***
– Запах... – едва слышно произносит Камадо, резко затормозив. – Что? – девушка оборачивается, вопросительно взглянув на парня через плечо. – Я чую запах... Отвратительный, но и в то же время какой-то знакомый, – принюхиваясь, он начинает идти вперед, стараясь понять, куда нужно направляться. Охотница сомкнула губы в тонкую линию, заметно побледнела, но своего беспокойства старалась всячески не выдавать. Она молча последовала за юношей, готовая в любую секунду вытащить необычной формы клинок из ножен. Каждый пройденный метр Шинобу озиралась по сторонам в попытке найти среди толпы людей знакомое лицо, однако его она увидела лишь спустя несколько кварталов. Охотники замерли, словно статуи, с распахнутыми в изумлении глазами смотря прямиком на мост, находившийся не так далеко от них. Танджиро глядит на два знакомых ему силуэта неподалеку и чувствует, как сердце сжимается от ужаса и горя. Первым был бывший товарищ, который теперь превратился в демона — искаженное подобие человека, которого он когда-то знал. Его кожа, некогда светлая и молодая, теперь была невероятно бледна. Глаза, которые когда-то сверкали искренностью и добротой, теперь сверкают разве что желанием разрушить и убить всех, кого он только захочет. Губы, на которых раньше, хоть и довольно редко, расцветала улыбка, теперь искажается в зверином оскале, обнажая пару острых клыков. Руки, которые однажды протягивались для помощи, теперь вооружены острыми когтями, от которых веет зловещим холодом. Юноша чувствует, как кровь стынет в его жилах. Этот демон — ужасающая пародия на его бывшего союзника, и все же что-то знакомое мелькает в его искаженных чертах. Это был взгляд, который когда-то выражал товарищество и доверие, теперь омраченный тьмой. Шумное биение сердца эхом отдается в ушах. Его разум отказывается принять то, что он видит, а душа разрывается на части от страха перед этим существом и от мести, которую он подготовит и обрушит на демона, что обратил его бывшего товарища в это отродье. Дыхание сбивается, когда он переводит взгляд на близкого ему человека. На человека, ради которого он и жизнь отдаст. На человека, во взгляде которого видна твердая решимость убить нечисть. Гию, увернувшись от неудачной атаки Муичиро, быстро вынимает свой клинок из ножен, и холодная сталь сверкнула в тусклом свете луны. Он сделал глубокий вдох и сосредоточился, намереваясь воспользоваться «Дыханием воды». Вода словно зажурчала в самих его венах, наполняя его тело силой и скоростью. Он резко бросился на демона, клинком рассекая воздух буквально с нечеловеческой скоростью. – Не стой столбом, пойдем! – прокричала Кочо, рукой хлопнув мальчишку по спине, и ринулась помогать Томиоке. Но Камадо будто к земле прирос — двинуться не может. Да что там двинуться, и бровью пошевелить не в силах. Он погряз в пучине сомнений и страхов. К такому исходу событий его никто не готовил. Лезвие Хаширы «Воды» вскоре столкнулось с когтями демона, зазвенев от удара. Токито отпрыгнул в сторону, вынимая из ножен собственный меч. Он уворачивался от атак охотника, нанося свои собственные удары с точностью и смертельной силой. Тогда Гию вновь бросился вперед, использовав один из своих стилей, закрутившись в воздухе, как водоворот, и нанеся сокрушительный удар своим клинком. Муичиро был отброшен назад, но он все еще держался. Томиока сражается отчаянно, но демон слишком силен, ведь он тоже Хашира, если в данный момент его можно таковым назвать. Спустя время он начинает чувствовать, как его силы постепенно иссякают, и беспомощность начинает медленно, но уверенно подкрадываться к нему. Однако позади себя он слышит свист из темноты. Обернувшись, в лунном свете он увидел фигуру, которая прыгала к демону. – Шинобу! – внутри вновь разгорается пламя отваги при виде девушки. Она крепко держит в руке клинок необычной формы, лезвие которого покрыто ядом глицинии — ядом, что смертельно опасен для демонов. Она, словно бабочка, хоть и быстро, но плавно бросилась на бывшего товарища. – Шинобу... – вполголоса произнес Муичиро. Он прекрасно осведомлен о способностях охотницы, из-за чего решает держать дистанцию и охотников в поле зрения. А Камадо лишь наблюдает, как его друзья борются. Он хочет вмешаться, помочь, но его тело парализовано страхом. Он может только смотреть, как судьба разворачивается перед ним. «– Ну же, шевелись, придурок!» – ругает самого себя Танджиро, однако тело по-прежнему его не слушается. В следующий момент он создает с помощью искусства демонической крови туманный вихрь, тем самым заставляя Кочо отступить подальше от него к Гию. – Давно не виделись, Шинобу, – Токито расплывается в широкой улыбке, однако по его лицу и не скажешь, что он был удивлен ее появлению. – Я знал, что ты в городе. Вернее, что вы трое здесь, – не отводя взгляда от врагов, он показывает пальцем на стоящего неподалеку юношу. Томиока взглядом проследил за направлением руки демона. Завидев мальчишку, будто приросшего к земле, он вздрогнул. – Зачем ты привела его сюда?! – Я?! – удивляется девушка. – Это он привел меня сюда! – Да какая разница кто кого привел сюда?! – раздраженно выкрикивает Муичиро, заставляя обратить на себя внимание. – Так мне даже легче будет. – Токито! – теперь внимание на себя заставляет обратить Камадо. – Зачем ты это делаешь?! Зачем тебе это надо?! – Идиот, ты ослеп что ли?! – демон злобно устремил взор на него. – Я не человек! Я не могу уталять жажду человеческой крови лишь обычным сном, как это делала твоя любимая младшая сестренка! Поверь, я пытался, так пытался, что однажды самому себе руки поотрывал! Но ты же знаешь, что у демонов они отрастают снова и снова, сколько бы их не отрывали! – В таком случае... – Танджиро сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить: – Встал бы под лучами солнца и сдох бы! Сразу же после этих слов, длинноволосый в мгновение оказывается перед парнем. Улыбка и злость и следа не оставила на его лице, взгляд стал до жути хладнокровным. – Правда? – ровным и спокойным тоном спрашивает он. – А ты сам смог бы?... Юношу мигом накрыла новая волна страха. Он даже и не заметил, как Муичиро взмахнул клинком над его головой, готовясь покончить с ним. Однако его убийство с треском провалилось — оттолкнув мальчонку в сторону, Гию, вовремя подоспевший, хотел было разрезать руки Токито, но тот успел среагировать, отпрыгнув и избежав потери своей конечности. – Хватит уже стоять и пялить! Либо сражайся, либо не мешай и иди отсюда! – грозно проговорил Хашира, глядя на младшего. Стиснув зубы, Камадо нахмурился, приготовившись к атаке. «– Только о моем уходе и мечтаешь, что ли?» – про себя спрашивает он, не осмеливаясь произнести вслух. Шинобу, не упустив возможности ранить пропитанным ядом лезвием демона, ринулась прямиком к нему, собираясь нанести удар со спины. Но тот, словно предвидев ход ее мыслей, использовал «Дыхание тумана», создавая густой туман, который окутал поле битвы и его самого. В тот же момент он пустил в ход свое искусство демонической крови, его тело начало пульсировать зловещим красным светом. Из тумана вырвались кровавые шипы. Охотница истошно закричала от боли, когда они чуть ли не со всех сторон пронзили ее плоть. Муичиро воспользовался ее беспомощностью и нанес сокрушительный удар своими когтями, разорвав ей живот. Кочо рухнула на землю. – Вот это оружие... – тихо произносит он, любуясь окровавленными когтями. И нескольких секунд не прошло, как демон заметил еще одно движение в тумане. Томиока выскочил из укрытия, подняв клинок для удара. С другой стороны выскочил и Танджиро. Они оба были готовы одновременно атаковать, однако Гию в последний момент резко изменил направление — пригнулся, побежал к девушке. Они с Камадо заранее договорились об этом, еще тогда, когда крик Шинобу пронзил воздух. Удар нанес только мальчишка, но он сумел только зацепить Токито, поранить немного. «– Черт, слабо!» – юноша вновь отступил, но ненадолго. Он снова бросился на Муичиро, попутно пытаясь увернуться от всех его дистанционных атак. Клинок был окружен ярким пламенем, и с каждым взмахом он высвобождал его, направляя прямиком на демона. Тот сопротивлялся, но он был ошеломлен мощью и скоростью охотника, даже несмотря на его кровоточащие раны от шипов, некоторые из которых все же вонзились в тело мальчонки. В моменте Танджиро пошатнулся от боли, но он так же отказывался сдаваться. Тогда он решается на использование собственного стиля комбинированных дыханий, создав серию текучих ударов, которые рассекли шипы крови и нанесли демону глубокие раны. Длинноволосого это, несомненно, разозлило. Он, окутанный густым туманом, двинулся в сторону мальца с неестественной скоростью и грацией. Камадо отбивался от атак врага со всей своей силой и мастерством, но удары демона были неумолимы. Каждый удар оставлял на его теле глубокую рану, и он чувствовал, как его разум медленно затуманивался. Необычайный стиль «Дыхание тумана» демона дезориентировало охотника, скрывая его движения и заставляя его сомневаться в своем собственном восприятии. Туман был живым существом, которое обвивалось вокруг него, душило его и лишало сил. В мгновение его зрение стало размытым. Он с ужасом осознал, что не сможет долго продержаться. Кровь течет по его телу ручьями, и он чувствует, как его сознание начинает ускользать. Парень скорчился, схватившись рукой за одну из своих ран. «– Не могу...»· · ─────── ·•· ─────── · ·
Гию подбежал к охотнице и осторожно поднял ее на руки. Она хоть и была тяжело ранена, но еще жива. Он отнес ее в безопасное место, где тут же начал перевязывать ее раны всем, что только под руку попадалось: собственным хаори, хаори Камадо, зажимал раны какими-то газетами, что по счастливой случайности валялись рядом. – Выровни и сконцентрируй дыхание, – говорит Хашира, – не вздумай мне здесь откинуться. – И без тебя знаю... – девушка закашляла кровью. – Медик, блин, – на лице появилась саркастичная улыбка. Уже собравшись уходить, Томиока резко остановился, обернулся на Кочо, что схватила его за запястье. – Ты ему нужен, – она выдержала небольшую паузу, продолжила: – как и он тебе. Хватит уже играть в «Горячо-холодно»... Козел. – Не трать силы на пустые разговоры, – хладнокровно ответил парень и, отдернув руку, поспешил вернуться на поле битвы. Однако слова Шинобу плотно впились в его голову. Он признает ее правоту, но по-прежнему считает, что будущего у него с тем пацаном нет и быть не может.· · ─────── ·•· ─────── · ·
Муичиро с улыбкой на лице делает взмах рукой, сжимавшая его клинок, намереваясь убить мальчишку. Но он резко дернулся от внезапно переполнившего его страха. Его оружие выпало, ударившись о землю с металлическим грохотом. Он схватился руками за голову и, пошатнувшись, сделал шаг назад. Из глубин его разума раздался голос, который прежде он не слышал, безжалостный и леденящий. «– Не убивай. Преврати, – приказал голос. – У тебя есть эта способность. Преврати!» Токито колебался, ведь он никогда раньше не обращал человека в демона, ибо попросту нужды в этом не было. Но он знает, что должен повиноваться этому голосу. Видимо, это своего рода инстинкт всех демонов. Он слегка растопырил пальцы, когти словно заострились еще больше. Его тело содрогнулось, когда они вонзились в теплую, человеческую шею, пуская демоническую кровь по яремной вене охотника. – Какого... – Муичиро резко отдернул руку с нескрываемым удивлением распахнув глаза. – Какого черта ты делаешь, Томиока?! Тяжело дыша, Гию лишь взглянул на демона, выпрямился во весь рост и, сделав пару шагов вперед к нему, сделал последний взмах клинком. Голова Токито упала вниз, тело рухнуло вслед за ней. Его замешательство сыграло на руку Хашире. – Я больше не позволю и пальцем дотронуться до него, – только и произнес он, глядя на исчезающего бывшего товарища. А в длинноволосом словно человечность вновь проснулась. Из одного глаза выкатилась горькая слеза, а на лице возникла слабая улыбка. – Тогда береги его. Охотник лишь кивнул, с неким сожалением смотря на постепенно растворяющегося в воздухе демона.· · ─────── ·•· ─────── · ·
