Кролики из марианских яблок

Боль в голове отозвалась не сразу: тяжёлый, мокрый пух мыслей забил его череп настолько сильно, что любое движение, любая эмоция вязла в нём, не находя соответствующего сопротивления. Иной раз Рацио казалось, что этот пух не только в голове, но и в его шее, костях и запястьях — он был везде, он превратил его в ватную куклу, сидящую в одной позе вот уже так много времени. Однако яблоко от головы всё-таки отскочило, а затем с глухим шорохом укатилось куда-то в складки мятого одеяла. Вроде бы фиолетовое. Вроде бы даже марианское. Рацио рассеянно посмотрел на его блестящий круглый бок. Хорошее яблоко, свежее. Кажется, недавно как раз был сбор урожая? Рацио помнит, получал письмо об этом. Просили волонтёров из университета прислать. Моргнул. — Мамочки, оно живое! Девичий голос фейерверком взорвался в ушах, и Рацио недовольно поджал губы, дёрнул бровями. Громкие звуки, сильные запахи, яркие цвета — это всё отвлекает от… Ах, да. Рацио непривычно тихо вздохнул, телу нужен кислород. Он устало перевёл взгляд на Искорку, ожидая от неё очередных словесных вспышек, однако в дверном проёме поблёскивала лишь оседающая в воздухе красная пыльца. Искорка нашлась на деревянных потолочных балках: зацепившись за одну ногами, она повисла вниз головой, как лемур на своём хвосте, и слегка раскачивалась, щекоча лицо Рацио кончиками своих растрёпанных волос. — Всё-таки птичка права, — весело улыбнулась Искорка, ткнув Рацио в тёмный пробор. — Хорошая у тебя черепушка, крепкая. Не думал поучаствовать в конкурсе на отбивание фруктов головой? Выиграешь кучу золота, со мной поделишься! — Я в подобном не заинтересован, — хрипло ответил Рацио, прикрыв глаза. Искорку, однако, не прогнал, и она, млевшая от вседозволенности, игриво принялась играться с золотой лавровой ветвью среди густых прядей. — Ну и зря, — хмыкнула Искорка. — Мог бы хоть для виду развлечься. — Я в этом не нуждаюсь. — Ой, да брось, — рассердилась Искра, сжав одну из прядей и больно потянув ее к себе. — Сидишь тут как призрак, ничего не ешь, ничего не пьёшь, ни с кем не разговариваешь. Ну только покрывала белого не хватает — и всё, помирать можно! Или что у вас там, тапочки? — Погребальные обычаи различаются в зависимости от территории и исторической эпохи, а также от вероисповедания. — У-у-ухты, — восхищённо протянула Искра, тут же позабыв о своей злости. — Какой ты умный! Слушай, а скажи-ка… Рацио слегка вздрогнул — лисья маска, сорвавшись с волос Искорку, упала на его колено. Не прошло и мгновения, как вместо маски показалась голова хозяйки. Искорка была миниатюрной по телосложению и легко умостилась на краешке постели между Рацио и спящим. Затем она прошипела, дёрнулась, как змея, и запустила руку себе под спину — нащупав же яблоко, больно давившее под ребром, достала его и брезгливо выбросила куда-то в угол просторной комнаты, утопающей в лучах раннего заката. — Скажи, умная сова-наставница, — повторила она, поудобнее устроившись на его бедре затылком. — А как хоронят на Сигонии? В воцарившейся тишине Рацио услышал, как яблоко, катящееся по половицам, наконец стукнулось о стену и замерло, не смея даже блестеть. Усмешка заледенела на губах Искорки, хоть и готова была стечь по подбородку талой водой — вот-вот послышался бы всплеск. Недотёпа лежала, раскинув руки в стороны и так и норовя одной из них коснуться ноги лежащего под одеялом. Рядом там до сих пор была мягкая вмятина от фрукта, поэтому в груди Искры аукнулось недовольство — не задела того, кого хотела. А ведь она так хорошо рассчитала траекторию! Яблоко элегантно должно было отрикошетить от головы Рацио прямо в спящего человека и разбудить их обоих. Вот только никто из них не проснулся. Не щебетали птицы на краю света, не слышалось сонное сопение. Было лишь гулкое сердцебиение в учёной груди, и звук этот с каждой секундой становился всё громче и громче. Голос Рацио, впрочем, почти не дрогнул, однако и живым не казался. — Культура погребения на Сигонии, — хрипло начал он, не смея смотреть никуда, кроме как на маску Искорки. — … изменчива. Она дополняется или упрощается в зависимости от племени. Племена на более богатых