На пять минуток

      Однажды новый психолог приходит проводить психологическое тестирование на уроке физики. Практикующийся преподаватель физики, Арсений Борисович, крайне недоволен сложившейся ситуацией, но ни выгнать нахуй, ни послать, и ни убедительно, ни цензурно попросить не получилось. Зато на каждую попытку поступило минимум пять предложений продолжить дискуссию после уроков в более интимной обстановке. Дети были в восторге, а тест «на пять минут» оказался совсем не на пять минут и этот факт стал последним гвоздём в крышку гроба Туманова. Когда Каменнобогов исписал всю доску сверху донизу номерами домашних задач, всеобщий пыл поугас, а поднявшего ученичий шум психолога и след простыл. К сожалению дети ничуть не разочаровались, а даже наоборот. Согласились с тактикой бегства и возвели Геннадия в ранг святых (великомучениками они прозвали себя).       На следующий день ситуация повторилась в другом классе.       Ещё через день в двух других.       У Арсения Борисовича заканчивались и физические, и химические эвфемизмы, а переходить на биологические было опасно. После них в очереди была нецензурная брань. — Вот в наше время, шикнул раз на этих психологов и уже пятки сверкают. А сейчас вон, физикам проходу не дают, — мужчина в белом халате мерил кафедру шагами, восторженно и гневно приговаривая. — Физикам!       Преподаватель помоложе в таком же белом халате поник над столом, пытаясь сгенерировать решение главного вопроса человечества: — Да что там изменилось у них такое за десять лет, чтобы они так осмелели? — Ладно они прокачали свахдистану, но как ты, например, Арсений Борисович, вообще пропустил на свой порог психолога? — Я его и не пропускал, — с болезненным вздохом Каменнобогов упёрся лбом в имитацию дерева. — Он, как CH4, через почву просочился. — Как литературно… Станислав Германович, что скажете? — Скажу в защиту подсудимого, что ко мне Туманов тоже приставал.       Лицо Кирилла Харитоновича посложнело на десять гипотез Коллатца из десяти. Динамические системы ещё никогда не были так близки к началу апокалипсиса. — Это как же? — Просочился в кабинет и давай рассказывать про то, что педагогично, а что — нет. — И? — И не выгонялся. — А ты что? — А я предложил обсудить это после седьмого урока.       Седьмой урок закончился полчаса назад. То есть аккурат перед тем как собрался совет по противодействию неэлегантных сплетен, которые поползли после трёх сорванных физик. Крылополев подобрел и апокалипсис отложился на неопределённый срок. — Вот, Арсений, — Харитонович гордо похлопал Германовича по плечу. — Учись как надо прогуливать сессии с психологами. — Это не решает вопроса когда он является ко мне на урок и пристаёт к моим ученикам.       Дело рисковало затянуться.       А затянуться Шнайдер был не прочь.       Но делом не затянешься и это всегда огорчает.       Шнайдер вообще считал, что такие вопросы мирно без сигареты не решаются. Решил он правда только что, потому что мимолётная мысль о никотине выбила все более-менее миролюбивые. — Запусти всех и закрой дверь на ключ, — нога начала постукивать в такт шагомеру у кафедры. — Скажешь, что они на сорок минут выходят в космос, — подхватил тот.       Когда эти два товарища уходили на свою волну пытаться вникнуть было бесполезно. Арсений вяло отмахнулся: — Да-да, восторгаться физикой можно, плакать тоже, в туалет — под себя. — Иллюминаторы ещё прикрой, — не силясь больше, Станислав Германович поднялся из-за парты. — У тебя наветренная сторона.       Почуяв куда ветер дует, физик постарше спустился на уровень простых смертных и продолжил хождение уже в более размеренном темпе. — Пожалуй, но вряд ли спасёт. Наши иллюминаторы не всегда… — Харитоновичу не нужно было смотреть на эти окна, чтобы вспомнить, что они дышат на ладан. — Герметичны, — и развел руками, поглядывая за коллегой новострившим лыжи к выходу. — Ингибиторы метана у нас только на стадии разработки, поэтому исключать и худший вариант нельзя. — Есть неплохой метод ингибировать его навсегда, — раздались поисковые похлопывания по карманам. — Нет. Не надо торопиться. Мне теперь интересно какому мракобесию нынче учат на психфаке, — Кирилл Харитонович взял Станислава Германовича под локоть и энергично зашагал к выходу, пребывая в редком для него воодушевлении. — В воскресенье поедем за цементом, а до тех пор терпи, Арсений. — На крайняк можешь созвать одиннадцатый «Д». Они за четыре по физике профессионально убьют и тихо закопают, — послышалось бодрое напутствие напоследок.       