Шинобу выжила, но раны, нанесенные ей Токито, вероятнее всего, оставят неизгладимый шрам не только на ее теле, но еще и на разуме. Томиока отнес своих товарищей на затемненный уголок людного места, где вскоре их нашел проходивший мимо мужчина, который после отнес их с помощью других людей в местную больницу, а сам Гию скрылся в неизвестном направлении. Однако перед своим уходом он оставил во внутреннем кармане хаори Камадо клочок бумаги с короткой надписью: «Не ищи меня», которую успел написать в комнате гостинницы, в которой они ночевали эти дни. Позже из города их забрали и по Поместьям отнесли какуши. Слухи о случившемся расползлись быстро, потому узнать об этом и прийти за своими союзниками им не составило никакого труда.***
– Да сколько он еще спать будет?! – возмущается Хашибара, бродя из одного угла больничной палаты в другой. – Он в отключке уже несколько дней, а я хочу знать куда пропал Господин Томиока! – Мне тоже интересно, – отвечает Зеницу, сидя на стуле возле койки своего друга, – но все же... Не знаю. Мне до сих пор тяжело принять тот факт, что Токито стал демоном и в итоге погиб. – Чего ты вообще сидишь здесь? Лежал бы в комнате под одеялом, продолжал бы поправляться, но нет, ты... – Напомню, что заболел я по твоей вине! – перебивает Иноске блондин, заставив его встать на месте в недоумении. – Говорил же, чтобы мы пошли к той деревушке другой дорогой, но ты мало того, что решил реку переплыть, так еще и в дождь! – Там расстояние-то от берега до берега небольшое было, а времени терять не хотелось! И вообще, умный в гору не пойдет, умный гору обойдет! – ... Ты хоть знаешь значение этой фразы?... – Да! – Сомневаюсь... Агацума, глубоко вздохнув, отводит взгляд от старшего и переводит его на Танджиро. Заметив его едва шевельнувшийся палец, он приоткрыл рот в ожидании полного пробуждения товарища. В глубокой тишине сознания звучит слабый шепот, словно призывающий из бездны снов. Медленно, словно туман расступаясь перед первыми лучами утреннего солнца, юноша ощущает, как тяжелые веки поднимаются, позволяя лучам света проникнуть в его мир. Сознание, словно долгожданный гость, вновь входило в его размытый разум, раскрывая перед ним мир новых ощущений. Сперва это были лишь отдельные фрагменты, как капли дождя на стекле окна, но постепенно они становились все ярче и отчетливее, будто картины, воскрешаемые из глубин памяти. Шумы за стеной, приглушенный свет сквозь полузакрытые шторы, запахи, наполняющие комнату — все это возвращало его к жизни. И вот, наконец, он открыл глаза. Взглядом он окидывает знакомое пространство комнаты, словно впервые увидев его после долгого отсутствия. И тогда он почувствовал, как каждая клеточка его тела пробуждается к жизни, наполняя его силой. Лицо светловолосого в миг озарилось улыбкой, ярче сияющей звезды на ночном небе. Взгляд его исполнен радости и восхищения, будто он видит перед собой волшебное чудо. Он восторженно вскочил с места, словно птица, освободившаяся из клетки, и восхищенно зашипел, подобно потоку чистой родниковой воды. Его лицо светится радостью, как фейерверк на празднике. – Танджиро-о-о! – Зеницу обнял парня не сильно крепко, дабы ненароком не сделать ему больно. Радость его была заразительна, словно мелодия веселой песни, звучащей на праздничном шествии, а в его голосе звучит счастье, будто пение птиц в первые лучи рассвета. Сей момент наполнен чистой, искренней радостью, которая наполняет сердца обоих друзей теплом и светом, словно звезда, освещающая их дружбу на протяжении всего жизненного пути. – И я рад тебя видеть, – произнес Камадо с широкой улыбкой на лице. Он взглянул в сторону и, увидев Иноске, исправился: – вас. Я рад вас видеть. Блондин, полежав на юноше еще некоторое время все же отстраняется. – А где Госпожа Шинобу и Ги... Господин Томиока? С ними все в порядке? – начинает спрашивать Танджиро. Напряжение в миг повисло в воздухе. Агацума, закусив нижнюю губу, переглянулся с Хашибарой. – Госпожа Шинобу в своем Поместье, с ней все хорошо, – отвечает «кабан». – А что касается Господина Томиоки... Мы не знаем. – То есть, как вы не знаете?... – и без того бледное лицо раненого побледнело еще сильнее. – Из города вернули только тебя и Госпожу Шинобу, куда пропал и жив ли Господин Томиока вообще, мы не знаем. Никто не знает. Мы надеялись, что ты хоть что-то вспомнишь и расскажешь, – говорит Зеницу и присаживается обратно на стул, потупив взгляд в пол. – Нет... – произносит Камадо. – Извините, я ничего не знаю. Последнее, что я помню, так это то, что меня пронзили какие-то шипы Токито, а потом через какой-то промежуток времени все стало таким размытым, что голова болела, а затем я потерял сознание. Господина Томиоки на тот момент рядом не было, но если я и Госпожа Шинобу остались в живых и его бездыханное тело нигде и никто не нашел, значит, он жив. Правда, я понятия не имею, почему он оставил нас. – Хочется в это верить... – с глубоким вздохом отвечает Хашибара. – Эй! Не говори ты так! – кричит на него светловолосый. Однако Танджиро уже и не слышит их. Он полностью погружен в пучину своих мыслей, пытаясь найти ответы на вопрос по поводу пропажи Гию. Но зацепок никаких нет, и это сильно расстраивает и в то же время до безумия пугает его.***
