял в стороне, пока все та же ведущая говорила о том, как наследник Пейл Индастриз разоблачил конструкторов нелегальных механизмов, и впервые за всю свою сравнительно короткую жизнь ощутил желание ударить его. Не то за реальную подставу девушки, не то за сброшенный маскарад, не то за что-то еще. Умом Элан понимал, что вечно ограничиваться текстовыми сообщениями через коммуникатор не получится. Рано или поздно Пейлы пришлют нового клона, или чем черт не шутит, сам Хозяин Кожи вернется в школу. Рано или поздно Сулетта обнаружит, что человек, которому она пишет, и человек, которого видит на занятиях - разные. А теперь еще все вышло так… Сулетта - явно не Чучу. Однако если бы она сейчас его ударила, она была бы совершенно права. Что она переживала сейчас? Что она чувствовала? «Я должен с ней поговорить» — подумал Элан и отчаянно впился ногтями в собственную ладонь. — «Я должен». До ночи патрулирования, куда он напросился еще у менеджера, оставалось трое суток. *** Сулетта не знала, что ей делать. Наверное, именно поэтому она сейчас сидела на скамейке на том месте, где почти две недели назад назначила встречу Элану Цересу, на которую он не пришел из-за вызова к управляющим корпорации Пейл и последующей авиакатастрофы, и снова ждала того, кого теперь она знала под этим именем. Да, именно так. По другому она не сказать. Кто-то мог сказать, что Сулетта слишком увлеклась теориями заговора (скорее всего, это были бы Оджело и Тиль). Кто-то сказал бы, что ей не хватает в жизни сказки и она решила выдумать себе приключение на пустом месте (скорее всего, это было бы мнение Алии и Чучу, правда, та высказалась бы еще хлеще и заявила бы, что Сулетта ловит шизу). Мисс Миорине могла бы сказать, что она наконец-то приняла правила игры. Если и честно, ей самой не хотелось бы устраивать человеку, которого она считала другом, подобную проверку. В то же время, она не могла отделаться от чувства тревоги, которое накрывало ее каждый раз, когда она смотрела на того, кого все считали Эланом Цересом. Все началось еще там, на банкете, когда она споткнулась и случайно разбила несколько бокалов с мохито, пролив часть из них на одолженное у Миорине платье. Стоящие рядом люди смеялись над ней, и в тот момент Сулетта готова была провалиться под землю от стыда за свою неловкость. Тогда Элан — или тот, кого им считали — подошел к ней и протянул руку помощи, чтобы встать. В тот момент она обрадовалась тому, что увидела его вживую впервые за десять дней, а когда он отвел ее в сторону, как галантный джентльмен из старых фильмов, ее сердце и вовсе было готово запеть. Они сели вместе на небольшую скамейку возле балкона в зале. Он протянул ей платок. Помог промочить платье, чтобы его потом не потребовалось активно стирать. А потом он заговорил, и чем дальше, тем больше это казалось странным. Во-первых, сама манера разговора была иной, чем в их последнюю встречу. Тогда, даже несмотря на момент откровения между ними, голос Элана все еще носил в себе какие-то ноты если не сдержанности, то скорее скованности. Будто он не был уверен, что ему можно говорить. Человек перед ней выглядел совершенно расслабленным, а в тоне его проскакивала еле-еле заметная ленца. Во-вторых, во время разговора он, хоть и говорил о работе, но не разу упомянул о своих знакомых, о которых писал ей. Не спрашивал, нашла ли она в школьной сети что-то, что могло бы убрать гематомы от уколов. Не вспоминал балладу о команданте, и друга со сломанной рукой, который спел ему эту песню. Не говорил о подарке. Во время разговора у Сулетты было ощущение, будто он вообще не помнил, о чем они разговаривали последние полторы недели. В-третьих, Элан странно ответил на ее сообщение, которое она отправила ему сразу же, как только она узнала о грядущей вечеринке. Да, перед тем, как идти на нее, она оставила коммуникатор дома, но все же она ожидала получить что-то больше слов «Прости меня». Причем оно пришло за сорок минут до того, как вечеринка закончилась, то есть, в тот момент, когда ее допрашивали под софитами, что было попросту невозможно. — Прошу прощения за мое опоздание. - услышала она знакомый-незнакомый голос Элана. Тот уже подошел к скамейке, на которой она назначила ему встречу. Он выглядел так, как будто ничего не произошло — ни дуэли, ни подставы, ни чего-то еще, что могло ее хоть как-то задеть. А ведь ей было страшно, когда четыре госпожи из Пейлов устроили ей допрос. Брр, и как только сам Элан с ними общается? — Нет, ничего, Элан-сан. — произнесла она, опустив глаза в пол, и делая вид, что маршрут жучка по плитке очень ей интересен, и тут же мысленно ущипнув себя — она же ведет себя крайне невежливо и вдобавок подозрительно! А вдруг он поймет, что она не просто так его позвала, а устроила ему проверку? К ее счастью, Элан ничего не заметил. Или просто счел, что она излишне переневничала, выбирая свой вопрос. — Как мне известно, при нашей последней дуэли твоей ставкой был один твой вопрос обо мне. — Ммм…какая твоя любимая музыка? — выпалила Сулетта на одном дыхании. Все же о музыке Элан писал ей всего один раз, да и ту песню «Hasta siempre, Comandante» он описывал долго и подробно. Как и книгу, которую он начал читать по совету друга со сломанной рукой — кажется, его звали Анди. — Конечно же, тема Марса из сюиты «Планеты» Густава Холста. — холодно ответил человек напротив нее. «Он же говорил, что ему понравилась та песня про команданте». — подумала Сулетта и слегка вздрогнула. — А по какой причине? — Потому что Марс приносит силы. И да, я заметил, что ты нервничала. Однако он же писал, что был потрясен любовью и преданностью, которые внушал этот человек с песни. Как любовь к силе может быть с этим? А ведь он еще заметил, что она нервничала… Как быстро человек напротив нее догадается, что она пытается вывести его на чистую воду, учитывая, что она сама сейчас — одной сплошной комочек нервов? Или он до сих пор думает, что она — просто нервная, глупая как курицы из курятника Земного дома, девчонка? — О, это просто… — выдохнула она и снова заговорила так быстро, как только могла. Пойдешь вперед, получишь две, говорила мама, а Сулетта не помнила, чтобы она ошибалась. — Я все еще не знаю о тебе многого, Элан-сан… но я не хочу чтобы наш разговор походил на допрос… потому что теперь мы друзья, а в будущем ты мне много чего сможешь рассказать… Человек напротив нее вздохнул. Будь Сулетта повнимательнее, она бы заметила, что человек напротив нее выглядит немного уставшим, и наверняка похвалила бы себя за то, что сумела настолько хорошо убедить его в том, что она просто нервничает, а не устраивает еиу проверку на вшивость. Однако она этого не видела: и слава Стелле, ибо это могло заставить ее расслабиться и открыться тому, кто ей угрожал. — Я понимаю. — произнес тот, кого считали Эланом. — Только видимо, это не единственная причина, по которой ты меня позвала сюда? — Что же, конечно же нет. — Сулетта вскочила на ноги, вытащила коробку с серьгами, заранее заказанными в сетевом магазине, протянула ее юноше и на одном дыхании выдала: — С днем рождения, Элан-сан! На несколько минут над ними повисло молчание — повисло, словно мокрое одеяние. Зеленоволосый юноша напротив словно не знал, что говорить, а сама она — что думать. Потому что его реакция… была похожа на ту, которую можно было ожидать от человека, с которым она рассталась почти две недели назад. И ведь можно было выдохнуть. Наверняка можно было поверить, что он не говорил об Анди со сломанной рукой и песне, потому что забыл. Может быть потому что тетки из Пейлов наконец-то решили дать ему подарок, который он заслуживал. Можно. Как и человеку напротив нее можно было приручить ее и заставить привыкнуть к себе. Узнать о пропавшем собрате. И возможно, рассказать правду — или донести на него Госпожам, как