Дверь захлопнулась, кто-то счастливо побежал курить, а кто-то продолжил ломать голову. Термодинамика так её не ломала, как сейчас Туманов. Даже при своем отсутствии.       Конечно, в том, что профессионально убьют и тихо закопают сомневаться было нецелесообразно. Станислав Германович четырнадцать лет под позывным «Гончий» где-то профессионально шарился и тихо зарабатывал себе звания, а теперь сидит в богом забытой школе и рассказывает школьникам и как в ядерный апокалипсис выжить, и как траекторию пули просчитать, и как суп из борщевика сварить. Как так получилось? Хрен его знает, и честно говоря не особо интересует.       Больше интересует как практику благополучно закрыть, чтобы побыстрее вернуться в нормальную лабораторию, к нормальным исследованиям и сотрудникам с айкью чуть больше эбонитовой палочки. И как сосредоточиться на работе, когда в эту самую работу лезет профессиональный научный дилетант.       Ответа не было и к завтрашнему дню, и пришлось применять кардинальные меры. — Ой, Арсений Борисович, а вы зачем дверь на ключ закрываете? Вы всё-таки будете нас пытать?       Арсений Борисович подустал к пятому уроку постоянно открывать-закрывать врата в Ад. Бесы, на удивление, не стучались, но перестраховаться было не лишним. — Совершенно верно, — весело покивал он, припоминая злодейскую речь. — Сегодня летим в космос, сорок минут физики и ничего человеческого.       Дети были в восторге, а те, кто не был в восторге быстро запихнули свои возражения в задницы, когда речь зашла о домашке, и первые семь минут проверки знаний шли отлично. — Итак, мы знаем три формы веществ.       Послышался тройной стук. — Твердые, жидкие и газообразные…       Дверную ручку бесполезно вращали второй раз, давая старт громким перешёптываниям. — Арсений Борисович, я знаю что вы там, — помяни черта, как говорится.       Каменнобогов строго прислонил к губам палец, призывая класс к тишине. В молчании проснулся всеобщий исследовательский интерес. — И я знаю что с вами седьмой «Б»!       Кто-то пошоркал тетрадями, кто-то положил карандаш, остальные замерли в ожидании. — Дети, если вас держат в заложниках хотя бы пискните!       Тишина.       Через восемь секунд дверная ручка выкрутилась обратно и послышались удаляющиеся шаги. В ответ на это физик обернулся к доске и продолжил как ни в чем не бывало вести занятие.       О странностях в кабинете триста тридцать три наслышаны были все, у кого по программе была физика. Кабинет триста тридцать три вообще был кабинетом химии, в котором раньше сидел нынешний завуч Кирилл Харитонович. Страшный человек. Поговаривали с криминалом был связан. А ещё с ОБЖшником.       И кто знает, что в таком… сомнительном тандеме тут могло происходить? В его владении всегда не хватало реактивов и лаборантов.       Кто знает сколько тут призраков болтается, желая отомщения…       Поэтому сильно никто не удивился, прошедшему перфомансу. Точнее удивиться удивились, но сильно бурно реагировать не стали. Не зря же этот Каменнобогов под началом Крылополева стажировался. Ой не зря.       И все бы мирно, если бы не Геннадий Туманов, который посреди урока всё-таки попал в кабинет с хрен пойми откуда взявшимся дубликатом ключа. — О, седьмой «Б», вы всё-таки тут! Здравствуйте. И с вами мы ещё не виделись, Арсений Борисович, добрый день, — улыбчивая тень в сиреневой рубашке молниеносно раскидала по партам листочки, всем своим видом раскаиваясь. — Нижайше молю прощения, тестик на пять минут.       Этот «тестик на пять минут» Арсений слышал не меньше трёх раз с погрешностью на кошмарный сон позавчера. Со вздохом он начал писать параграфы на дом на боковой доске. — Ребята, задание читаем внимательно, пишем от души, эти работы увижу только я и тем же вечером адское пламя, поэтому не стесняйтесь.       На этот раз интересно там кружочки-треугольнички или вопросы про машины, тормоза и друзей-наркоманов?       