Может снимешь стресс?

— Я уезжаю через минуту! — Топаз поворачивает ключ зажигания и сжимает руль до легкой боли в руках, — уеду без тебя, если не поторопишься! — Не кричи, я уже почти на месте, — Авантюрин на бегу успевает даже посмеяться, хотя, по ощущениям, его легкие скоро с ним попрощаются, — да и не уедешь ты без меня, я тебя знаю. С губ Авантюрина срывается лаконичное «блять», после пары выстрелов за его спиной. Он уверен, Рацио закатил глаза и, судя по звуку в наушнике, очень шумно и раздраженно выдохнул — Авантюрин сведет его в могилу такими темпами, не иначе. Пара поворотов, на которых Авантюрин чуть не врезался в бетонную стену и перед его глазами наконец-то появляется любимый джип Топаз, которому Яшма в свое время выбила номер с тремя семерками, потому что Авантюрин очень долго убеждал ее в том, что эти цифры обязательно принесут им удачу. — Да чтоб вы в аду горели, — шипит Топаз, стоит Авантюрину распахнуть дверь и увалиться на заднее сиденье, загнанно дыша — очередной выстрел чуть не поцарапал машину, а она этого не потерпит, — пристегнись! — А что, в себе не уверена? — Авантюрин смеется, а Топаз вдавливает педаль газа в пол, от чего «беглец» чуть не падает с сиденья. — У тебя вообще есть голова на плечах? — голос Рацио в наушнике звучит ужасно рассерженно, Топаз бы поклялась, что он в бешенстве, но она только присвистывает и смотрит через зеркало заднего вида на довольного Авантюрина, который, своей усмешки не скрывая, разминает затекшие руки, развалившись на задних сиденьях так, словно он у себя дома, — ты вообще меня слышишь? — Веритас, дорогой, ты что, переживаешь за меня? — Авантюрин сдерживает победный смех и чуть морщится, слыша характерный хруст в правом плече, — я же в полном порядке, прекрати так злиться. — Раздражаешь, — за этими словами следует какой-то глухой удар, видимо Рацио решил выместить свой стресс на бедном столе, а следом за этим Топаз все же срывается на смех, — это не смешно, вы что, не знаете что такое инстинкт самосохранения? — Боже, чего ты добиваешься? — Авантюрин прикрывает глаза и делает глубокий вдох в попытке восстановить дыхание, стирая пот со лба, — еще немного и я возбужусь от твоего тона. — Фу, какой кошмар, — не выдерживает Топаз, резко сворачивая в какие-то дворы. — Авантюрин, — Рацио шумно выдыхает и откидывается на спинку стула, — издеваешься? — Никак нет. — Топаз, выезжаешь на главную и через два перекрестка направо, — Веритас принял позицию игнорирования ситуации, потому что продолжать дальше диалог с Авантюрином себе дороже, — я думаю, что вы от них оторветесь на этом моменте. — Поняла, — Топаз еще раз смотрит на Авантюрина через зеркало и устало выдыхает, — слушай, — она выключает микрофон и говорит тише чем обычно, — хватит испытывать судьбу. Он ей не отвечает, только отсоединяется от общей связи, скидывая наушники непонятно куда и впивается в взглядом в потолок джипа. Ему опять повезло. Всегда так, сколько бы он ни пытался и ни врывался в самый водоворот опасных событий, Авантюрин всегда остается невредимым. Судьба, как будто ему в лицо смеется и кричит: «ты должен жить, чтобы страдать». Когда-нибудь она сдастся и позволит ему уже наконец словить пулю в лоб, но тогда Топаз вытащит его с того света и еще раз убьет за такую выходку. Смешно. В этом чертовом мире еще остались люди, которые им дорожат. Даже Веритас с его непонятной опекой постоянно вклинивается в его жизнь. Он вообще был странным экземпляром — бесил до чертиков, но нравился еще сильнее. Авантюрин, наверное, именно поэтому и не умирает. Думает, что играет с судьбой, а сам бежит со всех ног, только бы еще раз услышать эти нравоучения от злого Веритаса и получить нагоняй от Топаз. Но настанет