Лето в слепую. Три месяца свиданий в колонии.

Ночь никак не хотела приходить. Как и сон. В квартире слышно только бурчание холодильника и громкое сопение брата. Сон убедительно не приходит. Соя ворочается. В комнате жарко. Вся кровать теплая. Кавата скидывает одеяло на пол. Следом летит подушка. Сложив руки на груди, парень ждет сон. Глаза жмурит и расслабляет. Резкий порывистый ветер. Он бьет в лицо и заставляет открыть глаза. Глаза видят невероятную красоту. Дорога, ведущая к морю, словно в фильмах, спускается. На побережье белый песок, напоминающий сахар. Солнце рисует на волнах спокойного моря кляксы из оранжевого, розового, красного, добавляя голубому небу особенной, искусной красоты. Соя чувствует как легко его ноги подаются вперед, так чужая теплая рука касается его ладони и он видит перед собой Риндо. Он улыбается, что-то говорит, это заставляет нахмуриться, потому что совсем ничего не слышно. Громкое море словно залили в самые уши, оно там шумит и бушует, когда в реальности волны спокойно качаются, моча собой песок у самой воды. Кавата хмурится и тянет Хайтани ближе к себе, тот поворачивая голову к морю, ловит волосами буйный ветер и по-прежнему искусно улыбается. Соя смыкает брови всяко больше, чем во времена Тосвы, сжимает чужую ладонь в своей и тянет назад. Риндо одаряет его мягким, смиряющим взглядом, опуская уголки бровей, не представляя опасности. Клонится к чужому лицу. — Срань господня. — распахивая глаза, Кавата чувствует себя липко, волосы на затылке мокрые, а окно на балкон распахнуто настежь. Вот это задорная ночка. — И тебе доброе утро. — заглядывает в комнату Хоя. — Чай, кофе, потанцуем? — старший двигает головой вправо-влево, а потом элегантно уворачивается от подушки. Голова у Сои болит и он, сев на кровать по-турецки, устало закатывает глаза, думая о том, что теперь он ненавидит Хайтани еще сильнее. Ну что за наглость, в жизни докучать не получилось, приходит во сне, чертила. Позорный трус. Сволочь. Подонок. Кавата младший бы еще долго подбирал синонимы к имени Риндо, если бы не зубы, что нужно почистить, за ночь как будто не только Хайтани доебался, но и стая белок надругалась над несчастным ртом. Прилипая к каждой стене, удивляя брата и заставляя того примерять на свой тупой хлебальничек настолько нечитаемо-разные эмоции, младший наконец-то добирается до соседней комнаты и смотрит на собственное отражение. — Ебать копать. Чо у меня на башке. — Кавата пытается убрать гнездо с собственной макушки, что у него получается слабо, ведь как известно его волосы противоречат всем законам физики. Это всё Хайтани виноват. Умывшись и перестав, наконец-то, чувствовать себя бомжом греющимся в лучах солнца на теплотрассе, младший нагло отбирает у старшего кружку с чаем, естественно не обошлось без недовольного бурчания и прочих звуков, что видимо с возрастом придут и Сое, он ведь сейчас в прямом эфире наблюдает за старением своего брата, что каким-то образом поумнел и решал ебучие старперские судоку. Единственное, чего ему для полноты картины не хватало это кресло-качалки, но у него была просто качалка под домом. Соя хмурится и думает, что это от нее в квартире появились стремные бразильские (по ощущениям Сои) тараканы. Выходя на балкон, любуясь красотами загаженного детьми двора, тротуару у скамейки, усыпанного, нет не лепестками роз, а шелухой от семечек, в конце концов березой, что загораживает свет и растет прямо под окном квартиры, Кавата надумывает отнести набор юного гея в колонию для Хайтани, НО не обрадовать своим присутствием Риндо, естественно обрадовать потому что как можно не радоваться Сое Кавата, а Рана. Чтоб жизнь медом не казалась, а то и во сне и наяву младшего Хайтани по самые гланды. — Какучо на трубке. — весело тянет Хоя, мстительно улыбаясь. Младший вздыхает, проворачивая полный круг по оси глазными яблоками, Соя берет братский телефон. — Нет еще не был. — предсказывая вопрос, Кавата растягивает губы в тонкой полоске. — Пх, прости ты устал от меня? — смеется в трубку Хитто. — Самую малость. — щурится. — Прости, я просто хотел сказать, что в благодарность, попозже принесу кое-что. Ты куда-то собираешься? — мурлычет Какучо. — Ммм, только если в колонию. Но я могу подождать. — кивает Соя, игнорируя старшего брата, что машет руками прямо перед его таблом. — Отлично, я буду через минут…минут пятнадцать. Спасибо, снова. — Оставь себе благодарности, они мне на смертном одре не пригодятся. — видимо не поняв собеседника, Какучо сбрасывает вызов. Соя вдыхает в легкие воздух. — Я ЩАС ВООБЩЕ ТРУСЫ СНИМУ НАХУЙ. — угражающе-радостно кричит Хоя. — Не надо, оставайся в трусах. — выставляет перед собой руки младший. — К чему такое острое желание оголить полупопия? — ехидничает. — К нам придет Какучо. — Думаешь ему понравится? — ОЙ, ДА ИДИ ТЫ…ЛЕСОМ.