Il divo

Леончино, который охотно выступал на сцене вместе с Сяо Чжанем в Вероне, наотрез отказался делать это в Венеции. Хотя постановщик был не против пополнить им ряды артефактов и магических зверей, задействованных в постановке. Но именно эта пестрая компания — статуя Мерлина, крылатый конь и дракон, и испугала бедного кота. Одно дело мирно пастись среди нимф и пастухов, а другое дело шарахаться среди всяких чудищ. Однако Леончино все равно присутствовал в театре, дожидаясь Сяо Чжаня в его гримёрной — большой, теплой и роскошной. Кот валялся на диване, и мурлыкал, играя с игрушечной мышью, которую ему подарили работники театра, за то, что он помогал им с ловлей настоящих. Алессандро, в компании отца или Матильды, знакомился с достопримечательностями Венеции. Он проявил неожиданный интерес к истории города, чем очень порадовал маркиза. Все говорило о том, что со временем он пойдет по стопам отца и станет неутомимым и разносторонним исследователем. Театральная бутафория произвела на него не меньшее впечатление, чем на кота, только положительное, и он всерьез давал Сяо Чжаню советы, как правильно сражаться с драконом. Накануне премьеры Сяо Чжань отправил обещанные билеты Леонарде с мужем и тётушке Ракель. Посланец вернулся с ответом, что они обязательно придут. И что весь город уже полнится слухами о предстоящей грандиозной постановке. Сяо Чжань волновался, но не сильно. Выступать он привык ещё в Вероне, а то, что успех в Венеции котировался намного выше, его не волновало. Все эти разговоры про нового il divo его не смущали, за долгие годы он привык к экзальтированности итальянцев. Он сам чувствовал себя вовсе не «исполнителем от бога» и не кумиром, а добросовестным мальчиком с хорошим голосом, который когда-то уже пел в этом городе, невидимый для всех. Теперь его увидят, но все равно это будет не он сам, а сценический образ, маска, которые в Венеции повсюду — сливаются с лицами так, что иной раз и невозможно отличить настоящее от поддельного. Сегодня вечером он тоже всего лишь примеряет маску «il divo». Город весь сиял огнями, в вечернем небе одна за другой расцветали причудливые вспышки фейерверков. На темной воде каналов, располосованной яркими дорожками колеблющихся отражений, кишели гондолы, все в цветах и фонариках, и лодки попроще. Отовсюду доносилась музыка, смех, оживленные возгласы — карнавал будоражил и увлекал за собой даже самых скучных и ленивых. Театр Сант-Анджело светился в сумерках, как ещё один огромный фонарь, к которому слетелась бурлящая толпа мотыльков в человеческом обличье. В зрительном зале не то, что бы яблоку негде было упасть, даже горошине места бы не нашлось. Ложи были тоже набиты битком. Знатные и богатые, разодетые в парчу и бархат, усыпанные бриллиантами, вели себя не менее шумно, чем простонародье на галёрке. Но когда притушили огни и занавес пополз вверх, открывая изощрённые декорации, все разом смолкли и уставились на сцену. Сяо Чжань пел и не смотрел на публику, точнее, смотрел, но не видел, но внезапно ему показалось, что его неотступно преследует чей-то взгляд. Это было странно. Обычно, даже зная, что все внимание приковано к нему, он никак не ощущал этого физически. А сейчас по его коже как будто скользил горячий огонек, заставляя трепетать. Петь ему это не мешало, но ощущение было на редкость смущающим. Он взглянул на зрителей повнимательнее — вот маркиз с семейством, маэстро Вивальди и