the best dreams happen when you’re awake.

— блять, да что с тобой?! фэн синь не просто злой — он в бешенстве. мало того, что его отправили на задание с этим.. этим.. безумно невыносимым и противным человеком, которому он лучше в лицо стрелой зарядит, чем будет рационально сотрудничать (и нет, это не он только что принял на себя атаку какого-то треклятого демона, от которой му цин по необъяснимой причине даже не попытался увернуться. больно ему нужна чужая безопасность, свалите в закат и завалите ебало), так ещё и дело идёт непозволительно медленно как раз из-за вышеупомянутой невыносимой и противной мымры, которая явно не собирается даже немного ему помогать. — какого хера, я тебя спрашиваю?! — окончательно взрывается фэн синь, так и не получив ответа на первый вопрос. му цин вздрагивает (опять, к слову) и крепче сжимает пальцы на рукояти сабли. до того, как фэн синь всё-таки решается пустить в него стрелу за очевидное игнорирование своих возмущений, му цин вдруг резко взмахивает оружием, и с ветки дерева над их головами падает бездыханное демоническое тело, с неприятным звуком размазываясь по земле. — ничего со мной не происходит, — наконец шипит му цин, бросая на него колючий взгляд, и явно нервным движением убирает саблю в ножны на поясе. фэн синь хочет перерезать ему глотку. му цин целиком и полностью — грёбанная катастрофа, от которой наньяна откровенно тошнит. му цина невозможно понять, невозможно прочитать, му цин язвит и закрывается с такой силой, будто в нём есть что-то, что нужно беречь от чужих глаз. будто в му цине вообще есть хоть что-то, что заслуживает внимания. фэн синь не успевает оформить новый ругательный выпад в его адрес, как му цин вдруг глухо вскрикивает, сделав шаг в сторону, и неожиданно падает на колено, побелевшими пальцами стискивая собственную голень. лицо у него становится даже не бледного — буквально бумажного оттенка, а сквозь крепко сжатые зубы сочатся почти неслышные ругательства. — эй, что с тобой? — фэн синь быстро подходит ближе, но му цин шарахается от него, как от прокажённого. — ничего, — цедит сюаньчжень ледяным голосом, а у самого чуть ли не глаза блестят от рефлекторных слёз. из рваной раны на ноге медленно течёт нечто, что должно было быть кровью — на деле жидкость вязкая и чёрная. фэн синя пробирает мороз по спине — он в жизни не видел ядов, которые могли бы так сильно покалечить небожителя. — где твоё снадобье? — с остаточным раздражением и плохо скрытым напряжением спрашивает фэн синь, бегло оглядывая местность — если демон был не один, то у них могут появиться значительные проблемы. — я не брал, — чуть ли не рычанием отзывается му цин, до сих пор тяжело дыша от боли. — линвэнь сказала, что демон низкого ранга, я не видел в нём смысла. — придурок, — фыркает фэн синь, убирая лук за спину — никакой опасности рядом больше не наблюдается. му цин не огрызается в ответ — ради всего, как же ему плохо должно быть сейчас, если даже на такое действие сил нет. фэн синь, скрипя зубами, лезет в карманы одежд, выуживая оттуда небольшой пузырёк. — давай, ползи сюда, лечить буду, — от насмешки в собственном голосе горчит на языке, словно от тошноты. смертельно-бледный му цин бросает в его адрес такой взгляд, что фэн синю на секунду становится противно от самого себя. — пошёл ты, — плюётся му цин, постепенно выравнивания дыхание. больно всё равно до искр из глаз, но он терпит — ещё не хватало ему счастья показывать слабость перед этим подонком. на этот раз фэн синь игнорирует выпад и просто молча подходит ближе, опускаясь рядом. му цин, кажется, хочет ещё что-то сказать, но прикусывает язык, когда наньян вырывает из склянки пробку, распыляя снадобье по его голени. сказочная щедрость от подобного ублюдка. му цин не успевает съязвить вслух — ногу вдруг сводит новой порцией боли, и он не сдерживает