Умоляю, отвези меня домой

      Вечерело. На улицах моросил мелкий, несущественный, но крайне раздражающий дождь. Асфальт блестел, местами из-под земли вылезли черви и теперь валялись раздавленные и навевающие грусть. Редкие, занесенные сюда судьбой, люди недовольно прятались под зонтами.       Рядом с консерваторией было пусто. Переполненные мусорки у ворот и чугунный забор, кое-где погнутый для удобного прохода на территорию учебного заведения, создавали для места с таким громким названием образ крайне нелицеприятный. Редкие деревья, высаженные под окнами старенького здания, зеленели и будто бы недовольно шуршали листьями, сетуя на дождь. Тот же, словно живой, так обижался оскорблениям, что периодически собирался с силами и начинал прямо-таки бить их по листьям без разбору. Невольно избитые дождём до полусмерти цветы: анютины глазки в цветниках у консерватории, ромашки, непонятно откуда взявшиеся в центре города, тюльпаны, нарциссы, — опустили свои несчастные головки к земле, некоторые поломались, и теперь их прежде радостные бутоны валялись в грязи растоптанные, словно тряпки. Свежесть, которой теперь была пропитана вся улица, ожидала окончания дождя, чтобы побудить людей выйти из убежищ и подышать еë озоновым нутром.       Двери консерватории отворились с премерзким скрипом. Лакированный дуб тяжко двигался на железных петлях, кирпичные стены изнывали от влаги, а на улицу выскочила девчонка с абсолютно счастливым лицом. В ней собралось будто всë счастье этого мира: улыбка до ушей, словно вот-вот ее физиономия порвется на несколько маленьких, уродливых, но искренне радостных лоскутков, а еще глаза, которые наполнены любовью к самой себе, дождю и свету, который наконец-то принял ее в свои объятия после пребывания в стенах полутемного гнетущего учебного заведения.       Она так стремительно сбежала со ступенек, что поскользнулась раза два, шлëпнулась в лужу и обернулась на голос: — Варвара! Вы забыли!       Полная старушка интеллигентного, но крайне недоброжелательного и высокомерного вида, высунулась из всë той же дубовой двери и протянула сидящей в грязи девчонке диплом. Та только шмыгнула носом, униженно поблагодарила и, поднявшись как можно быстрее, свинтила из такого невыносимого места.       Ноги несли не домой. Хвастаться перед родителями не хотелось: диплом все-таки не красный. Девушка выругалась громче, чем зашуршали возмущённые липы над ее головой и вошла в подъезд странной пятиэтажки, пройдя от силы метров сто от консерватории.       Лифта не наблюдалось, а вот раздолбанная лестница с щербинками на ступеньках, напоминающая панка, так и манила обломать о нее все ноги. Для начала девушка почему-то снова взглянула на свой диплом, раскрыла его и прочла вслух: — «Варвара Серова успешно окончила обучение в…» Да к черту. Теперь я больше не учусь на оркестровом факультете. Круто.       Ступеньки пролетели как страшный сон, она споткнулась о них несколько раз, но, оказавшись напротив ободранной двери, достала ключи и без раздумий проникла в старую квартиру, насквозь пропахшую сигаретами и мужскими духами с еловым ароматом. — О, вернулась, — протянул низменный прокуренный голос. Холодные руки коснулись Вариных плеч и дружески хлопнули по ним два раза. — Я наконец-то здесь, Макс, — холодно, но всеми силами стараясь изобразить счастье, выдохнула Варя. — Как будто не рада, — насмешливо.       Варя взглянула в зеркало, висящее около ключницы и вешалок в коридоре. Весьма неординарный вид, если не учитывать около-офисную одежду для самого скучного в ее жизни мероприятия, а именно выдачи диплома. Кудрявые рыжие волосы намокли, конопушки блестели от капель, стекающих по щекам, средне пухлые губы на силуэте широкого рта были ровно выкрашены в темно-красный цвет, а курносый нос целиком и полностью забрызгала злополучная лужа. Сзади нее, уже не держась за ее плечи, что радовало, стоял единственный приятель — Макс. Худой и высокий до ужаса, он улыбался нагло и немного по-дурацки оголяя зубы, щурясь как кот. Кажется, что наигранно, но Варя знает: он просто хочет, чтобы она тоже улыбнулась. — Когда пострижешь свои патлы? — Варя почувствовала, как уголки ее губ тянутся вверх и продолжила, уже во весь рот улыбаясь, — Или помоешь хотя бы.       