время и это точно сыграет с ним злую шутку. — Эй, азартный игрок, мы приехали, — Топаз поворачивается к нему и берет его за руку, — не думай слишком много — тебе вредно. — Спасибо за наставление, сестрица, — на его губах появляется легкая усмешка, за которую Топаз щипает его за руку, — да понял я, думать вредно, так и скажу Веритасу, когда он в следующий раз спросит, где мои мозги. — Ты неисправим, — она смеется и выходит из машины, прихватывая с соседнего сиденья рюкзак, — давай выходи или я запру тебя тут. — А не слишком ли много ты мне сегодня угрожаешь? — Авантюрин спрашивает, но Топаз уже успела захлопнуть за собой дверь, — вот так и люби их потом. Авантюрин вываливается из машины со всеми своими вещами и издает стон умирающего человека, потому что его рюкзак и чемодан, который он выкрал из одного подпольного бара, устроив там потасовку, кажется ему сейчас непосильной ношей. Офис КММ встречает их своей неизменной ослепительностью. Огромный комплекс состоящий из пяти высоток отражал от своих многочисленных окон лучи закатного солнца. Авантюрин надевает свои любимые розовые солнцезащитные очки и машет свободной рукой, потому что знает — Доктор Рацио точно наблюдает за ними с верхних этажей. — Ты пытаешься окончательно вывести его из себя? — Топаз проходит в огромный холл, придерживая ногой стеклянную дверь, чтобы Авантюрина ей не пришибло. — Конечно, ты же слышала какой у него сексуальный голос, когда он злится, — он усмехается, а потом срывается на смех, видя искаженное в отвращении лицо Топаз. — Я вас ненавижу, — тихо, с ноткой дружелюбного презрения, говорит она и вызывает лифт. — Я тоже тебя люблю, сестрица, — Авантюрин взъерошивает ее волосы свободной рукой, получая в ответ недовольный взгляд, а потом, с удивленным выражением лица, лезет в задний карман джинс за телефоном, — да, дорогой, уже соскучился? — Зайди ко мне, — Рацио буквально перебивает его этой фразой и сбрасывает вызов. — Какие мы злые. Топаз у него ничего не спрашивает. Она и так все знает — у Авантюрина вид настолько довольный, что тут никакие вопросы не нужны. Их отношения с Веритасом, возможно, выглядят странно, но на самом деле они до одури простые. У них просто говорить о любви не принято, только играть на нервах друг друга и кидаться двусмысленными фразами, вот и все. Топаз сначала не совсем понимала, улавливала искру, но не могла узреть саму суть, а потом, когда Авантюрин один раз схлопотал пулю в плечо, она поняла одну простую истину — Рацио Веритас безнадежно влюблен. Все прекрасно знали, что от такого не умирают, тем более Авантюрин с его неизменной удачей, но у Рацио был такой взгляд, словно у него отобрали самое важное. Авантюрин же просто по-другому не умеет. Ему любовь принять сложно, проще себя задушить, вот правда. Он будет вечно сводить все в шутку, делать вид, что ничего не замечает и сам свои чувства будет прятать глубоко внутри, никому их не показывая. Авантюрин до жути сложный, сплетен из травм и саморазрушения, с ним пытаться в любовь невозможно, но Рацио терпит. Терпит, потому что любовь тоже творит с людьми невозможное. Лифт оповещает о своем приходе, перебивая мыслительный поток Топаз и заставляя ее вернуться в реальность. Авантюрин пропускает ее вперед и нажимает сначала на привычный пятнадцатый этаж, а потом на семнадцатый, на котором, практически безвылазно, обитал Доктор Рацио собственной персоной. — Я надеюсь он тебя не убьет, — с тихим смехом говорит Топаз, забирая у него тот самый чемодан, чтобы передать его Яшме, — если что, кричи изо всех сил, я прибегу к тебе на помощь. — Ты же знаешь, я же живучий, — Авантюрин смеется и отправляет ей воздушный поцелуй перед тем, как двери лифта закрываются. «Семнадцатый