После битвы

— Ниндзя? Пробуждение не было ни мягким, ни постепенным. Мужчина вырвался из забытья с резким вздохом, все его чувства неистово бдили, пока он слепо пытался найти предполагаемую опасность во внезапном осознании. Но когда он попробовал пошевелиться, его выдало собственное тело: слишком слабое и изнурённое, чтобы даже сесть. Сил хватило только на то, чтобы чуть-чуть приподняться и разлепить веки, но ему пришлось сразу же вернуться в прежнее положение, поскольку острая головная боль и волна тошноты поразили его. — Полегче, Ниндзя. Всё в порядке! — тот же шёпот, что разбудил его, теперь пытался его успокоить. Знакомые широкие ладони слегка коснулись его лица, и миг спустя холодная ткань накрыла его крепко зажмуренные глаза, принося момент облегчения и немного смягчая боль. Несколько успокоенный присутствием друга, он насилу подавил свои инстинкты (которые глухо кричали ему без умолку: «Опасность! Опасность!», но опасности не было — она давно минула) и попытался усмирить бешено колотящееся сердце. Он ничего не говорил, только глубоко дышал сквозь тошноту и боль, сосредоточившись на этой простой задаче. Он чувствовал, как с каждым глубоким и дрожащим выдохом ускользает его напряжение, а на его место возвращается осознанность, и вместе с тем ранее невыносимая боль во всём теле стала более терпимой. Со спокойствием в его всё ещё затуманенный разум, наконец, проникли и другие вещи. Знакомый и близкий сердцу дух его дома: дерева, глины, запах огня с тонким намёком на его заветный чай. Звуки присутствия другого человека в комнате: дыхание и бормотание себе под нос. Нежный шорох ткани, щелчок керамики и журчание воды. Аромат чая стал сильнее, когда собеседник снова повернулся к нему. — Позже ты будешь меня бранить, но я почти уверен, что именно факт использования твоего неприкосновенного чая заставил тебя наконец-то очнуться. — почти ехидно прокомментировал голос, тогда как руки убрали ткань и бережно обтёрли его лицо и шею. Он прикусил всяческие ответные реплики, вертевшиеся у него на языке, поскольку в этот момент руки обхватили его, чтобы сдвинуть. Тщательно и осторожно его приподняли и перевели в наклонное положение, что принесло новую волну боли от увечий, но зато облегчило тошноту. Хоть она и не исчезла полностью, освежающая холодная ткань и новая поза позволили ему лучше контролировать её — теперь он глубоко вдыхал и выдыхал. Несмотря на дразнящий запах чая, в прижатой к его губам чашке оказалась обычная вода. Он испытывал блаженное облегчение в пересохшем горле, пока жадно пил её. Когда его жажда была утолена, а желудок почувствовал приятную прохладу и насыщение, он нашёл в себе силы заговорить. — Деревня? — его голос был почти каркающим, и, несмотря на воду, горло болело от усилия. — Всё в порядке. — в этих словах не было лукавства, что дало ему возможность расслабиться. — После вашей битвы не произошло ничего примечательного. Я думаю, она спугнула возможных нарушителей спокойствия на какое-то время. — голос выдержал паузу. — Она была… довольно разрушительной. Даже я ощущал колебания энергии на протяжении всего пути в деревню. Он обеспокоенно хмыкнул в ответ, на что друг поспешил его заверить: — Нет, это ничего не нарушило. Но… сам воздух был полон напряжения. Когда я добрался до места битвы, я на миг испугался, что не смогу тебя отыскать. Ладонь легла на его плечо, мягко сжимая, внемля его травмам. — А когда нашёл, то боялся, что могу потерять тебя, ибо ты представлял собой настоящее зрелище! — голос усмехнулся, неуверенный и лишённый юмора. — Я давно не видел тебя в подобном состоянии после боя, Ниндзя. — Я давно не сражался с кем-то, кто мог бы довести меня до такого состояния. — прохрипел он в ответ, и его мысли