Всегда работает его эта не то голливудская, не то кошачья улыбка-насмешка. Она каждый раз попадается, а он каждый раз так делает, показывая свои убитые сигаретами зубы. — А ты когда к нам в группу вступишь? — до жути серьезным голосом Макс ответил вопросом на вопрос.       Накручивая на палец локон собственных белых волос, уже закрывающих просвечивающие через кожу рëбра, словно у заморской лягушки, Максим снова положил руку на плечо девушки, жестко, до боли сжимая еë кожу. Он опять улыбнулся, легко и умилительно, но в контексте происходящего скорее издевательски. — Послушай, Варь. Пора. Ты закончила все свои дела, отучилась даже в этом днище! — Макс дружелюбно повернул опешившую Варвару к себе, — Ты обеща-ала мне! — пропел он, уламывающе пританцовывая на месте. — Я вижу жизнь музыкантов, Максим. И я вижу, что это никаких перспектив не имеет. Без обид. — Да мы взорвем всю сцену нашим панком! Нашим драйвом, Варюш! — с горящими, словно у маньяка, глазами, он отошел на небольшое расстояние, щелкая поочерёдно пальцами, — Подумай сама: у мамы-папы жить ты не хочешь, других друзей у тебя нет, а устроиться работать по специальности ровно как сидеть в магазе на кассе. Только вот теперь вопрос: … Макс остановился, сложив руки на груди и вздëрнув носом так, что блондинистые волосы каскадом упали на плечи, словно конская грива. — Не лучше ли жить у меня на шее, когда я сам это предлагаю, делать охуенную музыку и проводить время в обществе крутых людей? — Макс, ты будто пытаешься меня заставить, — смятенно проговорила Варя, сомневающаяся уже в своем отказе. — Да, именно это я и делаю, — немного грустно протянул Максим, добавив: — Завтра утром я уезжаю отсюда навсегда, ждал только тебя. Какая разница — жить бомжарой в одиночку или с еще четырьмя идиотами?       Он снова заулыбался, как никто другой не умеет. Встряхнул головой, носом шмыгнул и, извернувшись так, чтобы Варя не посмела отвергнуть его по-максовски дурацкий взгляд, положил руку на еë плечо. Майка-алкоголичка с надписью New York, забрызганная чем-то вроде соуса, мозолила глаза, потому что Варя всеми силами старалась не смотреть в лицо этому хитрюге. — Ладно, сдаюсь тебе в музыкальное рабство, — протянула она, ругая себя за столь быструю бесполезную дискуссию.       Максим умел убеждать, добиваться всего. Он был и будет таким гадом, каких мир не видел. Тем самым безотказным ребенком, который устроит цирк, как только узнает, что родители не купят ему нужную игрушку, тем самым парнем, который будет годы заставлять девушку верить, что она очень нужна ему для высоких отношений, при этом приезжая к ней для плотских утех раз в два месяца.              Сомнения оставались сомнениями. Они только на время чуточку притупились от сладких пустых речей Макса. Однако идти по правде было некуда. Не то, чтобы у Вари имелись сильные проблемы с родителями, они ценили еë, пока она была пай-девочкой, и сама по себе семья была достаточно дружна, но грузить их своим нытьëм о бесполезности будущей профессии не хотелось. — Тëть Ларисе и дядь Коле сказать не забудь, — напомнил Макс ушедшей в размышления Варе, топая на кухню, — Тебя подкинуть за вещами? — Да мне по-любому надо будет их в известность поставить, — Серова села на пуф у двери, — Как думаешь, как они отнесутся? — Нах тебя пошлют.       С его правотой тут спорить возможности не представлялось. Жить с четырьмя парнями в одном доме одинокой девчонке, которая, по требованию родителей, закончила ничто иное, как консерваторию! что за срам! — Ну ты, может, немного соври им, а? — Максим улыбнулся, натягивая черную водолазку и бесцеремонно принимаясь снимать с себя домашние штаны. Варя отвернулась. — Я попробую.       