землях практикуют обычай заворачивать тело усопшего в богатые узорчатые ткани, а затем сжигать его на погребальном костре, предварительно положив рядом с телом все самые значимые для него предметы быта, включая украшения. Затем три дня и три ночи соплеменники молятся о том, чтобы место, в котором отныне будет пребывать душа усопшего, было светлым и радостным. — Это не Радость, — возмущённо возразила Искорка, заелозив на кровати. — Мне не нравится, давай другую сказку. Рацио промолчал, не то потерявшись среди слов, не то вмиг позабыв обо всех известных сказках: отчего-то ему хотелось вести с Искоркой серьёзный разговор и угождать ей. Он действительно когда-то знал великое множество легендарных историй — изучал факультативом фольклористику разных цивилизаций и переводил древние рукописи, но теперь отчего-то позабыл совершенно всех и всё. Эта странная забывчивость настолько озадачила его, что на мгновение он даже забыл натянуть свою гипсовую маску, чтобы привести чувства в порядок: его лицо увидела Искорка, и лицо это ей страшно не понравилось. Понадобилось всего мгновение, чтобы она, обиженная и раздосадованная, исчезла с его колен так же быстро, как и появилась на них. Ни искр, ни сладкой пыльцы, ни масок. О её присутствии напоминало лишь яблоко, сиротливо укатившееся к стене. Совершенно ненужное, такое вычурное и бесконечно одинокое, что совсем не подходило месту, в котором ныне пребывало. Брошенное как подачка ущербным и убогим, оно не справилось с такой простой и заурядной задачей: просто порадовать человека. Может, Искорка заложила туда бомбу, а может и нет — чёрт этих Недотёп разберёт. Рацио, возможно, был бы рад обоим вариантам. Неспешно, боясь потревожить спящего человека, Рацио поднялся и подобрал лёгкий плод. Он идеально ложился в его шершавую, с едва похожими на приличные пальцами, ладонь и наполнял её мягким жаром — марианские яблоки всегда немного островаты на вкус, но зато согревают тело и душу. На контрасте с фиолетовой шкуркой Рацио вдруг понял, что в их комнате нестерпимо холодно. Им разрешили прятаться не в подвале, но под самой крышей, прямо над кухней. Сквозь скрипучие половицы то и дело струился горячий дым свежей выпечки или пряного мяса — гости Таверны слишком уж часто были охочи до сытной и жирной пищи. А ещё до кровавых драк, взрывов, разливающегося хохота и совершенно не контролируемого хаоса. Когда Искорка, сверкая своими жуткими красными глазами, привела их к Браги, бармену, который вежливо, но с заметной долей скепсиса окинул их взглядом — измученных, голодных и потерянных — Рацио был уверен, что всё закончится кровавой бойней. Недотёпы славились непредсказуемым характером: они могли как приютить несчастных, так и бросить на съедение парочке борисинцев, которых держали в клетке под потолком и время от времени били палками, чтобы пена из их зубастых пастей стекала прямиком в стаканы особенно искушённых гостей. Внешне Рацио оставался невозмутим: он продолжал прижимать к своей груди чужое искалеченное тело, закутанное в плащ до самой переносицы, с самым хамовитым видом сыпал привычными остротами — все вокруг дураки, а тот дурак, который этого не признаёт, ещё больший дурак — и молился о том, чтобы это его заклинание сработало. Просить Недотёп о помощи было равносильно тому, чтобы прикуривать около бензоколонки — может, пронесёт, а может, разорвёт на части. Как бы Авантюрин его ни учил, сладость риска Рацио никогда не поймёт. Однако Браги не стал их прогонять. Глядя на бледное, залитое запекшейся кровью лицо Авантюрина, что лежал в объятиях Доктора, он слабовато припоминал, что как-то пару лет назад Искорка скакала по его барной стойке и требовала у Недотёп, чтобы они помогли ей составить пригласительное письмо для какого-то авгинского юноши, который, подобно ей, путался среди собственных масок и обожал играть — на деньги и на собственную жизнь, в покер и в подпольные бои без правил. Или, может, его хозяин это любил? Искорке было всё равно: она хотела этого юношу себе. Памятуя об игре Недотёп, Рацио предупредил, что время — бессмыслица, и он не может сказать, когда они смогут отплатить Таверне. Надломленная душа Авантюрина