невольно вернулись к битве, к моментам мимолётного ужаса и стальной решимости, приковавшим их к себе. — Но не переживай, мой друг, я победил и я жив. — И впрямь жив. — проворчал собеседник. — Ты потерял столько крови, пролежал трое суток без чувств и при смерти! Ты жив только благодаря моим неустанным усилиям и этой маске, проклятой чудесной штуке. Мне пришлось снять её с тебя, хотя я уверен, что она была единственной вещью, в каком-то смысле удерживавшей тебя на этом свете. При упоминании маски пульс тепла прошёл вверх по его левой руке, где, как он чувствовал, запястье было перевязано более плотной материей. Ему не нужно было видеть, чтобы понять, что поверх бинтов была надёжно переплетена знакомая чёрно-красная ткань. Его друг всё ещё ворчал: — «Победил», говоришь. Когда я нашёл тебя, это едва ли было похоже на то, что ты победил. И кого? С кем ты сражался, Ниндзя? Действительно, с кем? Как охарактеризовать этого… воина или тёмного мага, который напал на него из засады во время его дозора и противостоял ему, вызывающе и пренебрежительно насмехаясь над его долгом и заключив такое смелое пари? Его головная боль усиливалась, когда он даже думал об этом. Почувствовав его нежелание говорить, его друг вздохнул: — Ладно. Думаю, не имеет значения, расскажешь ты об этом сейчас или позже. Раз ты победил, я полагаю, то разобрался с кем бы то ни было. Он благодарно промычал в знак согласия, снова чувствуя усталость. Теперь, когда его тело не было в состоянии повышенной боевой готовности, боль от ран и немного полный желудок тянули его обратно в объятия забвения. Он уже засыпал, когда Буль-Буль слегка похлопал его по плечу. — Отдыхай, Ниндзя. Следующие два дня его сознание то и дело возвращалось и снова ускользало, а Буль-Буль всё это время покорно выхаживал его. На третий день, когда он, наконец, смог бодрствовать большую часть дня, он постепенно пробовал двигаться: садился и проверял диапазон своих движений, преодолевая натяжение заживающих рубцов и синяков. Он был рад, что не имел серьёзных переломов, а все полученные им залечивались с помощью костюма ниндзя. Самым худшим оставались только боль в рёбрах и синяки, усеивавшие всё его тело, но это было не так изнурительно, как могло бы быть. В конце концов, он всё ещё цел. Буль-Буль возражал, говоря, что он пытается торопить события, однако он был решительно настроен не оставаться в постели слишком долго. Поэтому на четвёртый день он попытался встать и кое-как пройтись по комнате. Это заняло больше времени, чем он надеялся, и к концу он уже задыхался и дрожал от усилий, но вернулся в постель своим ходом, весьма неизящно рухнув на неё. — Тц, ты, наверное, что-то потянул. — его друг суетился над ним, проверяя бинты на наличие крови и хмурясь. — Для меня остаётся загадкой, почему ты отказываешься вновь использовать свою исцеляющую магию. — Я же говорил: злоупотребление искусством исцеления подорвало бы естественную способность организма к восстановлению… — …что со временем повлияло бы на тебя физически и всё такое, поэтому лучше позволить ему исцелиться медленным естественным путём, если ты не в бою — да, я помню. — Буль-Буль закатил глаза, прекрасно разбираясь в тех аргументах, которые звучали всякий раз, когда Ниндзя был ранен. — Это не заставляет меня волноваться меньше. Он и так знал. Это было ясно по каждой новой тревожной морщинке на лице его друга. И как бы ему ни хотелось успокоить Буль-Буля, ни один из них не мог перестать быть самим собой, так что, в конце концов, сказать было нечего. Но он мог сказать кое-что об измученном виде этого мужчины. — Друг мой, я думаю, тебе следует вернуться к остальным сегодня. Побудь со своей семьёй, выспись на своей постели. Буль-Буль выглядел сражённым