Сейчас ей было как-то по-особенному стыдно перед родителями, Максимом и всем миром в целом. Сама по себе Варя представляла самостоятельную единицу только в тех нечастых случаях, когда ее спрашивали. В остальное время безотказность била по веснушчатому лицу. В ней доминировала не столько та наивность, которая сподвигает покупать бессмысленные курсы по личностному росту, и не столько страх кого-то обидеть, сколько нежелание противиться чужим убеждениям. Варя прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее особенность — говорить себе «они лучше знают, что тебе нужно» и преспокойно молчать. Она всегда была и будет той самой ниточкой, которой нужно следовать за более сильной иголочкой, и не сказать, чтобы Варя пыталась это изменить. Из побочных эффектов — стыд за те моменты, когда ожидания двух авторитетных людей не стыкуются, и между ними приходится выбирать, ну и, разумеется, пагубность некоторых решений, принятых за нее. Во втором случае Варя только и могла, что сетовать на то, что неверно поступила.       Семья избрала для нее великолепное место обучения, с детства Варя росла в музыкальной среде (и отец, и мать — великолепные виолончелисты, всю жизнь зарабатывающие игрой в оркестре), восемь лет провела в музыкальной школе, в общем, дышать без игры на инструментах не могла. Основная проблема состояла в том, что оплата труда классических музыкантов снижалась с каждым годом, востребованность профессии также уменьшалась, а еще у Вари появилась истинная любовь, или первая вещь, что ей не навязали, — бас-гитара. Отец как-то принес ее с работы, сказал, лежала у них там в инвентаре такая одинокая, ну и забыл о ней благополучно, в то время, как дочь днями и ночами изучала инструмент. Звук, способ его извлечения и та музыка, в которой бас используется, привлекала Варю до безумия. Наверное, не стоит говорить о скорости достижения достаточно хорошего уровня техники для того, чтобы лучший друг, по совместительству панк-рокер, заинтересовался умениями рыжей натуры.       Поэтому, когда года два назад, сидя дома у Макса, Варя призналась, что волнуется за будущее, тот, как набирающий популярность исполнитель и лучший друг, взял с нее нешуточное обещание присоединиться к его музыкальной группе, когда Серова закончит учиться, а она отказать не смогла. К лучшему, что теперь в оркестре играть она не будет, каким бы великолепным не было образование, консерваторию Варвара ненавидела всей своей душой.

***

      На улицу спустились совсем скоро. Официальная и будто вышедшая со школьной линейки Варя и из домашнего алкоголика превратившийся в прекрасного строгого черного лебедя в цепях и с шипами, но все так же немытой головой, Макс, составляли невероятное дуо. Парень так высокомерно и умиротворенно смотрел по сторонам, так разительно пах табаком и елками и так безбожно звякал берцами при ходьбе, что проходящие мимо бабки крестились три раза, а девушка была настолько светлой и парадной, настолько прилежной и милой, что им приходилось повторять ритуал, видимо, за ее здравие.       Заказав такси, Максим принялся пинать какой-то кирпич на дороге, потом побежал за белкой, размахивая руками, поиграл в классики, нарисованные кем-то на асфальте, а Варя… просто выполняла роль Вари как обычно. Не отговаривала, не раздражалась, просто странно смотрела на него и морщилась от заходящего солнца. — Ну как тебе мой скилл? — в очередной раз пересекая линию финиша в классиках, запыхавшийся Максим вернулся на прежнее место. — Ну, на том же уровне, что и интеллект. — Такой же крутой? — Нет. Как у третьеклассницы, — улыбнулась Варя, наблюдая за подъезжающим такси.       Подколы являлись для нее вполне нормальной практикой, тем более по отношению к лучшему другу. Макс почти никогда не обижался, ему это, похоже, даже нравилось, а Варя не то, чтобы боялась его обидеть. Потерять друга было бы, конечно, печально, даже очень, но, как показал опыт, Варя на короткой ноге с одиночеством, не пропадет.