этаж». Его встречает длинный светлый коридор с множеством дверей. У Авантюрина иногда складывалось впечатление, что на семнадцатом этаже всегда жил только один Веритас. Он правда не помнит, чтобы здесь был кто-то еще — извечная тишина. Шаги эхом отдаются в пустом коридоре. Авантюрин насвистывает какую-то песню, которую недавно включала Топаз в машине. Честно сказать, ему бы хотелось домой, принять душ и развалиться на кровати, но встреча с Рацио была слишком заманчива. Он стучит в знакомую дверь — она ничем не отличается от всех других, на ней даже номера нет, просто Авантюрин давно запомнил, что она пятая с начала, практически посередине. — Вы хотели меня видеть, док? — Авантюрин заходит в кабинет, не дождавшись ответа, делая нарочито вежливый тон, — чем могу быть обязан? — Не юли, — Рацио уже давно закончил работу и, по всем канонам его будничной жизни, сидел на диване, закинув ногу на ногу, и читал книгу, — можешь мне объяснить, зачем ты устроил такой переполох? — Ты не Яшма, чтобы я перед тобой отчитывался, — Авантюрин скидывает свои вещи на пол, вызывая у Веритаса недовольное выражение лица из-за образовавшегося шума, — и вообще, чего ты злишься, смотри, я живой и здоровый, на мне даже царапины нет. — Ты же понимаешь, что твоя удача не бесконечна? — Веритас захлопывает книгу, убирая ее на журнальный столик, и взгляда не сводит с Авантюрина, который ближе к нему подходит. — Но в этот раз мне опять повезло, так ведь? Авантюрин огибает небольшой стеклянный столик и задерживается у книжного стеллажа. Между ними с Рацио идет молчаливая борьба. Непонятно за что. Непонятно зачем. У них есть что друг другу сказать, но слова не слетают с губ, горечью оседают на языке и давят на плечи непосильным грузом. Рацио хочет просто высказать ему, как он чертовски волновался. Опять. В очередной раз. Потому что с Авантюрином так всегда. Он хочет сказать ему, какой он дурак и что мозгов у него вовсе нет, но Веритас молчит. Взгляда не отрывает и просто молчит. — Так сильно злишься? — Авантюрин нарушает образовавшуюся тишину первым и, скинув свои любимые солнечные очки на письменный стол, подходит к нему очень близко, коленом упираясь в диван между ног Рацио, — вижу, что очень. — С тобой невозможно по-другому, — Рацио руки к нему тянет, ладонями очерчивает изгибы его талии и выше поднимается, дальше по спине, притягивая его ближе, — ты каждый раз выводишь меня из себя. — А я специально, — Авантюрин смеется, поддаваясь давлению и на колени к нему усаживаясь, — мне нравится злить тебя. — Испытываешь судьбу? — спрашивает так, как будто ответа не знает. — А сам, как думаешь? — шепот в самые губы и мир начинает рушиться. Он не испытывал судьбу. С ней и так все предельно ясно. Он испытывал Рацио и его железную выдержку, с которой он существовал бок о бок в присутствии Авантюрина. И с каждым таким разом она давала все больше трещин. Веритас тонет в этих глазах — у Авантюрина они красивые. Очень яркие и притягательные. Он готов им оды петь и восхищение хвалебные речи сочинять. А на губах Авантюрина усмешка. Знает что победил. Хотя можно ли назвать подобное победой, раз сам переступаешь через свои невидимые принципы, поддавшись эмоциям и желанию. — Может снимешь стресс? — Авантюрин голову чуть в бок склоняет и глаза прикрывает, отдаваясь этим приятным ощущениям, когда Веритас пробирается под его черную облегающую футболку. — Звучит отвратительно, — а сам выше ладонями ведет, пальцами перебирая выступающие ребра и дыхание задерживая, от переизбытка чувств из-за одного прикосновения кожа к коже. Авантюрин больше ничего не говорит. Не хочет. Да и не нужно это вовсе. Он лишь легко смеется, руками шею Веритаса обвивая и бедрами трется до тихого