его предложением, но тут же возмутился в знак протеста. — Но как я могу оставить тебя одного, пока ты ещё восстанавливаешься?! — Легко. — парировал он. — Я в здравом уме и бодрствую. Я могу вставать и ходить. Ничего со мной не случится за одну ночь. — он поднял руку, дабы предотвратить любые доводы, которые могли возникнуть у собеседника. — Ты проделал замечательную работу, сохранив мне жизнь, мой друг. Но ты также очевидно загнал себя в тупик. Мужчина действительно выглядел довольно грубо: под глазами у него залегли тёмные круги из-за всех ночей, которые он провёл без сна, заботясь о Ниндзя. Лицо его было небритое, а волосы напоминали жирное и спутанное птичье гнездо. Он уже давно сбросил свою дорогую мантию и остался лишь в простых одеждах, всё ещё пропитанных старой кровью Ниндзя в случайных местах. Буль-Буль выглядел как усталый беспорядок. Его лицо смягчилось после привычной суровости. — Пожалуйста, друг мой, ступай домой. Побереги себя. Мгновение Буль-Буль колебался, но после паузы он вздохнул: — Ох, ладно, только не смотри на меня так. Я уйду, но лишь на одну ночь! И вернусь завтра утром… — В полдень. — …Хорошо, да, завтра днём! Я проверю, как дела в деревне и совете, и принесу твёрдой пищи. Признаюсь, бульон и чай мне порядком осточертели… — проворчал мужчина. — Но! При одном условии: ты не встанешь с этой кровати, Ниндзя. Тебе нужен отдых, никаких безрассудных физических нагрузок. Он не мог не рассмеяться, его тело всё ещё дрожало после попытки ходить. — Обещаю, я останусь в постели до твоего завтрашнего прибытия. — Хорошо. Но даже несмотря на это соглашение, Буль-Буль провёл остаток дня, суетясь и готовя место на случай, если «ему что-нибудь понадобится». Наконец, когда сумерки сгустились за окном, мужчина зажёг свечи и поставил воду для вечернего чая на огонь, прежде чем собрать вещи. У выхода он задержался, внимательно рассматривая Ниндзя. — Ступай. — твёрдо произнёс он. — Передай от меня привет Хоуве-чан. — Не забудь своё обещание, Ниндзя. — напомнил наконец Буль-Буль, выскальзывая из дверного проёма. — И ради моей дочери тебе лучше быть завтра живым! — это были его прощальные слова, после которых его друг плотно закрыл дверь. Когда удаляющиеся в направлении деревни шаги стихли, Ниндзя позволил себе опуститься обратно на кровать. Вслух он никогда бы не признался Буль-Булю об этом, но с каждым годом он всё больше и больше жаждал одиночества. Находиться в присутствии кого-либо (даже его доверенного оруженосца и старого доброго друга) часами напролёт было… утомительно. (Это слишком напоминало ему о его клане и временах, когда он рос вместе с братьями и сёстрами.) Не помогло и то, что Буль-Буль всё же не удержался от любопытства по поводу загадочного воина, с которым сражался Ниндзя. Несмотря на то, что в первый раз мужчина не спрашивал напрямую, но продолжал всячески задаваться этим вопросом, что причиняло Ниндзя определённый дискомфорт, и бросать на него многозначительные взгляды. И он не понимал, почему не мог подобрать слов, чтобы рассказать об этом своему другу. Но каждый раз, когда он думал об этом… Чернокнижнике, его брови хмурились, а зубы почти бессознательно сжимались. Слова воина продолжали звучать у него в голове, и он до сих пор вспоминал эти золотые глаза рептилии, отражавшиеся в его собственных, когда мужчина говорил о бессмертии и… и рабстве, как будто для него было честью примкнуть к его проклятой армии. Мысль об этом привела его в гнев. От этого снова заболела голова. Он не знал, сколько он так пролежал, размышляя о своих воспоминаниях, когда его отвлёк звук кипящей воды. Вздохнув, он сел и принялся бережно заваривать чай, надеясь, что он успокоит его и смягчит его головную боль. Когда он налил кипяток