***

      Быстро добравшись до родного дома Вари, ребята поднялись на четвёртый этаж. Девушка строго посмотрела на Макса. — Я сама разберусь, ладно? — Как скажешь, — он пожал плечами, — Но я с тобой, по теть Ларисе соскучился. — Я сказала, сама. Выйду с вещами, жди тут, — Варя помедлила, предстоял непростой разговор. — Если ты не появишься тут через пятнадцать минут, я ворвусь к тебе в хату, — едва не шепотом предупредил Максим с единственной целью: чтобы Варя не услышала этого. Так проще потом сказать, что она глухая, а он предупреждал.       Скользнув в квартиру, Варя с наигранно счастливой физиономией поздоровалась со степенно вышедшими из своей комнаты родителями, едва не кинула им в руки диплом об окончании консерватории и в том же быстром темпе утекла к себе в комнату, принимаясь буквально закидывать вещи в чемодан. Сначала собралась, потом объяснения, это всегда работало только так. На бунт Варя, конечно, не решалась никогда, однако уговорить семью под предлогом «ну я же уже готова, о чем говорить» было в разы проще.       Выдохнула, вышла из комнаты одетая в черное платье и кеды и громко, как солдат чеканя каждый звук, сообщила: — Мам, пап, я переезжаю! Я буду теперь играть в музыкальной группе на басу! — Что за новости! — давно стоящая около комнаты в ожидании дочери, мама сложила руки на груди, — А оркестровый факультет? Отучилась, как вижу, ты и без того не ахти, — женщина указала на диплом, — Теперь совсем по наклонной? — Молодец, вырастила, — язвительно засмеялся отец, глядя на двух, похожих как две капли воды, членов его семьи, — Что за группа? Что играют? — Панк-рок, — пересохшими губами прохрипела Варя. Ожидать такой реакции стоило. — Господи! — мать схватилась за сердце, — Ты совсем уже идиотка?! В семье виолончелистов! Да тебе слух музыкальный не для этого достался! — Сколько там вас хоть жить будет? Почему уезжаешь? — отец, часто видящий эту ипохондрическую картину, не пошел ловить уже падающую мать. — Пятеро. Уезжаю, потому что там можно постоянно репетировать, дом частный, — с надеждой в глазах принялась объяснять Варя. — Ну, говно это. Токсичная среда, как у вас модно говорить. Прибежишь назад — мы с матерью не примем. Залетишь там от какого-нибудь бездарного идиота — ты нам больше не дочь, — продолжил диалог папа. — Не пущу я ее никуда! Оба чокнулись, что ли? — продолжала мать, переходя на визг, — Что еще? Пусть пьет? Курит? Наркотики? — Ларис, ты сама вырастила этого ребенка, все вы, бабы, одинаковые, — папа издевательски подмигнул.       Тут отвечать было странно, и Варя не нашла ничего лучше, чем привести железный аргумент, вечно почему-то работающий на маму: — Дом Макс снял, панк-рок группа — тоже его рук дело. Не пропаду. — Максим? — детское любопытство сменило гримасу оскорбленной виолончелистки на лице мамы. — А что он, сам работает или родители помогают? — Он уже в доле компании, так что да, деньги у пацанëнка есть. Ну неужели ты думаешь, Таня и Вова могут своего единственного ребенка без хобби оставить? Любой каприз, как говорится, лишь бы не скучал, — явно больше смыслящий в делах Максима папа принялся рассуждать. — Ну, с Максимом еще ладно, Варь. Ты, главное, к нему поласковее там, может помогай почаще, мальчик-то хороший, — не передать словами то, как же Варю раздражала эта заинтересованность в сватовстве. Наверное, в любой ситуации, кроме этой, она бы вспылила тут же, но сейчас просто улыбнулась: — Хорошо. — Иди уже, — шикнул отец, глядя на снова появившееся на лице мамы недоверие, — И можешь не звонить больше.       Гнетущий настрой сего диалога давил. Казалось, будто Варю уже считают отродьем дьявола, наркоманкой, а также будущей пьющей молодой матерью. Отец всегда говорил, что хотел мальчика, это ясно. Мама, да, часто впадала в истерики. Но чтобы оба этих фактора состыковались…       И Варя пулей вылетела из квартиры, упав в руки уже собирающемуся врываться Максу. Тот удивленно посмотрел на нее и кашлянул. — Неужели вышло?       Варя растянулась в самой счастливой на свете улыбке во все тридцать два: — Ага!       Выходит, теперь ее прерогатива — заниматься любимым делом?