Быстренько обойдя все ряды, чтобы удостовериться, что всем досталась работа и никто не сможет отвлечься на науку, психолог подобрался к главному боссу за кафедрой. Не хватало меча из дамасской стали или хотя бы лиры, но раз уж повелось, что психологи орудуют словом, то так тому и быть. Подперев плечом высокий стол, он видимо решил, что будет брать крепость красивыми глазками. — А чем вы тут занимаетесь, Арсений Борисович? — Не поверите, но, поразительно, я работаю! Пытаюсь, по крайней мере. — Ой, ну-ну, Арсений Борисович, я же вам не мешаю совсем, вы можете продолжать работать.       Физик отложил мел и с интересом обратился к психологу: — Чтобы единственным слушателем у меня были вы? — А почему бы и нет? Я с радостью послушаю вас на любую тему~ — Поговорим о термодинамике или начнём с форм вещества? — О нет, спасибо большое, но я прекрасно помню что та метровая линейка в вашей руке это твердый предмет и при ближайшем рассмотрении газообразным не покажется.       Отложив и любимую линейку в сторону, Каменнобогов на миллисекунду задумался зачем вообще её держал и спустя ещё полсекунды легко подвёл, качнув плечами: — Тогда мне вам нечего сказать.       Туманов незаметно подплыл ближе, и они бы стояли рядом, если бы не большущий стол. Хотя чего отрицать, ощущение уже такое создавалось и засчёт располагающей манеры общения. Нет, серьезно, зачем он продолжает тратить драгоценные джоули на пустой разговор с профессиональным болтуном вопрос был далёкий от понимания. Арсений уставился на доску, проверяя так ли записал страницы, а мозгошмыг всё не унимался. — У вас же не строится вся жизнь на преподавании физики. Человеческое наверняка не чуждо и таким прожжёным научникам, — речи его лились приторно, будто бы это скомпенсировало бы незаинтересованный настрой собеседника. — Смелюсь предположить, что вы рассеяны… Так что же вас сейчас беспокоит?       Мда, хрень какая-то. От вязкого мёда на языке слова подобрались не так быстро как хотелось бы. Неужели изобрели новые методы гипноза? — Меня против моей воли беспокоит причина, по которой вы препятствуете изучению науки. — Никоим разом не преследую такую цель! Всего лишь оцениваю средний эмоциональный фон учеников, а то знаете скоро олимпиады, а потом экзамены-экзамены-экзамены…       Невероятно.       На такой аргумент у Борисовича невольно взлетели брови. Вообще за эти семь минут пока психолог компостировал пропитанный наукой мозг, надбровные мышцы Каменнобогова грозились вскоре потягаться с тяжелоатлетами. — Поэтому вы полагаете, что срывая физику, вы им поможете её сдать? — Вероятно я помогу им не совсем перегрузить свою хрупкую детскую психику. — Какая-то странная логика. — Но всё-таки логика. — Разве это не называется у вас когнитивным искажением?       В какой момент разговор затянулся настолько, что прозвенел звонок Арсений не уловил. Он вообще ловить нить разговора перестал.       Хрень какая-то.       Надо тяпнуть кофейку. — Ой, времечко подошло, — не изменившись в лице, психолог обернулся к классу и хлопнул в ладоши. — Ребятки, переворачиваем работы и передаём вперёд!       Пока класс шуршал листочками, накапливая пачки тестов с каждой партой вперёд, ушлый Геннадий успел вернуться к теме и скокетничать: — Как насчёт обсудить где здесь прозвучало когнитивное искажение после шестого урока?       Тут кто-то определенно потянул Арсения за язык: — Тогда уж после седьмого. — Отличненько, в четырнадцать тридцать и подойду~       Тень в сиреневом умчалась с кипой бумаг и Арсений подумал, что тактика побега в общем-то хороша, Станислав Германович дело говорил.       И сбежал.       Отпустил нерадивых гуманитариев из десятого «А» на пятнадцать минут раньше и тактично ретировался, предупреждая нерациональную трату времени. Вот так. ***       В одиннадцатом «Д» всё было просто, одиннадцатый «Д» жил по понятиям, со своей внутренней иерархией, неподвластной умам обываетей, а богом их был никто иной как классрук. По всем предметам дай бог тройка, по ОБЖ и физкультуре все поголовно отличники. В целом понятно почему психолог так интересовался тем, что происходит за дверьми того самого кабинета, Станислав Германович других гениев воспитать и не смог бы.       Поэтому когда Геннадий начал интересоваться кухней уникального класса, система стала ему противодействовать и бесконечно выплёвывала. Как Станислав натренировал им рвотный рефлекс на мозгошмыгов было не очень понятно, но после того, как они методично свернули бумажные самолетики из пустых тестов и запустили в психолога, психолог понял, что пойти надо другим путём.       