в чайник, сладкий аромат замоченных листьев наполнил комнату, выдворяя воспоминания о крови и пыли, а также зловонии тёмной магии. Снаружи в опустившихся на землю сумерках постепенно пробуждалась ночная жизнь, пока он возвращался в постель. Невдалеке пел хор сверчков. В лесной гуще раздавалось уханье совы. Были слышны даже отдалённые и слабые звуки его деревни. Он откинулся с чашкой в руках и закрыл глаза, наслаждаясь полным жизни шумом и запахом чая, чувствуя, как к нему возвращается умиротворение от этих простых радостей. Жаль, длилось это недолго. Он не мог определиться, что насторожило его первым: оглушительное безмолвие природы или вспомнившийся ему запах магии, который внезапно стал очень реальным. Его глаза поспешно раскрылись, чтобы столкнуться с золотым взором незваного гостя. — Приношу извинения за то, что прервал твоё чаепитие. Он сидел боком на оконной раме, небрежно взобравшись на неё, и был облачён в те же доспехи, которые, Ниндзя был уверен, что уничтожил ранее. На бледном и узком лице воина появилась ухмылка, ведающее самодовольное выражение, как будто он застал его врасплох. — Я пришёл навестить тебя, как только узнал, что ты встал на ноги. — продолжил мужчина, голос его звучал дружелюбно, словно он был соседом, просто проходившим мимо, чтобы узнать о его здоровье. — Приятно видеть тебя в добром здравии так скоро. Он едва расслышал слова мужчины из-за первичного и холодного приступа шока, пробежавшего по его венам и вдоль позвоночника. От него звенело в ушах, а периферию зрения заволокло серой дымкой. Внизу живота образовалась зияющая пропасть, и из лёгких выбило весь воздух, отчего грудь сдавило. Но, несмотря на это, его разум остался на плаву, как поверхность океана, затаившего в глубине все эти бурные эмоции и потоки мыслей, пока он оценивал происходящее: вторжение в его дом и досадную уязвимость своего собственного положения. Он всё ещё восстанавливаются после битвы, и травмы ограничивали его передвижение. Босой, из одежды на нём были только простые штаны и повязки, он сидел на полу и смотрел на незванного гостя. С его бесплодным, неприкрытым лицом. Каким-то образом это осознание пришло к нему запоздалой мыслью. В его голове вспыхнуло воспоминание о битве. Когти цеплялись за ткань вокруг его горла и лица, с силой оттягивая и разрывая волокна, и внезапно он почувствовал беспрепятственный жар огня. Это длилось всего мгновение, но по ощущениям прошла целая вечность, когда он и его противник наконец отдалились друг от друга, в то время как магия маски вновь сплела её воедино спустя несколько ударов сердца. Понимание того, что эти глаза горят так же жарко, как огонь на его частично обнажённом лице, вызывало в него тошноту с тем же успехом, что и ощущение крови от следов когтей, припитавшей ткань маски. На какой-то безумный миг он решил, что воину удалось найти его лишь по единственному взгляду на его лицо во время битвы. Но нет, это не имело никакого смысла. Пусть противник и запомнил его в то краткое мгновение, но Ниндзя ни разу не выходил на улицу во время выздоровления. Более вероятно, что это была работа одного из проклятых слуг, которых он мельком видел во время битвы. Они могли не отступить вместе с хозяином и заметить Буль-Буля, пришедшего за Ниндзя на поле боя, а после проследить за ним до самого его дома. Значит, Чернокнижник не только узнал, где он проживает, но и приказал слугам шпионить за ним и проникнуть на его территорию (невзирая на многочисленные ловушки, окружающие его дом), чтобы быть готовым к тому, что Ниндзя очнётся и останется один. Его руки крепко вцепились в чашку. Он бы швырнул её в лицо этому человеку, если бы был менее дисциплинирован и собран. Но бездумно было противодействовать врагу