второго вскрика — в глазах на мгновение темнеет. мужчина судорожно отталкивает от себя чужую руку, неловко заваливаясь на бок из-за отсутствия опоры. фэн синь за чистом рефлексе хватает его за плечо, удерживая на месте, и с округлившимися глазами восклицает: — что за хуйня?! яд в ране начинает шипеть и, кажется, кипятиться — му цин сдавленно стонет, врезаясь пальцами неудерживаемой фэн синем руки в землю до вторых фаланг. сознание начинает мутить, и мужчина раскусывает язык до неприятного вкуса металла, заливающего дёсны, чтобы хоть немного прийти в себя. — лей всё, — хрипит му цин, сплёвывая кровь куда-то в сторону. однако, фэн синь не сдвигается с места. изводящегося от боли му цина сейчас можно использовать вместо пороха — минимальная искра, и весь лес, в котором они находятся, взлетит на воздух. — фэн синь, блять! — му цин кричит, наконец выводя наньяна из непонятно откуда взявшегося оцепенения. тот мгновенно вскидывается и не менее громко кричит в ответ: — оно не помогает, только хуже делает! — я сказал лей! с кем ты, блять, споришь?! — му цин выглядит так, словно он в бешенстве (и это недалеко от правды), но фэн синь видит — на самом деле он в ужасе. снадобья небесных лекарей обладают уникальной особенностью — лечат что угодно, будь то раны, ожоги или отравления. одной склянки зачастую хватает, чтобы привести здоровье одного небожителя в полную норму вне зависимости от изначальной проблемы. фэн синь однажды одной такой склянкой в буквальном смысле спас свою руку — та чуть ли не на одной сломанной кости болталась, но после снадобья полностью восстановилась, даже шрама не осталось. ужас му цина фэн синю более чем понятен — демон действительно относился к категории «жестокий», и только из-за того, что он успел наделать кучу мелких пакостей на территориях обоих генералов, их послали на это задание вместе — в другой ситуации одного бога войны более чем достаточно для устранения проблемы такого рода. яд, что сейчас продолжает чуть ли не визжать в ноге му цина — определённо если не непревзойденного, то как минимум свирепого уровня. фэн синь, судорожно вздохнув, таки опрокидывает всё содержимое склянки на страшного вида рану. му цин вскрикивает опять и матерится похлеще него, трясясь всем телом. фэн синь отводит взгляд, будучи не в силах смотреть на чужую агонию, хмурится и тянется пальцами к виску, чтобы вызвать линвэнь, но не успевает. — не надо, — сипит му цин слабым, но на удивление ровным голосом. фэн синь поднимает на него глаза — сюаньчжень всё ещё напоминает измученную смерть, но дышит уже гораздо размереннее. с опаской опустив взгляд ниже, мужчина видит только глубокую рваную и обожжённую по краям рану, покрытую коркой запёкшейся крови. никаких следов яда. му цин без лишних слов дорывает край и без того печально выглядящих одежд, ловким движением перевязывает ногу чуть ниже колена и устало выдыхает, обмякая на земле. — я в норме, — тон у него звучит как ультиматум. язва му цин вернулся во всей своей красе. фэн синь неопределённо фыркает на это показательное выступление (му цин по инерции закатывает глаза, без слов отвечая на чужое недовольство) и поднимается с земли. — возвращаемся, — он отходит к прискорбно выглядящему демонскому трупу, брезгливо осматривает его — действительно жестокий, не сильнее — и быстро прячет тело в мешочек цянькунь, чтобы потом свалить на дворец линвэнь лишнюю работу по выяснению, что за яд источает эта тварь. — я не могу сейчас вернуться, — вдруг подаёт голос му цин, кое-как поднявшись с земли — рана грозится открыться, поэтому на повреждённую ногу он старается не наступать, опираясь на ближайшее дерево. — это ещё почему? — сразу ерошится фэн синь. этот человек определённо надоел ему до тихого безумия за сегодняшний вечер. — мои духовные силы на нуле, — просто отвечает му цин, никак не реагируя на