Понятно, что нужно обращаться непосредственно к их предводителю, но их флегматичный предводитель даже покурить не выходил из класса. Богоподобный ОБЖшник на каждой перемене закрывал дверь и высовывался в окно, чтобы датчики дыма не запалили рабочую схему. Первый этаж, как-никак, при желании можно и выйти без царапинки. Поэтому Геннадий разнюхал когда у Станислава Германовича в расписании окошко, вооружился конфетками и отправился гонять тактические чаи.       И в очередной раз потерпел крах.       Оказывается расписание небезызвестным завучем подгонялось аккурат под себя и поймать Шнайдера вне компании Крылополева оказалось задачей сложной. А когда те гоняли чаи в кабинете непосредственно завуча — непосильной.       Раз уж они плавали как два слипшихся пельменя в кастрюльке, то делать нечего. Надо улучшать отношения с обоими.       С такой логикой и вероятно божьей помощью Геннадий вписался в компанию легендарного завуча и не менее легендарного преподавателя ОБЖ. В один день за фаянсовой чашечкой китайского чая у Геннадия открылись скрытые способности изъясняться в элегантной манере и следующим семейным советом забавного мозгошмыга было решено оставить.       Сухой цемент, он же стоит мешком на даче под крышей, есть-пить не просит. А душу греет. Прибрать всегда успеется, а психолог этот слишком уж увлекательно точил зубки на их воспитанника.       За пару чайных сессий и совместных перекуров Туманов попал под протекторат Шнайдера и, как следствие, зауважался одиннадцатым «Д». И так вышло, что когда к Новому году Арсений совсем отчаялся в своей беготне и предложил по халявной пятёрке, те и на две не согласились.       Ситуация приняла ещё более отчаянные обороты.       После двадцати сорванных уроков и десяти стопок сожжённых тестов с треугольничками пришлось назначить мирные переговоры. Дата совершенно случайно совпала с празднованием Нового года и совершенно случайно переговоры перетекли в празднование этого самого Нового года. Тридцать первого декабря был принят первый мирный договор, скреплённый не банальной подписью, а немножечко пьяненьким поцелуем. Ключи от кабинетов было решено не возвращать — срывать физики и жечь тесты больше никто не собирался. Вроде как. ***       От привычки каждый раз запирать дверь в кабинет Арсений Борисович избавляться не собирался. Он наконец раскусил эту фишку посидеть наедине с собой в тишине, пока неугомонные орангутанги скакали где-то за пределами тихой обители науки. Позаниматься своими делами, дописать какие-то схемы, ну и конечно подумать как адаптироваться к новому сезону. В конце марта к восьми двадцати солнце начинало засвечивать интерактивную доску. На доску, значит, скинулись, на блэкаут шторы, или хотя бы жалюзи — «да нафиг надо». В принципе зачем тогда на доску скидывались было не очень понятно, хоть и выглядело презентабельно, но в деревянные окна всё ещё задувало. — Арсений Борисович, тут такое дело…— из дверного проёма показалась хитрая моська. — Нужно провести тестик на пять минут…       И задувало капитально.       Каменнобогов потянулся за любимой метровой линейкой, готовый если не обороняться, то гнать прочь. Ключ снова защелкнул замок, в глаза бросилось, что в руках подбирающегося психолога ничего не было. — Пять минут? — глаза щурились то ли от света, то ли от понимания, а уголки губ смотрели вверх. — Уже даже не сорок?       В ответ покачали головой, озорно осаждая: — Сорок минут нам не простит твой дикий физмат. — Так где ваши тестики, Геннадий?       Геннадий ступил на опорный порожек, становясь на один уровень с закафедровым пространством. — Ой, забыл сказать, — и перевесился через учительский стол, в каком-то ожидании. — С первым апреля, Арсений Борисович.       Всё ведь начиналось просто с пяти минут от урока, а закончилось вот таким беспардонным выпрашиванием внимания. Как Каменнобогов попал в эту паучью сеть спрашивать бесполезно. Он об этом не думал и уже давно не возражал. — С днём рождения, Гена, — и долго чмокнул в лоб под растрепанной челкой. — Вкусновато, — причмокнул Гена, подтягиваясь дальше. — Но маловато. — и пришвартовался губами в губы.       Вероятно только догадывался, что ждет его вечером.