рефлексия

Джебом в собственное предплечье утыкается, дышит тяжело. В воздухе разливается отчетливый терпкий запах спирта, смешанный с едким дымом от сигарет.        Он приподнимает голову и делает глубокую затяжку, до самого фильтра. Никотин туманит голову на пару минут, отвлекает. Выдох. И очередной вдох, уткнувшись в небрежно перебинтованное предплечье. Яркий запах медицинского спирта и чуть сладковатый — крови заполняет легкие. Приносит успокоение.        Им Джебом устал. А еще, кажется, скопил в себе слишком много боли. Так много, что ее с лихвой хватило бы на небольшой городок.        Возможно, он совсем сошел с ума от этого. Отчаялся даже, в нескончаемой борьбе с темным чувством пустоты и боли, что раздирала каждую клеточку его сознания. День за днем. Каждую гребаную минуту жизни. Разве можно его винить в том, что он делает?        Очередная глубокая полоска на руке обжигает кожу. Эта вспышка ненадолго отрезвляет сознание, успокаивает и смиряет волнующийся внутри океан неопознанных чувств. Бордовые капельки за секунды собираются у рваного края, сливаясь в тонкую полоску. Жжение почти не ощущается, и ноющая боль в мгновение игнорируется, не распознается уставшим сознанием. Абсолютно все инстинкты дают сбой. Это заставляет хотеть большего. Это становится рутинной необходимостью.        Компресс и две полоски бинта, чтобы остановить кровь и не перепачкать одежду. Легкий запах спирта смешивается с одеколоном, черная шелковая рубашка и полуулыбка на красивом лице. Никто не заметит подвоха. Таким его все и знают. Все видят идеально выстроенную картинку. Не придраться даже.        — Хён, я вернулся. Все, кроме него. Его личное исключение из собственных жестких правил. Вероятно, он не заслуживает этого.        Холодные руки мягко касаются сильно отросших волос, убирая прядки за уши. Джебом все еще лежит на столе, уткнувшись в собственные руки. Не спешит реагировать, даже когда ощущает теплое касание губ на щеке. Он слышит тяжелый вздох над головой, следом шелест пакета и звон стекла. Кажется, гость прибирает устроенный им же беспорядок — разбитый стакан с пролитой водой на столе; несколько использованных ватных бинтов и пролитый трясущимися руками спирт. Джебом осторожно приподнимает голову, из-под челки наблюдая за Югёмом. Младший выглядит расстроенным, хоть и пытается скрыть это, пока аккуратно сгребает осколки в мусор. На юном лице отражается сожаление. Им видит это. Горькая вина острыми, кривыми осколками впивается в сердце. Жжет сильнее чем ожоги от сигарет.        Снова. Он снова заставляет других беспокоиться. Попросту разочаровывает.        — Давай я посмотрю, — ласково говорит Ким, когда наскоро заканчивает с уборкой и в глаза чужие заглядывает, — можно?        Джебом выпрямляется, с трудом тяжелую голову от стола отрывая, и протягивает порезанные осколками руки. Смотрит почти безэмоционально, пока младший осторожно заканчивает неудавшуюся перевязку, стирает высохшие пятна крови с кожи.        Джебому думается вновь, что он его не заслуживает. Югём был словно солнце. Нежный и мягкий, невероятно добрый и такой теплый. Он никогда не упрекал и всегда помогал. Каждый раз, когда старший не мог справится с приступами собственного безумия. Кажется, этот ребенок все понимал.        Джебому бы выгнать его, никогда не доверяться так открыто, да и вообще сбежать и не обременять этой заботой и грузом ответственности собственных бесконтрольных поступков. Не портить жизнь хорошего мальчика своим ядовитым безумием. Вот только он не в силах сделать это. Тянется, как мотылек на свет летит, в это тепло и безусловную любовь. Жадно впитывает каждую крошку внимания. Каждый мимолетный взгляд и жест. Он не может отказаться от единственного источника тепла и света в своей жизни. Погибнет просто, не очнется больше от этой боли.        — Гём...        Им Джебом обнимает Югёма за талию, к себе притягивает, утыкаясь в мягкий свитер на животе. Ким в ответ обнимает мягко, волосы перебирает, успокаивает. Он все понимает. Понимает всю тяжесть и груз ответственности, что лежит непосильной ношей на крепких плечах. Вот только даже самой сильной опоре нужна поддержка. Никто не может быть сильным бесконечно.        Югём осторожно отстраняется, тянет мужчину вверх, заставляя подняться. Тот без слов подчиняется. Не в силах отказать этому мальчику. Никогда на свете.        Младший тянется за поцелуем. Мягко и осторожно. Джебом отвечает и чувствует, как в грудной клетке отмирает давно затихшее сердце. Наконец чувствует себя живым.