чужую злобу — он слишком вымотан полученной болью, чтобы искать ресурсы на такую жалкую мерзость, как наньян. фэн синь скептически оглядывает его, убеждаясь, что сил в покалеченном теле почти нет, и сокрушённо вздыхает. — можешь идти, — не выдерживает му цин, злобно сжимая пальцы в кулак. — мой храм всего в пяти ли отсюда, не сдохну, можешь не переживать, — в его голосе даже сквозь усталость слышится такое количество яда, словно тот весь из раны перешёл в острый язык. — думаешь, о тебе хоть кто-то будет переживать? — мгновенно заводится фэн синь, подходя ближе. — мне похуй, сдохнешь ли ты, но если всё-таки да, то ответственность повесят на меня, поэтому, будь добр, завались. му цин отшатывается от него, как от удара, и неосторожно наступает на повреждённую ногу, теряя равновесие. фэн синь опять рефлекторно подхватывает, удерживая его за плечо, и раздражённо втягивает воздух носом. — где твой грёбанный храм? — не трогай меня, — мгновенно вырывается из чужой хватки му цин, предсказуемо вновь начиная падать из-за невозможности стоять самостоятельно. — блять, как же ты меня заебал! — окончательно взрывается фэн синь и без лишних слов взваливает сопротивляющееся тело себе на плечо. му цин шипит что-то матерное и успевает больно зарядить ему локтём под лопатку. — сука, да угомонись уже! — отпусти меня! — бешенным котом шипит му цин, вновь намереваясь ударить куда-нибудь посильнее, но вдруг затыкается, невероятной силой воли удерживая вскрик в груди — фэн синь сжимает пальцы на его раненной ноге. не слишком сильно, но ощутимо, а потому опять больно. — ты, ублюдок!.. — я сказал тебя заткнуться нахуй, — безапелляционно обрывает новую волну ругательств фэн синь и для уверенности чуть подкидывает нелёгкое тело на плече так, чтобы было удобнее нести. — где твой злоебучий храм, сюаньчжень? му цин звучно скрипит зубами и — фэн синь уверен — закатывает глаза, но всё-таки цедит через несколько секунд молчания: — отсюда на северо-запад, около четырёх ли. наньян ничего не отвечает, только поворачивается в нужном направлении и молча начинает идти в таком быстром темпе, котором только может — каждая лишняя секунда телесного (да и вообще любого другого) контакта с му цином ему откровенно неприятна. они доходят до храма в гробовом молчании (если не брать в расчёт пару возмущений му цина, которому прилетело по лицу ветками, пока они пробирались через лес). фэн синь оперативно, но всё-таки аккуратно сгружает мерзкую язву со своего плеча на пол и стремительно отходит на пару шагов в бок, лишь бы больше никак с ним не контактировать. — сколько времени тебе нужно на восстановление сил? му цин молчит какое-то время, анализируя своё состояние, и всё-таки коротко отвечает, когда у фэн синя вновь начинает заканчиваться терпение: — завтра утром смогу подняться. можешь валить на небеса, тебя тут никто не держит. фэн синь так хочет перерезать ему горло. аж руки чешутся. выносить му цина так долго — определённо выше его сил. — я уже сказал, что не собираюсь брать на себя ответственность, если ты вдруг сдохнешь, поэтому, сделай одолжение, завались наконец-то и восстанови силы, чтобы мы смогли вернуться на небеса. му цин ничего не отвечает, хотя на языке так и вертится язвительное «что может случиться с небожителем в его собственном храме?». фэн синь скидывает с плечей походную мантию, раскрадывая её на полу, как импровизационный плед, в паре чи от напарника — была бы его воля, он бы в другую часть храма ушёл, только вот это не полноценный дворец сюаньчженя, а скорее большой сарай — жители деревни не могут позволить себе излишества, но всё равно хотят почтить своё божество. му цин делает то же самое, явно не менее недовольный необходимостью тесниться на маленьком пространстве с кем-то вроде фэн синя. они укладываются густом неприятном молчании, отворачиваясь друг от