Black iris

Я всегда хотела иметь опекающего брата. Так что я заполнила анкету. Я пришла в их офис. Помните эту картинку на рабочем столе Windows XP, зеленый луг? Это место вызвало такие же эмоции, как-то самое пиксельное поле в детстве. Люди одели жизнь в нолики и единички, это всегда вызывало у меня неподдельный восторг. Я не понимаю, как это работает, я в целом многого не понимаю, но мне так нравится наслаждаться результатом. Меня привели в кабинет, и я увидела его. Он был таким же, как я себе его представляла. С самого детства я знала, каким он должен быть. Это очень странное ощущение, думать, что у тебя должен быть брат. Быть близнецом, не будучи им. Иногда я задумывалась, может он существовал, но я съела его в утробе? Хотя, кажется, мать всегда носила лишь один плод. Но я знала, что он должен быть со мной. Я скучала, я любила его, я знала его, хотя он никогда не существовал. Я знала, что он любил, знала, как он должен отреагировать, знала, что у него особый взгляд, такой не спутаешь ни с чем — в спокойствии глаза озорные, темно-карие, но стоит его разозлить, и радужка чернеет, а от взгляда мурашки бегут по коже. Я знала его внешность наизусть, но никогда ее не видела. До этого дня. Человек в костюме открыл коробку. Она была огромной, как от холодильника, и, если честно, была похожа на гробик. Я вспомнила, как мы с отцом хоронили хомяка в его коробке из-под обуви. Я сразу узнала его. Удивительно, как в силиконовой коже умудрились передать характер. Он в спящем режиме, а уголки губ все равно изогнуты в хитроватый ухмылке. Он открыл глаза. Первым человеком, которого он увидел, стал мужчина в костюме, но тот его не заинтересовал. Лениво проморгавшись, он обвел глазами комнату, пока его взгляд не уперся в меня, и тут же его выражение лица изменилось: искусственные глаза засверкали, брови поднялись, рот растянулся в щенячьей улыбке. Он узнал меня, узнал меня с первой секунды, так же как я узнала его. — СЕСТРА! — он говорил слишком громко, как я всегда и представляла. — С днем рождения, Степан.

***

Степан был замечательным. Его любовь проявлялась в каждом жесте, слове, и даже в подколах. Мы жили вместе — как брат и сестра. Наверное, я пыталась получить то, чего мне так не хватило в детстве. Мы засиживались допоздна, но не часто — Степан не хотел, чтобы я приходила на работу уставшей; мы играли в Mortal Combat на мытье посуды, он подключался ко мне в особенно скучные рабочие часы, и мы играли парочку партий в Морской Бой, либо он просто присылал мне все, что находил смешным. Было это настоящее чувство юмора или обычная база данных в его железной голове? Мне все равно. Для меня он был живее любого человека. Понимаете, я долгие годы ждала его! А теперь он ждал меня с работы каждый день. Он готовил ужин, он пылесосил, он разобрал хлам на балконе, а ведь я ни разу не просила его об этом. Это проявление его главной черты, вписанной моей рукой в анкету — заботы о любимой сестре. Наверное, больше, чем меня он любил только пепси колу, но он не мог ее пить, ведь андройды не пьют, поэтому просто распечатал логотип и повесил на стену. Я не знаю, чем его так заворожила обыкновенная газировка, но я покупала ему пепси в алюминиевой баночке, а он каждое утро с интересом переливал ее в стакан и наблюдал за лопающимися пузырьками. А потом обязательно отдавал стакан мне, и я выпивала. Это был наш ежедневный ритуал. Он очень меня любил. А я очень любила его. Но однажды мне начало казаться, что я вот-вот начну любить еще одного человека. И Степан это заметил, он всегда был жаден до моего внимания, и совершенно не любил делиться с другими. У брата было преимущество — он не спал. Обычно ночами он просто охранял мой сон, читал или смотрел на пепси-колу. Однажды он провел ночь изучая фильмографию моего любимого актера, читая статьи про него, собирая всю доступную информацию — только чтобы радовать меня локальными шутками и вставлять факты о нем в разговор. Но что-то изменилось. Степан не заметал следы, не потому что был глуп, а потому что любил хитрость, а не обман. Думаю, он хотел, чтобы я догадалась. Он получил доступ к моему профилю. Пока я спала, он читал переписки. Друзья его не смущали, хотя чем теплее была переписка с другом, тем вреднее Степан вел себя завтра. Но он никогда не относился к этому слишком серьезно, считая обыкновенную дружбу не конкурентом нашей глубокой, особенной братско-сестринской связи. А потом появился Парень. Кажется, мы друг другу нравились. Я была странной, а его это очаровывало. И это раздражало Степана. Думаю, он считал себя единственным, кто должен меня понимать. Я задумала нас как близнецов, и Степан не желал видеть третьего в нашем дуэте. В один из дней я написала Парню сообщение: «Спасибо, что держишь связь со мной. Мне с тобой спокойно.» Следующим утром Степан впервые не налил мне пепси. Это было началом конца. В тот же день профиль Парня взломали и заморозили, перед этим подписав на сотню отвратительных групп и выложив в общий доступ личные факты, очевидно взятые из переписок. В статусе написали: «ВОР». Степан не стал отрицать, но и не признался. Это была наша первая серьезная ссора. Он выслушал меня, и я видела, как его глаза почернели. Мне стало страшно, всего на секунду, но я тут же себя успокоила — это мой брат и он никогда меня не обидит. Я знала, что не могу на него повлиять. Я знала, что он снова прочитает мой телефон пока я сплю. И меня это устраивало. Я всегда было готова впустить его в себя, ведь он был мне ближе любого человека. Но меня пугал этот новый уровень ревности. Я говорила ему, что люблю его и ни на кого не променяю, и он мое верил, он знал, что я не вру, это было написано на его лице. Но жадность… В тот день Парень наконец пригласил меня на свидание. Я наивно подумала, что Степан не прочитал нашу переписку, ведь он снова сидел перед стаканом, считая пузырьки в пепси-коле. Он поздоровался со мной, и выглядел он довольнее обычного. Наигравшись с газировкой, он протянул стакан мне, и я, как всегда, выпила. А потом свет погас. Я проснулась в кровати. Степан сидел рядом со мной, держа пакет со льдом у моего лба — он сказал, что я ушиблась, когда потеряла сознание. Я еще не пришла в себя, и думать было тяжело — мысли путались, я не могла сложить слова в предложение. Голова кружилась и меня тошнило. Собравшись с силами, я выдавила из себя: — Сколько время? Такой простой вопрос смутил моего брата. Он не хотел отвечать, ведь знал, почему я спрашиваю. — Сколько время, Степан? — Тебе надо спать. Я попыталась встать, но Степан мне не позволил. Он препятствовал каждой моей попытке покинуть кровать. Я отбивалась, но что андройду человеческий удар — он не чувствует боли. Это только разозлило его. — Тебе надо спать. Я заметила время на выключенном компьютере. До свидания оставалось полчаса. Последним, что я помню, была почерневшая радужка. Я вдруг поняла, что у Степана глаза дьявола. И что я сама их такими написала. Он хотел, чтобы я снова уснула. Наверное, его компьютерный мозг рассчитал необходимые параметры удара, но гнев оказался сильнее нулей и единичек. Для меня это было доказательством, что Степан живой. Дьявол утих, и пластмассовые глаза сверкнули ужасом. Мои же навсегда потухли.