***

      Уже час они ехали в такси до загородного дома, снятого родителями Макса за какие-то баснословные деньги. Варя за глаза считала их не то абсолютными идиотами, не то непонятыми гениями. Сам Макс года три жил в весьма маленькой квартире (главное чтобы недалеко от консерватории), и предки ни разу не поинтересовались, почему он решил так. А сейчас… сейчас Макс, Варя и еще три человека переезжают в шикарный дом, им оплачен переезд, инструменты, а также, видимо, у них имеются ресурсы на еду. — Кто с тобой играть-то согласился? Или ты себе друзей купил? — скучающе протянула Варя, — Кто тебя такого стерпит вообще? — Ну вот ты например, — зеркаля ее тон сказал Максим, — Сам себе нашел.       Он угрюмо отвернулся к своему стеклу и чуть тише, видимо, чтобы побесить Варю и заставить ее прислушиваться к тому, что он там мямлит, продолжил: — Я не зря жил у консерватории же. Вылавливал себе периодически неплохих ребят, общался с ними, ну и отправлял потихоньку в дом, чтобы обживались друг с другом и репетировали. А тебя я просто как облупленную с детства знаю, и какая ты сдвинутая на бас-гитарах тоже, потому и не против был подождать окончания твоей тупой учебы. — Сам тупой. — Иди нахуй.       Привычки долго злиться Макс не имел, и уже через секунду на смартфоне показывал Варе, как шикарно репетировали его согруппники в прошлый вторник. — Выглядит плешивенько, — заметила Варя, — Но без баса и вокала шпарят неплохо. — Смотри, это Кирюша, гитарист наш. Такой милый паренек. Его узнаешь из тысячи, он постоянно как будто вот-вот расплачется, — Макс перелистнул на общую фотку группы и тыкнул пальцем в самого непримечательного парнишку с волосами, будто на голову ему поставили стог сена. — Ему тринадцать? — улыбнулась Варя, тряхнув рыжей головой. — Ничего ты не понимаешь, у него тонкая душевная организация! — фыркнул Макс, тем не менее явно оценивший шутку, — Девятнадцать. — А это кто? На меня чем-то похож, — Серова указала на рыжего и худого до ужаса парнишку с пучком на макушке, бритыми висками и жутковатыми мешками под глазами. — Точно не похож, кис, — друг тяжело вздохнул, — Он бывший нарик. Я надеюсь, во всяком случае, что не сорвался пока, — как и всегда, обеспокоенность быстро сошла с его физиономии, и он продолжил, — Юра зовут, клавишник, двадцать ему. Ну, он так говорит, мы его паспорта никогда не видели, но, вроде, должен завести скоро. — Ты бомжа с улицы подобрал просто? — Варвара посмотрела на друга как на умалишенного. — Фактически да, но играет Юрец и правда как боженька, чувство ритма абсолютное, и техника соответствующая. Я такого не видел никогда раньше, ему даже вещества не помешали ни на секунду. — Идея ужасна, конечно. Если сорвется, ты не знаешь, чего ждать. Других виртуозов в мире нет, что ли?       Повисла недолгая пауза, прерванная настолько резкой остановкой такси, что Варя со всей дури приложилась лбом о водительское сиденье, а Максим чудом затормозил руками о мягкую спинку свободного кресла. После этого на несколько секунд в глазах Серовой потемнело, а вокруг все звуки вдруг слились в такой силы треск и пищание, будто прямо сейчас барабанные перепонки смяло в кровавую кашу. Водитель такси, молчавший всю дорогу так искусно, что если бы в начале поездки ребята не услышали от него краткое «здравствуйте», можно было даже подумать, что он немой, заорал матом на весь салон настолько громко, что периодически перекрикивал звон в Вариных ушах.       