друга, и всеми силами стараются побыстрее провалиться в сон и пережить уже эту ночь. как назло, сна у фэн синя ни в одном глазу, а вот мыслей в голове — хоть отбавляй. если посмотреть на весь сегодняшний день, то в нём будет ни один десяток странностей, но самая сильная из них — поведение му цина. ещё с раннего утра, как их отправили на задание, он вёл себя рассеянно, чуть не попался в выставленную демоном примитивную ловушку, даже не пытался увернуться от вражеских атак, под одну попал так сильно, что теперь они лежат тут — в уродливом домишке, укрывшись собственной одеждой. обычно му цин (как бы фэн синь не хотел этого признавать) — отличный боец и стратег, не уступающий, а то и дающий фору самому фэн синю. как такой человек, как он, мог за один день наделать столько откровенно позорных ошибок? какого вообще чёрта? — какого чёрта с тобой происходит? — фэн синь вдруг озвучивает навязчивую мысль вслух. му цин, тоже не спящий, ощутимо напрягается всем телом. — ты будто спал последний раз ещё до вознесения, на тебя вообще не похоже. фэн синь сейчас абсолютно неагрессивный, но от этого даже хуже — му цин чувствует себя гораздо увереннее, когда оппонент злится и кричит, чем когда пытается спокойно спросить у него что-то. — не высыпаюсь, — отмахивается от него му цин, как от назойливой мухи, но напрягается ещё сильнее, чем раньше — он ходит по пиздецки тонкому льду сейчас. фэн синь на такую отмазку только недоверчиво фыркает. — это даже не смешно, сюаньчжень, — он насильно выделяет интонацией чужое звание, зная, что по какой-то неведомой ему самому причине подбешивает этим му цина. — отъебись, — лаконично отзывается му цин и делает вид, что успешно уснул за полторы секунды. фэн синь в который раз раздражённо фыркает, полушёпотом ругается ещё какое-то время, но после и сам затихает, стараясь провалиться в мир снов. снаружи храма тихо завывает ветер, в курильнице остывают давно прогоревшие благовония, от малейшего телодвижения скрипят деревянные половицы, за открытой дверью (на самом деле просто отсутвующей) на несколько ли вокруг расстилается темнота. дыхание лежащего рядом му цина недостаточно глубокое, но ровное, сердцебиение чуть частит, но не настолько, чтобы обращать на это внимания. фэн синь почти что начинает засыпать, успокоенный мирной ночью. — он снится мне, — вдруг шепчет му цин, сильнее кутаясь в мантию, будто ему безумно холодно. забавный факт — боги почти безразличны к перепадам температур. боги войны — в особенности. — кто? — не понимает фэн синь, слегка приподнимаясь на локтях, чтобы увидеть выражение на чужом лице. му цин сразу же отворачивается. честно говоря, такое поведение для него — откровенно странное. обычно сюаньчжень без малейшего сомнения высказывает в лицо собеседника всё, что он о нём думает, не заморачиваясь о последствиях. так почему сейчас прячется? — эй, ты сегодня в молчанку решил сыграть? — вновь раздражается фэн синь. ну что за невыносимый придурок, на кой божий ляд их опять поставили на одно задание, неужели линвэнь доставляет удовольствие видеть их бесконечные перепалки и разгребать потом этих перепалок последствия? — блять, иди к чёрту, не собираешься отвечать — так и не начинай говорить. фэн синь уже собирается развернуться и забыть об одном конкретном имбециле как минимум до утра, как вдруг му цин что-то шепчет. — чего? — не разбирает фэн синь из-за шороха собственной одежды. — блять, говори громче, какого хера из тебя каждое слово вытягивать надо?! му цин вздрагивает плечами, но всё-таки повторяет — едва ли громче, чем в прошлый раз, но более отчётливо. — его высочество. фэн синь замирает, будто громом поражённый. они почти сразу после вознесения установили негласное правило — не говорить о се ляне. любое упоминание наследного принца приводило к такому ожесточённому мордобою, что они даже по