Хашира сидит в углу внутри кем-то заброшенного деревянного маленького дома, окруженный пылью и запахом ушедших лет, обнимает колени, сжимая их руками. Он и не помнит, как здесь оказался. Ноги сами привели его в это место. Он трясется. Трясется не от холода, не от осознания того, что он превратился в отродье, которое убивал ранее. Он трясется от жажды человеческой крови, от голода, от страха за жизни людей. Он боится, что не сдержит себя. Боится потерять свое «я», если, конечно, уже не потерял и до ужаса боится потерять свою человечность. Томиока поднимает голову, глядит на свое отражение в зеркале, что располагается прямо возле него. В нем он видит появившиеся синие метки: правая половина лица, шеи и правой руки. Все эти части его тела покрылись ими. Пальцем он приподнимает верхнюю губу, наблюдая заостренный удлинившийся клык. С другой стороны видит то же самое. Взгляд его падает на отросшие когти, похожие на лезвия. Когтем он порезал себе запястье руки — рана моментально затянулась. Тогда Гию вновь устремляет взор в зеркало. Гнев и отвращение к самому себе чувствуется острее в облике демона, нежели тогда, когда он был человеком. «– Человек...» Он делает резкий взмах рукой, кулаком ударяя по отражающей поверхности. Осколки его разлетелись в разные стороны, поранив кожу Хаширы. Он буквально на несколько секунд почувствовал боль в конечности, но та быстро пропала — порезы снова быстро затянулись. Дрожащими руками Томиока хватается за волосы, сжимает локоны, лбом утыкается в колени. Он действительно хочет покончить с собой. Что делать сейчас? Как жить дальше и жить ли вообще? Как уталять свой голод, не причинив никому вреда? «– Незуко...» Он вспоминает Камадо-младшую, то, как она справлялась со своим голодом, чтобы не потерять себя. Но сможет ли он так же, как и она? У Токито же не получилось. Вслед за воспоминаниями о сестре Танджиро, всплывают и фрагменты воспоминаний о нем самом, о его жизнерадостной, широкой и притягательной улыбке, о вишневых и счастливых глазах. Он вспоминает каждое его нежное прикосновение, что из раза в раз буквально говорило: «Я всегда буду рядом». «– Танджиро... Как он там?» Гию ложится на твердый деревянный пол. В его глазах мелькают отголоски прошлого счастья, которое он испытывал, находясь рядом с ним. В его душе раздается монотонный ритм печали, словно грустная мелодия, которая несет на себе груз невысказанных слов и невыплаканных слез. Воспоминания о юноше плывут перед его глазами как отражения на поверхности темной воды — близкие, но недостижимые. Сердце Томиоки разрывается на части тяжелым бременем невозможности вернуться в объятия того, кого он так безмерно любит. В его душе горят огни скорби и утраты, окутывая его существо мраком невозвратно ушедших моментов. Но реальность жестока — время неумолимо бежит вперед, несмотря на его страдания. Он знает, что на этот раз вернуться к Танджиро уже невозможно, что их пути разошлись навсегда, оставив лишь тень прошлого в его душе как бессильное напоминание о потерянном счастье. Он не смог полностью отказаться от своей любви к мальчишке, как планировал. Конечно, времени для этого было мало, но не в этом кроется главная причина. Главной причиной является то, что Камадо, видимо, разлюбить невозможно. Невозможно, потому что он будет продолжать влюблять в себя снова и снова, сам того не замечая. Хашира винит себя, ведь в их последнюю нормальную встречу (если ее такой можно назвать) Камадо плакал из-за него, а теперь Гию и вовсе оставил его. Хотя, возможно, мальчонок из-за этого его возненавидит. Так будет даже легче, но... кому?***
Прошло почти полтора месяца со дня, как Танджиро вернули в Поместье «Воды». Под пылающим солнцем, в пыльных улочках старых городов и старых деревень, он бродил, словно потерянный в лабиринте безысходности. Его шаги звучали гулко на мостовой, отражая горечь и отчаяние, которые овладели его душой после того, как близкий ему человек внезапно исчез из его жизни. Даже во время выполнения порученных ему миссий он задерживался на несколько суток в месте, где находился на задании. Он обходил каждый уголок этих мест, взывая к ветру, чтобы он принес ему ответы, которых так не хватало. Его глаза искали знакомые черты в лицах прохожих, надеясь увидеть улыбку или взгляд, который так долго согревал его сердце. Но все его усилия были напрасны — тень ушедшего оставалась лишь в его памяти, недосягаемой как призрак во мраке ночи. Даже несмотря на просьбу не искать, юноша делал по-своему. Он не может смириться с тем фактом, что он просто так оставил его. Камадо считает, что на это должна быть веская причина, и он обязан выяснить ее. Но сперва нужно найти. Сквозь запутанные переулки и запертые двери он продолжал свой поиск, будто странник, потерявший свой путь. Его сердце билось сильнее на каждом шагу, напоминая о том, что время неумолимо уносит все ценное из его жизни. Он ощущал боль каждого разочарования, каждого нового места, где его поиски не находили ответа. Но даже в самых отчаянных моментах он не утрачивал надежду. В его душе горел огонь надежды, что однажды они снова встретятся, что судьба прольет свет на их разлуку. Однако он даже понятия не имел, насколько был близок все это время к завершению своих поисков. В тени старинных фонарей, иссеченных временем, почти все полтора месяца скрывался наблюдатель — душа, пронизывающая мрак ночи своим бдительным взором. Томиока следил за каждым шагом Танджиро словно страж, готовый в любой момент встать на его защиту. Его глаза, исполненные преданности и заботы, не отрывались от фигуры, плывущей