в таком тесном помещении, будучи в невыгодном положении. (Тем не менее, ничто не помешало ему в красках представить это и многое другое.) Так что, как бы то ни было, он отбросил своё волнение и гнев, сжал чашку в руках и просто уставился на мага. Несмотря на спонтанные эмоции, его рациональное мышление и инстинкты продолжали находить несоответствия и другие детали в этом изобличении, вызывая у Ниндзя больше вопросов, чем ответов на тот момент. Было что-то… иное во внешности этого мужчины. Он не то что даже не выглядел так, будто участвовал в проигранной битве, — скорее почти так же, как тогда, когда Ниндзя впервые встретил его. Да и ощущение тёмной магии в ауре Чернокнижника теперь было в разы сильнее… Впрочем, мужчина не дал ему времени на дальнейшие размышления, поскольку продолжил говорить: — Должен признать, когда я узнал о твоей деревне, то не ожидал ничего особенного. Разношёрстная группа чужестранцев, остепенившаяся на таких необычных и враждебных землях. Но вот что удивительно… — мужчина высунул голову из окна, мимолётно оглянувшись в сторону деревни, а затем снова неотрывно посмотрел на него. — Вы построили здесь… столь чудное местечко. Воин провёл кончиками пальцев в перчатках по деревянной раме оконных ставен, заставив Ниндзя дёрнуться при воспоминании о том, как те же самые пальцы превратились в ужасные острые когти, безжалостно пронзившие его плоть. Ухмылка Чернокнижника стала чуть шире, как будто маг точно знал, о чём он думает. — Я особенно восхищён архитектурой. — продолжил он, постукивая пальцами по дереву, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Такая… знакомая и незатейливая элегантность — и так далеко от родины. Должно быть, у вас были замечательные плотники и архитекторы, которые сделали всю эту работу. Одна из рук мужчины в задумчивости пригладила подбородок. — И всё же мне интересно, почему ты, их защитник, живёшь в таком… простом жилище и так далеко на окраине. — воин склонил голову, критически оценивая скромный дом Ниндзя. — Даже твой отважный сквайр живёт в гораздо более роскошном доме со всеми человеческими удобствами, которые только можно себе предоставить. Гнев Ниндзя неуклонно рос, пока Чернокнижник так откровенно отзывался о его доме; отводя стылый шок и удивление на второй план и яростно обжигая при мысли, что этот человек имеет такой доступ к деревне и её жителям. Как только воин упомянул Буль-Буля, в его сдержанности что-то надломилось, и маска, реагируя на обострение эмоций, с силой запульсировала. Это проявилась лишь в еле заметном малиновом свечении, но не настолько слабом, чтобы незваный гость его не заметил. Хотя Чернокнижник никак не отреагировал на увиденное, в его глазах появился новый блеск. Медленно вздохнув, Ниндзя обратился ко всей своей дисциплине, чтобы вернуть себе стремительно ускользающий контроль и не сделать чего-нибудь опрометчивого и безрассудного. — Мне не нужно много для комфортной жизни. — заявил он ледяным тоном. Маг проигнорировал угрозу в его голосе и ещё раз скептично осмотрел практически пустую комнату; в ней был только очаг, небольшой низкий столик, несколько ковриков и обычная постель, на которой сидел Ниндзя. Прежде чем воин продолжил разглагольствовать на пустом месте, он снова заговорил. — Что ты здесь забыл? — вырвалось у него, холод неумолимо звенел в его голосе. — Я выиграл твоё пари, почему ты не вернулся туда, откуда пришёл? У его удивлению, собеседник отбросил прежний бессмысленный фарс. Насмешливая улыбка воина растаяла, когда он уставился на Ниндзя, золотые глаза поблёскивали в свете свечей и выглядели почти изучающими — как у хищника, гипнотизирующего добычу своим взглядом. — Да. Ты победил. — странным тоном признал воин, словно ему было