молодости (при учёте слабых магических сил) разносили половину небесной столицы и сажались в карцер на несколько недель. — совесть замучала? — мгновенно укалывает фэн синь. му цин рядом напрягается, как перетянутая тетива лука — ещё немного, и лопнет. зря, очень зря — они оба только после битвы, оба ранены, оба уставшие, к тому же на земле, а не на небесах — если сейчас начнётся драка, вряд ли они смогут остановиться, пока не разнесут всё вокруг в диаметре нескольких ли. даже если линвэнь каким-то образом прознает об этом и пришлёт кого-нибудь, чтобы их разнять, то едва ли это будет достаточно быстро, чтобы они не поубивали друг друга к чертям собачьим. к тому же.. — да. мысли фэн синя резко обрываются, и в голове повисает звенящая тишина. му цин вдруг вздыхает так судорожно-громко, что фэн синю на секунду чудится, что он глохнет от этого звука. — что?.. — внезапно пропавший голос выходит сиплым и дерёт глотку хрипом. фэн синь что, бредит? му цин под мантией сжимается в какой-то уж совсем жалобный комок — наньяну рвёт шаблоны от такого зрелища — и, кажется, начинает дрожать. какого чёрта, что было в слюне той твари? му цина не так легко ранить, какой яд источал тот демон, что сейчас сюаньчжень из привычной холоднокровной мрази превратился.. вот в это? — он постоянно мне снится, — вдруг скороговоркой начинает шептать му цин. его словно прорывает, как треснувшую дамбу, что очень долго сдерживала слишком большой напор воды. — он всегда улыбается, зовёт меня по имени, упрашивает пойти куда-то с собой. всегда светится добротой, говорит, что я молодец, что он ценит мою помощь, благодарит за то, что я рядом. он.. — му цин внезапно затихает и (фэн синь не верит своим ушам) звучно всхлипывает. — ему семнадцать. в моих снах ему всегда семнадцать, сянлэ ещё не пало, и мы.. мы, наверное, счастливы.. все трое.. последние слова му цин договаривает так тихо, что фэн синь не уверен, что ему не чудится. к сожалению, у фэн синя чертовски хороший слух и абсолютное непонимание, что делать с вываленной на него информацией. самое отвратительное, что это му цин. тот самый человек, которого фэн синь презирал всю осознанную жизнь, которого он на дух не переносит, который прямо сейчас сильнее прячется в подранную ткань мантии, словно пытаясь отгородиться от собственных слов, и — чёрт возьми — плачет. самое отвратительное в этой ситуации — фэн синь его понимает. фэн синю, чтоб его, тоже постоянно снится прошлое. фэн синь не знает, что им движет, когда он подрывается с места, дотягивается до чужого плеча и резко разворачивает му цина на спину. тот не успевает среагировать, раскидываясь по полу поломанной куклой, сдавленно шипит от боли в раненной ноге и не имеет даже шанса скрыть лицо. фэн синь чувствует, как в нём что-то разбивается, когда он видит мокрые от слёз щёки и красные глаза. — прости, — скрывается с губ быстрее, чем он успевает понять, за что вообще извиняется. наверное, за причинённую боль от резкого движения, задевшего всё ещё открытую рану. точно не за три сотни лет бесконечной злобы и показательной ненависти. (за такое уже попросту не получится получить прощение) — не трогай меня, — по привычке рявкает му цин дрожащим голосом, пряча лицо в ладонях. он еле дышит — фэн синь слышит, как тяжело ему даётся каждый вдох. — прости, — ещё раз повторяет он, словно это имеет значение. му цин внезапно содрогается всем телом, и слова задушенным неконтролируемым потоком вырываются из него вновь: — я никогда не хотел предавать его высочество. я никогда не хотел предавать вас. я ушёл не потому, что испугался трудностей, я просто хотел помочь вам, я.. — он давится воздухом, но не останавливается. — я всегда был верен принцу, я никогда не хотел скинуть его в грязь или унизить, я хотел быть ему другом, я.. я никогда не думал, что не смогу без вас.. фэн синь не