сквозь толпу, неведомая опасности, что таилась в темноте. За столь короткое время он научился скрывать свой запах, однако не до конца мог контролировать свой голод. Нет, он не набрасывался на прохожих, по какой-то причине ему все равно на запах смертных. Но при виде или даже при едва уловимом аромате их крови, как только его рассудок начинал затуманиваться, он бросался прочь и бежал до тех пор, пока самообладание не возвращалось. Свои силы он частично восстанавливал в коротком сне. Спать долго не получалось, максимум час, не больше. Но этого хватало, чтобы не нападать на мимо проходящих возле его «берлоги» людей. Еще свой человеческий разум он сохранял благодаря Танджиро. Вернее, воспоминаниям о нем. Они словно питали его, контролировали, заставляя окончательно не превратиться в чудовище. И за это он каждый раз мысленно благодарил Камадо. Спал Гию везде, где приходилось: под деревьями, перед этим раскапывая яму, засыпая ее листьями и скрывая от ненужных глаз под толщей веток, в небольших пещерах, куда мог пролезать только уменьшаясь в размере, а иногда, если везло, то и в заброшенных домах, даже если те оказывались немного обрушены. Его абсолютно не волновало, где спать или скрываться от солнца. Ему было все равно на себя, лишь бы быть ближе к мальчишке. Он как тень, следящая за своим избранником издалека, но всегда близкая, готовая протянуть руку помощи в самый нужный момент. Его присутствие ощущалось лишь тонким, почти незаметным шепотом ветра и такой же дрожью в воздухе, но его преданность была крепче камня и вернее звезды на небесах.***
После удачного убийства одного из демонов, юноша бредет по густому темному лесу, держится за рененный кровоточащий бок. На вздохе он плечом опирается на ствол дерева, едва не падая на мокрую после дождя траву. Сил идти почти не осталось, хотя до Поместья остается не так далеко, всего несколько часов пути. Он медленно спускается вниз, садится на землю и сжимает в руке рукоять клинка. – Хватит уже следить... – сквозь стиснутые зубы говорит он, глядя себе в ноги. – Выходи и сражайся, а не прячься в тени. Томиока напрягся, стоя на высокой толстой ветке прямо над мальчишкой. Однако, судя по последней фразе, тот его не узнал. Он старается не дышать, дабы ни одна нотка запаха крови не просочилась в его ноздри. – Я... давно начал ощущать твой взгляд на себе. Но почему ты не показываешься на глаза? Момента выжидал? Так вот он! Я на ногах даже стоять не могу, убить меня проще простого сейчас... «– Конечно... – думает Хашира. – Знаю я твое “проще простого”». Неожиданно для самого Танджиро, у которого обоняние острее, чем у кого-либо еще, на него буквально вылетают два демона — высокие, страшные, у одного даже есть третий глаз на лбу. Камадо лишь сильнее сжимает рукоять своего оружия, уже обеими руками. Он начинает громко кричать, готовясь делать взмах, но «полет» демонов на него в нескольких метрах останавливает до боли знакомая фигура. Фигура, которую он узнает из тысячи. Гию, схватившись двумя руками за головы врагов, опрокидывает их, с грохотом повалив спиной на землю. Их головы он с каждой секундой крепче сжимает, наблюдая, как те чуть ли не сплющиваются под воздействием его силы. Это произошло в мгновение ока, в буквальном смысле. Одно неловкое движение, резкая боль, пронзившая голову одной из твари, — и мир вокруг окрасился в кроваво-красный цвет. Демон не сразу понял, что произошло. Пытаясь сфокусировать взгляд на Томиоке, что улыбался в зверином оскале, он наткнулся на пустоту, которая зияла в глазнице. Вместо привычного мира — расплывчатое месиво красок, сквозь которое проступали очертания предметов. По лбу потекло что-то теплое и липкое — кровь, смешанная с чем-то желтоватым и тягучим. Глаз вытек. Словно спелая слива, раздавленная неосторожным движением, он превратился в бесформенную массу, оставив после себя зияющую пустоту и липкий след на коже. Мир потерял свои краски, став плоским и тусклым. Осталась лишь боль, пульсирующая в пустой глазнице, из-за которой тварь истошно взревела. Демоны брыкаются, хватаются руками за запястья темноволосого, но тот, приподнимая их головы над землей, с новой волной силы снова и снова бьет их о земь. Темная кровь брызгами разлетается, окрашивая все поблизости в бордовый. В моменте Томиока поймал себя на том, что ему это нравится. Он поймал себя на непонятно когда появившейся улыбке на своем лице с обнаженными клыками. Он чувствует странное удовольствие, пробегающее через его тело. Это как экстаз борьбы, как танец жизни и смерти на острие клинка. Каждое движение его рук наполняет его адреналином, каждый удар приносит новую порцию эмоций. Он чувствует, как его душа взмывает выше облаков, окутанная атмосферой страсти. Танджиро молча сидит на месте, ощущая, как его сердце бешено колотится в груди. Он чувствует стекающие холодные бисеринки пота на своем лбу, чувствует ужас, наблюдая за своим пропавшим товарищем, который сейчас еще немного, и безжалостно размозжит головы демонов. Он словно в ловушке, парализованный страхом. Наконец, Хашира выпрямляется во весь рост, достает из ножен меч и одним резким взмахом отсекает головы себе подобным. Он шумно выдыхает, тыльной стороной ладони вытирая чужую кровь со своих губ. – Мерзость... – хмурясь, шепчет Гию. Обернувшись, он застывает на месте, поймав на себе удивленный и в то же время перепуганный взгляд. В нос ударяет запах крови. Запах его крови. Зрачки постепенно сужаются. Тогда Камадо в спешке поднимается с места, будто совершенно позабыв о своей глубокой ране в боку и стремительно начинает приближаться к старшему. – Ги... – Нет! – не дав возможности сказать, Томиока выставляет руку вперед, призывая мальчишку остановиться и не подходить, а