автором либретто, вот Леонарда с мужем, а вот и источник смущающего взгляда, в боковой ложе, совсем рядом со сценой. Сердце Сяо Чжаня замерло, а потом подпрыгнуло, чуть ли не стукнувшись о передние зубы. Хорошо, что он в этот момент молчал, внимая арии партнерши, а то наверняка бы сбился. Из слабо освещенной ложи на него пристально смотрел Ван Ибо и это от его взгляда Сяо Чжаня кидало в жар. Ибо, в отличие от большинства зрителей, был без маски, в нарядном светло-голубом камзоле, и почти такого же цвета парике. Это цвет волос необыкновенно ему шел, он казался каким-то волшебным существом, под стать чудесам творящимся на сцене. Он заметил, что Сяо Чжань смотрит на него и улыбнулся ему. И эта крохотная улыбка была полна такой нежности и ожидания, что у Сяо Чжаня подогнулись колени. Хорошо, что бутафорский меч был прочным и на него можно было опереться. Но слабость быстро прошла и на ее место нахлынуло воодушевление. И оно так явственно зазвенело в его голосе, что слушатели восторженно взвыли, когда он завершил арию. В антракте он быстро переоделся с помощью костюмера и попросил оставить его одного. И не пускать никого, кроме молодого китайца с синими волосами. Сердце его заходилось от нетерпения, успеет ли Ибо найти его за этот короткий промежуток времени, а главное, захочет ли? Во время обмена взглядами на сцене он внезапно, буквально за долю секунды понял, что чувство, которое он испытывает к Ибо, больше всего похоже на настоящую влюбленность. И хотя ему не с чем было сравнивать, он уже не сомневался в этом. Но в чувствах Ибо он вовсе не был так уверен. Не прошло и нескольких минут, которые показались ему вечностью, как дверь гримёрной распахнулась и на пороге возник запыхавшийся Ван Ибо. — Ты что, бежал? — ляпнул Сяо Чжань. — Ага. Не переводя дыхание, Ибо одним слитным движением захлопнул дверь и бросился к нему. Схватил в объятия, поднял в воздух, закружил. Потом поставил на пол и нежно, бережно коснулся губ Сяо Чжаня своими, горячими и искусанными. — Я так скучал по тебе, — выдохнул он, не прерывая поцелуй. — Я тоже, — прошептал Сяо Чжань, плавясь под руками Ибо. Пару минут они с упоением целовались, потом Сяо Чжань со стоном отстранился. — Мне пора на сцену. Ты придёшь после спектакля? — Обязательно, — губы Ибо в последний раз обожгли его кожу, — помогу тебе раздеться. — Бесстыдник, — рассмеялся Сяо Чжань, — на многое не рассчитывай, здесь будет полно народу. — А я их выгоню. — Размечтался. — Угу, — кивнул Ибо, помогая Сяо Чжаню поправить ворот костюма, — все это время только и делал, что мечтал о тебе. Сяо Чжань глянул на него сияющими глазами, быстро чмокнул в нос и побежал на выход. На радостях сцена безумия у него получилась слегка экстравагантной, иногда казалось, что он сейчас кинется на дракона с объятиями, а не с мечом, но голос звучал настолько завораживающе, что публика пришла в бешеный восторг. К концу представления Сяо Чжань уже слегка оглох от всеобщего энтузиазма и до гримёрной добрался, пошатываясь. Ибо уже стоял у двери на страже, суровый, как пёс Цербер, и отгонял назойливых поклонников. Молча забирал букеты и разные подношения и совал их костюмеру, чтобы тот отнес их внутрь. Они не успели и словом перемолвиться, как подоспел маркиз с сыном. Они, не скрывая любопытства, поздоровались с Ван Ибо, тот поклонился им, но объяснять свое поведение не стал. Да и не успел бы, потому что Сяо Чжань внезапно побледнел и