***
Последняя кружка пива была лишней. Осознал это Хендрикссон лишь тогда, когда попытался встать, а ноги подкосились. Подперев голову, он задумался о том, что не планировал так нажираться. Оно как-то само собой получилось, когда после третьей кружки он позволил мыслям течь без каких-либо барьеров и вновь вернулся к обдумыванию того, что чувствует по отношению к Дрейфусу. Лучший друг. Три раза «ха»! Лучших друзей не тянет поцеловать. И если бы он хотя бы был пьян! Можно было бы списать все эти порывы на алкоголь, но, увы и ах, желания не менялись ни на трезвую, ни на пьяную голову. Он был крепко и прочно… — А я не поверил, когда мне сказали, что ты в одиночку надираешься, — поток мыслей прервало появление Дрейфуса. — Только тебя здесь не хватало, кыш, — пьяно замахал рукой Хендрикссон, — в мыслях покоя не даёшь, так хоть наяву отстань. — Протрезвеешь — спрошу, что это значило. А пока пойдем, пьянь, — Дрейфус схватил Хендрикссона за плечо и рывком поднял, поддерживая за талию пошатнувшегося друга. Молоденькая официантка с ужасом посмотрела на это всё: даже ее месячная зарплата не покроет всей той выпивки, что заказал рыцарь. — Я заплачу, — Дрейфус кинул кошель на стол. — Хватит? — С лихвой, — испуганно пролепетала девушка, — сейчас отсчитаю сдачу. — Не стоит, — оборвал он метнувшуюся официантку, — оставь себе как чаевые за моральный ущерб. Робкого «спасибо» он уже не услышал, поскольку тащил вяло сопротивляющееся тело к выходу. На свежем воздухе Хендрикссон, видимо, почувствовал прилив сил и предпринял попытку вырваться. Естественно, безуспешную. — Что ж тебе спокойно не идётся-то? — рявкнул Дрейфус, прижимая Хендрикссона к стене в ближайшем проулке, чтобы не вырывался. — Отпусти, — на удивление трезво сказал Хендрикссон. — Обещаю, пойду домой, а не дальше кутить. — Во-первых, одного я тебя не пущу, а во-вторых, ко мне ближе, почти рядом со мной насвинячился. — Что ж ты такой твердолобый, а? Чужое дыхание обожгло губы Дрейфуса, и он тут же замер в неверии. Хендрикссон собрался сделать, что?.. Сердце зачастило, щёки начало печь, откуда-то пришло осознание, что он согласен на все, что друг (а друг ли?) хочет с ним сделать. — Пожалею, — на выдохе сказал Хендрикссон, стукаясь лбом о плечо Дрейфуса. И раньше чем тот успел спросить почему, сознание Хендрикссона покинуло. — Надо же быть таким засранцем: натворил всякого, а после оставил в растрёпанных чувствах, — пожаловался воздуху Дрейфус, а после подхватил друга на руки и понёс к себе. Все сложные разговоры останутся завтрашним им.***
Голова раскалывалась просто нещадно. Он не помнил ни как расплачивался за выпивку (оставалось надеяться, что заплатил, и не придётся идти краснеть, возвращая долг), ни как дошёл до дома. Ему не было так плохо с тех пор, как они с Дрейфусом, стремясь доказать другим и в первую очередь друг другу, что умеют пить, выпили на двоих половину бара. Ох, и получили же они тогда нагоняй от Заратраса. Вся его жизнь связана с Дрейфусом. Стремясь облегчить боль, он перевернулся на другой бок, тут же на что-то наткнувшись. «Что-то» заговорило голосом Дрейфуса: — Проснулся, пьяница? — Дрейфус?! Что ты здесь?.. — Как минимум живу: всё-таки это мой дом. А если «здесь» это в кровати, то, когда я вчера укладывал тебя спать, ты вцепился в рубашку так, что разжать кулак не представлялось возможным, поэтому я остался с тобой. — Какой позор, — тихо сказал Хендрикссон, утыкаясь другу в плечо. — Спасибо, что не бросил меня. Кстати, откуда ты узнал, где я? — Вчера ты был совсем иного мнения: пытался прогнать меня всеми силами. А про вторую часть: ко мне вчера прилетел Гилсандер и с ужасом сказал, что мол твой Хендрикссон в одиночестве напивается и выглядит при этом так, что нападение Десяти Заповедей покажутся детской прогулкой, если тебя не остановить. И что это было? — Кошмар, — Хендрикссон предпочёл пропустить мимо ушей ремарку Гила, — такого больше не повторится. Дрейфус хмыкнул и на пару минут замолчал, а когда продолжил, Хендрикссону захотелось провалиться на месте. — А ещё ты пытался меня поцеловать. Только почему-то в последний момент передумал. Да и ещё и сказал, что пожалеешь. Что, я настолько неприятная кандидатура для поцелуев? — Дело не в этом. — А в чём тогда? — Дрейфус перевернулся на бок, подпирая голову рукой. — Я бы действительно пожалел, если бы поцеловал тебя вчера, но не по той причине, о которой ты подумал, — Хендрикссон тяжело вздохнул. Как-то не так он представлял этот разговор. — Дело в том, что я бы пожалел, если бы не запомнил наш первый и единственный поцелуй. Хендрикссон выглядел как побитый щенок, всё-таки он никогда не рассчитывал на взаимность: Дрейфус был женат, да и сын уже взрослый, поэтому и признаваться не планировал, а тут уж наворотил делов, поздно прятаться в кусты. Всё-таки честь святого рыцаря никто не отменял. — Прогонишь? — спросил он, поняв, что поражённый Дрейфус планирует и дальше молчать. — Я идиот, — Дрейфус поспешил прижать взметнувшегося Хендрикссона к кровати. — Даже Фраудрин