карта ляжет. Однако человек напротив нее совершил ошибку. — Это очень мило. — заговорил он, медово улыбаясь. —Только мой день рождения только через 2 месяца, а дарить подарки заранее — как и поздравлять — не очень хорошо. Однако все равно спасибо. — продолжал улыбаться он, не зная это улыбкой — уверенной и подчеркнуто медовой — он сломал все хрупкое доверие между ним и своей собеседницей. — Иззвини, пожалуйста. — сказала Сулетта и опустила голову, Значит, это правда. Значит, все эти две недели она говорила с двумя разными людьми. Значит, перед ней был не тот мальчик, которого она знала. Человек напротив нее выглядел как Элан, причем так, что это даже было немного больно. Идентичен полностью. Те же волосы, те же глаза, то же чистое лицо — нет ни родинки, ни даже царапинки, что уж говорить о шраме, что могло бы сказать о том, что это другой человек. Тот же голос, та же одежда, та же прическа. Человек, сидящий перед ней был похож на Элана, которого она знала так, что это было даже страшно — вот только это был не он. Не тот мальчик, который навещал ее в заключении и принес ей еду, не тот мальчик, который позвал ее на свидание на полигон вместе с Аэриал, и не тот человек, которому бросили вызов сначала Гуэль, а потом и сама Сулетта, и не тот человек, которого она вытаскивала из развороченного боем Фаракта, а потом и держала за руку, смотря в неожиданно теплые зеленые глаза. — Мне нужно идти. — выдавила из себя она. Да, ей нужно уйти отсюда. — Прости меня еще раз. — почти прошептала она и бросилась бежать — так быстро, как могла. Чтобы человек с лицом того, кого она, как казалось, знала не увидел ни капли слез, скопившихся в уголках ее глаз. Сулетта не знала, сколько она бежала, и как она умудрилась не запутаться в собственных ногах, ни во что не врезаться, и не упасть. В себя она пришла только тогда, когда ноги принесли ее к роще плакучих лещин в парке. Кажется, именно тогда она споткнулась и не смогла встать, и в чувство ее привела боль. Кажется, она ободрала колено. И тогда Сулетта разрыдалась. Она плакала от боли, хотя давно считала себя выше этого. Она плакала от шока, потому что не ожидала, как так может быть, как за одну неделю человек может так измениться, стать противоположностью самого себя, оставив при этом лишь внешность… тем более сохранив внешность. Человек, с которым она разговаривала, не был Эланом, не был ее другом… и это тоже было причиной, почему она плакала, глупо и совершенно по-детски. Она же сделала ему шаг навстречу, она же протянула ему руку помощи, почему он так повел себя с ней? — Сулетта! — услышала она чей-то крик. — Почему ты здесь лежишь? — через секунду она поняла, что это кричит всерьез обеспокоенная Ника. Рядом с ее головой тут же послышался шорох травы и опавших листьев — кажется, она бежала к ней, — Ты не поранилась? — к ней присоединился еще один голос — Лилики, конечно же. Сулетта застонала и попыталась встать, но смогла подняться только на колени и тут же была подхвачена под руки двумя девушками, одной — худой с черным каре, другой — полной с длинными косами цвета пшеницы. — Если не считттать ободранной коленки… — попыталась сказать она и тут же ее снова сорвало в слезы. Мысли все еще возвращались от подруг к Элану и его действиям. Умом, конечно, можно было понять, что ее претензии к нему почти не выдерживают никакой критики, и даже не факт, что существуют, но чувства словно говорили обратное. — Это Элан, да? — спросила Ника, обеспокоенно сощурившись. Дождавшись, пока рыжая девушка кивнет ей в ответ, она продолжила. — Слушай, если он как-то тебя оскорбил, то зачем ты продолжаешь с ним общаться? Он же уже отшил тебя перед школой, почему.. — Ты не поним-маешь… С ним что-то не так. Он говорит вещи, которые совершенно не соч-четаются с тем, что он говорил раньше. — Ох, бедняжка… — произнесла Лилика, и сочувственно погладила ее по голове — И что он мне