покачнулся. Несколько рук одновременно подхватили его. — Ничего страшного, — пробормотал он, прикрывая глаза, — я просто немного устал. Его завели в комнату, уложили на диван, подали воды и открыли окно. Он попил и слабым голосом произнес. — Я немного отдохну и выйду поприветствовать …э… кого надо. — Никого не надо, — уверенно ответил ему синьор Маффеи, — я сам все сделаю. Отдыхай. Ты замечательно, просто потрясающе пел сегодня, мы все тобой гордимся. Сяо Чжань изобразил слабую улыбку и снова закрыл глаза. Услышал, как все потихоньку выходят из комнаты Полежал неподвижно ещё несколько минут, потом сел и осмотрелся. Никого. Только Леончино подбирается к охапкам цветов. Сяо Чжань встал, подкрался к двери, приоткрыл ее и осторожно высунул голову наружу. Опять никого. Только шум голосов вдалеке. — Ван Ибо… — позвал он свистящим шепотом. Из темной ниши в коридоре тут же материализовалась стройная фигура и подлетела к Сяо Чжаню. Тот схватил Ибо за руку, втянул в гримерную и захлопнул дверь. — Ты как? — взволнованно спросил Ибо, разглядывая его лицо, все ещё в гриме. — Все в порядке. Никогда так хорошо себя не чувствовал. — Ты притворился, что ли? — нахмурился Ибо. — Конечно. А как бы ещё мы смогли побыть наедине? — Какой ты коварный, Чжань-гэ! — Ибо легонько ткнул его под ребра, — а по виду и не скажешь. — Ай, — засмеялся Сяо Чжань, — ты меня плохо знаешь, я само коварство. — Да понял я, понял, раз сумел околдовать меня так быстро. Сяо Чжань поднял на него блестящие глаза. — Правда? Ибо кивнул, не отводя взгляда, и медленно склонился к его губам. — Подожди минутку, — увернулся Сяо Чжань, — я хотя бы умоюсь, и ты обещал мне помочь переодеться. — Я обещал помочь раздеться, — рука Ибо скользнула к шее Сяо Чжаня и развязала шейный платок. Потом пришел черед куртки и рубашки. В перерывах между стаскиванием одежды Сяо Чжань всё-таки успел смыть грим и вытереть лицо, хотя Ибо всячески мешал этому, слизывая капли воды языком. Потом перешёл к шее и плечам. Сяо Чжань прекратил всякое сопротивление и только постанывал под этими жгучими поцелуями. Они так увлеклись, что и не заметили, как дверь отворилась. Послышался изумлённый возглас и они отпрянули друг от друга. Сяо Чжань схватил рубашку и набросил ее на плечи, хотя было уже поздно изображать невинность и притворяться, что ничего такого не было. На пороге переминался отец Ван Ибо. Сяо Чжань в ужасе закрыл глаза. Ничего не произошло. Он, по-прежнему в ужасе, открыл один глаз, потом второй. Ван Ибо с вызовом пялился на отца, но тот не обращал на него внимания, продолжая неотрывно смотреть на Сяо Чжаня. Тот смущённо забормотал невнятные извинения, Ибо тут же прервал его, сказав. — Отец, Чжань-гэ ни в чем не виноват. Это я к нему приставал. — Святые небеса, ты зовёшь его Чжань-гэ… — пробормотал старший господин Ван, — можно мне присесть? — Конечно, — засуетился Сяо Чжань, спихивая с дивана недовольного Леончино. Ван Илун сел и напряжённо выпрямился. — Мы любим друг друга, — внезапно заявил Ван Ибо, — и ты не сможешь нас разлучить. Отец поднял на него печальный взгляд. — Какой же ты ещё ребенок… Это, конечно, усугубляет ситуацию, но проблема не в этом. И Сяо Чжань и Ван Ибо опешили. Если их отношения не шокировали господина Вана, то проблем нет вообще. Ну то есть, их много, но все можно решить. Наверно. — Молодой господин Сяо, — обратился к Сяо Чжаню Ван Илун, — не сочтите за оскорбление, могу я