выдерживает и — поддаваясь одной только интуиции, ни капли не рассчитывая на рациональный мозг — судорожно сгребает му цина в кривые объятия. тело в его руках замирает каменным изваянием и, кажется, даже не дышит, но фэн синю плевать. — тише, — он тоже шепчет, тоже с трудом вдыхает воздух и, кажется, тоже сейчас расплачется, потому что это больно. — тише, му цин, замолчи, просто замолчи, — фэн синь не знает, откуда в его голосе берётся нежность, но он действительно нежный сейчас. словно ему жизненно важно успокоить му цина. словно в нём тоже прорывается дамба. — я знаю, он тоже мне снится. я.. блять, я так жалею, что ушёл тогда. и что дал уйти тебе. я просто не мог, тогда я.. — он путается в словах, дрожит и не знает, куда себя деть. это так страшно — оказаться с раскрытой нараспашку душой и позволить кому-то увидеть то, что он так долго прятал. — прости меня. му цин, прости меня, я не.. фэн синь не успевает дороговорить — проворные тонкие руки му цина обхватывают его плечи и тянут на себя. наньян даже не может выставить опорной руки — сразу обрушивается на чужое телом всем весом собственного. это должно быть тяжело, но му цин под ним вдруг издаёт звук, словно наконец-то смог нормально вдохнуть. впервые с начала их странной ночи откровений. придавленный фэн синем к каменному полу му цин заземляется и приходит в себя. поэтому в его руках появляется сила, и поэтому попытка фэн синя встать заканчивается, даже не начавшись — его держат так крепко, что почти больно. — не рыпайся, — быстро шепчет му цин, и в его голосе нет даже намёка на привычную злобу — он просит. фэн синь покорно замирает. чужие волосы щекочут ему подбородок и щёку, но он не жалуется — у му цина они всегда были до опиздения мягкими. мужчина под ним чуть ёрзает, устраиваясь удобнее, и вдруг прячется лицом в стыке чужой шеи и плеча. фэн синь не реагирует скорее интуитивно и непомерной силой воли заставляет себя не дёрнуться от опалившего кожу дыхания. проходит около десяти секунд, прежде чем фэн синь понимает, что происходит. — ты чего делаешь? — чуть сурово, но больше мягко и недоумённо спрашивает наньян. му цин под ним вновь зажимается и какое-то время не подаёт признаков жизни, но потом нерешительно шепчет что-то, что фэн синь даже со своим первоклассным слухом не различает. до того, как генерал над ним заново взбесится, му цин поясняет чуть громче. — твой одеколон. фэн синь в который раз за день (ночь) встаёт в ступор. так скоро привычка выработается. от осознания, что му цин только что его нюхал, становится как-то не по себе. ещё больше не по себе становится от осознания, что первое «не по себе» вовсе не имеет негативной окраски в его мозгу. фэн синь скоро в собственных размышлениях запутается так, что ненароком придушится какой-нибудь достаточно гибкой мыслью. в воздухе виснет ощущение незаконченности, словно фэн синь обязательно должен что-то ответить на чужое признание, но в голове у него полный сумбур, поэтому и на языке, когда он открывает рот, предложения формируются из рук вон плохо. — одеколон.. да, он.. кхм.. он со времён сяньлэ, я.. ну, я сохранил.. немного, но.. — генерал наньян, покровитель юго-восточных земель, безбожно краснеет непонятно отчего и затыкается на полуслове, чувствуя себя мелким оборванцем, которого поймали за кражей. он лучше умрёт прямо здесь и сейчас, чем продолжит эти несчастные блеяния. — я знаю, — вдруг отвечает му цин (фэн синю чудится улыбка в его голосе, но это невозможно — вселенная бы схлопнулась, если бы му цин ему улыбнулся) и (грёбаный боже, даром, что это я сам, какого чёрта) без стеснения, в открытую тычется носом ему в шею, вдыхая запах ещё раз. фэн синь опять не успевает сформулировать максимально культурный посыл му цина куда-нибудь нахуй, как он вдруг продолжает. — я сам их выбирал. это были духи его высочества. мелкий