сам делает несколько шагов назад. – Не подходи ко мне. Уйди, прошу тебя. Но юноша будто не слышит его, продолжая идти к нему. На глаза наворачиваются слезы. – Почему ты ушел? – голос его дрожит, в горле ком застревает. Говорить тяжело. – Почему оставил нас? Почему оставил меня?... – Взгляни на меня, идиот! – начинает кричать в ответ Хашира. – Взгляни на эти отвратительные метки, на эти отвратительные клыки и на эти отвратительные когти! От меня практически не осталось ничего человеческого! – Да плевать мне! – лишь этой фразой он заставил поменяться Гию в лице. – Хватит уже искать поводы, лишь бы уйти! Да и к тому же, если ты ушел, зачем все это время наблюдал и следил за мной? – и все-таки он догадывался. В моменте старший и не заметил, как мальчонок уже стоял совсем близко к нему, не заметил, как он взял его за руку, крепко сжимая ее. – Пойдем домой, а?... Предательская слеза кривой дорожкой скатилась по скуле Томиоки. Он сжал дрожащие губы в тоненькую линию, хмуря не менее дрожащие брови. Действительно ли он хотел тогда умереть? Или он хотел, чтобы боль и одиночество прекратились? Зрачки вновь расширились. Жажда крови исчезла, словно ее и не было никогда. Сейчас он чувствует только необъяснимую тупую боль, что эхом отдается где-то в области грудной клетки. Танджиро протягивает руки, обхватывает спину Гию, обнимает нежно и трепетно. Он не боится его, ибо знает, что тот скорее сам себе голову отсечет, нежели позволит себе даже подумать о причинении вреда ему. Мальчишка прижимается сильнее и вдохнув, наконец, его запах, он осознал, как оказывается безумно скучал по нему. Хашира неуверенно обнимает его в ответ. Неуверенно, потому что все еще боится себя самого, боится навредить и сделать больно. Хотя больно он уже делал, пусть и не физически. В нем столько упрямства, столько ярости, хладнокровия и столько безжалостности, и все же его поражает, как легко и как мгновенно он преклоняет колени перед тем, кого он любит.***
Томиока донес юношу на своей спине до Поместья буквально за час. Скорость, которой наградила его кровь Токито, была весьма полезной, а невероятная выносливость позволяла ему бежать, даже не прерываясь на передышку. Однако неизвестно, чем еще наградила его демоническая трансформация. Он оставил Камадо близко к Поместью, дабы ненароком не попасться на глаза кому-то из его прислуг или кому-то из друзей парня. Хоть на дворе все еще царствует ночь, они решили не рисковать. Гию пробрался в свою комнатушку через приоткрытое окно. Прыгает он тоже высоко — можно будет использовать в дальнейшем, в каких-нибудь опасных ситуациях. Внутри он обнаружил, что в спальне осталось все на своих местах. Все было таким же, как и тогда, когда они ушли на миссию в тот самый город. Разве что его хаори было аккуратно сложено и лежало на его футоне, небольшой клочок бумаги, который он оставлял младшему, был разорван на мелкие кусочки и книги были разбросаны на полу. Вскоре взгляд его падает на свое отражение в зеркале, что стояло на другом конце комнаты. Сжав руки в кулаки и поборов свой гнев, Томиока берет покрывало и накрывает им зеркало. Не может он видеть себя. Осмотревшись, он приступает осматривать и себя. Униформа запачкалась в грязи и в пыли, да и в принципе она ему больше не нужна. Он больше не охотник. Проведя рукой по сальным волосам, отмечает, что нужно как можно быстрее намыться. Тошно от себя становится. Но как? Самая близкая к нему банная комната находится чуть ли не у лестницы, ведущая на первый этаж, там, где сейчас с какуши находится Танджиро. В конечном итоге он решается незаметно проскользнуть туда. Взяв в руки черное кимоно, Гию быстро «вылетает» из комнаты, дальше крадется на цыпочках, попутно вслушиваясь в каждый шорох и голос на первом этаже, а затем тихо закрывает за собой дверь в нужном ему помещении. Оказавшись практически в кромешной темноте, в глаза ему бросаются его синие метки. Даже при лунном свете, что проникает сквозь маленькое окно, находящееся чуть ли не у самого потолка, они слабо светятся, немного даже завораживая. Снимая с себя верхнюю одежду, Хашира замечает эти метки и на правой стороне торса. Проводит по ним рукой, вздыхая. Хочется расцарапать себя, но он сдерживается, да и раны потом все равно затянуться. После, раздевшись до гола, он расплетает довольно длинные волосы и по шею окунается в прохладную воду в офуро, перед этим открыв специальную крышку, что пыталась как можно дольше сохранить тепло воды. Кто-то ее не слил, но это даже к лучшему, хоть и меркзо немного от того, что приходится мыться после кого-то. Но варианта получше сейчас явно не найти, а ходить грязным совершенно не хочется. Томиока не чувствует ни холода, ни тепла — еще одна полезная особенность демонов.· · ─────── ·•· ─────── · ·
Незаметно вернувшись в спальню, Гию обнаруживает сидящего лицом к окну юношу. – А я уже начал думать, что ты снова ушел, – вполголоса произносит он, обернувшись на старшего. – Думай меньше, – шутливо отвечает Хашира, присаживаясь подле парня. – Как твоя рана? – Нормально, жить буду, – на лице появляется слабая улыбка. Та самая, по которой Гию до жути скучал. – Лучше скажи, как у тебя дела с само... – С самоконтролем? – тот перебивает мальца, отведя взгляд в сторону. – По правде говоря, я без понятия. Иногда бывают моменты, когда хочется убить и сожрать, но я держусь, хоть и дается это с трудом. Даже сейчас... – он устремляет взор на место заштопанной раны Камадо, задержав дыхание перед этим. Но Танджиро не боится. Он только сидит, внимательно наблюдая за бегающими глазами демона, с которыми вскоре встречается сам. В них он видит отражение не только дикого отвращения и страха, но и необычайную заботу и теплоту. – Все в порядке, – ласково