Фиаско

      В грезах нет потребности в кислороде, но твои губы жадно хватают воздух, а горло сжимает тревога. Сохранять невозмутимость безмерно трудно, когда между лопаток упирается бритвенно-острое лезвие уродливого чудовища с десятком немигающих сиреневых глаз. Воплощение всех кошмаров здесь, прямо за твоей спиной, Воскресенье. А это значит, что Семья далеко не всесильна.       Ты ошибся везде, где только мог. Вырвать брехливому псу зубы, посадить его на короткую цепь, приучить давать лапу и в итоге уверовать свою безраздельную власть — просто верх наивности. Заносчивые юнцы вроде тебя слишком горделивы и оттого недальновидны. Хотя должен признать, было забавно наблюдать, как ты делаешь ставки не на то и не на тех, а потом твое аристократичное лицо становится чуточку менее аристократичным. Уже не терпится сорвать с него маску благочестия и узреть бурю эмоций. Старый пес обучился новым трюкам, и пора ему проявить себя.       Легонько ерошу перья на одном из миленьких острых крылышек и ловлю на себе твой испепеляющий взгляд. Они мягко щекочут кончики пальцев, скользя под ними, как шелк. Будешь грязно ругаться в ответ, сидя у меня на коленях, обездвиженный монстром? О, сделай милость, Воскресенье, позволь мне услышать твой ангельский голосок, пока я открываю баночку содовой и наслаждаюсь теплом твоей задницы. Не одной же госпоже Зарянке покорять сердца людей.       Увы, — не слышу от тебя ни звука. Пересохло в горле, моя радость? Неспешно отхлебываю газировку, невольно щурясь от приятного покалывания на языке, и подношу ее к твоим губам, но ты оскорбленно отворачиваешься. Думаешь, ты умрешь, как великомученик? Спешу разочаровать. Не будет никаких возвышенных страданий, достойных твоего прелестного нимба, — только низменная похоть и прозаичный финал.       Стягиваю с тебя брюки и с минуту любуюсь откровенным видом. У тебя красивые ноги; особенно — врозь. Мертвая хватка мема не дает тебе закрыться в попытке спрятать возбуждение. Не волнуйся, никто не узнает, что всеми уважаемый глава Дубов — грязный извращенец, у которого стоит на старину Галлахера, собранного по образу и подобию других членов Семьи. Можешь сколь угодно поджимать губы и строить из себя недотрогу, но за годы работы детективом мой глаз стал достаточно наметан, чтобы уловить небольшие движения твоих бедер. От меня не скроешь, что на самом деле тебе нравится толкаться в мой кулак, нравится распалять наше желание и оставлять на моей коже вязкую влагу. Поэтому, недолго думая, расстегиваю свою ширинку, приспускаю штаны и трусь об упругую плоть, невольно оттягивая момент единения, но мое терпение имеет предел. Не в силах сдержаться, прикусываю подрагивающий на уровне глаз кадык и слышу первые бесстыдные возгласы, от которых низ живота наполняет тягучим удовольствием.       «Приятно трепыхаться в моей власти, пташка?» — спрашиваю с ухмылкой, оставляя без ответа предшествовавшие этому гневные оскорбления в мой адрес. Никак не угомонишься. Что ж, по крайней мере, скука нам точно не грозит. Придерживая тебя за талию, не отвожу глаз, пока ты медленно и красиво насаживаешься на член. Такой Воскресенье мне нравится гораздо больше. Стройные бедра бессильно подрагивают — тощие лапы чудовища давят на плечи, не оставляя ни шанса отстраниться. Напоследок делаю небольшой глоток шипучего напитка и бесцеремонно ставлю чуть подтекшую банку на идеально убранный лакированный стол — жертву бесконечного цикла твоих обсессий и компульсий. Настало время жарить цыпленка.       Мои движения рваные и жадные, а поцелуи смазанные и неосторожные. Кладу руку тебе на затылок и удерживаю, слегка подразнивая основания крылышек за ушами. От этого твой обычно пронзительный, оценивающий взгляд мутнеет под длинными ресницами, а припухшие губы дрожат. Ты и представь себе не можешь, какого это, когда такой безупречный мальчик с безукоризненной репутацией катается на моем члене, словно гребаный мазохист, тогда как смерть буквально сжимает его в своих когтях.       Ты проиграл, Воскресенье. Твое фиаско в каждом толчке, в каждом стоне, в каждой капле семени, излитого мной во внутрь. Разрядка горячими волнами прокатывает по твоему напряженному телу, наполняя его истомой, и я ловлю ртом затихающие неровные вздохи. Буду брать тебя до тех пор, пока от удовольствия у тебя не поплывут мозги, а мне не надоест слушать твой непристойно звучащий мелодичный голос. Пока не увижу мольбу на дне этих золотистых глаз. Пока ты не поверишь, будто я не желаю увидеть, как чудовище пронзит тебя насквозь, и ты исчезнешь из грез, оставив после себя лишь несколько перламутровых клякс.       А до тех пор… У нас есть время окончательно испачкать стол.