оборванец, пойманный на краже. у фэн синя болезненно горят уши и пылает лицо. он стискивает покрепче зубы и уже готовится получать насмешки и язвительные комментарии (к сожалению, полностью заслуженные), но му цин явно решил сегодня в ноль разбить свой привычный образ в чужих глазах. — когда ты их скупил? — он спрашивает.. с интересом? настоящим интересом? какого хера вообще происходит? — через несколько лет после вознесения.. — фэн синь от недоумения отвечает автоматической правдой, и му цин под ним усмехается — с лёгкой натяжкой, но не из-за сучьего характера, а из-за того, что фэн синь (тот ещё тяжёлый кабан, между прочим) всё ещё лежит на нём всем своим немаленьким весом. если бы они соревновались, кто этой ночью сделает больше неадекватных поступков — му цин бы явно победил. наверное. как только фэн синь чуть сдвигается, чтобы попросту перенести часть веса на руки, чужие пальцы вцепляются в его одежду так, что чуть не рвут, а шёпот, неконтролируемо вылетевший из му циновского горла, едва ли принадлежит самому му цину. — не уходи, — жалобная, очень жалобная просьба. фэн синь не устаёт поражаться — му цин никогда и никого не умолял. — тише, здесь я, — шикает на него наньян, на секунду неосознанно прижавшись щекой к чужой макушке — поза у них всё-таки пиздецки неудобная, но при этом выгодная — ни один не может разглядеть лица другого (будто им это нужно, ага). му цин, видимо поняв, что опять натворил что-то ему абсолютно несвойственное, быстро разжимает пальцы, но руки далеко не убирает — просто позволяет фэн синю выставить локоть сбоку от его головы и скинуть часть веса туда. дышать действительно становится легче, и му цин в буквальном смысле прокусывает себе язык, чтобы с губ не сорвалось короткое предательское «спасибо». вместо этого он красноречиво меняет тему, показательно демонстрируя, что не собирается пояснять своё поведение никоим образом. — значит, ты скупил всё? — фэн синь, только пришедший в относительную норму, вновь заливается краской. — всё, что смог найти, — почти шёпотом отвечает он, не зная, куда деться. — вот почему я так и не нашёл ни одного флакона, сколько не искал, — вдруг спокойно отвечает му цин, и фэн синя уже привычно стопорит осознание. — ты тоже?.. — а ты думал, что его не хватало только тебе? — сразу отбивает непрозвучавший вопрос сюаньчжень и сам слегка краснеет ушами. изнутри грудной клетки опять давит — сильно, неприятно, предательски. му цин физически чувствует, как вновь зарастает коркой непробиваемой защиты, чтобы никто не смог коснуться того, что он всеми правдами и неправдами (зачастую вторым) оберегает внутри себя. он и так наговорил и натворил слишком много за последний час. если бы только фэн синя можно было так просто заткнуть. — почему ты не говорил мне об этом? — через несколько секунд молчания спрашивает наньян. му цин даже не пытается разобрать его интонацию — она странная, непривычная, опасная. от неё веет сожалением. от неё хочется скрыться под панцирем и никогда больше не вылезать на свет. — будто ты бы стал слушать, — с горькой усмешкой парирует мужчина. — почему ты не говорил мне об этом, му цин? — он давит. совсем немного, самую малость, ласковой просьбой, но в нужное место. защита му цина рассыпается ледяной стружкой, так и не оформившись до конца. — я боялся потерять и тебя тоже, — он рявкает, грубо, иначе не может. иначе вновь расплачется. — наши драки и перебранки — безопасная территория. пока я могу тебя бесить и выводить на эмоции вне зависимости от места и времени, ты не сможешь просто исчезнуть. под конец фразы му цин давится воздухом и словами и затихает, явно опять прикусив язык. слишком много откровений для одной ночи. фэн синь вдруг решает, что им уже нечего терять, поэтому без раздумий говорит: — как я могу исчезнуть, если ты — последнее, что у меня осталось? — только