увидеть вашу татуировку. Обещаю, это будет последний раз, когда осмелюсь просить вас о таком. Сяо Чжань смутился, покраснел и бросил на Ван Ибо взгляд, означавший. «Из-за нас твой отец сошел с ума». Ибо едва заметно пожал плечами, мол, вряд ли. Старший господин Ван продолжал с беспокойством смотреть на Сяо Чжаня. Ещё больше покраснев, Сяо Чжань сдвинул рубашку с плеча с татуировкой и повернулся спиной. Послышался какой-то невнятный звук и возглас Ибо. «Отец!» Сяо Чжань резко обернулся и увидел, что старший господин Ван пытается упасть перед ним на колени, а Ибо не даёт ему это сделать. У Сяо Чжаня голова пошла кругом. Вот она, расплата за незаслуженный успех и запретную любовь. Он в полной растерянности уставился на Ибо, но тот ничем не мог ему помочь. Наконец, Ван Илун оставил свои попытки пасть ниц, согнулся в глубоком поклоне и произнес. — Ваше высочество! У Сяо Чжаня глаза на лоб полезли. Час от часу не легче. Может, отец Ибо чем-то отравился или его опоили и у него галлюцинации? Принимает его за персонажа оперы. Точно. И как он сразу не догадался. Он напялил куртку и скомандовал Ибо. — Пошли кого-нибудь за лекарем. Нет, стой, останься с ним, я сам сбегаю. Господин Ван простер к нему руки. — Нет, нет, я не болен и не сошел с ума… Прошу вас, выслушайте, я сейчас все объясню. Сяо Чжань остановился. Ван Илун ещё раз поклонился ему и спросил. — Вы ведь попали в Венецию ещё совсем ребенком, вместе с господином Ли Фэем, купцом, верно? Сяо Чжань кивнул. Дело принимало другой оборот. Раз господин Ван знает про дядюшку Ли… — Я виделся с ним перед тем, как мы с Ибо покинули Китай и обещал ему вас отыскать. — Так он жив? — встрепенулся Сяо Чжань, — почему он сам не приехал за мной? — Когда он оставил вас в приюте и вернулся в Китай, чтобы поправить свои финансовые дела, он неизлечимо заболел и зная, что уже не сможет вернуться в Европу, разыскал меня. — Так он умер… — поник головой Сяо Чжань. — Почему он обратился именно к тебе, вы ведь даже не были знакомы? И при чем тут татуировка Чжань-гэ? И почему ты назвал его высочеством? И почему ты мне ничего не рассказал? — в голосе Ибо зазвенела с трудом подавляемая истерика. Отец не обратил на него внимания и продолжил, обращаясь исключительно к Сяо Чжаню. — Мой дед был связан клятвой верности с предыдущей династией и завещал ее всему нашему роду. Было известно, что во время переворота все представители рода Сяо погибли и я никогда не думал, что мне придется эту клятву исполнять. Но господин Ли рассказал мне, что он был доверенным лицом принца Сяо Юня, племянника императора, и сумел спасти его, его жену и их ребенка от рук убийц. Это были вы, Ваше Высочество и ваши родители. Сяо Чжань застыл, ничего не ответил, и только молча смотрел на старшего господина Вана, пытаясь осознать услышанное. Он смутно помнил своих родителей, но урывками, как помнят маленькие дети. — На пути в Европу их корабль попал в шторм и затонул. Спаслись только вы и господин Ли. Он решил не рассказывать вам о вашем происхождении, а воспитывать, как собственного племянника. Про татуировку я знал ещё от деда. Вопреки традициям, всем детям династии Сяо наносили ее ещё в младенчестве. Выполняли определенным образом, чтобы только посвященные могли понять, что она означает. В нашей семье тайно хранился свиток с образцами… Поэтому, когда я мельком увидел ее на вашем плече ещё в Вероне, я был поражен до глубины души. Хотя и не был