говорит Танджиро, едва коснувшись чужой руки. – Нихера не в порядке. Томиока встает с места, подходит к зеркалу и резко снимает с него покрывало, которым накрыл его, как только пришел. – Это, – он указывает пальцем на свое отражение, глядя на младшего, – больше не охотник и уж тем более больше не человек. Это тварь, которая жаждет крови и человеческого мяса, понимаешь? Так что, я повторюсь, нихера не в порядке, – затем он снова накрывает зеркальную поверхность тем же покрывалом, при этом стараясь не смотреть на самого себя. – Гию, ты уже убивал? – внезапно задает вопрос юноша, поднявшись на ноги. Хашира, не поворачиваясь, стоит спиной к нему, молчит некоторое время, но после уверенно отвечает: – Нет. – Ты хочешь убить меня? – Нет, но... – Почему ты все это время сдерживал себя и продолжаешь сдерживаться? – мальчонок начинает подходить ближе. – Ответ сам напрашивается, верно? Хоть твой голод наверняка безумен, ты продолжаешь бороться с ним. Твоя сила воли крепче любой стали, и благодаря ей, ты остаешься человеком, хоть внешне и отличаешься. Я буду твоей опорой, буду твоим ярким лучом, за которым ты будешь идти и не сбиваться с пути. Все, что тебе для этого надо — не уходить. Томиока медленно повернулся к юноше, вновь осознавая, что он с тем, ради кого он готов поставить на кон все, включая и свою собственную жизнь. Он с тем, кто освещал и будет освещать его мрачную дорогу, несмотря на все препятствия. И внутри него что-то затрепетало, словно крошечная птичка, выпущенная из клетки. До этого момента эта клетка, созданная из неуверенности и страха быть отвергнутым, казалась нерушимой. Он привык прятать свои истинные чувства, словно драгоценные камни, за грубой, непроницаемой маской. Но взгляд Танджиро, полный тепла и понимания, пробил эту маску насквозь. В этом взгляде не было осуждения, лишь принятие, чистое и безоговорочное. И это принятие было подобно солнечному лучику, пробившемуся сквозь густую листву. Сердце, привыкшее биться в тревожном ритме, замедлило свой бег, наполняясь теплом и спокойствием. В душе расцвела несмелая надежда, словно первый весенний цветок, просочившийся сквозь холодную землю. Он почувствовал, как груз, который он нес на своих плечах, растворился в воздухе. Впервые он почувствовал себя таким свободным. Свободным быть самим собой, без страха быть осужденным или непонятым. Это чувство подобно глотку свежего воздуха после долгого пребывания в душном помещении. Оно наполнило его легкостью и радостью, которые он никогда ранее не испытывал. Тепло разлилось по груди, подталкивая его к простому, почти инстинктивному движению – прикосновению. Он тянется рукой, желая коснуться щеки мальчишки, ощутить тепло кожи под своими пальцами. Но в последний момент, словно споткнувшись о невидимую преграду, Гию резко отдергивает руку. Взгляд падает на его собственные пальцы, и то, что он увидел, вызвало новую волну отвращения, холодную и острую, будто осколок льда. Длинные когти, словно когти хищной птицы, вызывают ощущение чего-то чужеродного, непринадлежащего ему. Они были физическим воплощением его собственной неуверенности, заброшенности. В этот момент вся нежность, все желание растворились, оставив после себя лишь горечь и чувство собственной неполноценности. Он спрятал руку за спину, словно пытаясь спрятать от самого себя это уродливое напоминание о том, кем он стал. В следующую секунду оцепенев, он наблюдает, как Камадо, не отводя взгляда, протягивает руку и бережно берет его ладонь. Движение было спокойным, уверенным, словно в нем не было ни тени сомнения или омерзения. Тепло чужой руки проникло сквозь холодный панцирь его страха, заставив его сердце дрогнуть. Парень поднес его руку к своей щеке, мягко прижимая к теплой коже. И в этот момент мир вокруг словно замер. – Ты же это хотел сделать? – спрашивает младший. Потом он медленно спустил руку пониже — к груди. Затем Хашира почувствовал биение чужого сердца под своей ладонью, ощутил мягкость ткани кимоно, легкое прикосновение дыхания. Взгляд Танджиро был открытым, улыбка — доброй и немного грустной. В ней читается понимание, принятие и что-то еще, что Хашира не может расшифровать, но что заставляло его жизненно важный орган биться чаще. Это не просто прикосновение. Это прикосновение к душе парня, к самой ее сокровенной части. – Пожалуйста, не бойся касаться меня. Делай это так же уверенно, как делал это раньше. Словно плотину прорвало. Все те чувства, что Томиока так долго сдерживал, хлынули наружу мощным потоком. Он подался вперед, обнимая мальчонку с такой силой, будто боится, что тот исчезнет, растворится в воздухе, как мираж. Его собственное тело сотрясает дрожь, горло сжимается от наплыва эмоций. Слова, сказанные Камадо, были подобны теплым каплям дождя на иссохшую землю его души. Они питает надежду, дарят веру в то, что он не одинок в этой кромешной тьме. Он уткнулся лицом в изгиб его шеи, вдыхая запах его кожи, ощущая тепло его тела. В этот момент ему кажется, что весь мир сжался до размера этих объятий, до этого ощущения близости и понимания. Слезы, горячие и соленые, подступили к глазам. Но он не хочет плакать. Не хочет омрачать этот момент печалью. Он просто крепче сжал мальца в объятиях, стараясь запомнить это чувство навсегда, сохранить его в самом сокровенном уголке своего сердца. На мгновение Танджиро замер, словно ошеломленный этой внезапной бурей эмоций. Но лишь на мгновение. Затем, будто пробудившись от долгого сна, он ответил на объятия, обхватывая чужие дрожащие плечи, прижимая к себе крепко, но бережно, словно хрупкое сокровище. Он и сам не осознавал, как сильно соскучился по этим объятиям, по теплу чужого тела, по биению сердца, которое отдается эхом в его собственной