едва теплилась в искалеченном теле, и у Рацио не было к ней лекарства. Они могли пробыть здесь три дня, три месяца, а может и три года — как долго заживают тело и душа, которые разрубил клинок эманатора? Думать об этом Рацио не хотел. Это и стало своеобразной платой за пищу и кров. Учёный, потерявший рассудок — не забавно ли? Сжав марианское яблоко, Рацио чуть встряхнул головой. Искорка оказалась права: он действительно ничего не ел, кажется, ещё со вчерашнего дня. Но если быть конкретнее, это не он ничего не ел, это они ничего не ели. Время текло как-то незаметно, растворялось в звуках попоек, драк и смеха под половицами, позволяя двоим прятаться от всего мира в своем робком желании жить. Когда Браги пустил их в Таверну и отворил комнату под крышей, Рацио сразу же принялся настаивать лекарства и вымачивать полотенца в тёплом целебном растворе. Прекрасный студент, а затем и преподаватель, он всегда уделял большое внимание оказанию первой помощи, но знания его едва ли осмеливались идти дальше. Ему хотелось, чтобы это была первая помощь. Чтобы ни почерневшая кровь, ни чудовищная рана, перерубившая наискосок грудь и острое плечо, не казались чем-то страшным и смертельным, чтобы всё было поправимо. Искорка такой подход оценила. Отрицание реальности — особая любовь Недотёп. Находясь где-то на пограничье между сочувствием к бедному мальчику, который не смог вырваться из лап КММ в своё время, и злой издёвкой, она то и дело бегала в подвалы и таскала им на чердак пряные вина, редкие травы и субстанции, из которых можно было бы сделать подобие лекарства. Давала инструменты, полотенца и бинты… Очень много бинтов. Расстилаясь под дрожащими руками Рацио, они закутали всё тело Авантюрина: его плоский исцарапанный живот, узкую грудь с переломанными рёбрами, его шею, отказывающуюся подрагивать от тихого дыхания, его разбитую голову, руки, ноги, пальцы… В мир Небытия Авантюрина затянуло раньше, чем клинок Ахерон разрубил его вместе с грёзной вуалью, однако даже такого хватило, чтобы его тело сдалось под натиском эманатора. Повезло, хотелось бы сказать. Выжил. А повезло ли?.. Рацио с тяжёлым вздохом рухнул обратно на постель, всеми силами пытаясь заставить себя не смотреть на неё. Там, за вуалями балдахинов, тихо спал Авантюрин. Рацио хотелось бы назвать это сном, но на самом деле он даже не представлял, где сейчас его дух. Авантюрин тихо, почти неслышно дышал, словно не давая прохладному воздуху проникнуть в его лёгкие и напитать ядовитую кровь. Спутанный в бинты, словно в цепи, Авантюрин мирно лежал на взбитых подушках и не удостаивал Рацио ни смешком, ни взглядом. Гипнотические глаза Авантюрина ни разу не открылись после битвы, и потому Рацио не знал, осталась ли в них всё та же горькая красота, дерзкая и смелая, и вместе с тем элегантная, словно у хитрой лисицы. Разбитые губы больше не смеялись, не принимали целебные отвары, которые Рацио пытался в них вливать. Всё бесполезно. Красивая, сломанная кукла лежала на постели рядом с Доктором. Дурак, сказал бы Рацио. Чёртов картёжник. А сказал бы?.. Собрав размякшие мысли воедино, Рацио прикрыл свои багряные глаза и выхватил из кармана нож. Три дня, три месяца, три года — никто не знал, когда мир Небытия отпустит Авантюрина и позволит ему жить дальше. Когда Рацио удалось отыскать Ахерон, — она тихо толковала о чём-то с господином Янгом, не смея смотреть на алую полосу за своей спиной, разрубившую небеса — он не получил никаких ответов. Её бархатистый голос неумело утешил Рацио: душа Авантюрина, триединая в своей боли, всё ещё цела, и в ней теплится жизнь. Девятый, сколько бы бед ни принёс, не желал удостаивать взглядом ни поклоны своего эманатора, ни возмущения Авантюрина, так что на помощь эонов Авантюрину не стоило бы рассчитывать, но и вредить ему тоже не будут. Авгины не веруют в эонов, хотел бы поправить Рацио. Авгинам было даровано благословенное дитя, которое обязательно найдёт дорогу домой. Может, через три года. Может, через три месяца. Может, через три дня. Марианские яблоки удивительны. Под тонкой шкуркой, которую Рацио осторожно срезал в причудливом зигзаге, теплела такая же фиолетовая мякоть, которая