писал. — продолжала всхлипывать Сулетта. — Он же мог мне написать из любой точки Галактики, и я… не знаю, что с ним произошло, что он совершенно отличается от того человека, с которым переписывалась посоедние дни. Подул холодный ветерок, и Ника странно сощурилась. — Почему ты думаешь, что из любой точки? — взволнованно спросила она. — Ника, ну ты же сказала ей, когда вы делали, для него подарок… — Сулетта была благодарна, что Лилика сказала это за нее. — Ты же говорила, что он может передавать текстовую информацию на любое расстояние, но жертвует в обмен на это возможность отправлять аудиосообщения.Так ведь? — Вообще-то нет. — голос Ники прозвучал для Сулетты не то ударом мокрым полотенцем по лицу, не то похоронным колоколом. Ее слезы… не то, чтобы высохли, но уже перестали идти так сильно, а мысли неожиданно обрели ясность. Если у передатчика нет безграничного поля действия… то это значит, что Элан не мог писать ей с фронтира, про который говорил тот, кого им считали. Однако кто писал ей тогда… и могли это быть совсем неизвестный нй человек? — Он может работать в пределах этой станции, — продолжала говорить Ника. — и этой системы, и на любом расстоянии, но внутри нее. Но он никак не мог передать тебе сообщение из пространства вне ее. Ваши устройства связаны через школьную сеть, пускай она и не может их перехватить. — Может, тебе купить что-то? — спросила Лилика. Почему-то после серьезных объяснений Ники это прозвучало неожиданно смешно, и в то же время очень тепло и приятно. «Пускай каждый раз, когда я иду с кем-то на свидание, у меня вечно случаются проблемы.» — подумала Сулетта и кивнула. — «Но подруги у меня самые лучшие. Это точно». Уже потом, во время урока физики, она размышляла о том, как так вышло и откуда тогда писал ей Элан. Если верить словам Ники о дальности работы коммуникатора, Элан не исчезал со станции Астикассия, потому что иначе сообщения пропали бы. Он все время был здесь. Он все это время писал ей из школы, или места под ней. При мыслях о месте под школой, ей невольно вспомнилась одна книга, прочитанная ей в детстве. Речь там шла о заброшенной станции, на которой дети и взрослые жили отдельно — и на которой возник вирус, убивающий всех взрослых, не испытывающих романтической или платонической любви. Ради защиты детей роботы, которым было поручено о них заботиться, начали убивать тех, которые достигли пубертатного периода и могли заболеть. Однако далеко не все дети, жившие на станции согласились быть жертвами роботов, некоторые сбежали и стали жить в нерабочих отсеках, воруя еду и одежду у роботов и детей, которым еще не пришла очередь стать на ликвидацию. При мысле об Элане, прячущемся в холодном, пыльном отсеке от посланных за ним убийц, Сулетте стало страшно. «Это всего лишь детская книга». — напомнила она себе. — «Только книга — и все». Книга, которую она читала, чтобы не чувствовать себя одиноко, когда мама уезжала в командировки, а потом лепила из пластилина Федора, Таис, Колючего, Мэши и прочих … «Приходи в общежитие Земного дома завтра ночью». — набрала она в тот же день вечером. — «Пожалуйста. Там нет работающих камер и мы сможем с тобой обсудить все секреты. Прошу тебя, Элан. Это правда… важно». Она потерла почему-то начавшийся слезиться глаз и зачем-то — совершенно неожиданно вспомнила старый мультфильм, который когда-то смотрела в детстве, когда Аэриал только-только стала ее сестренкой. Кажется, в этом фильме была молодая принцесса, находящаяся в беде и просившая неких рыцарей Льва о помощи. Кажется, она находилась в таком отчаянии, что считала их своей последней надеждой. «Пожалуйста.» — подумала Сулетта. — «Кто бы мне не писал с моего подарка, помоги мне понять, что сейчас происходит. И если ты — это Элан-сан… то пожалуйста, скажи мне сегодня ночью правду.» *** Когда лифт доставил Элана-Эйрана на поверхность, ему показалось, что у него заболели глаза: