Лицемерие и искренность

Сочувствую, соболезную… В последние несколько дней этого становится слишком много. Арсений листает ленту с нечитаемым лицом. Он не в порядке. Но сейчас хочется осуждать того, кто не выдавил из себя даже пару слов по поводу случившегося. Он знает, что некоторые пишут, просто потому что надо, потому что так принято, потому что иначе им грозит общественное порицание. Есть сострадающие люди, сопереживающие. Есть люди, которые хотят выглядеть хорошими в глазах других, а есть люди, которые ничего не хотят. Арсений не в столице, но от этого не спокойнее ни хуя. Потому что Антон там. Антон вообще мог оказаться именно там — в ненужное время в ненужном месте. Попов не знает, что чувствует и по поводу всей этой ситуации, и по поводу нахождения с Антоном в разных городах. Сочувствует ли он искренне? Наверное, просто через экран телевизора и телефона это кажется таким далёким, будто подобное не может произойти в его жизни. Если случится, тем более с Антоном, он не знает, как вообще дальше будет жить. Этот иррациональный страх подстёгивает его способность сопереживать. Возможно, он достаточно холоден, он просто не умеет выдавать свои эмоции и раскрывать чувства даже себе. Но он точно не переносит, ненавидит людей, которые могут сделать такое. Это страшно, что такие существуют. Говорят сидеть дома, никуда не высовываться, Арсений ищет билеты на поезд до Москвы. Ему нужно к Антону, нужен Антон. Отношения на расстоянии — отвратительно. Отношения, когда в такой момент нельзя быть с любимым человеком рядом, уничтожают. Жизнь продолжается, жизнь идёт дальше, а он застревает в одном моменте с одним вопросом и мыслит в сослагательном наклонении. Он накручивает, он делает себе хуже. Он чувствует вину, будто реально смог бы что-то изменить — помочь. Для кого-то это ведь конец и эта иллюзия будущего ничего не значит. Конец — страшное слово. Арсению сорок один стукает на днях, и это по долбанной статистике две трети жизни уже позади. Это при хорошем исходе. Не хочется думать о том, что будет дальше, в голове и так уже столько страшных мыслей, и они не уходят. Одному в такой момент быть не возможно. Билеты получается забронировать на день. Он быстро собирает всё самое необходимое и спешит на вокзал. Заходить куда-то страшно, но ещё страшнее — быть сейчас без Антона. Его Арсений уведомит уже по прибытии, чтобы попросту не волновался.

***

Антон откладывает телефон, в котором непрерывным потоком текут новости. Он даже интернет отключает. Единственное важное сейчас — Арсений, и, если тот позвонит, он примет. Шастун знает многих людей, и это большая вероятность, что кто-то был там. Он места себе не находит. Ночь проходит в полубредовом состоянии. День — не лучше. Почти всё отменяют. Нужно сидеть в четырех стенах. Квартира на него давит, только животные хоть как-то помогают отвлечься. Ему нужно встретиться, хоть с кем-то, но Арсений — в Питере, Дима и Макар — в Воронеже, Серёжа тоже где-то в другом городе, да и они не настолько близки с ним. Звонить никому не стоит. Не стоит начинать говорить, поднимать тему первым. Антон не включает телевизор, не заходит в сеть. С Арсением они списываются вчера, коротко интересуются состоянием друг друга и разговор закругляется. Возможно, это время побыть наедине с собой. Антон снова заваливается спать, закидываясь чем-то максимально успокаивающим. Хочется заснуть, не хочется думать. Хочется сходить на пункт сдачи крови, но у него простуда, и это противопоказание к такой помощи. Он переводит деньги. Антон как раз сочувствующий человек, и за других сердце у него прям болит. А если думать о том, что что-то случится с Арсением, — это прямая дорога к нежеланию бороться. Попов нужен рядом. Требуется, чтобы кто-то близко находился, сидел, говорил, дышал и понимал его. Антон места не находит себе, и это все после таблетки и попытки поспать. Закрыть глаза получается ближе к вечеру и он отрубается. Ночью кто-то звонит в дверь, и сейчас это пугает. Стоит проигнорировать. На часах полодиннадцатого вечера. Он встаёт. Нужно просто посмотреть в глазок, может, это соседка или кто-то знакомый. Шастун идёт на цыпочках, чтобы если что притвориться, что никого дома нет. Когда он смотрит в глазок, то думает, что это всего лишь игра воображения. Но на пороге стоит Арсений, и Арсений тянется к нему. Антон не верит. Хочется спросить этого человека — зачем приехал, подверг себя опасности, но все его "зачем" растворяются в чужом рту, тонут в чужом запахе и кажутся незначительными в чужом присутствии. Он за Арсения волнуется, но хорошо, что сейчас тот рядом. Теперь правда спокойно, сжимать чужое тело, утыкаться в шею носом, ощущать запах одеколона, смешанного с потом, молчать в такой комфортной тишине и любить, а ещё верить, что такое больше никогда не случится и им ничего не грозит. — Антон, — зовёт Арсений, — можно я останусь на пару дней? — Оставайся навсегда, — просит Шастун. Ему сейчас это нужно, и потом это будет нужно. Становится легче дышать. Мысли больше так не скачут в голове и не давят на него. Наконец-то все на своих местах хотя бы в его доме. В их доме. Сейчас слова не важны. Жизнь идёт дальше. А они с Арсением застревают в единственном спасении — друг в друге.