Спустя секунд тридцать вокруг снова началось шевеление. Кто-то потянул Варю на себя из машины, а она почему-то сжалась, однако распахнула со всей силы прежде зажмуренные глаза. Ей казалось, что вокруг начался апокалипсис или что похуже, но нет, машина стояла где-то между лесополосой и пригородным коттеджным поселком. — Ну давай, дурëха, бля, — недовольный Макс наконец вытянул огорошенную Варю из машины, — В дом дуй. Вон, там ворота открыты.       Серова глянула в сторону, куда была направлена рука друга. Там, за небольшой сосенкой и стандартным серым сплошным забором располагался участок с двухэтажным коттеджем. Бревенчатый, с кирпичной крышей — в общем, как и всегда, приторно дорогой и на вид практичный. В стиле Макса и его родителей.       У ворот участка стояли двое: среднего телосложения и роста паренëк с мокрой пшеничной копной на голове и облокотившийся на сосну спортивного вида брюнет с кудрями чуть ниже плеч. Первый казался забитым, Варе на первый взгляд показалось, что вся группа вымещает на нем злобу за общие ошибки. Видимо, это и был гитарист Кирюша, о котором говорил Макс: более несчастного лица Варваре тут еще увидеть не пришлось. Второй же, напротив, был каким-то по-доброму уверенным. О нем Варе ничего не сказали, но, похоже, если Кирюшу все-таки избивают, это точно не брюнет. — Иди сюда! — окликнул вдруг второй Варю, засмеявшись, — Не боись, мы иногда даже не кусаемся!       Девушка быстро засеменила в сторону входа на участок, преодолевая стеснение, но вместе с тем ощущая, что свобода, полученная ей от родителей, даётся непросто. Тут еще, оказывается, и общаться предусматривалось. — Я Кирилл, привет, рад видеть тебя, — обратился к подошедшей Серовой гитарист. Его голос звучал неуверенно, даже в какой-то мере жалобно. Он грустно журчал, а помимо этого складывалось ощущение, что слова не разделялись паузами совсем, а предложение из трех слов состоит на самом деле из одного. — Очень приятно, — от страха девушка машинально поменяла обычный тон своего голоса на более высокий, принявшись тут же корить себя за это.       Варя повернулась к брюнету, отошедшему от дерева. Он сложил руки на груди и задумчиво смотрел через нее в сторону машины. — Я Варвара, — заметно теряя в уверенности, продолжила рыжая. — Свéтов Владимир Сергеевич, будем знакомы, — улыбаясь, брюнет поправил кудри и… похлопал Варю по плечу, чуть наклонившись в ней, — Ты не кисни тут, все свои. Ну, я пойду, помогу Максу, чего-то он закопался.       Серова опешила и, провожая взглядом едва ли не вприпрыжку устремившегося к машине «Владимира Сергеевича», шумно выдохнула. Как-то странно. — Без паники, он шутит так, — сказал Кирюша (теперь Варя Максима понимала, его по-другому назвать язык не поворачивался), — Мы в целом все хорошие, только вот видишь какая ситуация произошла. Юра как обычно, — гитарист поник, — Ты-то хоть не сильно ушиблась?       В этот момент Варя поймала себя на мысли, что у нее кружится голова. Опознать это состояние было трудно, пока она стояла как вкопанная, да и адреналин во время осуществления новых знакомств, видимо, затмил это отвратительное чувство. Сконцентрировавшись на своих ощущениях, Серова поморщилась: — Ну такое себе. — Ой, божечки, — засуетился Кирилл, — Давай я тогда тебя домой провожу, нечего тут стоять!       В неловком молчании они прошествовали по участку к бревенчатому коттеджу, Кирюша открыл дверь и, поддерживая вроде никуда не падающую и не умирающую на месте Варвару под локоть, довëл ее до дивана. — Тебе что-нибудь принести? — как школьник, ждущий своего задания на дежурство, он стоял напротив Вари. Спрятал руки за спину, переминаясь с ноги на ногу. — Водички, пожалуйста, — Варя благодарно смотрела на этот стеснительный стог сена.       