настолько непривычным ему показалось полностью чистое небо под куполом над головой вместо той подделки, что была в секторе ремонтников. Тем более, что в этот раз небо было совершенно чистым и отражало лишь окружающие школу звезды. А когда он снова вдохнул чистый воздух, он и вовсе поймал себя на мысли не замедляться и сразу же бежать к общежитию Земного Дома. Его остановила лишь мысль о том, что так же выходящие сегодня на патрулирование люди - Лиан, Льюис, Эрих, Виктор, их сосед Джеймс МакДональд и бригадир Ким - могут его не слишком правильно понять. — Мы с МакДональдом пойдем проверим сектор вокруг учебных корпусов и ангаров, а так же дома Бурионов и Дайго. — сказал бригадир Ким после того, как они вышли из лифта к главному проспекту. — Гельдерлин, Феррейра - кивнул он парням из триста второй — за вами осмотр общежития Джетарков. Конноли, Афта - обернулся он к Лиану и Льюису. — вы будете смотреть, что там с Грассли. Арде — уставился он на самого Элана. — Поскольку Линке сломал руку, сегодня ты патрулируешь один. На тебе — сектор Земного Дома. — Понял. — кивнул тот, с трудом удерживая свою радость. Не сказать, чтобы он отказался от осмотра другого сектора, но отсутствие необходимости бежать на встречу из другого конца школы его все же радовало. — Возвращайтесь по готовности, но помните, что вы сами проспите завтрашний день, если явитесь в общагу в три утра. К ученицам руки не тянуть, вещи не трогать. Узнаю, кто делал — сразу вылетит с работы без компенсации. — Поняли… — уныло протянул Лиан из дальнего угла, за что тут же получил небольшой подзатыльник. Стоящий рядом с ним Льюис виновато улыбнулся . — Вот и хорошо. — сказал бригадир Ким и направился прямо, в противоположную от Элана сторону. Через секунду за ним потянулся седой МакДональд, еще через секунду в том же направлении, но уже поворачивая направо ушли Эрих и Виктор. Когда Элан разворачивался, и уходил к зданиям, которые окружали общежитие Земного Дома, Льюис и Лиан делали первые шаги к общежитию Грассли, бывшему ближе всего к космопорту, и лесу, вид которого, как ожидал всего-то две недели назад, мог бы был быть последним видом его жизни. Несколько минут Элан шел так спокойно, как только мог. Как только он зашел за угол, он тут же бросился бегом. Он знал, где находится общежитие Земного Дома - и достаточно быстро нашел огромный продолговатый наполовину серебристый - наполовину золотистый ангар с выделяющейся крышей ромбовидной формы, у входа в который росли немного округлые кипарисы. Однако перед самым входом в общежитие его внезапно словно что-то схватило за руку - а вдруг туда не стоит заходить, а вдруг помогавшие Сулетте ребята еще не спят или у их спальни нет отгорожения от центральной комнаты - но он стряхнул это ощущение и резко нажал на кнопку открытия двери. Он уже зашел слишком далеко - и не было смысла более останавливаться. Гостиная Земного Дома была простой - всего лишь диван, стол, несколько, стульев, передвижная доска. Вместо , была включена маленькая лампа, освещавшая саму комнаты мягким, неярким светом. Заодно Элан понял, что его опасения о том, что ученики из Земного Дома могут его застать, были относительно беспочвенны - коридор, который вел к спальням, был на втором этаже огорожен отдельно, и чтобы попасть в него, стоило постараться. Сулетта сидела за столом и молча смотрела на коммуникатор. Она даже не обернулась, когда дверь, отделявшая гостиную общежития и улицу, раскрылась, и Элан вошел в дом. Со стороны казалось, что девушка на него обижена, и юноше даже не стоило сюда приходить — но он удержал себя. Если бы она не хотела его видеть, она бы ему не писала. — Сулетта? — несмело спросил он и через секунду добавил. — Я пришел. Как мы и договаривались — осталось неозвученным, но Сулетта все поняла. — Значит, это ты. — неожиданно тихо произнесла она, оборачиваясь, и тут Элан заметил, что ее волосы распущены, что