чуждо произносить такие слова. — Это была прекрасная победа. И ещё более прекрасная битва. — он немного склонил голову набок, его глаза не моргали. — У меня давно не было такого волнующего боя. Что-то похожее на жадность промелькнуло в выражении лица мужчины; явилось и тут же потухло, заставив Ниндзя задаваться вопросом, показалось ли ему или нет. На его лице осталось только мрачное веселье, когда он отшатнулся от пристального взгляда и скрестил руки на груди. — Но по условиям нашего пари я обещал только то, что в случае твоей победы ты не присоединишься ко мне. — мужчина снова ухмыльнулся. — О моём уходе речи не шло. Если бы Ниндзя сейчас пил, то непременно подавился бы чаем, но он и без того почти не смел дышать от недоверия, царапавшего ему горло. — Напротив, я искал место, где можно было бы обустроить временное… пристанище, пока я путешествую по этому континенту. — непринуждённо продолжил маг. — И, как я уже говорил, это место превзошло мои, хоть и заниженные, ожидания от него. Так что я подумывал остаться здесь. Его улыбка растянулась неестественно широко, клыки блестели на свету, слишком напоминая челюсть другой его формы. — И кто знает, может быть, когда мы узнаем друг друга получше, как это делают добропорядочные соседи, я заставлю тебя пересмотреть своё отношение. Этот монстр в облике человека рассмеялся. — И, возможно, мы заключим ещё одно пари, Ниндзя. Пламя свечи замерцало, и внезапно Ниндзя снова остался один в комнате. Лишь затихающий смешок в свисте ветра за покачивающимися ставнями указывал на то, что Чейз Янг посетил его дом. Мгновение Ниндзя смотрел в пустое окно. Его разум был чист до тех пор, пока он не заметил нечто, что приковало его взор к столу. Его чайник с чаем, приготовленным из его драгоценных и истощающихся запасов листьев, пропал. Чашка наконец треснула в его неумолимой хватке, пролив горячий чай ему на колени. Чейз едва мог удержаться от смеха, наливая немного приобретенного чая в чашку (также временно позаимствованную) и жадно вдыхая сладкий аромат. Он давно не пил хорошего чая, напоминавшего ему о землях за океаном. Тот факт, что он принадлежал Ниндзя, был лишь маленькой отрадой в дополнение к его неожиданному выигрышу. Один из его воинов, чёрная пантера, материализовался на бесшумных лапах из тени и побрёл рядом с ним. Воин осторожно передал ему чайник, чтобы тот балансировал у него на голове, и они вдвоём скрылись под покровом деревьев. Движение заставило его грудь сжаться, но Чейз сдержал спонтанное желание поморщиться. Вместо этого он положил неустойчивую руку на загривок пантеры и позволил иллюзии своей брони исчезнуть, оставив его в удобном комплекте из простой тёмно-синей рубашки и брюк, скрывающих всё ещё заживающие раны на его теле. Было утомительно так рано использовать магию (по своей сути мелочную и легкомысленную), но это явно стоило того, просто чтобы увидеть выражение лица Ниндзя, когда он узрел его практически невредимым, как впервые. Хотя Хейлинский Принц и мог признать свой проигрыш, но точно не мог показать, насколько затяжной урон этому человеку удалось нанести бессмертному. Простое воспоминание о том моменте, когда он осознал, что нападения этого человека могут причинить ему такой серьёзный вред, вызвало дрожь многовекового возбуждения по его спине. Нечасто ему приходилось сталкиваться с таким опасным противником, который достаточно хорошо разбирался как в боевых искусствах, так и в магии, чтобы представлять угрозу; он почти забыл, каково это — вести такой рукопашный бой. Почти забыл, что значит терять. Поражение в бою его, конечно, не радовало, но оно меркло по сравнению с тем волнением, которое он испытывал от столкновения с таким бойцом, как Ниндзя. Для Чейза было практически