точно уверен… — А почему вы не рассказали мне все тогда? — отмер Сяо Чжань. — Я растерялся, — опустил голову Ван Илун, — перед приездом в Верону я был в Оспедале делла Пьета и расспрашивал о вас. Мне сообщили, что вы погибли много лет назад, утонули… Поэтому я не знал, что и думать. Хотя все остальное совпадало, ваш возраст и то, что вы пели в театре… Господин Ли говорил, что хотел, чтобы вы остались в Европе и стали музыкантом. — Выходит, его мечта исполнилась, — глаза Сяо Чжаня наполнились слезами. Ибо подошёл поближе и взял его за руку. — Что это за история с приютом и твоей… — голос его дрогнул, — гибелью? По лицу Сяо Чжаня пробежала судорога. — Я тебе потом расскажу… И что же теперь мне с этим делать? — обратился он к господину Вану. — Это решать вам, Ваше Высочество. Осмелюсь сказать, что если вы захотите вернуться на родину и заявить свои права на трон, то вас поддержат. У династии Сяо очень много сторонников… Сяо Чжань изменился в лице. — Только не это. Ему показалось, что вот сейчас он действительно упадет в обморок и он беспомощно потянулся к Ибо. Тот поддержал его за плечи и обратился к отцу. — Ты не мог бы оставить нас одних? Ван Илун поднялся, ещё раз поклонился Сяо Чжаню и вышел из гримёрной. Сяо Чжань тут же поник в руках Ибо. — Чжань-гэ, Чжань-гэ, очнись, посмотри на меня, все хорошо. Ничего не случилось. Подумаешь, мой отец предложил тебе императорский трон… — Прямо как оперное либретто, — пробормотал Сяо Чжань, с трудом сосредотачивая взгляд на взволнованном лице Ван Ибо. Ему сразу стало легче. Эти щенячьи глаза, полные преданности, щеки, губы… только это ему и надо. Ибо заметил его взгляд и облегчённо выдохнул. — Мой Чжань-гэ вернулся. Сейчас, подожди… — он на секунду отвернулся к столу, пошуршал там чем-то и сунул Сяо Чжаню в рот шоколадную конфету, — вот, подкрепись, должна же от поклонников быть польза. — А ты? — прошепелявил Сяо Чжань, конфета мешала ему говорить внятно. — Тоже съем. — Да я не о шоколадке. Что ТЫ будешь со всем этим делать? — А тут и думать нечего, — Ибо отвёл со лба Сяо Чжаня прядь волос и поцеловал его в лоб, — вот, подтверждаю клятву верности, данную моим прадедом, Ваше Высочество. — Не называй меня так, — поежился Сяо Чжань. — Почему нет? Ты мой принц. Я, как тебя увидел, сразу подумал, вот он, мой любимый кролик. А теперь ещё и венценосный. — Час от часу не легче, — простонал Сяо Чжань, — вот как укушу сейчас. — Кусай, скрепим клятву кровью, — Ибо подставил шею, — жду с нетерпением. — Да ну тебя, — Сяо Чжань недовольно поджал губы. — Так нечестно, Чжань-гэ, — возмутился Ибо, — обещал, держи слово. Сяо Чжань подвинулся поближе, но вместо обещанного укуса поцеловал, а потом лизнул. Ибо захныкал и уткнулся лицом в растрепанную макушку Сяо Чжаня… Долгие поцелуи были так нестерпимо нежны, что у них слезы выступали на глазах. Пальцы Сяо Чжаня запутались в кружевах рубашки Ибо, спустились ниже и они забыли обо всем на свете. Крылья ночи шумели над ними и все прожитые дни исчезали в этом мире между сном и явью — как мелодия, услышанная в невообразимой дали, как прикосновение тайны, головокружительной и холодящей… За окном продолжался карнавал, брызги звезд подрагивали высоко в небе и ветер с лагуны был свеж, нежен и вкрадчив, как слова, произнесенные на ухо в темноте, которые слышат только те, кому они предназначены, родные души, кого судьба привела друг к другу и не разлучит больше никогда…