вместо той странной ее обычной прически, они просто лежат на плечах. Почему-то в таком виде она казалась какой-то странно уязвимой — несмотря на наличие у нее огромного доспеха. — Как ты поняла это? — спросил юноша с удивлением. Мало кто отмечал какие-либо общие черты между ним и Третьим, причем, даже среди учеников старших курсов. Тем более странно, что это была Сулетта, которая сейчас медленно поднялась с табуретки и направилась к нему. И чем ближе она подходила, тем более ярко Элан видел ее глаза — и то, что таилось внутри них — тепло, остатки боли и немного любопытство. — Меня многие считают глупой, знаешь ли. — начала говорить она. — Однако есть вещи, которые заметны даже без знания того, о чем вы разговариваете. Голос… интонации… Язык тела… — она внезапно вздрогнула . — Эт-то все, на самом деле много говорит о человеке. И я-а поняла, что вы разные люди. — она стояла уже рядом с ним. — Но мне не было понятно, как это получилось. — Ты не плачешь. — сказал Элан. — Я не знаю, как мне реагировать. — сказала Сулетта, опустив голову. — Я хочу плакать, потому что мне было обидно, когда меня так вытолкнули на допрос, угрожали забрать Аэриал, а потом еще человек, которому я поверила, оказался не тем, кого я знала. Я хочу радоваться, что с тобой все хорошо, но… мне непонятно, где ты был и что с тобой происходило.— произнесла она. — Я клон. — неожиданно для самого себя ответил Элан. После этого признания неожиданно стало легче. Сулетта смотрела на него во все глаза, но не смеялась и не вздрагивала непонятно от чего. Словно снова пыталась понять, что же ей чувствовать, а в ее глазах отражались серебристые блики от искуственной луны с купола. Он продолжил: — Мы все — клоны. Я не помню своего прошлого целиком, поэтому и не мог сказать тебе, когда у меня день рождения. Нас всех собрали из разных мест, лишили памяти и путем экспериментов изменили так, чтобы мы были похожи на Хозяина Кожи. — Хозяина… — она открыла рот, но тут же заговорила снова. — то есть донора изначального материала, под который вас редактировали, если так можно сказать? — Да. — кивнул Элан. — Нам оставили наши навыки, но отобрали обстоятельства при которых мы их получили. Извини, что мой день рождения тебе пришлось выдумывать за меня. — с неожиданной горечью произнес он. И тут произошло то, что зеленоволосый юноша если и ожидал, то признавал лишь совершенно незначительную вероятность того. Холодную и немного сыроватую ночь, от которой совершенно не защищала тонкая матерчатая куртка, разорвала теплая волна, обхватившая его за плечи и спину. За ту секунду, пока он говорил, Сулетта успела подойти, сначала схватить его за руку — а затем и обнять. Это было неожиданно. Хотя бы потому что Элана никто в жизни не обнимал. О Госпожах, Белмерии или «оригинале» понятное дело, и говорить не стоило… но не обнимали его и одноклассницы, и коллеги. Максимум, что позволял себе даже Лиан — это взять за плечо или коснуться руки, но не обнять. Не то, чтобы Элану было бы некомфортно это… но он просто не понимал, что стоит ожидать от объятий… или не знал, насколько это может быть хорошо? — Это звучит очень странно. — произнесла Сулетта. — Но я тебе верю. Почему-то… верю. По сердцу Элана растеклась горячая волна признательности. — Спасибо тебе, Сулетта Меркьюри. — сказал он и обнял ее в ответ. — Просто… спасибо. Он не помнил, сколько они так простояли вместе. Может, несколько минут. Может, час. Может, полчаса. Понятно было, что вечно стоять так невозможно… и все же, когда они расцепили это объятие, Элану внезапно стало немного некомфортно. Сулетте, видимо, тоже. — Ты чаю не хочешь? — спросила она и потянула его за рукав к столу. — Алия заваривала, у нас еще остался. — Не отказался бы. — сказал Элан. Все же стоять на проходе было немного уютно, да и сырость, сгенерированная системами купола, не делала нахождение на улице хоть сколько-то приятным.