чистой удачей наткнуться на путешественников и узнать от них историю о том, как много лет назад группа чужеземцев во главе с человеком, одетым в чёрное и красное, поселилась во враждебном ущелье неподалёку — и всё ради поисков некоего демона хаоса. Поначалу его заинтриговал сам демон, но ещё больше его захватила история о поражении, которое этот демон потерпел от человека в красном и чёрном. До этого он подумывал о путешествии дальше на юг, но сорвал планы в надежде в худшем случае на лёгкое развлечение, а в лучшем — на хороший бой и возможного новобранца в свою армию. Он не ожидал Ниндзя. Столь грозного воина и интригующего противника. И очень противоречивого человека. После их боя, когда он проснулся в своей исцеляющей медитации, он немедля приказал слугам наблюдать за деревней и её защитником и узнать о них как можно больше, невзирая на странное и тревожное воздействие, которое эта территория, видимо, оказывала на магию Хейлина (это был еще один загадочный аспект этого места, достойный изучения). Первое впечатление, которое это место когда-то на него произвело, вызывало у него некоторое лёгкое любопытство, и он по большей части считал это несущественным для запланированного противостояния, но после… его взаимодействия с Ниндзя во время их боя пробудило в нём желание узнать больше. Он хотел понять, какие переживания привели этого человека сюда. Он хотел ведать все тайны о силах, которые тот скрывал. Он хотел сразиться с ним снова. Его слова о поселении неподалёку были сказаны полушутя, чтобы сбить с толку, но, возможно… он сам относился к ним гораздо серьёзнее, чем подозревал. Стоит ли тратить энергию и ресурсы на завоевание территории, в попытке убедить Ниндзя присоединиться к нему?.. Поднеся чашку ближе к лицу, он наслаждался запахом чая и мысленным образом забинтованного и растрепанного Ниндзя, сидящего на полу среди постельного белья. Глядя на него глазами, горящими, как огонь и сера, над гордым носом и острыми скулами, которые Чейз мгновенно уличил из-под маски. Кому-то требовалось немало времени, чтобы продолжать смотреть на него так после битвы. Что-то вроде предвкушения шевельнулось в его груди, и он сделал глоток чая, мрачно посмеиваясь. — Интересно, в самом деле крайне интересно. *** Omake (бонус): На следующий день Буль-Буль возвращается и обнаруживает чайник и одинокую чашку возле дома Ниндзя. Он входит в замешательстве, готовый задать вопрос, как они там оказались, но осекается (и почти впадает в ярость) при виде Ниндзя, отжимающегося со страшной злобой на лице, почти сбивая тело в кровь. Примечания к фанфику: Буль-Буль был лучшим бро на протяжении более чем полутора тысяч слов. Мы здесь уважаем Буль-Буля (несмотря на то, что я отчаянно избегал использование его имени в значительной части фика, чтобы не испортить серьёзную сцену). Ниндзя тоже пытается быть хорошим бро, несмотря на то, что он бедный и грустный антисоциальный ворчун. Буль-Буль: «если ты умрёшь, мы с дочерью будем очень тосковать. ; (» Ниндзя, отчаянно пытающийся не плакать при мыслях, что его лучший друг со своей семьёй волнуются за него: «я… обещаю не умереть.» Ниндзя буквально через несколько часов: *почти умирает от злости* Ниндзя, практически словивший приступ посттравматического стрессового расстройства при виде Чейза: «всё в порядке. я понял.» Чейз: «Ха, перепугался. >;)» Ниндзя, сидя на полу, растрёпанный, усталый и всё ещё выздоравливающий, смотрит на Чейза так, словно хочет ещё раз поджечь его. Чейз: «… мне это чересчур по нраву?» Чейз, когда увидел Ниндзя впервые после битвы: «желаю ли я его плотски или я просто огорчён поражением?» (и то, и другое) Чейз @чай: «Yoink. Теперь мой.» Оригинальная фраза Ниндзя была: «…он взял мой чёртов чай.»