не теряла своего вида ни через день, ни через неделю. В Таверне любят марианские фрукты — апельсины с пальмовой корицей до сих пор пользуются большой популярностью — как раз потому, что не портятся и позволяют гостям почувствовать искреннюю Радость от вкушения столь сладкого и замысловатого плода. Когда-то давно разомлевший от приторного шампанского Авантюрин, розовый щеками и острый языком, оттягивал свой галстук на балконе залитой огнями высотки Пир-Пойнта и делился с уставшим от праздника Рацио тем, что ему не очень нравится шампанское — в голову бьёт быстро, грудь раздражает. И что если когда-нибудь представится возможность, он хотел бы обменять своё приглашение от Недотёп на стаканчик самого сладкого фруктового сока из их Таверны. В пустошах, как он рассказал, фрукты почти не растут, но однажды они с сестрой по юности смогли вырастить хиленькую грушу. Плоды её были маленькими, твёрдыми и безвкусными, и по сей день Авантюрина пожирало любопытство — смогут ли знаменитые фрукты с самого Края Света восхитить его так же сильно, как эта чахлая груша. Разрезать марианское яблоко напополам. Потом на четвертинки. Рацио тихо поворачивал в руке нож, стараясь не думать ни о чём другом и ничего не вспоминать. Авантюрин так много всему ему рассказывал о себе, только зачастую это слышалось шуршанием мишуры на его тонких плечах. От слишком острой еды горит нос. Маленькие животные, особенно похожие на меховые шарики, очень милые, и Авантюрин бы хотел завести себе какого-нибудь кролика, да только работа не позволяет, а домашних, которые приглядывали бы за пушком, у него нет. Насыщенные, но спокойные зелёные цвета выглядят дорого и напоминают мягкую зелень. Небо на закате особенно прекрасно — розовое, с золотыми прожилками. А ещё, Рацио… Когда яблоко разрезано на аккуратные дольки, нужно лезвием прочертить длинный острый угол ближе к одному из концов. С другого конца нужно срезать шкурку или даже немного мякоти — тогда ушки будут лучше видны. В доносившейся из-под половиц ругани Рацио смутно расслышал тяжёлый голос Браги, приглушённый из-за его тяжёлой маски. Кажется, возмущался тому, что наглый гость требует мяса, когда сегодня, согласно хаотичному календарю дураков, нельзя было ничего есть — только пить алкоголь и собственные слёзы. Искорка с полной самоотдачей прошла по всему подвалу Таверны и ответственно навесила розовые и красные замки на ящики с фруктами, мясом, овощами и закусками — никакой еды! Отныне радостный пост! Всякий, кто отведает бренной пищи, будет заботливо избит и вышвырнут за порог Таверны — это и произошло с бедолагой, который требовал у Браги свой зажаренный бекон в качестве закуски к пиву. Когда зайчик из яблока вырезан, следует чуть подцепить его острые ушки кончиком ножа и расправить, чтобы выглядело красивее. Пока голодного путника выгоняли, Искорка, солируя в этом хаосе голосов, весьма красноречиво била того по голове своим пищащим надувным молотом и хохотала — так беззаботно, как будто часом ранее не бросила в Рацио сочное и свежее яблоко, зная, что тот совсем уже обессилел от голода и волнения и что радостный пост отзовётся в нём болезнью. Для Рацио такая философия не совсем понятна. Абсолютное сумасшествие смешалось с сочувствием. В тот золотой миг, когда Авантюрин отдал своё тело разменной монетой, никто не желал обратить на них свой взор. Друзья с экспресса, винившие себя в таком трагичном исходе, как будто бы хотели предложить побыть у них, пока Авантюрин не проснётся, однако Рацио молча покачал головой. Слишком много внимания к экспрессу. Когда в дикой схватке сцепились и Звёздный Экспресс, и Семья, и КММ, и эманатор, и даже последователь Энигматы, все были слишком озабочены своими проблемами, и Рацио хотел, чтобы так оно и оставалось. Они отдали КММ всё, что могли. Теперь в их тенях угадывается лишь ссутуленный учёный, спрятавший лицо за влажными от яблочного сока ладонями, тихий авгин, который поставил на карту всё, и фиолетовые кролики из яблочных долек. Сладкие яблоки, сочные. Такие не растут среди пустошей. Из таких не делают противное шампанское. Тебе обязательно они понравятся. Только вернись ко мне, хорошо?..