Неожиданность, но неизбежность

Он приехал в назначенное время — сонный, невыспавшийся, злой. Его встретил холодный, самый похожий на труп судмедэксперт. В морге — это была она, но только он не сразу это понял, таращась на старое голое тело пустыми выпученными глазами. Просто до этого он никогда не видел голую мать. Никогда. *** В квартире было тихо. Всюду — бесконечные книги и пыль. Мама была прибита литературой и философией так же, как прибило отца непосильным спиртным горем после ее смерти. Набоков, Ницше, Спиноза, Кафка, Камю, Кант, Руссо, Декарт — хлама в квартире столько же, сколько было когда-то в ее голове, и ему казалось, что над всеми этими завалами книг еще лязгал материнский голос, низкий, хриплый, замусоренный умными словами до невыносимости, а над потолком летал материнский дух. Его взгляд скользнул по пыльным фотографиям на до отвала забитых книжных полках. В доме часто бывали ее друзья — такие же потерянные, безнадежные, никому уже ненужные кандидаты неизвестных наук, ни строчки не написавшие писатели, безызвестные журналисты. Грозные борцы с режимом, который в упор их не видел и не замечал. Они смотрели на него, черно-белые, бесполезные, давно умершие друг за другом. Мама была последняя из них. Они бесчестно назвали себя «интеллектуалами», без конца пили чай и говорили, говорили, говорили. Он привык засыпать под гул голосов из-за закрытой двери кухни, — нигилизм, нравственность, идеализм, абсурдизм, академик Сахаров; к тому моменту, как у гостей открывался третий глаз, у него, к счастью, уже закрывались оба. Мама никогда не работала - вернее, она была литературоведом, но в семидесятые профессия это была настолько невостребованная, что никто ее за профессию и не считал. Покупали из-под полы, стыдились, прятали книги всюду, куда можно было их впихнуть. Мама никогда не нарушала закон и поэтому ничего не могла им предложить — совершенно и решительно ничего, кроме беседы. Тихой, полушепотом, с липкими от страха ладонями. Мама во время такой беседы со своим новым мужем и познакомилась. И закончилось все: долгие разговоры за чаем с друзьями, совместное выполнение его домашнего задания по литературе, редкие прогулки всей семьей. А потом мама исчезла. Просто в один день он проснулся и ее не оказалось дома. Так продолжалось несколько дней, и он даже поинтересовался у отца, куда она ушла. Отец ничего не сказал — только звякнул горлышком дешевенькой водки о рюмку. Он спился через восемь лет — не дожил до его семнадцатилетия и собственного сорокалетия жалкие три недели, которые ничем уже было не заполнить. И мать (уже никогда больше не мама) вернулась. А потом она заболела и рак поглотил ее целиком, как макаронину, пропитанную жирным сырным соусом — он это даже не сразу заметил, как читатель, ни разу не взявший в руки Набокова, не заметил бы пролетающую мимо бабочку. Мать не перестала читать, держала книгу слабыми руками с тонкими запястьями, зато совсем перестала с ним разговаривать. Мать умерла через несколько месяцев, тихо, не торопясь, уже смирившаяся со смертью, даже, в некоторой степени, ожидавшая ее — легла на мягкую кровать и заснула навсегда. — Хорошая смерть, - сказала ему соседка, хлопотавшая за его старой больной матерью последние недели. Он только рассеянно кивнул. По крайней мере, ей больше не было больно. И ему, кажется, тоже. Зарабатывая маме на терапию, а потом и на гроб, он мирился с мыслью о скорой материнской смерти — не с тем завидным спокойствием, что и сама мать, но все-таки он медленно к ней привык. Квартиру купили. Через несколько часов приедет домработница Валя — смахнет пыль вместе с маминым духом. Он забрал последние вещи и уехал. И никогда себе этого не простил.