стона. Ему бы самому это напряжение снять. От их отношений с извечной недосказанностью. От адреналина, в который он сам себя вгоняет каждый день, не думая о последствиях. Да и от мыслей тоже. В его голове постоянный хаос с множеством вопросов без ответов и чувства к Рацио, все еще не высказанные. Вместо слов Веритас целует каждый миллиметр его тела. Губами очерчивает острые скулы, ведет ниже к шее, прикусывая нежную кожу. Ему нужно больше. Он хочет больше. И он берет. Стягивает с него ненавистную черную футболку, открывая для себя восхитительный вид. Рацио пожирает его глазами, ничего не упуская из виду. Ему все мало-мало-мало. Целует ключицы самозабвенно, языком ведет от яремной ямки выше по шее и наконец-то доходит до губ, сминая их в требовательном поцелуе. Авантюрин искушает, забирается в самые потайные места его души и ближе ластится, словно кот нуждающийся в ласке. Прогибается в спине, позволяя исследовать свое тело руками и впиваться пальцами в нежную кожу на талии. Там потом точно останутся синяки. Он прекрасно это знает, но ему ужасно нравится. — Не думал, что сам доктор Веритас Рацио может быть настолько не терпелив, — Авантюрин путает пальцы в его волосах, оттягивая голову Рацио чуть назад, чтобы хоть раз вдохнуть нормально, и губы тянет в своей привычной усмешке — выводит из себя специально, не иначе. — Заткнись. И у Авантюрина мурашки по спине пробегаются, а возбуждение тянет приятно внизу живота и теплом по всему телу разливается. Он не понимает когда остатки его одежды оказываются где-то на полу, у ног Рацио. Не замечает и того, как сам избавляет его от кристально белой рубашки и дальше по списку всей ненужной одежды. Веритас для Авантюрина своего рода наркотик — один раз попробуешь и потом не сможешь отказаться. Он подставляет свою шею под поцелуи, позволяет тихим стонам слетать с собственных губ, когда Рацио оставляет расцветающие отметины на его теле, и ближе льнет, голову назад запрокидывая. Авантюрин видит звезды перед глазами, когда чувствует руки Рацио на своих оголенных ягодицах, и губу прикусывает, ощущая, как его пальцы глубже входят. Связь с реальностью обрывается. С губ слетает первый громкий несдержанный стон. Глаза закрываются. Авантюрин растворяется в этих ощущениях. Отдает всего себя Рацио и ни о чем не жалеет. Сам бедрами двигает ему навстречу и чувствует, как где-то внутри пожар разгорается. — Ты всегда заставляешь меня волноваться, — слова Рацио пробираются под кожу и добираются до самого сердца. — Ну вот такой уж я, — у Авантюрина голос слегка охрипший, остается в подсознании Веритаса определенно важным воспоминанием, — и все же, твой рассерженный тон слишком сексуальный. Рацио добавляет еще один палец и ускоряет темп, срывая с губ Авантюрина еще больше желанных стонов. Он ловит их в поцелуй и ощущает, как они, словно самый сладкий мед, растекаются на его языке. Ему хочется получить их больше, еще громче, еще слаще. Он прикусывает его нижнюю губу и свободной рукой ведет по внутренней стороне бедра Авантюрина. Ласкает нежную кожу, оставляя фантомные следы своих горячих прикосновений, и упоительно наблюдает, как столь красивые глаза Авантюрина закатываются в приступе неописуемого блаженства. Рацио тонет в нем и хочет дать ему как можно больше. Ведет рукой по плоскому животу практически невесомо, узоры вырисовывая самыми подушечками пальцев, и опускает ее на его член, заставляя зайтись в новом приступе экстаза. Авантюрин красивый, когда вот так рассыпается. Когда расщепляется от ласкового шепота на ухо. Когда расплавляется от нескончаемых поцелуев. Рацио ужасно нравится. Нравится до покалывания на кончиках пальцев. — Веритас, — у Авантюрина с губ его имя слетает вместе с очередным стоном, а