Паук и оса

Каролина сидит в коридоре больницы. Плечи опущены, взгляд - пустота и скорбь. Очередной ребёнок. Очередная оборвавшаяся судьба. Каролине кажется, что она привыкла к этому, но к смерти невозможно привыкнуть. Зейн видит её - опустошенную, сломленную, со слезами на глазах. И ему больно. На востоке женщина - нежный цветок, драгоценность, которую следует оберегать и баловать. Отчасти поэтому Каролина так выделяется на фоне бесконечных девичьих лиц, изнеженных и сладких. Врач, откровенная, сильная, яркая. Женщина-скала. Раздавленная под соломинкой, сломавшей спину верблюду. Каролина смотрит на него и думает "Да сколько можно?!". Зейн смотрит на неё и думает: "Да когда уже?". — А вот и паук. Прибыли плести очередную паутину? — А вы, как оса не перестаёте жалить? — Я смертельно устала, Зейн. Признание Каролины искреннее и откровенное, как она сама. И удивительное, ведь признается она Зейну. Человеку, которого будто бы терпеть не может. Зейн уверен, что это не так. Он протягивает Каролине руку. — Собирайтесь, вы едете со мной. — С каких это пор вы раздаëте мне приказы? Она возмущена, но почти бессильна. Вспышка больше автоматизм, чем искренняя злость. Зейн понимает. — Это не приказ. — Для просьбы звучит слишком властно. — Голос у меня такой, Каро, неужели вы не привыкли? — Хотите, чтобы я привыкла к вашему голосу? Зейн закатывает глаза. Невыносимая женщина! — Хочу, чтобы вы поехали со мной. Исполните моë желание? Ему почему-то нужно её спасти. Хотя бы сегодня. Каролине об этом знать не обязательно. Она не дастся. Неожиданно для Зейна женщина с силой проводит рукой по глазам, встаёт с места. — Дайте мне пять минут. Отнесу халат и поедем. Зейн поднимает брови. — Даже не спросите куда? — Хуже, чем здесь, быть не может. Ещё одна механическая острОта. Или нет? Зейн видит сгорбившуюся фигуру Каролины, скорбную в каждом движении. Перед сильным ветром и скалы могут не устоять. Бассейн в доме Зейна чистый, прохладный и живописный. Аль-Аббас мог бы отвезти Каролину куда угодно. Мало ли в Сфере живописных мест? Но приводит её в свой дом, даже себе не решаясь признаться: он хочет, чтобы именно здесь эта невозможная женщина обретала покой. Каролина приподнимает бровь, но ничего не говорит. Садится на бортик бассейна, опускает босые ноги в прохладную воду. — Жаль, вы не сказали, куда мы едем. Я бы вязала купальник. Зейн незаметно прочищает горло, прежде чем ответить. — Я осмелился приобрести для вас несколько комплектов. Ничего особенного... — Вы всё же извращенц, Зейн, — улыбка широкая и живая. Зейн понимает, что ради этого лица он не против выставить себя идиотом. Однако всё же пытается дать отпор. — Они исключительно скромные, Каро, совершенно не то, к чему вы привыкли. — Вы пытаетесь выставить извращенкой меня? Я для вас пока нижнее бельё не покупала. — А хотели бы? — Где купальники, о которых вы говорите? Каролина выходит к бассейну в ярко-красном комплекте. Раздельном, но всё ещё сдержанном, однако никакая даже самая плотная ткань не способна скрыть фигуру этой женщины. — У вас глаз - алмаз, Зейн, всё подошло идеально. Аль-Аббас кивает. Никогда и никому не признается он в том, что, как мальчишка, мечтал сжать в объятиях прекрасное пышное тело Каролины. Даже сейчас его пальцы горят в неутолимой жажде прикосновения. Каролина спускается по ступенькам бассейна, окунается в воду с головой. Плавает. Напряжение уходит из её плеч. Роскошная грудь расслабленно вздымается над водой. Зейн призывает всю волю, чтобы не пялиться на неё, и в этом подростковом влечении чувствует себя неожиданно юным. А еще... Ему кажется, что вся эта сцена - с плавающей в бассейне Каро, с ним самим, сидящим на бортике, - всё это было всегда. Привычно. Правильно. Так и должно быть. В этом сентиментальном желании для строгого поборника морали смущения даже больше, чем во влечении. — Вы могли бы ко мне присоединиться, — лукаво улыбается Каролина. — Боюсь, тогда вы не сможете передо мной устоять. — Сколько самодовольства, — смеётся женщина. — А вдруг смогу? — Я не смею подвергать вас такому риску. — Меня ли? Каро выходит из бассейна, садится рядом. Вода тонкими струйками стекает по её плоскому животу, шаловливо проникает в ложбинку между грудей, и будь он проклят... — Я хочу вас поцеловать, — прямо говорит Зейн. Никаких шуток, никакой иронии и сарказма. Невозможная женщина кладёт руку ему на лицо. Её тонкие пальцы мокрые и прохладные от воды. — Спасибо, — говорит она, и целует Зейна. Влажные губы женщины накрывают сухой, твёрдый рот мужчины. Дождь проливается над пустыней. Каролина целуется также хорошо, как язвит. Ласки Зейна такие же умелые, как его острОты. Он всё же оказывается в воде, и низкий грудной смех Каролины оповещает о маленькой победе. А стоны - о поражении, которое она с готовностью признает. Встреча заканчивается утром. Зейн целует в лоб невозможную женщину, и она, мягкая и расслабленная в своих объятиях, ласково гладит его лицо. — Я хочу вернуться к тебе сегодня, — говорит Каролина. Потому что нет смысла скрывать ни от себя, ни от него. Потому что прошлый вечер облегчил её боль, и этот невозможный мужчина сделал мир немного более терпимым. А Зейн кивает и обещает помочь Каролине перевезти её вещи. Потому что взрослым людям нет смысла ждать. Он доставляет её в больницу, где Каролине предстоит снова биться со смертью, а сам отправляется плести интриги и выяснять, как исподволь справиться с Салехами. Сами по себе. Но теперь вместе. Бесконечное сражение паука и осы прекращается, обращается чем-то новым. И уже непонятно, кто кого спас.