когда проходит несколько секунд гробового молчания, фэн синь наконец-то полностью понимает, что ляпнул. «от прошлой жизни», в конце должно было быть «от прошлой жизни», му цин себе хер знает что сейчас надумает, блядство. — это не.. — почему мы так ведём себя друг с другом? — вдруг спрашивает му цин. вопрос кажется риторическим и спокойным, но фэн синь слишком хорошо научился видеть в чужих словах скрытую горечь. му цин продолжает так, словно просто раздумывает вслух и совершенно не ждёт какого-нибудь ответа. — неужели мы действительно не умеем никак по-другому? фэн синь молчит, лихорадочно обдумывая, что сказать, но в голове такой сумбур, что он не придумывает ничего лучше идиотской шутки: — ну бля, хочешь, я тебя поцелую? — попытка разрядить атмосферу.. похоже, проваливается. му цин под ним удивлённо каменеет (ну хоть не бьёт сразу, уже неплохо). фэн синь уже размышляет, как ему даже больной ногой отобьют яйца, и пытается выдумать какое-то оправдание, как му цин вдруг открывает рот: — хочу. — чего? — фэн синю кажется, что он ослышался, но слух подводил его слишком редко, чтобы он имел право надеяться на такой исход. — целуй, говорю. я жду, — у му цина в голосе — абсолютное, отчего-то тёплое спокойствие. фэн синь понимает, что над ним подшучивают, только когда слышит плохо запрятанную на последнем слове усмешку. — не, хуйня идея, давай лучше подерёмся ещё раз, — сразу расслабившись парирует наньян, по неясной причине мгновенно успокаиваясь. му цин вдруг смеётся. сердце фэн синя пропускает удар. это какая-то окончательная степень абсурда, глубже им падать уже некуда. му цин под ним чуть копошится, меняет положение, внезапно оказываясь лицом к лицу. фэн синя в который раз за ночь коротит (действительно привычка, похоже), когда он видит покрасневшие от долгих слёз глаза и восьмое чудо света — му циновскую улыбку. искреннюю. даже не усмешку. фэн синь не уверен, что видел её хоть когда-то. му цин не даёт ему времени осознать, что именно фэн синь чувствует на этот счёт. му цин отпускает край его одежд, перекладывает ладони на острые скулы и негромко шепчет, продолжая улыбаться: — можешь ударить меня потом. му цин целует его. у фэн синя рушится картина мира и небо с поднебесной меняются местами в восприятии. му цин не делает ничего, просто прижимается своими губами к чужим. не движется, не лезет глубже, просто замирает и будто ждёт чего-то. судя по скрытому напряжению в руках — ждёт удара. и фэн синь бьёт. так, что у му цина одним махом вылетает весь воздух из лёгких и из горла рвётся громкий стон. правда, ни капли не болезненный, скорее удивлённый, может даже поражённый. му цин жмурится до боли и цветных кругов перед глазами, но покорно приоткрывает рот, когда фэн синь резко углубляет поцелуй. это дико. му цин вцепляется пальцами в чужие плечи и резко гнётся в спине, когда ладонь фэн синя ложится на тонкую талию. рана внезапно напоминает о себе — от неосторожных движений ногу разрывает острой болью. му цин от неожиданности не сдерживает вскрика и фэн синь сразу с силой давит ему на живот, чтобы не дёргался. — прости, — быстро шепчет наньян в чужие губы, и судорожный выдох му цина застревает в очередном поцелуе. фэн синь не понимает, что они творят, но чувствует какое-то ненормальное удовольствие, когда понимает, что му цин совершенно не умеет целоваться. мысль о том, что он первый, жестоко разрывает что-то внутри грудной клетки, выпуская наружу спрессованные чувства. фэн синь не осознаёт момента, когда по спине катятся мурашки, а из собственного горла рвётся какой-то поражённый, жалобный стон. му цин тоже мало что понимает, но много что чувствует. единственная мысль, которая посещает его, когда фэн синь вновь углубляет поцелуй — теперь он точно его не потеряет. в конце концов, они одни во всём гребаном мире могут понять друг друга.