Вид засеменившего в кухню Кирилла сподвиг Варю осмотреться. Высоченный потолок, камин напротив огромного удобного дивана и позади две двери в другие комнаты, справа — в кухню, слева — в столовую, а также лестница на второй этаж, покрытая ковром. Интересно, а сколько комнат тáм? Насколько родители Макса безумцы? — Ну, ты ëбик! Вот у меня даже сомнений не возникло бы, что именно ты это учудил, — голос Максима и громкие шаги нескольких пар ног силой оторвали Варю от ее глубоких размышлений. Она посмотрела в сторону входа.       Там показались три фигуры: худощавый, лоснящийся и очень злой Макс, самый высокий, черноволосый и почему-то смеющийся «Владимир Сергеевич» и притворно расстроенный, с растрепавшимся пучком и пустыми глазами рыжий парень. Варя не поняла тогда, почему его лицо вызывало чувство беспричинного отвращения. Внутри нее будто сработал тот животный инстинкт распознавать отбросов, что мы впитываем с молоком матери, передающей «врожденный иммунитет». Тот инстинкт, при котором каждый человек вдруг начинает чувствовать на языке неприятное покалывание, а в груди — тревогу об отсутствии безопасности. — Я хотел сделать сюрприз! Кто ж знал, что оно так, — принялся оправдываться рыжий, а Серова сморщилась. — Наверное, любой адекватный человек должен был знать, что прыгать под машину не очень-то хорошая идея! Мне пришлось давать ему ебейшие чаевые, потому что за вас стыдно! — имевший привычку бросаться на всех сразу, Макс повысил голос. — Не-не! Ты давай на меня и Кирю не гони, — «Владимир Сергеевич», все так же беззаботно улыбаясь, увидел Варю и поднял брови, перестроив траекторию движения в ее сторону.       Девушка съежилась. Вообще, ей хотелось бы остаться незамеченной, наблюдать за всем со стороны, и… не контактировать

не контактировать

не контактировать

— Ты как, потерпевшая? — высокий и позитивно настроенный парень летящей походкой подобрался к Варе. — Все хорошо, только голова болит, — та умоляюще посмотрела на вышедшего из кухни Кирюшу. Похоже, он стал для нее мостиком между мирами. Во всяком случае, пока казался самым безопасным. — Не пугай, — заботливо отозвался Кирилл, поднося Серовой воду, — Она только приехала, а ты все мельтешишь, Володь! — Не мельтешу я, — насупился черноволосый, — Хочу влить в коллектив! — Так и скажи, что девочка понравилась, — забывший о недавней ссоре Макс похлопал еще более помрачневшего Володю по плечу и крикнул куда-то назад: — Юрец, а ты хоть пообщался?! — Юра, приятно, — безучастно промычал подошедший худощавый рыжий парень, — Нормально? — Не особо, — закатил глаза Владимир, которого, видимо, как и Варю, Юра не привлекал. — Да заебали уже, давайте, как нормальные люди, познакомимся, — выдал здравую мысль Максим, показывая в сторону большого белого круглого стола, выглядывающего из полуоткрытой двери в столовую.       Повиновались все, молча рассевшись на одинаковые белые и тоже круглые табуреты. Варя сидела напротив Кирюши, подпиравшего обе щеки руками, и рядом с Максимом, который так кстати вспомнил о дружеской поддержке. Володя находился чуть правее Кирилла, не совсем за столом, но, опершись на колени и переместив весь торс вперед настолько, чтобы его участие учитывалось. Юра положил голову на столешницу, согнувшись и извернувшись так, чтобы направить свой отсутствующий взгляд непосредственно в сторону Максима и Вари. — Итак, — воодушевленно вдохнул Макс.