оказался эмпатичнее меня, несмотря на то, что демон. Когда мы с ним прыгали единой Заповедью, он поблагодарил меня, ведь иначе не смог бы тебя захватить: ты испугался за меня настолько, что твой дух дрогнул. Гриамор недавно подошёл и сказал, что уже достаточно взрослый, чтобы не мешать отцу встречаться с кем ему хочется. Один я как последний дурак отмахивался и не верил. — Теперь не выйдет. Мои слова сложно расценить как-то иначе, чем… — Хендрикссон замялся. — Признание? — Да. — И почему из нас двоих смелость досталась тебе? — Для баланса, — Хендрикссон фыркнул. — Может, ты руки мои отпустишь? Всё же ты не пушинка. — Прости. Дрейфус убрал руки с чужих запястий, ложась сверху, щекоча своим дыханием шею. Установилась уютная тишина, наконец-то все недомолвки растаяли. Хендрикссон наслаждался моментом, то, что его не прогонят с криками, было очевидно, но в качестве кого он остался? Адски хотелось спросить, но он оставил инициативу Дрейфусу: всё, что мог, он уже сказал. — Хендрикссон, — позвал тот, поднимая голову, тут же попав под немигающий взгляд, — я, знаешь… А, черт, действовать у меня получается лучше, чем говорить. Подтянувшись на локтях, он навис над Хендрикссоном, судорожно вздохнул, облизал губы, поймал робкую надежду в глубине глаз напротив и наконец неуверенно поцеловал, получив такой бешеный отклик, что любые сомнения тут же истаяли. Дрейфус не особо понимал, что нужно делать, поэтому ориентировался лишь на вздохи Хендрикссона, да на то, что нравилось ему самому. А тот словно не мог им надышаться, все тянулся к губам за новым и новым поцелуем. В голове с каждой секундой все сильнее и сильнее мутнело. Дрейфус чувствовал, что надолго его так не хватит, Хендрикссон был настолько… его, что становилось страшно. Но как продолжить и не сделать больно он не знал. Кто бы мог подумать, что в жизни понадобятся такие умения. — Дрейфус, — дыхание Хендрикссона было сбито к демонам, губы алели, — хватит меня мучить. Я же святой рыцарь, немного боли мне не повредит. — Даже не думай. Плевал я на собственное удовольствие, главное, чтобы тебе нравилось. — Ты, правда, думаешь, что я приму такую эгоистичную позицию? Да и если рассуждать как ты, то я хочу продолжения. Столько об этом думать, фантазировать и теперь добровольно отказаться? Нелогично как-то получается. — Ну вот зачем ты такой, — то ли восхитился, то ли возмутился покрасневший Дрейфус. — Какой? — Бесстыжий и любимый. Теперь настала очередь Хендрикссона краснеть, собирался поддразнить, а в итоге сам и оказался побеждён своим же оружием. — И что мне с тобой делать? — Дрейфус сел, подвернув под себя ноги и оглядывая Хендрикссона, картина, представшая его глазам была очень занимательная. — Если я буду тебе это описывать, то сгорю от смущения, так что мне проще показать. — Прошу. Если он считал, что после этого Хендрикссон передумает, то сильно ошибся. Грациозно, но быстро перевернувшись на живот, он прогнулся в пояснице, использовать друидскую магию для таких дел было немного неловко, но ради скорости Хендрикссон был готов и не тем воспользоваться. На смазку пальцы скользнули без видимого сопротивления. Дрейфус вздохнул, в голове сразу появились образы того, как, оставаясь в сумраке комнаты, Хендрикссон удовлетворял себя, думая о нём. Кажется, он немного увлёкся, поэтому жаркий шёпот на ухо оказался для него неожиданностью, пославшем табун мурашек вдоль позвоночника. — Можно мне? Смотреть на это просто невыносимо. — Прошу. Ощущение чужих пальцев было совершенно другой вселенной, удовольствие ударило яркой вспышкой по нервам, хотелось большего, но Дрейфус будто специально медлил, доводя его до исступления. — Не медли, не забывай, что партнёр у тебя — друид, — прошептал Хендрикссон. — Партнёр — неподходящее слово, а вот любимый… Раз ты так просишь, то как я могу отказать. Пальцы выскользнули с громким хлюпом, чтобы в ту же секунду замениться головкой. Дрейфус внутренне уговаривал себя не спешить, но то, как сжимался и дышал Хендрикссон, не оставляло ему ни единой возможности. Аккуратно обхватив возлюбленного за талию, он начал двигаться. Плавных движений не вышло: Хендрикссон, желая получить всё и сразу, сам начал подмахивать, и выдержка помахала Дрейфусу рукой. Стоны, хлопки, жаркое сплетение тел, пара потерялась в этом потоке. Учитывая, сколько времени они желали одного и того же, надолго их не хватило. Кончив с протяжным стоном, Дрейфус рухнул на Хендрикссона, а после укусил его за плечо, толкая за грань. — Слезь, ты тяжёлый, — наигранно недовольно пробурчал Хендрикссон. Дрейфус тут же скатился, подгребая партнёра за талию поближе к себе. — Кажется, теперь ты мой. — Романтика из тебя так и прёт, Дрейфус. — Да ну тебя, — тут же покраснел тот, — ты же меня и такого любишь. — Люблю, — он развернулся в объятиях и пристально посмотрел на Дрейфуса. — Может, ты меня всё-таки поцелуешь? Поздно уже чего-то стесняться. — Лис ты хитрый, Хендрикссон. Названный тихо рассмеялся, смущать Дрейфуса было приятно. А получать нежные поцелуи ещё приятнее.