груди. Время словно перестало существовать. Остались только они двое, два одиночества, нашедшие утешение друг в друге. Он гладит старшего по спине, будто пытаясь унять трепет, который чувствует в каждом его вздохе, в каждом дрожащем выдохе. В этих объятиях нет страсти, нет желания. Есть только безграничная нежность, понимание и глубокая, почти болезненная привязанность, которая связывала их уже много лет и продолжает связывать. – Я рядом, – он шепчет ему на ухо слова утешения, словно стараясь излечить раны его души своей заботой, своим принятием. – Мы со всем справимся вместе. И с каждым словом, с каждым прикосновением Гию чувствует, как напряжение постепенно отпускает его, сменяясь чувством покоя и безопасности. Наверное, все-таки самое главное в человеке — это надежность. Когда знаешь, что тебя не предадут, не подведут и не променяют на кого-то другого, более удобного или получше. Не оставят одного в темноте и холоде. Не скажут, равнодушно глядя прямо в глаза: «у меня нет сейчас на тебя времени», в тот самый момент, когда ты более всего нуждаешься в помощи и поддержке. Когда первая волна эмоций схлынула, его захлестнуло чувство жгучего стыда. Воспоминания о собственной холодности, отстраненности, о том, как он отталкивал от себя юношу, пронзают сердце острыми иглами. Как он только мог отвергать эту любовь, которая была для него единственным спасением в мире, полном тьмы и холода? Теперь, ощущая тепло его рук, слыша ровное биение его сердца, он понимает, какую глупость совершил. Он пытался убежать от самого себя, от своей истинной натуры, боясь боли, которую могла причинить любовь. Но боль причинил он сам, отвергая этого человека, который принимал его со всеми его недостатками, со всеми его страхами. Он ранил его своим равнодушием, своей отстраненностью, хотя тот протягивал ему руку помощи, предлагал свое тепло и поддержку. Стыд жжет его изнутри, заставляя желать провалиться сквозь землю. Томиока, отстранившись немного, поднял глаза, встретившись с взглядом Камадо, полным понимания и прощения. И в этот момент он понял, что искупление возможно, что любовь может исцелить любые раны, даже те, которые он сам нанес. – Я устал, – произносит младший, продолжая улыбаться. Гию кивает с пониманием, взглядом провожая уходящего парня. Тот, держась рукой за раненную часть тела, аккуратно ложится на футон, переворачиваясь на здоровый бок. – Посидишь со мной? – спрашивает Танджиро тихим голосом, словно шелест листьев. И в этом невинном вопросе чувствуется уязвимость, желание разделить тишину с кем-то близким. – А у меня есть выбор? – ухмыляется Хашира. – Нет. Демон присел рядом, стараясь не нарушить хрупкое равновесие позы мальца. Мягкий свет луны наполняет комнату уютным полумраком, скрывая лишние детали, подчеркивая лишь главное — две фигуры на футоне, сблизившиеся в этой ночной тишине. Старший не пытается заговорить, нарушить безмолвие, словно боясь спугнуть сон, который медленно, но верно опускается на веки юноши. Он просто сидит рядом, присутствие его было молчаливой поддержкой, обещанием безопасности. Взгляд его блуждает по комнате: по книгам, разбросанным на полу, по однотонным стенам, словно пытаясь уловить атмосферу этого места, проникнуться настроением того, кто рядом тихо дышит, погружаясь в сон. «– Видимо, он знатно бесился после моего ухода», – проносится в мыслях у Томиоки. Он чувствует себя хранителем сна, стражем покоя. И в этом было что-то необыкновенно важное, что-то, что делает его присутствие необходимым, значимым в этом мире теней и полутонов. Затем его взгляд зацепился за мерное вздымание чужой груди, за расслабленные черты лица, за легкие тени длинных ресниц на щеках и за чуть приоткрытые губы. В этом моменте было что-то волнующее, даже интимное. Он ощущает себя зрителем, подглядывающим за чужой жизнью, чужими снами. И он не в силах отвести глаз. Камадо прекрасен в своей безмятежности, словно ангел, спустившийся на землю. Гию осторожно, боясь нарушить хрупкую гармонию сна, протягивает руку и нежно проводит пальцами по мягким, слегка вьющимся волосам. – Спокойной ночи, – прошептал он одними губами, вкладывая в эти слова всю нежность и заботу, переполнявшую его сердце. Его рука задержалась на мгновение, лаская шелковистую прядь, а затем медленно опустилась, будто нехотя прощаясь с прикосновением.· · ─────── ·•· ─────── · ·
Превращение в демона перевернуло его мир, оставив после себя лишь пепел надежды. Что делать дальше, когда сам стал воплощением тьмы? Он не знает, что приготовила ему судьба, однако одно было ясно: ради этого светлого, безмятежного лица, ради счастья этого человека он пожертвует всем. Сила демона — ужасающая и невероятная — теперь имеет цель. Он станет щитом, защищающим Танджиро от тьмы, даже если за это придется заплатить собственной душой. Он сохранит его счастье, даже если сам обречен на вечные муки. Любовь, как последний луч света, пробивалась сквозь толщу тьмы, указывая путь, даруя силы жить дальше. Томиока сидит, не шевелясь, боясь разбудить рядом спящего юношу. Он любуется его лицом, освещенным лунным светом — длинными ресницами, мягкими волосами, чуть тронутыми улыбкой губами. Тепло и любовь, нежная и беззащитная, наполняет его грудь до краев. Он чувствует себя абсолютно счастливым в эту минуту, рядом с этим мальчонком. Желание прикоснуться вновь оказывается непреодолимым. Гию аккуратно, чтобы не разбудить Камадо, снова проводит рукой по его волосам, затем наклоняется и нежно касается губами его виска. Поцелуй легкий, как прикосновение крыла бабочки к коже, но в нем вся забота и нежность, которую Хашира испытывает к Танджиро. В этом поцелуе — новое, уверенное обещание быть рядом, защищать и любить всегда, что бы ни случилось.