Рацио пальцы вынимает, даря ему очередной смазанный поцелуй. — И кто из нас стресс снимает? — Как же я тебя ненавижу. Авантюрин пытается взгляд на нем сфокусировать — едва получается. Картинка перед глазами расплывчатая, с цветными разводами и белыми пятнами. Он недовольно цокает языком, теряя последние крупицы самообладания, и сам целует Рацио. С этой ноткой недовольства и дикого желания. Авантюрин сжимает его волосы до легкой боли, оттягивает их назад и языком мажет по его губам, усмехаясь. — Ты ужасно невыносим, ты это знал, Веритас? — А ты невероятен. И все самообладание теряется — оно расщепляется на молекулы и не желает собираться обратно. Авантюрин ведет ладонью по его оголенной груди, очерчивая рельеф красивых мышц, и ниже спускается к члену Веритаса, проводя по нему подушечками пальцев. Он ловит его сорванный выдох губами, а сам приподнимается — Авантюрин только начал испытывать Рацио. Его движения плавные. Очень медленные. Он садится сверху, запрокидывая голову назад и заходится в блаженном стоне. А Рацио все сдерживается. Закусывает губу, впиваясь пальцами в бедра Авантюрина и прикрывает глаза, отдаваясь ощущениям. Авантюрин цепляется за его плечи, оставляет полумесяцы от ногтей на коже и падает-падает-падает. Задается вопросом «а можно ли еще ниже» и понимает, что с Рацио можно все. Он отдается ему, тонет в этих медовых глазах и вновь целует смазано, хотя губы и так уже опухли от нескончаемых поцелуев, а легкие горят от недостатка желаемого кислорода. Ему, если честно, плевать, потому что его кислород — это Рацио. Для Веритаса уже не существует ничего вокруг, для него реальность давно разбилась на мелкие осколки. В его мире есть только Авантюрин со своими красивыми глазами, поалевшими, чуть опухшими, губами, и приторно-сладкими стонами. Он ладонью касается его щеки, и Авантюрин ластится к ней, блаженно прикрывая глаза. Рацио наблюдает, упивается его красотой и, кажется, окончательно теряет себя. Большим пальцем проходится по его нижней губе, слегка надавливая, а Авантюрин, без малейшего зазрения совести, глаза открывая и встречаясь с этим пристальным пожирающим взглядом, языком проходится по пальцу Рацио, слегка прикусывая. В его красивых разноцветных глазах чертята танцуют. Все как всегда. В этом весь он. Играет до конца и уходит ва-банк даже в таких ситуациях. Рацио приходит первым — распростершийся перед ним вид вынуждает. Авантюрин следом за ним. Волосы Веритаса сжимает до тихого шипения с его стороны и глаза закатывает в волне неописуемого возбуждения. Они оба задыхаются, цепляясь друг за друга, как за последний оплот реальности. Соприкасаются лбами и загнано дышат, стараясь выровнять дыхание, но Авантюрин все равно срывается на смех — охрипший такой, манящий. — Ну как твой стресс, прошел? — он мажет губами по его щеке, а после, за неимением каких-либо сил, голову укладывает на грудь Веритаса, все еще обнимая его за шею. — Ты невыносимый, — полушепотом выдает Рацио, зарываясь пальцами в его волосы и голову начиная массировать, до удовлетворенного мычания, слетевшего с губ Авантюрина. — Но за это ты меня и любишь. И эта простая истина не режет слух, не впивается в сердце с невыносимой болью. Потому что Рацио действительно любит Авантюрина. Любит его таким, какой он есть. Да, он невыносимый, раздражает его до жути и постоянно заставляет Рацио волноваться, но в этом весь Авантюрин — в этом вся его личность и натура. — Я могу попросить тебя об одном одолжении? — вдруг спрашивает Рацио, голову чуть поворачивая и оставляя невесомый поцелуй на его светлой макушке. — Смотря о каком. — Не умирай. — Если только ради тебя, — он смеется и глаза прикрывает. Авантюрин не умрет, потому что тоже любит Рацио.