Cette petite île étrange a fait de moi une arme,
Nous croyons tous les deux que nous pouvons
l'utiliser pour changer l'élan de cette guerre
У Габриэля вся броня залита кровью как густой краской. V1 долго сверлит его взглядом, не решаясь сократить дистанцию, и что-то подсказывает ему, что Габриэль… перебил совет. Собственными руками. И теперь он стоит перед ним, абсолютно свободный и никому не нужный, и вряд ли понимает, что ему делать. А ещё он весь покрыт кровью, и V1 смотрит на него как на ходячее топливо, которое нужно сожрать. V1 тоже не знает, куда ему на самом-то деле идти дальше, и никогда об этом раньше не задумывался. Зачем? Его цель — убить как можно больше. Впитать как можно больше крови. Утопить ад в этом красном топливе и убить каждого, кто стоит у него на пути. У V1 нет страсти к жестокости над противником, как у Габриэля, который из раза в раз клялся разбить V1 и разметать его куски, пока сами небеса не будут молить его о пощаде, а теперь архангел стоит перед ним на белом кладбище слоя идеальной Ненависти и они оба задаются одним и тем же вопросом. V1 просто должен убивать, идти дальше, спускаться глубже. Он живая машина без чувств и эмоций. Но что-то в голове начинает со скрипом работать и складываться, когда он видит Габриэля в таком виде. И в этот момент Габриэль не хочет его убивать. V1 начинает думать. А машина, умеющая думать, — самое страшное, что мог создать этот испорченный мир. — Снова и снова, машина. Тебе не кажется это странным? Философский вопрос для механической трёхрукой мясорубки. Габриэль стоит, опустив крылья, и V1 чудится в этом что-то странное. Что-то такое, что почему-то напоминает V1 о V2: неуловимо родное, прохладное и лёгкое чувство, одновременно с этим опасное и тревожное. Вечные соперники, упорные, как минотавры, в своих целях, которые не могут просто так отступить. Машина умеет думать. Машина учится чувствовать. — Сколько бы раз я ни пытался тебя убить, ты всё время возвращаешься и появляешься прямо передо мной. Это выводит меня из себя. V1 ничего из себя не выводит. V1 просто нужно пройти дальше, а Габриэль хочет его убить — хотел, по крайней мере, — и это объяснимо. V1 — болезненная точка для Габриэля, вздувшаяся мозоль, глубокая жгучая язва, вечное напоминание, почему же Бог на самом деле ушёл и кто перебил всё человечество. — Как и всё то, ради чего я здесь. Вопрос в том, сколько Габриэль ещё выдержит? И выдержал ли или уже сломался, вышел из строя, когда перерезал ангелов? Могут ли ангелы выйти из строя, как машины? V1 медленно идёт к нему, хромая и чувствуя, как потрескивают выдранные со спины провода: обнажённые и искрящиеся, они зудят, и V1 хочется прижечь их и припаять поглубже, чтобы не мешались и не беспокоили. А Габриэль смотрит на него и не реагирует. Белая почва слоя стерильной Ненависти продавливается под тяжёлыми ногами как пепел, V1 обходит торчащие тоскливые кресты и подходит к Габриэлю ещё ближе. Монологи Габриэля заставляют задумываться. V1 хочется — хочется — почти с гордостью за него сказать, что он уже не игрушка на побегушках у совета, карающая грешников и помогающая заблудшим, а настоящий ангел. Абсурдно. Стал ангелом, перебив ангелов. У Габриэля явно незавидная судьба: он служил тем, кто несёт ложную божественную праведность, даже не думая о том, что творит, и из раза в раз повторял одну и ту же ошибку, пока не совершил акт идеальной мести, сшитой с ненавистью. V1 тоже совершает ошибки. Из раза в раз. Он машина, созданная убивать, а это уже ошибка. Но если V1 не может измениться — разве могут машины эволюционировать? — то у Габриэля всё ещё впереди. Он живой. И V1 реагирует на эту его живость, на горячую кровь, разлитую по латам, так и приманивающую взгляд. V1 останавливается перед Габриэлем на расстоянии вытянутой руки. Кровь аппетитно блестит густым алым, и V1 медленно тянется всеми тремя руками к огромному пятну на нагруднике. Стереть бы, впитать в себя, размазать между механических пальцев, а потом потянуться рукой дальше, чтобы вымазать ладони в крови на спине. Смазать её с шлема, с наплечников, с боков. И так до тех пор, пока не останется ни капли, потому что для V1 эта кровь жизненно необходима. И V1 собирает железными ладонями кровь с его груди. Он позволяет ей впитаться в металлические пальцы, замечает, как Габриэль опускает голову, но не отстраняется. И V1 уводит ладони дальше — к нему за спину, пытаясь обхватить крепкое тело посильнее, и чувствует, что это ему самому необходимо. Необходимо. Им. Кровь насыщает каждую клеточку и расслабляет зудящие платы и схемы. V1 слабеет, конечности дрожат, но хватку он не расслабляет и продолжает прижиматься тесно-тесно. Впитывает тепло, странный жар, просачивающийся в механический корпус, и только потом понимает, что эти жар и тепло не от крови. А от Габриэля. И его тела. От него шпарит так, будто V1 нырнул в поджелудочную кислоту на слое Чревоугодия. Он едва ли ослабляет руки, чтобы отстраниться и спастись от плавящего тепла, как Габриэль тут же сминает его в ответ: обхватывает руками, как и V1 его, вдавливает в себя, намереваясь сломать, и V1 в панике скрежещет и вертит головой. Ударяется ею о шлем Габриэля, пытается извернуть шею, как змея, вывернуться, но Габриэль сминает крепче, обездвиживая как жертву. О, нет, так Габриэль его ещё не убивал. — Зачем ты меня обнимаешь, машина? V1 стоит как вкопанный, не в силах пошевелиться. Руки у Габриэля грубые и сильные, и придави он его ещё немного — сломает пополам. Вывихнет металлический позвоночник, заставит треснуть, и V1 беспомощно осядет к его ногам. Обнимает. Обнимает? Что такое обнимает? Ноги подгибаются, колени нелепо выворачиваются в сторону. Стоять неудобно, он вот-вот упадёт, но Габриэль держит его в смертельной хватке и V1 остаётся только безвольно повиснуть, нелепо накренившись вбок. Он царапает пальцами спину Габриэля, ничего не понимает и скользит стопами по полу, пытаясь хоть как-то устоять. А Габриэль всё держит и держит его. — Это так… странно. V1 тоже странно. — Меня ещё никто так не держал. И V1 тоже никто так не держал. Хотя он просто хотел стереть кровь с его тела и… и что дальше? Впервые V1 не знает, что делать дальше. Но продолжает давиться в «объятиях» Габриэля и плавится от жара его тела. V1 от жары и «объятий» ещё не умирал.